Приспешница правосудия.

Мне, как и любому из нас,       становится тошно от бесчисленных неудач и проблем, мешающих спокойной, размеренной жизни; от раздражающих персон, обычно сводящих с ума своим появлением; от вечного мрака и запаха смерти. Меня никогда нельзя было назвать слабой духом, но, окинув поникшим взглядом поле боя, я поняла, несколько действительно являюсь плаксой и паникершей. Миллионы трупов, реки крови, разъяренное грозой небо — всё это достало меня конкретно! Привычное хладнокровие растворялось в гневе и разочаровании — я, кажется, вправду захотела умереть. Причем, дважды! Понимаете, насколько я обезумела?       Обессилено рухнув на колени, я молилась всем богам (как бы иронично это не звучало), чтобы они сжалились над нами и, уж пожалуйста, дали шанс на счастливый финал! Но все надежды меркли на глазах, когда я видела смазанную фигуру Шепфамалума, властно раскинувшего руки. Ярость подкралась к горлу, и мне захотелось крикнуть пару тройку крепких ругательств, чтобы бог тьмы стер с лица самодовольную усмешку и вернулся обратно в свою тюрьму, где продолжит гнить до самой смерти. Мечтать — всё, что мне остаётся.       Голод разделял моё несчастье. Мы вдвоем стояли на краю скалы, свысока наблюдая за внезапно появившимся божеством, и держались за руки, пытаясь успокоить друг друга. Всадник был очень ласковым и добрым — с ним я чувствовала себя «как рыба в воде». Между нами явно что-то было: что-то волшебное и нежное, искреннее и желанное, но пока что мы отказывались принимать наши чувства. Я ждала первого шага от него, а он, вероятно, очень боялся чего-то подобного, а потому просто ограничивался обнимашками и держаниями за руки. И я не осуждаю его.       Небо заволокло чёрными тучами, казалось, чернее, чем предыдущие. Матерь Жизни убита, всадники (кроме Голода) — тоже, а мне всё равно грустно. Проблемы вечность преследуют меня. Они вообще когда-нибудь отстанут? Закусив щёку, я умоляюще взглянула на Голода, и он, сжимая в зубах сигарету, первым нарушил надоедливую тишину.       — Как ты?— меня окатило волной сомнений и раздумий. Всадник вопросительно вскинул бровь, выдыхая из легких дым.— Твои крылья выглядят печально.       — Пустяки, правда.— На самом деле я врала. Больно было до безумия! Чувство, словно мне отрубили пернатые конечности и общипали на них все белоснежные перышки. Ужасно!— Вот только лететь не смогу.       — Не беспокойся, подсоблю.— Голод вкрадчиво улыбнулся, но я заметила бездонную пустоту в его глазах, за которой прятался страх. Истинный.— Как же чудесно, что у тебя был с собой камень-портал, иначе гнили бы в этой долине…— Всадник поморщился, вспоминая ужасную тварь, искренне желающую нас с ним сожрать.       — Да, ты прав, но…— я запнулась, ощущая, как к горлу подступает ком. Слёз больше не было - они кончились во время последнего сражения. Точно так же кончились и силы, и надежды, и мечты - всё растворилось в пелене ужаса и безумия.—…где все остальные? Неужели…       — Нет,— перебил меня Голод, за что я была безмерно ему благодарна. Плохой ход мыслей нужно вовремя останавливать.— вероятно, всех разбросало по разным местам. Нам стоит объединиться раньше, чем Шепфамалум решит нападать.       — Пожалуйста, возьми меня на руки, и давай улетим подальше отсюда…— мои ресницы дрогнули, а руки предательски задрожали. Голод не стал отвечать - просто исполнил мою просьбу. Подхватив меня так, словно я совсем ничего не весила, всадник отошёл подальше от конца скалы и ринулся в небо, рассекая ледяной воздух.       Я мельком глянула на бога тьмы, который лишь чудом нас не заметил, и в сердцах показала ему средний палец, натягивая на лицо самодовольную ухмылку. Отчего-то стало очень обидно: почему я могу показывать этому «Шепфа как-то там» фак только тогда, когда он на меня не смотрит? Хотя, если подумать головой, а не задницей (которой я принимаю большинство своих решений), то всё становится очевидным — он уничтожит меня, если я сделаю это. Поджав губы, я прижалась к груди Голода, стараясь больше не смотреть на своего нового врага, и подумала о маме. Жива ли она? Где сейчас находится? Что чувствует? Вопросы мучали меня, терзая сердце, и я зажмурилась, выкидывая все мысли из головы. Сейчас нужно оставаться сильной.       Пока я ловила дзен, Голод внимательно смотрел на землю, выискивая взглядом чутких зеленых глаз живые души. В его груди бушевал самый настоящий ураган эмоций, хотя внешне он не показывал этого. Страх тоже присутствовал. И, к удивлению, тихая обида и тоска — Матерь умерла. Всадник просто никогда не думал, что действительно сможет лишиться своей любимой мамы, но всему свойственно меняться. Это изменение повергло Голода в шок. Хотя он и сам тыкал мечом в ногу Матери Жизни, всё равно поверить не мог, что она погибла. Либо камень с души, либо кошки скребутся — всадник не мог решить.       Когда зелёные глаза заметили движение, Голод буквально пикировал на землю, поднимая толстый слой пыли. Я откашлялась и посмотрела вперед. Сердце пропустило удар — я разглядела маму, Эрагона и Винчесто. Спрыгнув с рук всадника, я утонула в объятиях мамы, а она, тихо всхлипнув, уткнулась носом мне в волосы.       — Вики, ты жива…— голос мамы дрогнул. Она еле сдерживала слёзы, но эмоции всё равно побеждали.       — Да, и ты жива!— пробурчала я маме в плечо и осторожно отстранилась, одаривая Эрагона и Винчесто милой улыбкой.       — Вы видели ещё кого-то?— Эрагон нервно дернул щекой, убирая пряди белых волос с лица. Мы с Голодом отрицательно покачали головами, и главный советник цыкнул, скрестив руки на груди.— Плохо.       — Хорошо, что хотя бы мы встретились.— спокойно добавил адмирон, но в глазах его заблестели нотки беспокойства.       — Верно.— Эрагон замялся, уводя взгляд в сторону.— Наши скауты нашли остров Погребенных. Кажется, это место для новой школы.       — Что?— я приоткрыла рот, чувствуя, как сердце бешено забилось в груди. В голову закрались страшные мысли. Мысли о неизвестности…