four. soft spot

ruelle — carry you

Сонхва ворочается, слыша, как дверь соседней комнаты хлопает. Тихо, но это уже третий или четвёртый раз после того, как Сонхва успел проснуться. Минги — а именно он ходит среди ночи по общежитию — хоть и старается вести себя бесшумно, всё же остаётся Минги. Он, несмотря на отличные танцевальные данные, такой же неловкий, неуклюжий и громоздкий, он задевает локтями все косяки и врезается головой в кухонные шкафчики, он сносит мизинцами ножки кресел и диванов и зачастую ломает вещи, просто неудачно касаясь их. Это могло бы, наверное, надоесть, если бы каждый из участников давным-давно не привык к этому и не любил их такого несовершенного, но абсолютно очаровательного Минги. И тем не менее Сонхва раздражается. Завтра вылет в Гонконг, важное мероприятие на носу, а Минги шастает туда-сюда, топая мимо чужих комнат и не давая спать. Сонхва глубоко вздыхает и щёлкает маленьким ночником в форме котика, который не так давно подарил ему Сан. Розовые ушки подсвечивают комнату мягким персиковым теплом, тёмная фигурка лего-Йоды отбрасывает крошечную тень на прикроватный столик, и Сонхва подталкивает его кончиком пальца, сдвигая на миллиметр и выравнивая. Он вздрагивает, когда шум повторяется. Сонхва радуется, что в общежитии нет Сана — тот вспыхивает быстро, если ненароком разбудить его в неподходящее время. И пусть он так же быстро отходит и обязательно извиняется, если грубит, всё же Сонхва предпочёл бы не тревожить ни его, ни других ребят. Он слезает с кровати, сразу втискиваясь в свои пушистые тапочки, и беззвучно открывает дверь. В коридоре полутьма — с кухни рассеянной полосой льётся тусклый жёлтый свет. Сонхва почти заворачивает за угол, когда в него врезается большое, тёплое тело. Удивительно тихо, так, что Сонхва даже вскрикивает от неожиданности. Минги хватает его за плечи, удерживая от падения, его крепкие ладони ощущаются тяжёлыми и надёжными. Сонхва определённо мог бы потеряться на этом чувстве, особенно зная, какими эти ладони могут быть жаркими и умелыми, как они идеально ложатся в изгибы и ямочки его тела, но прямо сейчас он видит бледное, влажное лицо перед собой, и сердце бухается в пятки. Он знает этот взгляд. Знает эти синяки под чёрными усталыми глазами. На фоне свежевысветленных волос Минги кажется ещё более болезненным. — Минги-я, — Сонхва хмурится и прикладывает ладонь к его лбу. Холодному и мокрому. — Хён, — Минги прикрывает глаза и легонько жмурится, будто прикосновение приносит дискомфорт. — Я разбудил тебя. — Пустяки, — отмахивается Сонхва, раздражение которого прошло ещё в тот миг, когда он заметил полные тревоги тёмные глаза. — Как себя чувствуешь? — спрашивает он и смещает руку чуть ниже, укладывая её на щёку Минги и потирая большим пальцем родинку. — Ты плохо выглядишь. — Спасибо, — не открывая глаз, Минги наклоняет голову и ластится к Сонхва, заметно расслабляясь. Хоть он и усмехается, на лице — лишь тоска и усталость. Он понуро прячет лицо и дышит напряжённо, жмурясь всё сильнее. — Ну-ну, — Сонхва притягивает его к себе и обнимает за талию, тут же хлопая по широкой спине ласковыми движениями. — Что случилось? — спрашивает он, когда Минги устраивается в сгибе его плеча, начиная покачиваться. — Мне беспокойно, не знаю, — бормочет Минги. — Думал, умоюсь, посижу немного, мне полегчает. — Хочешь чаю? — запуская пальцы в отросшие, светлые волосы, Сонхва мягко проводит по голове Минги. Он бы с радостью избавил её от всех мрачных мыслей и сомнений, коих там немерено, даже если это означает, что собственные вырастут в прогрессии. — Я уже пил, мне не помогло. — Тогда пойдём спать, — Сонхва чуть отклоняется и треплет Минги по макушке, снова оглядывая результат работы парикмахера. — Тебе идёт блонд, я скучал по нему. — Я не замечал, что волосы так отросли, пока меня не покрасили, — Минги встряхивает волосы на лбу, а потом зачёсывает их назад. — Не хочу спать. — Не капризничай, — мягко журит его Сонхва и толкает в сторону своей комнаты. — Тебе просто нужно успокоиться, Минги-я. Пойдём, у хёна мягкие подушки и тёплое одеяло. Минги опять усмехается, и на этот раз он звучит как будто бы легче. Сонхва ведёт его к себе, надеясь всё же поспать перед вылетом, но Минги вдруг останавливается в дверном проёме. — Он серьёзно купил тебе это, — видя ночник, он довольно хихикает. — Похож на тебя, хён. — В каком это месте? — Сонхва осматривает пухлый животик ночника-котика, его короткие лапки и хвостик, и это немного устрашающее розовое свечение, переходящее с ушек на глаза-бусинки. — Не знаю, такой же милый? — Минги пожимает плечами и, подойдя ближе, кладёт ладонь на корпус светильника. — И тёплый. Сонхва молча щёлкает выключателем, погружая комнату во тьму, и толкает Минги к кровати. Тот ворчит, но уже в следующее мгновение Сонхва слышит, как проминаются пружины матраса, как шуршат простыни и одеяло. Минги часто спал с ним или с Саном, несмотря на то, что очень дорожил своим личным пространством. Он обнимал во сне, душа своей массой, и закидывал конечности, придавливая, но всегда просился в чужую постель с полными мольбой глазами так отчаянно, что даже Сан уже не возмущался, прекратив напоминать ему о существовании собственной комнаты. У Минги были явные проблемы со сном, поэтому и Сан, и сам Сонхва, как соседи, никогда не отказывали ему в его маленькой потребности чувствовать кого-нибудь рядом. — Ох, ну подвинься ты, — Сонхва, наткнувшись на чужое колено в темноте пахом, сдвигается в сторону. — Ты такой большой, Минги-я, нам нужна кровать побольше. — Эй, я просто… массивный. — Слышит Сонхва возмущение в чужом голосе. — Падай, я около стены. Игнорируя просьбу упасть, он осторожно опускается на свою половину постели, слепо шаря руками по пространству вокруг себя. Его пальцы натыкаются на что-то мягкое и мокрое, и Минги шипит где-то совсем рядом, когда Сонхва, наконец, устраивается. — Я совсем не против твоих пальцев в своём рту, хён, но что же, прямо вот так и без предупреждения? — весело спрашивает Минги, а Сонхва закатывает глаза. — Ты резко прекратил выглядеть как тот, кто тревожится, может, пойдёшь к себе? — беззлобно спрашивает Сонхва, вопреки вопросу, наоборот пускает Минги в свои объятия и снова крепко обнимает. — Постарайся поспать, Минги-я. Тот кладёт голову ему на грудь, и его пушистые от краски волосы щекочут лицо, поэтому Сонхва морщит нос, боясь чихнуть и напугать Минги ещё больше. Они пахнут химией и шампунем, этакой стерильной чистотой, которая навевает что-то среднее между радостью от обновки и беспокойной тоской. — Всё хорошо, засыпай, — шёпотом произносит Сонхва, прижимаясь щекой к макушке Минги. Он выводит подушечками пальцев линии на его шее и спине, и дышит глубоко, стараясь выровнять пульс сердцебиения, чтобы Минги смог услышать это и успокоиться. — Твоё беспокойство надумано. Ты хорошо готовился, и ты справишься с любыми трудностями. У тебя есть мы, и мы тебя любим, ты же знаешь это, Минги-я? Мы не дадим тебя в обиду никому. — Юно опять взъелся на меня из-за какой-то чепухи, — бурчит Минги. — Даже Сан-и вызвонил, чтобы пожаловаться, как будто ему Ёсана мало. — Ёсан сегодня остался у Чонхо, может, Юнхо тоже просто одиноко? — Не знаю, — нехотя отвечает. — Он в последнее время нервничает больше обычного, а мне ничего не говорит. Срывается потом, а я в чём виноват? — Так тебя это беспокоит? Что Юнхо стал грубым? Ты же знаешь, у него было плотное расписание из-за подготовки ко дню рождения, и он наверняка не злится на тебя нарочно. Дай ему время. — Я знаю, хён, — нетерпеливо прерывает его Минги. — Знаю. Просто мне некомфортно, что он молчит и жопится на меня по-тихому. — Ну, у него к тебе особая любовь, — Сонхва продолжает перебирать чужие волосы и играться с ними. — Он переждёт бурю, чтобы не сказать лишнего, но в конце концов всё равно придёт к тебе. Он всегда так делает, когда дело касается тебя. — Иногда он невыносимый засранец, — Минги явно раздражён, но Сонхва всё равно смеётся. — Не смешно, хён, — он легко ударяет Сонхва по рёбрам, отчего он продолжает посмеиваться над ним. — Прости, да, — Сонхва хохочет сильнее, чувствуя, как голова Минги трясётся на его груди. — Совсем не смешно, — он почти прекращает, но потом издаёт забавный звук и начинает смеяться совсем уж громко. — Э-я, ну хватит, меня укачивает, — неожиданно тяжесть с грудной клетки пропадает, а затем Сонхва ощущает прикосновение к своему лицу. Минги обхватывает его ладонями за щёки и сдавливает. — Прекрати. До Сонхва доносится запах его зубной пасты — свежий и приторный, ягодный, потому что по какой-то причине Минги купил именно такую в последний раз, и теперь каждые утро и вечер пах, как клубничный пуддинг. Аромат въедливый, навязчивый, однако Сонхва он всё равно нравится — он очень подходит Минги и делает его до невозможности нежным. — Ладно, — Сонхва подаётся вперёд, надеясь, что расстояние между ними небольшое, и оказывается прав — он сталкивается с Минги губами, мажет на ощупь частично по щеке и задерживается так на секунду. В животе начинает покалывать — как всякий раз, когда Сонхва делил поцелуи с кем-либо. Каждый был особенным, неповторимым и по-своему сладким, но поцелуи с Минги всегда были сладкими по-настоящему. Если не клубничная зубная паста, то леденцы или шоколад. Иногда яблочная кислинка, а иногда — терпкая горечь, но абсолютно всегда — приятное сладкое послевкусие. Сонхва втапливается в матрас, когда Минги отвечает ему — пылко и совсем не так невинно, как изначально задумывалось. Перехватывает инициативу мгновенно, словно только к этому и стремился, целует глубоко и жадно. Не ожидая такого напора, Сонхва почти беззвучно мычит и цепляется за футболку Минги, стискивая её в кулак. Страсть — неудержимая и яркая, такая, которую умеет воспроизводить лишь Сон Минги и никто больше, — растекается по венам в мгновение ока. Сонхва не может надышаться им всякий раз, когда Минги позволяет своим парням видеть себя таким, потому что сколько не вдыхай — всё равно мало. Порой он завидует сам себе, осознавая, какая ценность находится в его руках. — Ты такой другой, когда никого рядом нет, — Сонхва старается дышать полной грудью, когда Минги отстраняется. — Как и ты другой с остальными. Ты даже не представляешь, каким ты бываешь с каждым из нас, — Минги снова пододвигается ближе и целует в этот раз в челюсть. — Теперь я понимаю Ёсана и его стремление наблюдать за всем, что ты делаешь, потому что именно ты, хён, наша драгоценность. Не Юнхо, как ты говорил, а ты, потому что ты делаешь нас нами. — У Сонхва снова перехватывает дыхание, потому что Минги вжимается губами в шею и водит по напряжённым связкам. — Ты дополняешь каждого из нас и показываешь, какими мы можем быть. Никто не делает это так, как ты, Хва-я. Его тихий сбивчивый шёпот прерывается, когда он вдруг кусается — низко, не опасно, там, где точно не будет видно. Сонхва ощущает жжение укуса на рёбрах и никак не может заставить себя пошевелиться или сказать Минги, что Сонхва совсем не такой, что это мемберы делают его драгоценным, а не наоборот, но тело плавится от жара Минги, от его слов и касаний. — Ты чего это вдруг? — чувствуя чужие ладони под спальной рубашкой, Сонхва втягивает живот. Минги же, словно замечая это, возвращается наверх, к ключицам и плечам. — Просто хочется сказать тебе это. Я не часто так делаю, но сейчас мне… — Минги останавливается также неожиданно, как начал, и обнимает Сонхва, упираясь лбом в солнечное сплетение. — Я рад, что ты здесь, я рад, что ты вышел ко мне и забрал меня. Спасибо, хён, спасибо. Сонхва каждой клеточкой своего тела чувствует, как напряжён Минги, какой он неподатливый и неотзывчивый на его прикосновения, тогда как обычно быстро млеет в чужих руках. — Ну, что ты, Минки, — в носу у Сонхва свербит. — Ты всегда можешь прийти ко мне. Я всегда найду для тебя время, хорошо? — он приподнимается и перехватывает Минги, снова укладывая на себя. — Ты у нас такой ранимый и чуткий, и я очень люблю тебя, слышишь? — Сонхва моргает несколько раз, слыша, как Минги тяжело дышит и замирает на этих словах. — Ты наше большое маленькое счастье, Минги-я. — Спасибо, хён, — Минги прижимается к его боку и закидывает ногу на бёдра Сонхва. — Прости, что я не даю тебе спать. — Всё в порядке, дорогой, — тихо отвечает Сонхва и гладит его по волосам. — Всё в порядке, я всегда рядом с тобой. Даже живу и то за стенкой. — Не очень повезло, получается. — Очень повезло, — не соглашается Сонхва и мягко целует в макушку. — Ни у кого нет твоих объятий в таком количестве, как у меня. Ты всегда отгоняешь все мои кошмары, когда спишь рядом. Минги не отвечает. Сонхва знает, что он может ответить, и уже готов возразить, но разбирает лишь несмелое «И ты, хён». — Постарайся поспать, — еле-еле слышно. Сонхва продолжает баюкать Минги, поглаживая его по голове, и бормочет себе под нос какую-то песню, которая попала в его плей-лист пару дней назад. Он ощущает, как гудит его грудная клетка, когда он пытается тянуть ноты, но Минги, кажется, не против. Он лежит неподвижно, лишь периодически проводит подушечками пальцев по животу Сонхва и сопит. Его дыхание выравнивается медленно, но ощутимо — также, как расслабляется тело. Сонхва чувствует, что тяжесть чужих конечностей увеличивается, но он определённо точно не будет будить Минги, чтобы подвинуться. Ему хочется включить свет и посмотреть на спокойное лицо человека, в сердце которого всегда так много тревог и страхов. Сонхва подавляет в себе желание сжать Минги до хруста рёбер и только снова чмокает несколько раз. Минги — это беспокойные полуночные разговоры, тесные объятия, спонтанные поцелуи и глупые шутки, и Сонхва любит даже такие моменты, как сейчас. Когда и просыпаться рано, и в объективах камер его синяки от недосыпа будут размером с блюдца, но он просто счастлив, что может прикоснуться к чему-то настолько хрупкому, как израненная душа их Минги. Сонхва счастлив, что сегодня именно он будет тем, кто отпугнёт чужие кошмары. — Спи спокойно, милый.