Un enfant d’amour

— Нам придётся закрыться, — озвучивает, словно приговор, Такэда. — Сэнсэй был здесь, видел нас, и пока он ничего не сделал, что удивительно, придётся закругляться. Стоит неприятная тишина, разбиваемая недовольными и разочарованными вздохами и цоканьями. Парни закатывают глаза, пока родные голые стены подвала прощаются с ними, потому что так будет безопаснее для всех, а тем более для учеников третьего года школы, которым уже через месяц выпускаться. — Что? — в неверии усмехается Чонгук, и все тут же оборачиваются на него. — Из-за того, что нас видел сэнсэй? Это было в декабре! Он до сих пор ничего не сделал. После того случая, когда Тэхён пришёл на подпольные бои, Масару решил пока уйти на дно. Он всё думал, как будет правильно. Больше десяти лет этот клуб словно передавался из рук в руки мальчикам-бойцам, и именно в смену Такэды всё пошло не по плану. Он не хотел закрывать это место, но Ким Тэхён здесь и может нагрянуть в любой момент, и тогда уже будет не отвертеться. Глава благодарен, что учитель до сих пор не настучал, но дальше так продолжаться не может. Это слишком опасно. А вот Чонгук вне себя. Он вне себя ещё с нового года, и, если честно, это ощущается по-другому. Если раньше Чон будто умирал и разлагался из-за этой запретной любви, то сейчас его будто затягивают канатами и тянут, тянут, тянут. Внутри у него неймётся и жжётся от желаний. Тысячи желаний, которые не могут найти покоя. Парень вкусил запретный плод, и все его мысли только об этом. Он злится на Тэхёна из-за его безответственного отношения к их связи. Он злится на себя из-за мягкотелости и того, что дал всему тому, что между ними было, случиться. Если бы не его секундная слабость — ничего бы не было. Если бы он в конвульсиях не пытался отыскать хотя бы проблеск на что-то в чужих медовых глазах — ничего бы не было. Но он сорвал рычаг не только свой, но и мужчины, и они действительно оба виноваты в том, что сейчас находятся порознь. Но это пройдёт. Пройдёт это расстояние. Пройдёт обжигающее чувство любви, которое со временем должно утихомириться, если Тэхён дождётся его выпуска и позволит этому расстоянию сузиться до миллиметров. Чонгук вне себя от всего, что происходит в его жизни. Он с января по февраль делает вид, будто его слова на Новый год Тэхёну были правдивы, и он не любит его. Пытается реже смотреть, больше активничать на уроках, словно ничего и не было. Приходит на дополнительные, и они действительно просто занимаются. Без намёков, взглядов, касаний. Подозреваемый подчистил свои следы, не оставив даже отпечатков. И сейчас Чон стоит перед главой клуба и просто не верит, что он решил всё закончить. С января по февраль мальчик дрался как вне себя: дико, безудержно, больно, с морем крови, впитывающуюся в кожу. Тяжело делать вид, что внутри пусто и ничего не бьётся. Тяжело игнорировать тянущее чувство внутри всего тела лишь от взгляда на Тэхёна. Мозг и нервные окончания помнят, как они в диком экстазе умирали от прикосновений к мужчине, от разговоров с ним, от времяпровождения вместе. Это всё с кровью выливалось на ринге, чтобы хотя бы немножко забыть, какого это — когда тебя касаются нежно. Парень слышит перешёптывания других ребят и как подвал отбивает их голоса тихим эхом. — Сэнсэй ничего не сделает, — выносит свой вердикт Чон. Не сделает, потому что сам дрался. Не сделает, потому что это ваш кумир Ким Минхёк. Парень хочет рассказать правду учителя просто из-за злости и обиды на него. Хочет уколоть, ударить больно, но что-то внутри него вопит и не даёт открыть рот. Чон просто не может ранить того, кого любит. Как бы больно не разбивал его сердце Тэхён, в ответ он ничего не может сделать. Мальчик он слабый, как всегда и думал, и это подтверждается изо дня в день. Он просто не может допустить, чтобы бои закрыли. — Мы не можем рисковать, — выдыхает разочарованно Такэда. — Третьегодкам через месяц выпускаться, поэтому было бы не весело, если бы нас выпнули из школы, когда совсем немного осталось. Тебе, вообще-то, тоже выпускаться. — А зачем закрывать? — не может угомониться Чонгук. — Просто будем драться, пока Тэхёна-сэнсэя нет в школе. — Он уже мог кому-то сказать, чтобы нас караулили. — Да никому он не сказал, — начинает психовать. — А ты откуда знаешь? — выкрикивает кто-то из толпы, и Чон тут же одаривает его гневливым взглядом. — На дополнительные ходишь к нему и всё знаешь? А может, ты ещё… И не успевает парень договорить, как Чонгук расталкивает других ребят и добирается до разговорчивого, тут же даря кулак прямо в щеку, из-за чего толпа начинает вопить и расходиться, чтобы дать место для неожиданно организовавшегося боя. Парень делает шаг назад, а Чон подходит к нему и хватает за рубашку, грубо притягивая к себе. Это первогодка старшей школы — сразу узнаёт зелёное лицо среди тех, кто дрался много раз. Школьник теряет уверенность перед чёрными зрачками чужих больших глаз, ещё не привыкший к этому, а Чонгук вновь ударяет по лицу, но не предугадывает, что инстинкт самосохранения у разговорчивого ребёнка перед ним работает, поэтому получает в нос и достаточно сильно, из-за чего струйка крови начинает течь по желобку до губ, теряясь в изгибах. Глава клуба успевает предотвратить наступающий бой, хватая Чона за изгиб локтя, грубо притягивая к себе, веля остановиться. — Я всё сказал, — железно заканчивает Такэда, отталкивая парня от себя. Чонгук рукавом белой рубашки вытирает кровь, пачкаясь. Злобно смотрит на каждого, крича космическими зрачками о том, как он потерялся в своих эмоциях. Потерялся в мыслях, которые не могут в порядок уложиться, потому что не понимают, как без боёв уживаться. — Спасибо за то, что были здесь, парни, но я действительно ничего не могу поделать. Толпа медленно начинает расходиться. Кто-то недоволен, кто-то опечален, кто-то спокоен. Чон скрипит зубами и зачёсывает длинные волнистые волосы назад, кидая быстрый взгляд на главу, а потом следом за всеми покидает подвал. Забирает из класса куртку, натягивая её, закидывая на одно плечо рюкзак. Закрытие клуба ощущается слишком остро. Пара недель осталась до окончания школы, но мальчик на такой ужасной ноте покинул Тэхёна, что это буквально рвёт его на части, потому и отмена боёв сильно ударяет под дых. Где теперь минутные спокойствия брать? Где теперь ублажать своих внутривенных зверей? На выходе его уже ждут Кимура и Йори с немного взволнованными лицами после концерта Чонгука в подвале. Они ничего друг другу не говорят, а просто выходят из школы, ступая на растаявший снег и неприятную грязную слякоть. — Ты только пришёл с больничного и снова начинаешь? — всё-таки подаёт голос Кимура. — Меньше плести языком надо, — безразлично кидает Чонгук, замечая на выходе с территории школы знакомую машину. На улице стало поздно темнеть, поэтому на небе разливается алый закат, смешивая в себе сочные цвета разноцветных облаков. Ботинки шлёпают по лужам, а потом замирают, но друзья этого не замечают, продолжая говорить: — Как только речь заходит о Тэхёне-сэнсэе, ты тут же вскипаешь. Что он тебе сделал? Видимо, они замечают, что присутствие третьего человека пропало, поэтому оборачиваются, вопросительно говоря: — Чонгук? — Это кто? — кивает головой в сторону молодой девушки, которой на вид лет так двадцать три, не больше. Йори переводит взгляд первый, замечая девушку у машины Тэхёна. Сам Тэхён стоит около неё, и они о чём-то разговаривают. — Наш новый учитель литературы. Старуха наконец-то ушла на пенсию. Мирай-сэнсэй неделю назад устроилась, — и вновь смотрит на остолбеневшего Чонгука. — Ты пропустил её первую пламенную речь, — мечтательно улыбается Даики. — Почти все парни влюбились в неё. — Ты тоже, — пихает локтем Маэда в бок друга и смеётся. А Чонгуку плохо. Не потому, что Тэхён сейчас стоит и просто разговаривает с новым учителем литературы, а потому, что это именно то, чего он боялся. Кто-то постарше. Кто-то, кто противоположного пола. Кто-то, с кем отношения не нужно скрывать. Она идеальный кандидат: красивая, с миловидной внешностью, с длинными прямыми волосами, которые собраны в аккуратный пучок. От неё, вероятнее всего, вкусно пахнет. Она не дерётся и не предстанет перед Тэхёном с разбитой губой и кровоподтёками под глазами. Она не будет капризничать и думать о том, что Тэхён уйдёт к кому-то ещё, ведь в ней есть всё, чего нет у Чонгука. Думается ему, что даже если она будет бояться подобного, то этот страх не станет таким огромным и огненным, как у мальчика, ведь он проигрывает абсолютно по всем фронтам любой другой женщине. — Чонгук? — вновь знакомые голоса выталкивают из этих тошнотворных мыслей. — Эй, ты чего? — Он тоже под её чары попал, — посмеивается Йори. — Вообще-то он выглядит так, словно его сейчас вырвет, — подмечает Даики. Чон промаргивается и вбирает в лёгкие побольше воздуха, который становится теплее с приближением весны. Он оглядывает друзей, и его главный страх попасться больно ударяет по голове, поэтому парень выпаливает первое, что приходит в голову: — У Тэхёна-сэнсэя больше шансов, чем у нас всех с новой учительницей, поэтому даже не думайте, — и пытается натянуть улыбку, видя, как друзья обиженно надувают губы. Они наконец подходят к воротам, и Чонгук не может не смотреть. Он просто не в силах отвести глаза до тех пор, пока не пересечётся взглядом с Тэхёном. Его так это бесит. Сознание, мысли, мозг, тело — всё, из чего мальчик состоит, буквально издевается над ним. Полтора месяца Чон покорно носил маску безразличия, украшенную потрескавшимися краями, потому что невозможно скрыть чувства, которыми ты исписан с головы до пят. Это ведь цирк чистой воды. Для кого он играл, если мужчина не верит ему? Чонгук на крови готов поклясться, что Тэхён не принял чужие слова всерьёз, ведь эта такая очевидная ложь, но как парню ещё защищаться? Как ему, наконец, понять, какие рычаги в голове и сердце дёргать, чтобы контролировать свою любовь? Он буквально теряется во всех своих ощущениях к Тэхёну, поэтому абсолютно не знает, куда себя деть. И вот это его незнание всегда играет против него же самого, потому что дай ему повод — и он начнёт действовать с точностью наоборот. Сейчас дело касается собственнического чувства к себе привязать, ведь она смотрит на него, она прикасается к нему, она слышит смех, видит улыбку, слушает голос. Она забирает все печати, которые когда-то оставил Тэхён Чонгуку. Она себя ими покрывает, и это заставляет снять маску тупого безразличия и начать по-настоящему рычать. Глазами рычать. Зрачками клацать. Но Тэхён ведь говорил, что ему нравится Чонгук. По-своему сказал, но было ведь. Позволял ведь многое, а это не может ничего не значить. Это слишком громко кричит. Это кричит картинками на сетчатке глаз, где они касались друг друга. Это кричит голосами прошлого, где они вверяли свои мысли и ощущения друг другу. Чонгук не отводит взгляд до тех пор, пока Тэхён действительно не начинает смотреть на него. Всего лишь пару секунд, за которые мальчик совершенно не успевает ничего понять. Липкий мёд смазал всё, перекрыл. Он отворачивается, а затем выходит за ворота, поворачиваясь спиной к своему сердцу. По дороге друзья не разговаривают ни о чём, кроме учёбы. Не трогают прошлую тему, кажется, действительно забыв, ведь сейчас у каждого в головах важные экзамены. Чонгук на периферии сознания слышит жужжание друзей где-то в небе, а сам он словно под водой, которая заглушает все звуки. Как же, чёрт возьми, ему от себя тошно. Когда они останавливаются на перекрёстке, где должны разойтись, Йори с Даики как-то странно переглядываются, а потом становятся напротив, и первый спрашивает: — Ты так и будешь молчать? — О чём? — Чонгук всё ещё в небольшой прострации, поэтому он слегка хмурит брови и моргает пару раз, чтобы выйти из мыслей. — Что с тобой происходит? Ты обещал, что расскажешь, когда будешь готов. Чон облизывает губы и метает взглядом сначала в глаза Маэды, а потом Кимуры. Просовывает руки в карманы расстёгнутой куртки и прочищает горло. Он об этом давно думал и решил, что не стоит и дальше держать друзей в неведении. Опять же, Чонгук не любит много трепаться о чём-то важном. С лёгкостью поднимет тему про отношения с мамой, про измены отца, расскажет про то, что ел на завтрак, обед и ужин, но глубокие подводные камни трогать не смеет. Ему тяжело их поднять, но поднимать их с Тэхёном немного проще. Там уже дело касается серьёзных намерений, поэтому мальчику просто приходится выталкивать из себя всю соль боли, всю грязь мыслей и желаний изнутри, дабы дать понять, что он в себе и в своей любви уверен. Уверен, когда говорит о «стать вашим», о «дать больше воли», о «дать гарантию». Тэхён должен полностью осознать, каков Чонгук, и если мужчина говорит, что парень ему не безразличен, значит, это не из воздуха взято. Это о другом: о восприятии, о видении красоты внутреннего мира другого человека, о принятии его характера и раздетых слов. Если Тэхён смог всё в себя впитать, значит, он дождётся и не позволит чужой женщине оставлять на себе отпечатки. Чонгук любит своих друзей, поэтому отвечает: — Мне нравится кое-кто, — на выдохе говорит, но звучит спокойно, внимательно смотря на реакцию друзей. У тех лица смешно вытягиваются, а потом их губ касается хитрая и довольная улыбка. Они будто братья близнецы, и Чонгуку иногда кажется, что в их дружбе он третий лишний. — Так и знал! — восклицает Маэда, и он словно энергией наполняется и начинает гладить свою выбритую макушку. — Наш Чонгук не бессердечный! — Очень смешно, — закатывает глаза Чон и поднимает уголки губ. — Кто она? Как давно нравится? — задаёт вопросы Кимура и налетает на парня, обнимая сбоку за плечи, пытаясь заглянуть в глаза. — Ты почему молчал? Мы бы давно свели. — У нас статус «сложно». — Так у вас что-то было уже? — Нет, но я бы хотел, чтобы вы не задавали вопросов. — Да как не задавать-то?! — Я вам рассказал причину своей загруженности, но с любовными делами каждый разбирается сам. В таких случаях мы сами себе помощники, разве нет? — и смотрит на Йори, который его отлично понимает. Никакой другой человек не сможет помочь решить головоломки в чужих головах и заставить чувствовать. Никто не сможет разобраться в действии работы сердца, никто не поможет разобрать по полочкам мысли, потому что без понятия, как ощущает свою любовь человек рядом. Это дело лишь двоих. Тех, кто запутался в паутине чувств. — Это да… — выдыхает Йори и подходит к Кимуре, чтобы оторвать его от Чонгука. — Пусть они вдвоём разберутся. — Но хотя бы кто она? — жалостливо смотрит парень. Чон улыбается и мотает головой. — Ну почему?! — тянет гласные. — Чтобы не сглазить, — усмехается и пожимает плечами, кидая то, что первое пришло в голову. Они прощаются друг с другом, и Йори напоследок оборачивается к другу, кидая: — Если мы хоть чем-нибудь можем помочь — скажи, хорошо? Чонгук мягко поднимает уголки губ и кивает. Они уже ему помогают, просто находясь рядом и болтая ни о чём.

***

Парень вытирает мокрые ладони о штаны, не имея понятия, почему так волнуется идти на урок литературы. Все уже видели новую учительницу, пока он лежал дома после очередного боя, снова поссорившись с мамой. Это уже такое привычное, что почти не задевает, ведь даже она уже устало реагирует на пятна синяков и ссадин на сыне. Вообще, такие больничные — что-то вроде баловства. В них Чон несколько недель может не видеть Тэхёна, проходя несколько стадий из раза в раз. Сначала — лёгкость. По-настоящему окрыляющая и прекрасная, потому что нет запаха, стружки ореха, смешанных в меду, нет реального голоса и подтянутой фигуры. В комнате лишь он один, и это жуть как успокаивает. После лёгкости — тоска. Мирная, щиплющая, которая потом начинает обжигать, перерастая в следующую стадию — страдания от сердечной недостаточности. Нет рук со шрамами, нет личного аромата кожи, нет утробного баса, нет угольных волос. Одиночная комната Чонгука вмиг становится морозной, давящей, угнетающей. Она сначала в себя хрипы плача впитывает, а потом хрипы тихих постанываний, когда рука касается тела под боксерами, потому что образы очень яркие. Тэхён в них очень реальный. Кровать начинает пахнуть потом и спермой, что смешивается с солью слёз. Стыдно. Тошно. Совестно. Противно. Мерзко. Больно. Но следом последняя стадия — возбуждение. Это когда второе дыхание открывается от трепета маленьких бабочек, ведь они чувствовать начинают, что скоро увидят того, из-за кого так трепещут. Это волшебная и заключительная стадия, где Чонгука горстями липкой любви обмазывают, напоминая, что он умеет чувствовать. Чувствовать что-то хорошее, что-то сладкое. Но неожиданно в этот мир вечных кругов самоистязания вбивается новое, инородно, представляющее настоящую опасность, потому что Чон распахивает дверь класса, видя редкое количество учеников и уже готовую доску к уроку литературы. Учителя нет, поэтому мальчик выдыхает, вообще не зная, почему боится встречи с новым сэнсэем вблизи, словно она пасть резко раскроет и больно-больно укусит, а потом обязательно покажет метку сопричастности к Тэхёну. Это уже перерастает в какое-то недоверие к мужчине, но здесь они, считай, квиты. Йори и Даики уже машут Чонгуку. Как только он садится на своё место, они тут же начинают рассказывать новости, и становится чуточку легче. Чон смотрит то на Маэду, который сидит справа от него, то на Кимуру, который находится перед ним. — Я тут прочитал, — говорит Даики, — что в некоторых школах старосты помогают психологически своим одноклассникам, если они не могут поделиться с кем-то ещё, — и делает какое-то странное выражение лица. — Вообще-то это нигде не написано, — осуждающе поднимает бровь Йори. — Написано, — хмурит брови друг, глазами говоря, чтобы заткнулся, а Чонгук наблюдает за ними и хочет засмеяться. Он понял, к чему ведёт разговор. — Так вот, — продолжает, — я, как староста, просто обязан тебе помочь, чтобы ты не завалил экзамены, которые через две недели, между прочим. Чон закатывает глаза и цокает, улыбаясь уголками губ, покачиваясь на стуле, держась за край парты. Кучерявые пряди лезут в глаза, и он их смахивает, посмотрев на друзей, а потом садится ровно и говорит: — С той девочкой у нас странные отношения. Маэда и Кимура пытаются не показывать, как удивлены и рады, что Чонгук наконец заговорил, но у них плохо получается, и выглядит это смешно. Они вроде пытаются быть серьёзными, но возбуждённость просто обволакивает их. — Мы как бы не встречаемся, но знаем, что нравимся друг другу, — спокойно объясняет Чонгук, чувствуя, что не ощущает какой-то скованности. Вот так рассказывать свою тяжёлую историю, выдавая её за что-то мелочное — просто. Без имён. Без ощущений. Практически без воспоминаний. Голые факты. — У вас ничего не было? — интересуется Йори, который смог угомониться. — Абсолютно ничего. — Да ты сильный человек, — приоткрывает в удивлении рот Кимура. — От того и страшный! Как можно так терпеть?! Чонгук просто пожимает плечами, потому что дело не в терпении. Ему, конечно, правда, очень хочется поцеловать Тэхёна и обнять так, словно он его, но страшные мысли, где мужчина вовсе не заинтересован в нём, как парень заинтересован им, затмевают всё остальное. Тут сначала хочется вытащить все подводные камни, а только потом нежиться в водичке. — Тут вопрос в другом, — подаёт голос Маэда, — раз вы нравитесь друг другу, то почему не встречаетесь? — У неё свои тараканы в голове. Нужно просто переждать, я знаю это. — Сложно… — выдыхают одновременно друзья. — Теперь понятно, почему ты вёл себя так. Ситуация реально не очень, — говорит староста. — Вы нравитесь друг другу, но не можете быть вместе. Тотальный стресс. А ты уверен, что у вас вообще получится? Йори резко смотрит на Кимуру с каким-то осуждающим взглядом, а потом на Чонгука, который вдруг задумывается, опуская взгляд на парту. Конечно же, он уверен, что они будут вместе, вот только это лишь оболочка его мыслей. Всегда ведь нужно быть оптимистом, но парень честно скажет, что вообще так не думает, потому что с Тэхёном сложно. Никто и не говорил, что будет легко, просто две стороны — надежда и отчаяние — вечно идут под руку и чуть ли не дерутся. Так всегда, но Чонгук такой профан в этой каше любви, что не в силах справиться абсолютно ни с чем. Он просто был не готов. Чон раскроет свою постыдную тайну и руку на сердце положит, раскаиваясь в грехах, потому что читал истории, где учителя без проблем трахались со своими учениками и их вообще не грызла совесть. Никого из двух сторон. Им хорошо было, немного нервно временами, но в основном всё настолько просто, что это было даже обидно. Обидно оттого, что истории в Интернете такие приторные, такие приправленные этими сказками и розовыми очками, что это сводит с ума. Почему он живёт в Японии? Почему нельзя уделять особое внимание ученику? Почему, если обоюдно, то позор на десять поколений вперёд, да и тюрьма сверху, если несовершеннолетний? Такие глупые вопросы вечно посещают молодую голову, но ведь и в суть иногда углубиться надо. Тэхён верно говорит: перегоришь, пожалеешь, не оценишь. Он о себе заботится, и это важно, вот только в жизни Чонгука есть много спорных вещей, но одна очевидна наверняка — он в Тэхёне утонул навечно. У других может быть грязно: плотские утехи и только. У других может быть страшно: принуждение, изнасилование, затыкание ртов мальчиков и девочек, чтобы не проболтались. Последнее — важно, поэтому окаменевшие правила против отношений ученика и учителя понятны. Но как объяснить всем однозначно, что Чонгук в Тэхёна чисто, нежно, со всем своим разумом и душой. Нет дела до возраста, до статуса, когда речь о духовной связи, понимаете? Духовной! Это когда хочется стать частью всех процессов организма любимого человека: быть его нервными окончаниями, его кровью, его рёбрами, его позвоночником и жить под особенно пахнущей кожей. Тэхён до конца не понимает: боится, сковывается, отталкивает по законам мира живёт. Чонгук понимает его. Искренне понимает, но контролировать свою точку зрения просто не может, поэтому и пытается, пытается, пытается дотянуться до руки мужчины, чтобы в свою Вселенную утянуть. Учитель сам себя ругает за то, что позволил. Сам себя ругает за то, что не повенчал со смертью свои чувства, но его будут осуждать другие, но не Чонгук. А это ли не самое важное? Когда любимый человек на твоей стороне с осознанным пониманием тебя и твоих тараканов. Вот только для чего это всё? Для чего утягивать человека в свою Вселенную, когда и сам не разобрался в себе. Не разобрался в том, как контролировать эмоции и чувства, потому что Тэхён в силу своих предубеждений всё равно многое позволял, а это жуть как значимо. Это неопровержимые доказательства того, что он ждать готов, но скажите это молодому Чон Чонгуку, у которого страх потери в каждой подушечке пальцев, иголками пронзающий до крови, ведь в кабинет проходит учитель литературы. Та самая Мирай-сэнсэй, которая женщина, которая, как узнал Чонгук, одного возраста с Тэхёном, и которая выглядит как самая желанная фантазия для многих мужчин: губы пухлые, глаза большие, чёрные, ресницы тушью измазаны, волосы густые, блестящие, талия песочная, что подчёркивает юбка-карандаш ниже колена. Она выглядит как обычная японка, но Чонгуку всегда казалось, что все японки красивые и они любому могут понравиться. Точно уж не уступят какому-то молокососу корейцу, который до сих пор живёт с мамой и дерётся при первой же возможности. Мирай-сэнсэй — словно идеальная и лёгкая дорога для Тэхёна. Учитель начинает урок, и Чон сразу же прослеживает отношение класса к ней. Они свободно общаются, могут пошутить. У женщины тут же находится привычка: она легко смущается и часто улыбается. Немного волнуется и вечно поправляет передние пряди волос, которые не убрала в пучок. Пару волосинок приклеиваются к её губам, и Чонгук прослеживает и сканирует её всю, потому что, опять же, он любит наблюдать. Даики поворачивается к Чону и хитро улыбается, подмигивая, как бы говоря: «Посмотри на неё, она же прелесть». Мальчик лишь натягивает какую-то искривившуюся улыбку, а потом прислушивается к тому, что говорит учитель. Она понятно объясняет, определённо знает своё дело и любит литературу. Это видно и ощущается в её ауре, что источает приятные, добрые и мудрые флюиды, несмотря на то, что Мирай-сэнсэй кажется наивной. — Вы с Тэхёном-сэнсэем самые молодые преподаватели у нас, — говорит кто-то из учеников, а у Чона уже какая-то ненормальная реакция и инстинкты на то, что он слышит знакомое имя. Парень оборачивается на говорящего, видя свою бойкую одноклассницу, которой постоянно делают замечания по поводу того, что она девушка и не нужно вести себя, словно внутри неё мальчик. Она ходила на подпольные бои, и Чонгук не раз видел её победу. Её зовут Такахаси Сакура. У этой девушки чёрные волосы под каре, и в миловидных чертах лица проглядывается та самая бойкость и готовность напасть. Сакура, в принципе, спокойная, понимающая, но если невзначай сделать то, что ей не понравится, она колко и очень неприятно может ответить. — Вы уже сблизились с другими учителями? — продолжает она. — У меня всё хорошо, Сакура-сан, можешь не волноваться, — улыбчиво отвечает сэнсэй. — Вы бы с Тэхёном-сэнсэем стали отличной командой! — выкрикивает с последних рядов ученик, которому и положено сидеть на последних рядах, потому что с него нечего взять, и у Чонгука, как и у многих в классе, вытягивается лицо от беспардонности его слов. Чон тут же смотрит на учителя, видя в позе зажатость, а на лице небольшое смятение, стыдливость и разговорчивость взгляда, который подсказывает парню, что она весьма не против. Впрочем, никто не был бы против стать с Тэхёном «отличной командой». Сколько он тут уже работает, девчонки не раз обсуждали, как хотели бы сблизиться с ним. Чонгук понимает. Чонгук понимает, но именно сейчас его заполоняет неистовая гордость и счастье от того, что из всех людей в этой школе он единственный стал ближе всех к учителю, от чего у него подрагивают уголки губ из-за желания улыбнуться, но он тут же смотрит на Мирай-сэнсэй и мысленно ударяет себя по голове. Она больше подходит Тэхёну, просто потому, что ей двадцать семь и она девушка. Такие с виду простые два факта перечёркивают все дороги Чонгука к мужчине, и как бы было хорошо просто поговорить об этом, но парень гордый. Он сам на Новый год кидал уверенные и неправдивые слова в лицо Тэхёну, а сейчас, спустя полтора месяца, просто подойдёт и скажет ему что-то по типу: «Извините, конечно, а с Мирай-сэнсэй у вас что-то планируется? Она вам понравилась? А как же я? Вы помните, что у вас есть влюблённый мальчишка, который наговорил всякой глупости, но всё равно вас любит?». Да конечно. Вот так подойдёт и скажет. Чонгук никуда не пойдёт и ничего не будет говорить. Чонгук обещал растерзать себя, на горло наступить и волосы выдрать, если покажет свою влюблённость, а потом в итоге показал. Так почему не убил себя? Слабак. Обычный слабак. Что ему делать? Как ему сейчас поступить? Отпустить Тэхёна? К себе сильнее прижать? Как будет правильно? Как будет лучше? Он так потерялся в этой безысходности, поникая от новых порций своих собственных мыслей, что совершенно не взял в расчёт то, что в этих недоотношениях он не один. Не один он принимает решения и действует. Не один он что-то чувствует, потому что после урока литературы урок математики, и Тэхён проходит в кабинет, тут же смотря на Мирай, которая ещё не ушла, разговаривая с учениками, дабы установить хоть какие-то взаимоотношения. Тэхён смотрит на Мирай, а Чонгук только на него, продолжая думать, рассуждать, анализ совершать, выводы какие-то подчёркивать, а ещё, обязательно, теряться в изгибах чужой чёрной рубашки, теряться в форме талии, которую подчёркивает узкий ремень, а ещё, обязательно, утопать и хотеть потрогать бёдра, скрытые бежевыми брюками. Тэхён смотрит на Мирай, а потом и на самого Чонгука, видя в мальчишечьих глазах что-то неописуемое. Это что-то не поддается объяснению. В галактических радужках так много всего, из-за этого на миг просто теряешься. У учителя вороньи волосы зачёсаны назад, и образ дополнен очками с широкой оправой. В руках он держит папки с бумагами и тетради. Он кладёт их на стол, начиная разговор с Мирай, и Чонгук опускает голову на сложенные в замок руки на парте, кусая изнутри нижнюю губу, мельком поглядывая на учителей. Слышит перешёптывания одноклассников, как эти двое отлично смотрятся вместе, и кто-то произносит это вслух, на что взрослые реагируют лёгким смехом и улыбками, дружески говоря, что не стоит так шутить. Чон хочет уколоть и сказать, что согласен с ними, но молчит, потому что сам себе обещал не молоть языком. Опять же, мальчик не взял в расчёт то, что в этих недоотношениях он не один. Не один он принимает решения и действует. Не один он что-то чувствует, поэтому после последнего урока математики Тэхён просит его задержаться. Даики и Йори вопросительно смотрят на друга, пытаясь понять, в чём провинился Чон, но тот только жмёт плечами и тяжело выдыхает, зачёсывая волосы назад, напоследок облизнув губы.