***
Это был явный риск, — однако они поставили на кон и уже проиграли столь многое, что, возможно, это окончательно выбило Мэгуми из колеи. Его рассудок помутился настолько, что он заключил сделку. Сделку, благодаря которой Сукуна в определённой степени ценит его. Найти иное объяснение его чудесному восстановлению — в то время как остальные были покрыты шрамами, — беспрецедентному поражению Махораги и уничтожению целого района не представлялось возможным. Пусть головоломка окончательно не сложилась воедино, все её детали были на месте. Мэгуми отправился к Сукуне, чтобы заключить договор. — Если тебе нужен я — можешь использовать меня. Но не для того, чтобы причинить боль другим. И самое главное — ты должен защитить Итадори, несмотря ни на что. Он сделает всё, чтобы предотвратить казнь Юдзи, назначенную на тот самый день, когда Годзё будет восстановлен. (В конце концов, ни у кого другого не хватит сил на то, чтобы привести приговор в исполнение). Итадори отказался позволить Мэгуми встретиться с Сукуной, — однако на его щеке тут же появился демонический рот. — У тебя есть одна минута, чтобы высказать свою просьбу, Фусигуро Мэгуми, — произнёс этот рот, растянувшись в мерзкой ухмылке и обнажив клыки. — Заковать.***
Мэгуми ожидал, что станет инструментом, орудием, которое Сукуна использует для достижения своих злонамеренных целей. Чего он совершенно не ожидал, — так это физической близости и интимных касаний. Сегодня вечером Сукуна в который раз гладит его тело. Он полностью одет, и его прикосновения скорее чувственные, нежели сексуальные, — но Мэгуми явственно различает очертания чужого возбуждённого члена, прижимающегося к его пояснице. — Пожалуйста, коснись меня ещё, — умоляет Мэгуми тихим голосом — именно так, как нравится Сукуне. — Не останавливайся. — Как пожелаешь, — усмехается тот, и Мэгуми невольно задаётся вопросом: относился ли Сукуна к кому или чему-либо ещё с подобным трепетом раньше? Мэгуми никогда этого не поймёт, никогда не поймёт, почему Сукуна столь сильно увлёкся именно им, почему Сукуна пошёл на всё — даже на эскалацию собственной казни, — чтобы спасти его в Сибуе. Впрочем, думает Мэгуми, ему и не нужно понимать. Всё, что ему следует сделать, — воспользоваться этим. После бесчисленных ночей, проведённых с Сукуной, Мэгуми уверен: даже без клятвы тот сделал бы для него что угодно. Быть может, он и сидит на коленях Сукуны, — но теперь Сукуна у его ног. В его власти. — Сукуна, — выдыхает он, и Король Проклятий вздрагивает. Мэгуми знает — больше всего Сукуне нравится, когда он называет его по имени. Похоже, имена имеют для него особое значение: он никогда не произносит их просто так, невзначай. — Фусигуро Мэгуми, — отвечает Сукуна. Ведёт руками вверх по его груди, ключицам, шее, а затем обратно — к бёдрам. Мэгуми чувствует, как порезы и синяки, полученные им в ходе последней миссии, заживают, растворяясь на коже, будто их никогда и не было. А затем, когда чужие руки скользят под подол его рубашки, ощущает ледяную ласку. — Фусигуро Мэгуми. В своих касаниях Сукуна никогда не переступает черту. Однажды, когда Мэгуми осмелился спросить, почему, тот просто ответил: «Я бы никогда не осквернил тебя телом этого грязного отродья». Возможно, по этой же причине Сукуна никогда не целует его в губы. Мэгуми больше не задаёт вопросов, просто молча ценит собственную удачу. Он будет умолять Сукуну, будет говорить всё, что жаждет услышать Король Проклятий, в глубине души чувствуя облегчение. — Как я рад, что уничтожил весь этот мусор в Сибуе, — кто бы мог подумать, что это приведёт тебя в мои объятия, — произносит Сукуна, обнимая стройную, тонкую фигуру Мэгуми и прижимая того к своему телу. Резко контрастируя с нежной теплотой Итадори, холод Сукуны пробирает до костей. — Ты мой. Ты принадлежишь мне, — говорит он. Не констатируя факт, а с недоверием — словно повторяет эти слова для собственного успокоения. — И больше никому. Сукуна не упоминает Итадори. Впрочем, он никогда этого не делает. Мэгуми должен чувствовать отвращение, однако всё, что он испытывает, — это жалость. — Да, я твой.