sky full of stars

      Странная эта штука, день рождения. Вроде и особенный день, и все ощущается по-другому, но с другой стороны… простой же день? Хао путался в ощущениях всю жизнь.       По правде говоря, он никогда не любил свой день рождения. Хотя скорее не понимал, какие эмоции испытывает к нему. Как будто сил на эмоции просто не было уже, они остались где-то далеко. Может, в хрупком воспоминании из Китая, в котором семилетний Хао сидит в настоящем-пренастоящем разноцветном деньрожденном колпаке за столом, окруженный детьми. Сейчас он не помнит их имен, хотя бы одно, но он помнит, как внутри все трепетало от счастья, когда мама несла торт со свечками-машинками из кухни, а бабушка запоздало тушила свет. Его желание было простым, старым как мир и по-детски наивным. «Я хочу миллион друзей и чтобы у всех на свете все было хорошо, и у меня тоже!»       Хао двадцать, он только закончил первый курс, не понимает, чего хочет от жизни, и проклинает всех на свете чаще, чем дышит.       Восьмилетие он праздновал уже в Корее. Из-за работы родителей пришлось срочно переезжать — Хао до сих пор не объяснили толком, что за ситуация произошла, но какая уже разница? Тем не менее, теперь каждый год получается так, что отцу необходимо в командировку (обратно в Китай, иронично, да?) ровно за пару дней до дня рождения Хао. А куда отец, туда и мать.       Но Хао привык. Он так и не смог завести миллион друзей, как хотел, но все в порядке. К одиночеству привыкаешь, оно как наркотик.       По крайней мере, у него есть Кюбин. Он прилепился к Хао жвачкой еще на торжественной линейке первокурсников и, хотя Хао большую часть времени молчал, Кюбин считал, что они станут отличными друзьями (он сказал Хао об этом раз пятнадцать только за первую неделю обучения). Хао пришлось смириться, делая вид, что от их общения внутри не разливается никакая теплота. Приятно понимать, что ты не один.       У Кюбина, конечно, не только Хао. Он знаком, по ощущениям, со всем университетом сразу, состоит во всех возможных и невозможных компаниях и знает всё про всех. Из-за этого Хао тоже иногда чувствует себя одиноко, но кто он такой, чтобы запрещать Кюбину общаться с теми, с кем он хочет? В конце концов, он же не ревнующая девушка, проверяющая переписки своего парня.       Что ж, двадцать лет это как будто значительная цифра (Хао чувствовал себя на пятнадцать максимум). Как будто даже нужно отметить, но Хао даже не помнит, говорил ли Кюбину о своем дне рождения. Какая разница? Он и сам отлично справится. Вместо Кюбина в холодильнике стоят и ждут своего часа бутылки харбина.       У Хао в планах культурно выпить, послушать всю дискографию треже и уснуть. Пока он сидит за столом на кухне и ждет какого-то момента, чтобы начать, сам не знает, какого именно. Солнце за окном стартует на закат, телефон, который Хао бесцельно крутит в руках, с глухим стуком падает на стол (это уже четвертый раз). И этот стук — единственное, что разрушает оглушающую тишину такого огромного для одного человека дома. Хао чувствует себя крошечным.       А потом в дверь кто-то звонит. Интересно.       Вероятнее всего, родители что-то заказали и это курьер приехал (они делали так пару раз). Но когда звон настойчиво повторяется, не успевает Хао дойти до двери, в голову начинают закрадываться сомнения.       В глазок видно ничего, и Хао хмурится, прежде чем с сомнением провернуть задвижку и открыть дверь.       Первое, что он видит, это лыбу на всё лицо Кюбина, и только потом понимает, что да, перед ним Кюбин. Что-то счастливо дрожит под сердцем.       — Кюбин?..       — Ты думал, я не узнаю, что сегодня мой мальчик стал старше?! — Кюбин шуточно хмурится, изображая строгость, но сам начинает смеяться через секунду. — Предугадывая твой вопрос: не скажу, откуда информация. У меня свои секреты! С днем рождения!       Хао смущенно улыбается и ойкает — они все еще стоят на пороге, как невежливо.       — Спасибо! Зайдешь?       Кюбин как-то хитро улыбается, и Хао становится страшно.       — Я посчитал, что нельзя оставлять тебя одного в такой особенный день, — издалека начинает Кюбин, — А на тусовку затащить тебя невозможно. Я очень думал (представляешь?) и пришел к решению. Раз Чжан Хао не идет на тусовку — тусовка идет к Чжан Хао! Народ, — обращается он куда-то за дверь, — Залетайте!       Хао хочет провалиться сквозь землю. Вместо этого он едва успевает отпрыгнуть в сторону, чтобы его не снесла толпа студентов. Он правда любит Кюбина и ценит его как друга, но не сегодня.       Сегодня он его ненавидит.       Подобное уже случалось. На новый год, когда родители в очередной раз уехали на несколько дней, но тогда Кюбин договаривался с Хао ЗАРАНЕЕ. Вдобавок, на следующий день Хао искренне попросил больше его в подобное не втягивать, потому что он вообще не тусовщик и лучше посидит дома, миксуя попкорн с мороженым и в сотый раз посмотрит «Эксо по-соседству», а потом умрет от смеха и поклянется (тоже в сотый раз) больше никогда не смотреть.       Тогда Кюбин извинился, а Кюбин извинялся очень редко, и пообещал, что больше Хао и тусовки объединены в одно не будут. Грош цена таким обещаниям.       Хао не успевает понять, когда он остается один возле открытой входной двери. Даже Кюбин унесся мимо и, судя по звукам помех, уже пытается подключиться к колонкам в зале. Хао хочется убить себя.       Забавно, но первое, что он делает, — идет на кухню, чтобы забрать свои бутылки пива. Может, на тусовках он так часто и не бывал, но правила игры понимает. Не понимает только, куда пихать четыре бутылки. Открывает шкаф и достает оттуда черный пакет. Ну и ладно. Как будто всем этим незнакомым людям есть дело до того, что у Хао в пакете. Никто из них даже не удосужился его с днем рождения поздравить.       Попытка найти в толпе Кюбина успехом не увенчается, Хао заранее настраивает себя на это. Коридор и зал наполнены людьми под завязку, поэтому он сдается сразу и даже не пытается пробраться сквозь толпу. Вместо этого он разворачивается и поднимается в свою комнату, очень надеясь, что Кюбин помнит о «запрете на второй этаж» и удосужился сообщить о нем незваным гостям.       Из комнаты Хао можно выйти на просторный балкон, и сам Хао это считает едва ли не лучшей деталью всего дома. Он аккуратно ставит пакет посреди балкона и возвращается на пару мгновений в комнату, чтобы захватить давно остывшую пиццу (и о чем он думал, когда с утра заказывал две больших для себя любимого?) и две шоколадки.       На балконе шикарный пушистый ковер, на который Хао и приземляется. В детстве он любил ложиться на него, зарываясь носом и пальцами в ворс и представлять, что он бесстрашно лежит на льве, чья шерсть щекочет щёки. Сейчас на этом же Хао открывает первую бутылку и делает глоток, чуть морщась. Думает, чего ему больше хочется прямо сейчас: пиццу или шоколадку?       Ночь обещает быть длинной. >       Хао открывает вторую бутылку, отламывает еще кусочек шоколадки, задумчиво смотрит на так и не тронутую пиццу, и включает следующий клип треже. Сколько он так сидит непонятно, да и плевать, в целом. Радует, что какофония звуков с первого этажа до него не доносится. Если не обращать внимание на само наличие «сюрприза» Кюбина, то вечер вполне хорош.       — Э-э… Привет?       Хао дергается на голос, и пара капель пива предательски летит на ковер.       — Вот же..! — шикает он и агрессивно поворачивается на заглянувшего на балкон парня.       Тот неловко мнется и моментально начинает извиняться.       — Прости-прости-прости! Я не хотел напугать тебя, вроде не крался…       — Да кого ты напугал, — недовольно фыркает Хао. — Неожиданно просто.       Между ними повисает тишина, спешно прерванная:       — Чего-то хотел? Разве Кюбин не сказал о «запрете второго этажа»?       — Тогда что здесь делаешь ты? — парирует (думает, что парирует) неизвестный. — Я хозяина дома ищу. Честно, даже не знаю, кто это, Кюбин сказал, его хороший друг. Надо поздравить, а то невежливо получается… Не видел его?       Хао сдерживается, чтобы не рассмеяться, и делает глоток из бутылки. Алкоголь уже действует, поэтому ситуация кажется ему до ужаса забавной. Вошедший уверенно перешагивает порог балкона и выжидающе смотрит, только добавляя ситуации комичности, учитывая, что Хао до сих пор сидит на ковре и смотрит снизу вверх.       — Я тут.       Парень сначала не понимает, а потом на его лице сменяется тысяча эмоций, прежде чем в глазах начинает читаться понимание.       — Ой…       Хао все-таки не сдерживается и смеется в голос, видя, как парень тушуется. Впрочем, тот и сам подхватывает смех почти сразу.       — Тогда с днем рождения, э-э… Прости, забыл твое имя…       Хао, кажется, умрет от смеха.       — Чжан Хао, — успокоившись, отвечает он и протягивает руку.       — С днем рождения, Чжан Хао! И прости еще раз! Сон Ханбин, приятно познакомиться!       Ханбину приходится нагнуться, чтобы пожать чужую руку. Он неловко улыбается и выпрямляется обратно, на совсем понимая, куда себя деть.       — А ты чего тут один? В честь тебя же праздник!       Хао усмехается и делает глоток.       — Не люблю шумные компании.       — Но Кюбин-       — Кюбин не умеет прислушиваться к другим людям, — вырывается из Хао, и он сам себе удивляется.       Ханбин задумывается и чешет шею. Хао думается, что они играют в молчанку, просто его не предупредили. А потом над ханбиновой головой едва не лампочка разгорается.       — Хочешь, с тобой посижу?       Сказано чересчур радостно. Хао вопросительно поднимает одну бровь, но Ханбин зачем-то кивает два раза подряд, видимо, показывая, что настроен серьезно.       — Уверен?       Ханбин кивает еще раза четыре. Хао сдается и, махнув рукой, пожимает плечами. Черт с ним, пусть остается.       — Только подожди семь секунд, я за пивом сгоняю, моя бутылка внизу осталась! Может секунд пятнадцать, но я быстро, правда!       И он вылетает с балкона так, словно его никогда здесь и не было.       Хао залпом выпивает пол бутылки и не специально считает секунды. Паренек то наверняка уже танцует где-то внизу и не думает возвращаться, но он зачем-то считает.       — А вот и я! Не скучал? Я приземлюсь на твой суперский ковер, ты не против?       Хабин пытается отдышаться (по всей видимости, он действительно бежал и туда, и обратно), но не перестает говорить.       Двадцать две секунды. Хао считал.       И есть в этом что-то особенное. Сидеть на балконе с человеком, которого видишь первый раз в жизни, обсуждать все подряд (Хао правда не помнит ни одну из обсужденных в ту ночь тем), есть сорок раз остывшую пиццу, чокаться бутылками пива и просто… Быть с кем-то.       В груди разливается тепло. Не такое, как от общения с Кюбином. То, в сравнении с этим, — холод. От Ханбина исходит тепло солнечное, как будто он полярная звезда, упавшая на балкон Хао.       — Пойдем смотреть на звёзды?       Хао хоть и спрашивает, но уже решительно поднимается на ноги, протягивая руку Ханбину. Его не штормит, но картинка едва-едва плавает и сознание в тонкой дымке опьяненя.       — Сейчас? — мнется Ханбин.       — Сейчас!       — Но ведь у тебя дома орава незнакомых людей! Вдруг что случится?       Хао закатывает глаза до небес и сам хватает Ханбина за руку, практически ставя его на ноги.       — Мне в кои-то веки плевать, Ханбин! Пошли, пока я не передумал. Если что, тебе придется ударить меня, чтобы инсценировать ограбление. Типа меня приложили чем-то тяжелым, я отрубился, в наш дом ворвались и нас обокрали. Понял?       — Можно вообще руку или ногу сломать, чтоб наверняка.       — Ты неадекватный?       — Ну а что? Я такое в фильме видел! >       Когда они выбираются на задний двор, их ждет разочарование. Небо заволокли облака и на город опустился туман. Хао готов раплакаться.       Но Ханбин берет всё в свои руки.       — Давай ляжем на траву?       — Да какой смысл, все равно ничего не видно, — Хао расстроенно шмыгает носом.       — Мы пришли смотреть на звёзды, правильно? — Ханбин дожидается кивка. — Значит я покажу тебе звёзды. Поэтому ложись на траву.       И он сам укладывается звёздочкой, закрыв один глаз, а другим подглядывая. У Хао внутри все трепещет и натягиваются струны, которых как будто раньше в нем и не было. Он неуверенно ложится рядом.       — А теперь закрывай глаза.       Сначала хочется возразить. Как они собираются смотреть на звёзды с закрытыми глазами?       — Закрыл?       Но Ханбину почему-то хочется довериться. Поэтому, недолго думая, Хао доверяется.       — Мгм.       — Мы сами нарисуем свое звездное небо. Вон полумесяц, видишь?       И Хао видит. Слушает слова Ханбина, и вместе с ним и вправду рисует свое звездное небо. Не свое. Их.       Вот Малая медведица. Прямо над ней Цефей, а еще дальше — Кассиопея. Где-то совсем рядом Дракон и Большая медведица. Их небо бесконечно.       Сам Хао столько созвездий не знает, поэтому непроизвольно восхищается. Он находит чужую руку возле своей и крепко сжимает. Ханбин, словно не замечая этого, продолжает перечислять. А Хао думает, что не хочет отпускать эту руку ни сейчас,       никогда.