К истокам души

----------- ✶ -----------

Начиналась новая фаза его войны. Война за жизнь. Война за возможность существовать. Война за возможность сохранить рассудок и не потерять себя в погоне за величием. Казалось, что всё, что происходило вокруг, всё, что окружало сейчас Тома, даже кромешная темнота комнаты спальни для мальчиков, было нереальным. Недостающим. Чем-то, что имело недостаток. Недостаточно света. Недостаточно тел. Недостаточно её. Руки сжимали простыни, словно лишь они держали Тома на плаву сознания, на плаву реальности и не давали поддаться эмоциям, что так резко обрушились на его голову. Резко. Неожиданно. Словно его ударили по голове с особым рвением и жестокостью. Он был к кому-то неравнодушен. Эти осознанные ощущения приносили настоящую боль. Казалось, что без неё его тело болело. Было неполноценным. Неестественным. Казалось, что его кожа всё ещё ощущала прикосновения её рук. Всё ещё помнила, как она касалась его спины, его груди, его всего без остатка и подарила ему первую ночь. Абсолютно безвозмездно. Естественно. Гермиона отдавала себя, открылась ему, потому что была влюблена в него. Также без остатка. Теперь Том осознавал всё отчётливо. Ведь глаза всегда являются зеркалом души, и её глаза были настолько светлыми, настолько чистыми, настолько доверительными, что хотелось кричать в агонии от того, насколько это всё выглядело больно и странно для его мозга. Для его не привыкшей души. Но он привыкнет. Свобода мыслей и ощущений сейчас была, словно наркотик. Экстаз. Возбуждение. Словно наркотический дым проникал ему в лёгкие и распространялся по конечностям. Том отпустил себя. Отпустил свои мысли, свои устои, свои морали и идеологию, которую проталкивал в люди ради достижения власти. Он отпустил себя и позволил закостенелым мышцам, напряжённым на протяжении всех его семнадцати лет, получить нужную разрядку. Такая была на вкус свобода? Верх. Вниз. И сейчас, лёжа в кровати, Том знал, что не сможет больше уснуть. Не тогда, когда в голове всё ещё был свеж её образ, а губы хранили её вкус. Тик-так. Пот. Кровь. Жажда. Дыхание было неровным. До ужаса ускоренным. Странным и непонятным для него. Сердце отбивало быстрый темп, а ладони по странной причине потели всякий раз, как его в голову заползала мысль об одном человеке. Точнее, единственном человеке, о котором Том сейчас мог думать даже несмотря на наличие проблем и сложностей в своей жизни. Цок-цок. В его голосе не переставал слышаться стук её каблуков об каменный пол. Том это слышал всё время, будто он был подвержен галлюцинации и шизофрении. Странной гиперфиксации и одержимости. Гермиона Грейнджер. Та, что нарушила его покой. Нарушила покой в его сердце, в его душе и в его жизни раз и навсегда. Теперь, когда она так прочно засела в мыслях, когда так крепко присосалась к задворкам сознания, Том не был уверен, мог ли он теперь избавиться от неё хотя бы мысленно. Но, возможно, Том не хотел этого. Впервые не хотел избавляться от этих звуковых галлюцинаций. Впервые не хотел переставать думать о ней. Не хотел останавливать мыслительный процесс и фантазии о Гермионе Грейнджер. Девушке, что повергла его змея, словно сама богиня. Девушке, что раскрылась перед ним и дала Тому своё сердце. Наивно и необдуманно. Но, возможно, до ужаса правильно. До ужаса естественно. Она поведала Тому самые страшные, самые вопиющие тайны, и зверю Тома хотелось ещё. Ему было мало. Её было мало. Перед глазами стоял образ Гермионы, настолько удовлетворённой и счастливой, настолько спокойной, что в сердце Тома, до этого знавшем лишь мрак и холод, начало что-то образовываться. В его бездне, в его червоточине появлялась жизнь. Появлялась человечность и людская слабость. Он сам приравнивался к людскому подобию и... Не чувствовал дискомфорта. Не чувствовал, что тем самым показывал свою слабость перед Гермионой. Наоборот. Это вдохновляло. Добавляло силы двигаться дальше. Даже если это означало, что необходимо уничтожить крестражи и вновь стать... смертным. Зато с гарантией, что он сможет действительно в будущем достичь величия собственными силами и чистой, здравой головой. Именно благодаря ей. Он ощущал себя до невозможного сильным и полным энергией, когда смотрел в её глаза, полных желания и ощущений. Когда Гермиона, думая, что он спит, рукой касалась его тела и думала обо всём на свете. Но Том был уверен, что она думала именно о нём. И это немало тешило его самолюбие... ...Как же хотелось залезть ей в голову и узнать, что она думает о нём. Что она чувствует, лёжа с ним вплотную и рассказывая о самом трагичном из своей жизни? Она ему открывалась, как никому другому. Том это чувствовал в её взгляде, в её слезах, в том, как она судорожно сжимала его руку во время её рассказов о Дамблдоре. Держалась, как за спасительный якорь. Единственное, что не даёт ей волю расплакаться в голос. Это опьяняло. Это заставляло что-то тёмное внутри, собственную тьму его червоточины, ликовать и желать власти над Гермионой. Не просто знать тайны. Не просто стать тем, кому она могла доверять и с кем могла разделять ночи. Желать её души в той же степени, в какой она желала заполучить его. «Поверь, тебе лучше не знать и половины того, что было в моей жизни». «Я буду знать всё». Прокручивая каждое её слово, каждое предложение, Том удивлялся своей выдержке пару часов назад. Тому, как переступил за собственное любопытство и не стал давить на неё. Позволил ей руководить процессов и выдавать ему информацию о её жизни порционно. В граммах. Вот тогда Том и осознал всё куда яснее. Осознавал своё поведение, свои эмоции и свои ощущения рядом с ней отчётливее, чем когда поддавался страсти и желанию тела. Том был неравнодушен. Осознал, что этот секс был не просто порывом его души, как чем-то, что тянулось к её свету, а самым настоящим намерением. Истинным. Правильным. Так должно было случиться. Имело ли смысл что-то скрывать, если она смотрела на него так доверительно, так жаждуще, так желанно и открыто? Имело ли смысл сохранять свою гордость и злость, свою гниль и жестокость, если под боком лежала она и ждала лишь его ответа? Ждала его ответа, его подтверждение о том, что он готов рискнуть и вернуть свою душу, лишившись бессмертия. И он действительно был готов это сделать. Впервые в своей жизни Том не врал человеку, а говорил то, что думал. Делал то, что желало его сердце. Тик-так. Руки сильнее сжимают простыни. Том хотел её. Осознанно, правильно, по-человечески хотел её тело и душу. Всё, что она скрывала. Всё, чего она желала и могла желать. Абсолютно всё, что могло касаться её. Потребность в её тайнах стала осязаемой. Смешалась с его нутром. Проникла прямо в самое сердце, покрытое толстым слоем льда. Ветры Йотунхейма. Напряжение внизу живота нарастает, как и дыхание, как и навязчивые мысли, что не переставали прокручиваться в голове Тома. Отрывки с их последней встречи. С их последнего момента вместе перед тем, как они разошлись в разных направлениях. Иначе была вероятность, что Том вновь последует своей животной сущности и возьмёт Гермиону прямо в той пещере. Что он почувствует её душу. Что он испробует её кровь. И был уверен, что она бы позволила ему это. И Тому это нравилось. Будто это доставляло неописуемый восторг, невероятный экстаз, что проходил от головы и до самого низа, взбудораживая его сущность. Насквозь. Через органы, через естество. Сквозь сердце. И перед глазами всплыли моменты их совместного «утра», которое и стало катализатором того, что он творил сейчас... Всплеск. Буря. Шторм. Обрыв. Том был растерян. Было так странно лежать, впускать в своё пространство и свою жизнь нового человека с такими чистыми намерениями, которые могли быть возможны. Её свет, её надежда, её волнение и желание убивали Тома изнутри, разрушая всё то, сто охранялось тьмой годами. Свобода. Верх. Вниз. Тьма была в агонии. Тьма была на самом пике злости, ярости и боли. Крестраж внутри Тома бился, разбивался об скалы его червоточины в кровь, желая прорваться на свободу. Желая вновь почувствовать вкус человечины. Вкус смерти. Вкус мрака и распространяющегося смрада. Крови. Органов. Сердца. Когда они были слишком близко, когда Том её целовал, то чувствовал вкус её крови на языке. И хотелось большего. Полного слияния. Но Том игнорировал эти порывы пока что. Сосредоточился на своей новой борьбе. Ради себя, ради своего будущего и адекватной власти не под знаменем сумасшествия. И ради Гермионы, что так надеялась на него. Так хотела вернуть его душу. Так ждала его ответов, его решения... Возможно, боялась, что он в последний момент изменит своё решения. Потому что не привыкла видеть Тома... настолько обычным. Человечным. Рациональным и спокойным, анализирующим события вокруг себя с завидной холодностью. Том наблюдал за ней с наслаждением. С вожделением от понимания, что они впервые так спокойно разговаривали. Так слажено работали. Так отдавали себя друг другу. Это был их момент, когда Том мог быть полностью расслабленным, зная, что в этот момент, в этот короткий миг, пока все проблемы казались далёкими, он мог побыть рядом с Гермионой. Насладиться свободой выбором. Насладиться её присутствием в его жизни. Тогда он убрал из головы последние предрассудки. Оставляя лишь себя одного ей на растерзание. Вниз. Верх. Свобода... Взгляд не мог сфокусироваться ни на темноте, ни на силуэтах, ни на очертаниях балдахина. Руки не могли нашарить в куче простыней и одеял волшебную палочку, чтобы наколдовать на наконечнике Люмос. Том просто не мог собраться с силами и вернуть себе разум. Сознание всё ещё хранило эфемерный образ Гермионы. Игривый, печальный, до ужаса влюблённый и жаждущий. Том, глубоко вздохнув, укротил разум и взял в руки волшебную палочку, наконец наколдовав Люмос. Когда свет начал расправляться по пространству его кровати, когда образы в тени больше не навевали на греховные мысли, когда разум не играл с ним в подлые игры... Том смог начать мыслить спокойно. Вернуться к своим размышлениям до того, как мозг не подкинул ему голый образ Грейнджер. Приподнявшись и оперевшись спиной о твёрдое изголовье, Том стал вспоминать всё то, что произошло за последние несколько часов в его жизни. Настолько быстро он втянулся в эти интриги и новую жизнь, как быстро он втянулся в новую войну за своё существование в этом мире. Казалось, что вся его жизнь состояла из войны и упорства, из усердия и желания прожить лучшую свою жизнь, достойную наследника великого Салазара. Стать великим. И никак иначе. И сейчас, когда решение проблемы замаячило на горизонте, Том не мог успокоиться. Не мог принять нормально тот факт, что, возможно, уже очень скоро он перестанет жить под действием крестража и сможет начать адекватную жизнь. Свободную жизнь. Сможет улучшить отношения в группе слизеринцев. Сможет распространять свою кампанию среди людей, среди своего курса и, в последствии, среди всей школы. Сможет найти союзников. Он всё ещё мог стать великим. Тогда, в Тайной комнате, рядом с ней, он слишком много думал обо всём. А именно о крестражах и том, сколько жертв Том принёс ради этой магии, ради своего бессмертия, ради своей власти, а теперь ему нужно отказаться от этого всего. Это угнетало. Это заставляло горечь образовываться на языке, а грязные слова так и норовили выйти из рта, но разбивались в крошку и оседали на зубах. В голове звучали тёмные, мрачные мысли: «Ты так много проделал ради своего бессмертия, ты убил так много людей, ты разрушал жизни ради этого... А теперь отказываешься от этого в угоду грязнокровке? Ради её прихоти?» Но Том смог взять себя в руки, продолжая отдавать девушке клыки его уже почившего Василиска. Лишь потребовал от Гермионы прочитать о ритуале до того, как он совершит слишком много клятв. Мрак в его душе не доверял ей до конца, но рациональная, адекватная часть Тома верила её словам. Верила её намерениям и желанию спасти его душу от катастрофической судьбы в будущем. Но тёмная часть его души потребовала от неё гарантии, что она не предаст его. Что выполнит часть своей сделки. Что действительно не убьёт Тома. Что её намерения полностью чисты. И Том осознавал, что это был не голос крестража. Это был внутренний голос Тома, его части души, что уже давно прогнила и не доверяла никому. Часть души, которую изуродовали в детстве и которую он целенаправленно изуродывал сам. И для которой, как Том думал, не было спасения или же искупления. Укромные уголки его души были обуглены, черны и извергали гной на поверхность, проникая сквозь его кожу прямо на белый свет. Мрачно. Его бездна. Его червоточина. Поэтому Реддл повторял Гермионе, что она не сможет его изменить. Что ритуал лишь вернёт его душу, освободит от когтей и клыков тёмной магии. От магии, что так прочно приросла к его телу. Но характер, прошлое, всё его естество останется прежнем. Осквернённые части так и останутся гнилыми. Прошлое останется с ним. Руки, заляпанные кровью, будут до конца жизни отдавать металлическим запахом, а на языке так и будет перекатываться вкус человеческой плоти. Прошлое будет преследовать его по пятам. Словно тень. Словно призрак. До сих в кошмарах ему снится его приют. Сниться, как он каждый год, как он находился там, становился всё хуже. Пропитывался сыростью, холодом и мраком приюта, ощущая на себе вечное зловонное дыхание смрада. От места. От стен. От комнаты двадцать семь, в которой он жил столько лет и, к своему великому неудовольствию, был вынужден возвращаться на время летних каникул. И с каждым годом, как Реддл ходил по знакомым коридорам, с каждым годом, как он смотрел на бедную и безликую улицу Лондона из окна, в его сердце не оставалось места для чего-то светлого. Приют и его обитатели забрали всё светлое у Тома. А война и сиротство забрала ощущение безопасности. Том зажмурился, сжимая крепче палочку в руках. Сейчас не было темноты. Не было мрака. Лишь свет из палочки и мысли о скором удачном будущем. «Рядом с Гермионой». Теперь эти мысли казались естественными. Нормальными. Нужными и такими очевидными, как никогда раньше. Свобода в мыслях и чувствах дала Тому ощутить второе дыхание. Ощутить дуновение летнего ветра после затяжной зимы. Но мрак никуда не девался. Он будет жить внутри него до самой смерти. Смерти, которой Том боится и даже сейчас, когда уже принял решение не отступать от намеченного плана. Смерти, что теперь будет ближе к нему. Смерти, что будет всю жизнь нависать над его силуэтом, приследуя словно тень, и в ожидании, когда сердца Реддла навсегда остановиться, чтобы забрать в свой загробный мир. Слабость. Беспомощность. Вот в этом и был диссонанс между его страхами в противовес тому, что было правильно и надёжно. Пусть Том и умер бы через много лет, но при этом была гарантия, что он проживёт так, как хотелось ему, а не крестражу, что теперь с регулярностью овладевал его телом и мыслями. Ему было необходимо как можно быстрее уничтожить инородную тьму внутри, пока тёмная магия не поглотила его целиком. Пока не прожевала и проглотила, словно ненужный израсходуемый мусор. Волдеморт не станет безумцем. Не тогда, когда Том может ещё что-то изменить. Когда с ним рядом будет она, то он мог забыть о своей слабости. Он сможет контролировать свой страх перед смертью. Он сможет контролировать свои порывы и грязный язык, чтобы достичь величия. Он будет работать с Гермионой Грейнджер ради спасения его души. Том успокоился, выровнял дыхание, откинул воспоминания прочь из головы и понял, что теперь ему уж точно не уснуть. Слишком много мыслей, слишком много всего происходит в его жизни, чтобы просто спокойно спать и не думать о самом худшем. Например, об Адаме Розье. Том сжимает зубы и палочку, ощущая, как из глубины души возвращается его собственная тьма и шепчет ему прямо в ухо, что необходимо сделать с мальчишкой, возомнившим себя кем-то большим, чем последователем Волдеморта. Как сейчас Том помнил их разговор в коридоре, его сумасшедшие глаза и много других эмоций, которые не могут быть адекватно связаны на человеческом лице. Как говорила Гермиона, что-то тут не сходится. Том порывался вновь пойти к ней, прямо в её комнаты несмотря на комендантский час и позднее время — два часа ночи — и начать разгадывать загадки насчёт их жизни. Потому что всё казалось нереальным вновь, чем-то странным, чужеродным. И они вместе с девушкой могли бы уже сегодня ответить на вопрос и разгадать тайну. Ведь впервые Том чувствовал, что ему не хватает чьего-то мнения в дополнение к своему собственному. Чисто как дополнительная пища для размышления, чужая точка зрения, не хватало человека иных взглядов и другой эпохи... Хоть Том и не спрашивал, из какого именно она времени, но интуиция подсказывала, что не ранее семидесятых. На это указывало её поведение, её вольность в движениях, открытость, отсутствие высокопарных манер, что были так популярны в его годы, и, наконец, к своему удивлению, совершенно иной вид нижнего белья. Слишком открытое как для ведьмы её молодых лет и слишком сексуальное для их времени... Том тряхнул головой, возвращаясь к своему новому недругу и его странному поведению. Удивлялся, как раньше не понял связь между Дамблдором и Розье. Том иногда чувствовал долгие и прохладные взгляды на себе, но не брал во внимание, уже привыкший к такому. Но когда Дамблдор начинал касаться Гермионы, вызывая к себе на разговор, Тому было любопытно. Интересно. Беспокойно. И когда она сообщила и о странном поведении Дамблдора, то пазл сложился. Они были связаны. Адам его предал. Теперь начиналась новая фаза войны в его жизни, когда события набирали не то что новый, а скорее опасный поворот событий, который мог стоить Тому всего. Который мог стоить ему Гермионы. Именно она сейчас играла одну из ключевых ролей в этой истории. Именно благодаря ей в Адаме что-то изменилось, именно благодаря ей Адам мог пойти к Дамблдору, чтобы поведать об их с Томом «отношениях». Но теперь, когда ревность и собственничество было задвинуто на задний план, Том холодной головой посмотрел на эту ситуацию. Что-то было не так. Не до конца правильно. Чего-то не хватало. Каких фигур, какого-то рычага давления, чего-то, что могло быть куда сильнее Тома и перекрыть страх Адама перед своим владыкой. Ему нужна Гермиона, чтобы нормально об этом поразмыслить. Хотелось прям сейчас пойти к ней, но Том осознавал, что это будет лишним. Он же как-то справлялся на протяжении всех учебных лет, когда появлялись несуразицы в группе, то почему сейчас решил советоваться с Гермионой? Потому что она полезна. Она не только отлична телом и созвучна с его сердцем, но и достаточно умна и осведомлена о каждом из его группы, о каждой части его жизни и жизни Дамблдора, а сейчас в условиях реалий — это было на вес золота. Дамблдор был слишком важным в её прошлой жизни, ещё до того, как она отправилась сюда, и, как понимал Том, они воевали на одной стороне за единую правду и против самого Тома, в будущем Волдеморта. Возможно, именно этот факт из её биографии и побудил предложить равные условия в их будущей клятве, которую сам Том и предложил. Точнее, его червоточина. Он готов дать ей клятву крови. Готов дать Гермионе гарантию, но и требовал того же в ответ. И она согласилась. Она была рада, он это видел по блеску в её глазах, по радостному изгибу её уст, по тому, как она яро его целовала... Сладко. Свободно. Ей импонировала эта свобода действий, эта свобода чувств и мыслей без вынужденной напряжённости соперничества и какой-то недоговоренности. Всё донельзя чисто и непривычно для Тома. Но, на удивление, до отвратительного приятно. Том потёр лицо руками, не зная, что ему сейчас стоит предпринять: попытаться заснуть или же побродить по замку? Потому что идти сейчас к Гермионе не имело смысла и, признаться себе, гордость была слишком велика, чтобы навязываться к объекту своего воздыхания. Поэтому было решено просто прогуляться, чтобы освежить мысли, окончательно принять неизбежное и вернуться в постель. Наложив заглушающее на свои шаги, Том начал одеваться, временами поглядывая на задвинутые пологи чужих кроватей в подземелье. Реддл подавил в себе желание по памяти отыскать кровать Розье и... Сделать то, что нельзя было бы назвать несчастным случаем. А так хотелось выпустить где-то пар, ведь Том не мог пока поймать Адама где-то одного без посторонних глаз. Будто специально избегал сегодня утром Тома и, как Реддл был в этом уверен, продолжит это делать и дальше, пока их события не накаляться до критической точки. До атомного взрыва. До полного разрушения терпение. Расплата за то, что Адам покинул Тома. После всего того, что Том ему дал. Расплата за то, что он определённо перешёл на сторону Дамблдора. Без всяких сомнений. Расплата за то, что он хотел узнать тайны Гермионы, проникнуть в её жизнь и, возможно, там обосноваться. Животная ревность, — а это была именно она, как спустя долгое время осознает Том, — застилала глаза и не давала увидеть полную картину, без лишних ремарок или же фальши. Но тогда, возможно, будет слишком поздно. И сейчас Том думает, что Адам будет действовать дальше в сторону Гермионы. В сторону его ведьмы. В сторону его света и тьмы. Сдерживая себя из последних сил, Том аккуратно вышел из комнаты, проходя через гостиную Слизерина прямо на свет. Холод подземелья действительно смог остудил голову Тома, но этого было недостаточно, чтобы успокоить и остудить душу. Потому что сейчас хотелось спокойствия, впервые в жизни Том, почувствовав на вкус свободу и понимание реальных вещей, не мог насытиться этим. Теперь всё казалось ему реальным. Том вышел в коридор, всё ещё неслышимый для окружающих, и двинулся в сторону библиотеки — места, где он всегда чувствовал себя на своём месте несмотря ни на что. Всегда дарила спокойствие, контроль и умиротворение. Ведь что может лучше давать ощущения власти и целости, как дисциплина, книги и знания? Холод проникал сквозь плотный свитер, который Том трансфигурировал из старой рубашки и усовершенствовал специальными чарами. Холод проникал в лёгкие, в пазухи носа, в горло и в его душу, охлаждая все ощущения, навеянные его новоявленной свободой. Приближалась зима. Том был очарован, но не собирался изменять своим принципам, что включали в себя здравый рассудок, который теперь казался Тому ближе. Юноша усмехнулся и продолжил путь, неспеша направляясь в сторону дубовых дверей, которые уже замаячили на горизонте. Хотелось ускориться, чтобы как можно быстрее войти в излюбленное место, но, возможно, что-то его отвадило — удача, интуиция или же внутренние рефлексы, что иногда действовали куда быстрее, чем сам Том. Что-то было не так. Тени. Том резко остановился, высунув руки из карманов, и быстрым движением достал палочку. Прикрыв глава, глубоко вдохнул всё ещё ночной воздух, и неприятно скривился. Что-то неестественное. Что-то, что отвергало его внутренне естество. Том это почувствовал, как только уловил какие-то изменения в воздухе, какое-то слишком сильное колебание магии в пространстве, и это заставило волосы на руках наэлектризоваться, предупреждая своего владельца о неладном. Казалось, что весь коридор вокруг Тома вдруг начинал нагреваться. Том так всегда чувствовал надвигающуюся небезопасность. Возможно, прошлое и настоящее действительно оставили неизгладимый след на душе Тома, но последний не мог не быть благодарным, когда его тело реагировало даже тогда, когда Тома был не в состоянии из-за ощущений. Сейчас Том готовился до чего угодно, ведь тело и рефлексы никогда не подводили. Мысли о Гермионе, о своей жизни и прошлом практически выбили его из колеи, но теперь, когда тело дало сигнал об опасности, Том напрягся. Найдя ближайшую нишу, Том затаился в ней и для надёжности наложил скрывающие чары. Потому что ясно ощущал что-то чужеродное. То, что противоречило его внутренностям. Тик-так. Вдруг раздались за дверью библиотеки шаги и тихие голоса, что были приглушены из-за плотных дубовых дверей. Хотелось применить парочку заклятий, чтобы подслушать, но Том не стал рисковать. Был уверен, что он сейчас и так всё узнает без вмешательства. Нужно лишь терпение. Терпение. Теперь Тому было необходимо ему научиться. И это окупилось. Через минуту послышался звук открывающихся двухстворчатых дверей, и Том навострил уши, всё ещё не выходя из своего укрытия. Почему-то ему казалось, это могло быть чем-то важным. Весовым. Потому что просто так в два часа ночи никогда не открываются двери. Том это уяснил ещё давно. Секунда, и, судя по тихим шагам, вышло несколько человек, и они направлялись в сторону Тома. Но, благодаря удачно наложенным чарам, он оставался в безопасности и невидимым для чужих глаз. Вероятно, Том не зря сегодня вышел из комнаты. Пока те приближались, он смог уловить отрывки из их разговора, и практически сразу нахмурился. Палочка в руках накалялась от эмоций, испытуемых хозяином. —... Я очень настаиваю, Альбус, чтобы вы это сделали... — Миранда, прошу вас... — Я согласен с женой, нельзя медлить... Дамблдор. Первое, что врезалось Тому в мозг, как только он услышал ненавистный ему голос. Голос, что-то тихо шепчущий женщине, которая, судя по высокому и взволнованному тембру, что-то требовала от профессора Трансфигурации. Другой же мужчина, судя по всему, муж женщины, был согласен с ней и после совершенно затих. Тени приближались. Возможно, Том из-за своих яростных мыслей пропустил часть разговора, но, как только они показались в свете, сосредоточил своё внимание полностью на разговоре Дамблдора и двух людей, которые казались Тому по голосу знакомыми... Как только сфокусировал взгляд на двух гостях, то в голове сразу всплыли образы двухлетней. Когда Том видел их в первый раз. Тогда, когда его Вальпургиевы Рыцари только начинали своё восхождение на вершины. Перед пятым курсом, примерно в конце августа, Том смог выбраться из приюта и отправиться к одному из своих одногруппников. К Адаму. Тогда Том начинал делать своеобразный «обход» своих будущих рыцарей, чтобы составить картину их дома, их возможностей, достатка, статуса и идеологии. А также извлечь для себя кучу интересных древних экземпляров по тёмной магии. Это всё было необходимо, чтобы прощупать почву и выбрать правильную стратегию. Чтобы правильно предстать, как лидер. И тогда его занесло после Эйвери прямо в поместье Розье, где как раз и встретил Том двое супругов. Осведомлённые, что их сын пригласил своего лучшего друга на несколько дней перед началом нового учебного года. Тогда, как только Том появился в камине, Тому бросились в глаза невероятно светлые волосы хозяйки дома, что юноше показалось, словно он вновь оказался у Абраксаса в поместье Малфоев в Уилтшире. Но первое впечатление было обманчивым, а рядом с дамой находился мужчина с пшеничным цветом волос. Разные, аристократичные, невероятно чистокровны в своём проявлении. Миранда и Эдвард Розье. Том как сейчас помнил всё, что происходило тогда в том доме, но вид родителей Адама сейчас сбивал с мысли, заставляя заметить мельчайшие изменения в старых-новых людях. Первое, что бросилось в глаза — усталость и серьёзность обоих. — Миранда, уверяю вас, вам не о чем волноваться. Я помню наш план, и мы исполним его в ближайшее время, можете не сомневаться, — Том видел, как Дамблдор, сложив руки за спиной, преувеличенно вежливо общался с семейством Розье. Видимо, раздражаясь от настойчивости супругов. Только сейчас Том заметил, что на лице женщины было ещё и явное недовольство. Дамблдор продолжил: — Нам обоим это выгодно, — Том думал, что Дамблдор был специально немногословен, когда тот подходил мимо ниши. Возможно, чувствовал что-то неладное или же это уже играет паранойя самого Тома. Реддл, поджав губы, отметил, что их группа прошла его угол и двинулась по коридору. — Удостоверьтесь, что план будет выполнен. С вас — ваша часть сделки, с нас — наша, — басом проговорил Эдвард Розье и взял Миранду за руку. В отличие от жены, у мужчины звучали нотки беспокойства. «О каком плане они говорят? Неужели всё зашло настолько далеко, что Дамблдор решил присоединить родителей Адама?» Хотя Тому казалось, что было всё сложнее, чем он думал. Ночь не давала ему возможности обдумать свои теории, а их шаги и голоса, удаляющиеся от Тома, только меньше оставляли возможности всё обдумать. Поджав недовольно губы, Том провёл волшебной палочкой в воздухе и обновил заглушающие чары с чарами невидимости и последовал за ними. Находясь немного на расстоянии, Том заметил, настолько супруги были напряжены. Насколько они были не похожими на тех, кого Том видел два года назад. Реддл скривился. Лучше ему это сейчас не вспоминать. — Я думала, что она сегодня вернёт меч... — тихий голос Миранды вернул внимание Тома к разговору. Дамблдор едва обернулся, лишь своим взглядом призывая к тишине. Женщина замолчала, втянув в себя воздух. Эдвард сильнее сжал её ладонь. — Планы меняются. Но не переживайте, всё уже действительно готово. И меч не станет помехой. Тени отразилась на лице старика и исчезли в седых волосах, лежавших на плечах. И казалось, словно с тенью и исчез всеми любимый образ профессора. Оставляя лишь Дамблдора, которого видел лишь Том. Расчёт. Стратегия. Хитрость. Его игра. Ведь до Тома дошло, про какой меч могло говориться. Моментально сжал палочку, надеясь, что высшие силы сейчас пошлют ему манну небесную и позволят понаблюдать, как Дамблдора бы растерзали ядовитые кобры. То, с какой холодностью говорил Дамблдор, сразу дало понять его реальные эмоции насчёт этой ситуации. «Он знает про меч». Том подумал об этом с не присущей ему тревогой, и все мысли вновь были устремлены на Гермиону, а точнее, на меч, который у неё теперь был. Разумеется, временно, ведь она осознавала, что такую реликвию основателя факультета нельзя хранить в сумке. Тем более, когда его место по праву находилось у их теперешнего врага в кабинете. «Значит, они тоже знали, что Гермиона захочет сегодня вернуть меч?» Теперь в голове образовывалась новая картина. Теперь соблазн был кинуть в их всех самое непростительное из заклятий в его арсенале. Ведь они не могут так спокойно ходить по коридору и шептаться о реликвии в руках одного из профессоров Хогвартса. «Они хотели её поймать». «Они хотели её подловить, когда она бы пошла возвращать меч». На языке так и скользили знакомые буквы, но Тома сдерживал лишь факт того, что ему было любопытно подслушать дальше планы своего врага. Теперь однозначно врага. Если Дамблдора и Тома связывала тайная неозвученная вражда, но теперь, когда руки старика хотели официально коснуться его человека, то всё было совершено иначе. «Это война». — Давайте это обсудим в кабинете, — кивнул скорее для себя Дамблдор, а после свернул на повороте, идя в сторону своего кабинета. Теперь Том уже не мог так легко оставаться незамеченным. Тем более, когда его начинали переполнять эмоции после всего, что он успел услышать. Этого было мало для его любопытства, но вполне достаточно, чтобы осознать, что Дамблдор не просто догонял их по счетам, а находился на одном уровне и хотел обыграть. Том этого не допустит. Не тогда, когда от этого может зависеть Гермиона. И его бессмертие. Гарантия, что Том сможет жить свободно. Гарантия, что он будет полноценным. Гарантия, что у него будет... она. А сейчас Дамблдору не стоило путать карты Тома, когда уже всё было считай схвачено. Зря. Том, хрустнув шеей, резким движением засунул палочку обратно в карман и отправился туда, куда вели его собственные ноги. К Мерлину гордость. К Мерлину желание разобраться самому. Было же правильным осведомить её о возможной опасности, не так ли? Поэтому, когда эта мысль укоренилась в голове, шаги Тома стали твёрже и увереннее, пусть никто этого так и не услышал. Но увидев бы эту сцену, наверняка бы перепугались, насколько недружелюбно Том сейчас выглядел. С каждым шагом, с каждой секундой в его голове стучала мысль, что родители Адама и Дамблдор замышляют заговор против Гермионы. И против него тоже. Но сейчас он больше волновался именно за девушку. «Почему тогда она не пошла отдавать меч? Не захотела? Совпадение или же расчёт?» Реддл прекрасно знал, где находится комната Грейнджер, ровно как и каждого преподавателя в Хогвартсе. Поэтому держал курс прямо туда, поднимаясь по лестнице со страшной скоростью, которая только может быть присуща человеку. В таких моменты Том не чувствовал себя человеком, а лишь бомбой замедленного действия. Возможно, не услышь Том этого разговора, он бы и не пошёл к Гермионе в покои, но теперь, когда в голове образовалась целая неутешительная картина, гордость была задвинута на задний план. Снова. «Не уходи. Будь рядом». И готов пожертвовать чем-то в этой битве. Дверь комнаты Гермионы, наконец, замаячила перед глазами, и Том ускорился. Том ещё не помнил, чтобы на своём веку куда-то так торопился или беспокоился, но последние сутки перевернули его жизнь верх дном. И теперь необходимо подстраиваться и успевать за развитием собственной жизни. Том выдохнул, как только остановился прямо перед дверью. Постучал, ожидая, когда будет какой-то отклик. Но ничего. Прошло пятнадцать секунд, но ответа не было. Было тихо, и это поселяло тревогу в душе Тома, в голове которого уже начинали крутиться разнообразные мысли, что те трое самолично пришли по её душу и до того, что за стеной находился Адам. Сжал кулаки. Возможно, сегодня терпение Тома подошло к концу. Ему было необходимо попасть туда и предупредить девушку. Это не требовало отлаганий. На двери были наложены заклинания, предусмотрительно поставленные на случай незванных гостей. Том это оценил. Всё-таки в таких мелочах, незначительных деталях и в сохранности собственной жизни показывалась истинная сущность Гермионы, что пережила войну. Тому пришлось потратить несколько минут, чтобы снять серию заклятий, включая руническую символику — забавно, что ему вспомнился их первый урок про рунические защиты, — и железный засов выдвинулся. Проход был открыт. Реддл размял руку, в которой держал палочку, но оную не убрал. Был наготове. Чувствовалось, что сейчас должно что-то случиться. Том нешироко раскрыл дверь, чтобы образовался небольшой проход, и вступил на чужую территорию. Темнота сразу бросились в глаза, и даже через окна не проникал лунный свет из-за плотных штор. Кромешная темнота. Мрак. Том усмехнулся. Возможно, девушка сама являла собой олицетворение мрака. Не только света. Иначе бы не встала на сторону Реддла, осознавая, что в будущем он убьёт всех её близких. Иначе она бы в него не влюбилась. Не была бы готова жертвовать всем немногим, что у неё осталось, чтобы спасти пропащую душу Реддла. Сердце обожгло чувствами. Облизав губы, Том закрыл за собой дверь, не оборачиваясь назад, и тихий хлопок послужил началу. А именно началу атаки. Резко, прямо на него, летел нож, который на башенной скорости собирался войти ему прямо в череп между глаз. Но Том ожила подобного. Рефлексы не подводят. Поэтому взмах палочки послужил Тому защитой. Тройная Альгиз работала всегда. Нож остановился за несколько сантиметров до цели, а после, повисев в воздухе, беззвучно упал на пол. Звук заглушил плотный ковёр. Том, вглядываясь в темноту, опустился на колено и поднял оружие. Прокрутил его в руке меж пальцев. Ухмылка, плавно переходящую в улыбку, всё сильнее расползалась на его лице. Он забавлялся. — Разве так встречают своих союзников? — «разве так встречаются своих любовников?» Но не мог не признать, что такие выходки, граничащее с опасностью, добавляли в их взаимоотношения огня. Вдруг прозвучал щелчок пальцев, а за ним помещение вернуло себе свет, тем самым давая Тому возможность найти главную причину его беспокойства. Гермиона стояла ближе к окну, одетая в тёплый халат цвета зелени. Его цвет. А в руках всё ещё находился её нож, кинутый Гермионой. Согревал руку. Том мог и дальше смеяться, позабыв на секунду причину своего визита, но вид Гермионы — обеспокоенной и нервной, — вернул ему серьёзность. — Извини... Я ожидала, что это кто-то другой, — вздохнула Гермиона и подняла на него глаза. Можно было заметить невооружённым взглядом, насколько она была уставшей и на вид несчастной. — И я знаю, кого именно, — Том прошёл дальше по комнате, отмечая, что гостиная была довольно скромной, но при этом чувствовалась часть девушки. Аккуратность, чёткость, порядок так и въедался в глаза. Но сейчас Том пришёл за другим. Гермиона нахмурилась на его слова и села на близстоящее кресло, обитое бархатом. Наверняка трансфигурируемое из чего-то иного. Том, погодя, сел на соседнее кресло, сложив ногу на ногу, и уставился на девушку. Ждал, когда она начнёт разговор. Они же обещали говорить правду. — Я хотела сразу после того, как мы разошлись, вернуть меч. Понимаешь же, что такие вещи нельзя одалживать надолго, — хмыкнула девушка и подобрала под себе ноги. Том сжал кулак на колене, понимая, что те трое были правы. — Я пыталась действовать быстро и незаметно, правда... — Том нахмурился и сильнее развернулся к ней, вглядываясь в её профиль, пока та смотрела чисто вперёд и не обращала внимание на его настойчивые взгляды. После недолгой паузы продолжила: — Но я вырезалась в Адама и он... — она вздохнула. — Говорил странные вещи. Спрашивал, осознаю ли я, кто ты на самом деле, — возможно, у Тома хрустнула челюсть. — Я была вынуждена угрожать ему... Многим, чтобы он не трогал меня больше. Он понял, что я на твоей стороне, — короткий взгляд на серьёзного Тома. — И сказал, чтобы я не шла сегодня в кабинет Дамблдора. Такое ощущение, что он хотел меня предупредить, — её пальцы нашли собственную губу и в нервном движении сдирали кожу. — Таким я его ещё не видела. Слишком живой, чем в последнее время. Будто он хотел удостовериться, что, может, я не настолько сошла с ума или что... Я невиновна, — нервный смех. — Будто надеялся, что только ты злодей истории. Том хмурился. — Как раз из-за этого я и потревожил тебя сейчас, — промолвил Том. Гермиона повернула к нему голову. — Я подслушал разговор родителей Адама и Дамблдора. Они знали, что ты придёшь сегодня. Они знали, что у тебя был меч. Она сокрушенно выдохнула. Уставилась на Тома в шоке. Казалось, что она даже побледнела на несколько тонов. Том буквально огорошил её новостями. Но эта новость действительно не имела возможность быть отложенными. — Я же старалась сделать всё аккуратно... — было видно, как она начинала внутренне ругать себя за неосмотрительность. За то, что она не смогла предугадать всё. — Дело не в тебе. А в том, что эти трое хотели устроить тебе засаду, — отчеканил Том. Гермиона хмурилась всё сильнее. — Уж не знаю, как они поняли, что ты именно сегодня возьмёшь бы меч, но сам факт, что они что-то замышляют. — Но меч... — Меч меня волнует в последнюю очередь. Сейчас меня волнуешь лишь ты, — возможно, Тому и следовало прикусить свой язык, но видя, как девушка от его слов слегка вздрогнула и едва смогла сдержать смущение, мрак в его душе ликовал. — Но как тут связаны родители Адама? Мы же думали, что это игра чисто Дамблдора и Адама. Что Адам мог как-то пойти к Дамблдору и сдать нас или что... — её язык начинал заплетаться. Потому что этот день был слишком тяжёлым для них обоих. Судя по тому, как девушка время от времени зевала, какие были мешки у неё под глазами, то она даже не ложилась спать. Только приняла душ, судя по её мокрым волосам. — Это нам и нужно будет вычислить. Я знаю родителей Адама, поэтому, думаю, надо немного времени, и всё встанет на места. Мы поймём, что они задумали, — Том хрустнул костяшками пальцев, и Гермиона еле заметно дёрнулась от громкого звука. — А тебе пока что следует быть аккуратнее. «Потому что в пятницу я создам тебе предмет, который даст возможность вычилять твоё местоположение. Клятва на крови и амулет в одном». — Тем более, они настаивают на ближайших сроках... — Мне это всё не нравится, — вновь прозвучал нервный смех со стороны девушки. — Как же быстро раскручиваются события... Адам, Тайная комната, теперь родители Адама и Дамблдор... Было ощущение, что она прямо сейчас потеряет сознание на этом кресле или же разрыдается. Том мог понять её эмоции. Впервые мог и хотел понимать эмоции чужого для него человека. «Уже не чужого». —... Но спасибо, что предупредил. Оперативно, — быстрая улыбка, и вновь она стала серьёзной. — Мне уже кажется, что тут дело не в Адаме. Или не только в нём. Не зря же казалось мне, что тут что-то не сходится. И Том был согласен, что и подтвердил кивком головы. — Но избавиться от него всё равно надо. Чтобы не лез. Например, шантаж для его родителей. Если не прекратят свои действия — с их сыном что-то случится. Своего сына они уж точно любят, — хмыкнул Том и на секунду прикрыл глаза. Почему-то вот так сидеть в комнате Гермионы было спокойно. До ужаса. — Ты сказал, что знаешь его родителей... Откуда? — не сдержала любопытство девушка. — Так сказать, лучше знать своего врага со всех фронтов, — будто оправдала своё любопытство, но Том и так собирался поведать ей историю семьи Адама. Будет полезно знать. В случае чего. Неожиданно для Тома, девушка взмахнула рукой, и где-то в углу гостиной, где находился небольшой островок кухни, начал закипать чайник, двигаться фарфоровые чашки и левитировать печенье. Том недоумённо глянул на Гермиону, которая чуть усмехнулась с его реакции. — Я хотела выпить мятный чай после тяжёлого дня... Поэтому и тебя бы хотела угостить, — в ней удивительным образом смешалась и продуманность, и спонтанность, и лёгкость, и манерность... Игривость. — С удовольствием. Возможно, это был нужный этап их взаимоотношений после секса. Гермиона управлялась беспалочковой магией с такой лёгкостью и непринуждённостью, словно этот вид магии — самый сложный из возможных — она знала в идеале. Ровно как и сам Том. И это даже не вызвало ощущения соперничества, как было с рыцарями, которым он давал знания только дозировано... Спустя минуту рядом с ним стояла фарфоровая белая чашка с блюдцем и пиала такого же цвета с имбирным печеньем. От мятного чая исходил невероятный аромат, и Том сдержался, чтобы не вдохнуть с наслаждением эти пары. Казалось, что ещё немного, и он окончательно тут расслабиться и отпустит себя. Вновь почувствует себя свободным. Хотя, куда ещё больше? Когда у них обоих стояли чашки, когда каждый сделал аккуратный глоток идеально сваренного чая, то настал момент рассказывать историю Том. — Началось всё с того... «Перед пятым курсом, два года назад, молодой Том Реддл имел план насчёт полного состава своей группы, в которую бы входили самые что на на есть сливки общества. Чистокровные волшебники с идеальной родословной и с нужными связями Тому были нужны ради будущей карьеры. Ему нужны связи, ему нужны союзники, ему нужны книги, старые пергаменты и артефакты. А для этого было необходимо показаться всем нужным лицами. И, разумеется, втереться в доверие к семьям и к их детям. На протяжении всего августа Том скитался то к одной семье, то к другой под предлогом навестить их сыновей — его одногруппников-лучших друзей и будущих Вальпургиевых Рыцарей. И сейчас Тому оставалось навестить последнюю семью, о которой мало что было известно кроме того, что они имели французское происхождение и два поместья: одно в Эссексе, а другое в Нормандии во Франции. Поэтому Тому было интересно узнать как можно больше об этой семье и принять окончательное решение, стоит ли брать Адама к себе в союзники. Юноша он довольно смышлёный и мог быть достойным членом группы. Теперь оставалось узнать преимущества его семьи. У Малфоев были книги и старинные знания, не зря же их род считается одним из самых древних у чистокровных. У Блэков было огромное количество интересных реликвий в их хранилищах и в отдельных комнатах поместья — Рейнхард сам показал всё, абсолютно очарованный Томом и их дружбой. Поэтому первых двух точно следует оставить. Нотты имели свои преимущества в плане разработок и редкостном таланте к изобретательству. Долоховы, возможно, были менее богаты и жили не в поместье, как остальные, плюс имели маггловские наклонности, но с первой же минуты Том понял, что Антонин, что его семья были не глупыми людьми, привили своему сыну аналитические способности, склонность к наблюдательности и хитрости. Антонин уже тогда имел свои блестящие навыки. И дать Антонину зерно сомнения насчёт его желанной жизни тоже не составляло особого труда. Эйвери и Мальсиберов Том ценил за своё имущество, влиятельность и связи, которые, как и у многих чистокровных, были по всему миру и связывались с волшебниками из других стран. Но их связи были отличительны тем, что, в отличии от Малфоев и Блэков, — время от времени прибегающих к родосмешениям из-за нежелание портить кровь, — Эйвери и Мальсиберы не чурались связывать узы брака и с полукровками во избежание кровосмешения. И тем самым давая себе дорогу во множество стран. Купцы, влиятельные люди в правительстве, — что у магглов, что у волшебников, — а также и просто знакомые знакомых, работающие в газетах и программах. Это всё Том собирал. Это всё Том понял за месяц с небольшим. Потому что они всё сами рассказывали. Они все были высокомерными гордецами и лживыми льстецами. Тому оставалось просто их слушать. И сейчас оставался лишь Розье. Том заранее договорился о встречи с Адамом, — хотя, Адам сам пригласил Тома, тот просто не понял, что им умело управлял Том, — и тот его довольно хорош принял. Не смог бы даже отказать. Их переписка была недолгой, но достаточной для того, чтобы без проблем перебраться по каминной сети к их семейству без возможных неловкостей или же чувства навязчивости. Тогда, как только Том вошёл в гостиную, отряхнув пепел с камина, перед ним предстало всё их семейство, и Том подивился, насколько они все разные. Миранда Розье, одетая в платье голубого цвета с рукавами в три четверти, стояла рядом с мужем и сжимала его руку. На лице была улыбка, вполне дружелюбная. Больше всего Тома удивил цвет волос, так похожий на отличительную черту Малфоев, но Том сомневался, что они были в родстве. Как потом Том поймёт, они тоже, как Эйвери и Мальсиберы, прибегали к полукровкам для «новой крови». Отец Адама — Эдвард Розье — на вид был довольно мужественным мужчиной немного за сорок, определённо старше на десяток лет свою жену, с твёрдым подбородком и крепким телом. Его волосы были идентичны Адама. Том мало помнил про мужчину, он был немногословен, сдержан, холоден на людях, но определённо имел привязанность и любовь к своей жене. Адам же стоял по правую сторону от матери и выглядел не менее идеально по-чистокровному. Улыбался. Был приветлив. И, в отличие от отца, довольно тощим по подростковым меркам. На первый взгляд, идеальная картина. Но уже тогда Том понимал, что с ними что-то не так. — Добрый день, — чуть поклонился Том по этикету и улыбнулся. Фальшиво, но зато идеально. Как и весь его образ от костюма до идеально начищенных ботинок. — Прошу прощения, если я своим визитом потревожил вас... — Мистер Реддл, не беспокойтесь, нам только в радость познакомиться с другом нашего сына, — у Миранды был приятный голос и идеально поставлена речь, как и у всех чистокровных. Манеры и воспитание с пелёнок. — Вы можете оставаться на сколько пожелаете, лишь бы вам было удобно. «Лишь вежливость, ведь им было необходимо скоро идти в школу». Но Том лишь улыбался. Подойдя ближе к супружеской паре, юноша, как принято по этикету, поцеловал тыльную сторону ладони женщины, зная, что такие небольшие жесты были высоко оценены. — Спасибо, вы очень любезны, — Том выпрямился и обернулся к своему другу, улыбаясь теперь более развязно, как предполагали законы о дружбе. Которые Том, разумеется, уже тоже успел выучить. Они лишь пожали друг другу руки. — Мама, папа, я бы хотел устроить небольшую экскурсию Тому, вы не против? — обратился Адам к родителями, которые на это лишь кивнули. — Конечно, но будьте готовы к ужину в семь, не опаздывайте, — игриво предупредила молодых людей, наблюдая, как слизеринцы покидали гостиную. Том слушал, как Адам разговаривал о поместье, пока сам осматривал интерьер, отмечая, что всё были в светлых тонах, но в основном преобладал голубой. Возможно, именно этот цвет и обожала женщина. Но, признаться, в этом был свой шарм. И тем более, Тому было важнее как можно больше узнать о внешней и внутренней составляющей этого семейства, чем думать про их дом. —... Я знаю, что ты любишь читать, — хмыкнул юноша, засунув руки в карманы брюк. — Поэтому хочу в первую очередь показать тебе нашу библиотеку. — Было бы славно. И ещё раз спасибо тебе за гостеприимство, — кивнул Том, изображая благодарность в голосе. — Брось, мне лишь в радость будет показать тебе всё, — хмыкнул Адам, смотря как-то на Тома слишком хитро. Будто что-то предвкушал. Возможно, Адам был тогда слишком доверчивым и лишь спустя время Том сделал из него того, кто, в последствии, пойдёт против Тома. Сделал из него человека, знающего и понимающего тёмные искусства. Человека, который в первую очередь думал, а потом говорил. Сделал из него мага, дал ему возможность закрывать сознание магией. Как и всех своих людей. Дал ему безопасность, дал ему цель. Кто мог знать, что такое случится? Что Адам, спустя два года, отвернётся от Тома, заявляя, что он его держал насильно? Но Том успокаивал себя. Том понимал, что теперь роль Адама стала максимально непонятной в этой истории. Для чего он вообще был нужен. Угрожать Тому? Заявить, что он был тираном и запугивал своих же? Что он был заинтересован Грейнджер? Тогда, два года назад, Том не мог даже подумать, что этот юноша — пока что светлый и понятный — станет его будет проблемой и головоломкой. Поэтому тогда Том лишь усмехнулся в тон Адаму и следовал за ним. Спустя пару минут они остановились перед железными дверьми, что были украшены вензелями и другими узорами. Где-то даже рассмотрел что-то схожее на Нортумбрийские руны. Но не успел разглядеть получше, как Адам прикоснулся к двери, и она открыла им проход в огромную библиотеку, которая уступала в размерах лишь библиотеке Малфоев. Том удивлённо поднял брови и почувствовал, как Адам наблюдал за его реакцией. Возможно, имелось небольшое самодовольство, но Том уже за столько визитов к чистокровным привык получать такой обмен на своё удивление. Он же сирота, он же не имел дома, не имел богатств и библиотеки. И поэтому это был долг каждого семейства — похвастаться своим имением. А родителей его однокурсников — положить ему больше ужина, чем остальным. — Древняя библиотеки. Хранит в себе книги начиная с 1233 года и по сей день пополняется моим отцом, — пояснил Адам и двинулся дальше. Том же не последовал и стал осматривать помещение. Ощущал в воздухе самую настоящую магию. Тяжёлую. Очень отличающуюся от всех других, которые витали в других поместьях. — Очень впечатляет, — согласился Том. — Тут есть какая-нибудь секретная секция, как в Хогвартсе? — пошутил Том, и Адам от этого рассмеялся. Всегда работало. — Поверь, есть, но для того, чтобы войти туда, необходимо разрешение отца. Говорит, как только мне будет восемнадцать, то и я смогу побывать в той части, — мечтательно проговорил Адам. Подошёл к одному из столов и сел за него, наблюдая, как Том всё ещё осматривал библиотеку. — Ты можешь поспрашивать у отца, знаю же, что ты любитель такого, — добродушного промолвил. Том лишь кивнул. Адам продолжил: — Можешь что-нибудь посмотреть, если хочешь... Они провели несколько часов, переходя из библиотеки в коридоры, из коридора в комнату Адама, а из комнаты уже в сад, гуляя по окрестностям их усадьбы. Том дышал свежим воздухом Эссекса и пытался составить картину их семьи. Всё ещё непонятная. Слишком обычная. Слишком скучная. Кроме странной библиотеки, что наверняка хранила в себе больше, чем любая другая. Поэтому Тому придётся заводить тему про их идеологию, чтобы окончательно понять, стоит ли брать Адама в их группу. И когда приступило дело до ужина, Том начал разговор первым: — Ещё раз благодарю вас за гостеприимство. Особенно меня впечатлила библиотека, — тогда Том лукаво глянул на Адама. Они сидели прямо друг на против друга. И Том делал вид, что для него он самый близкий друг. — Том любитель чтения. Лучший ученик Хогвартса. И будущий староста, — насмешка, но Том знал, что за ней было легкое уважение. Уже тогда Том смог несколько раз «спасти» его будущую группу от неприятностей. Поэтому, грубо говоря, они все были в долгу. — Правда? Мистер Реддл, вы действительно настолько выдающийся? — заинтересованно спросил Эдвард, разрезая на кусочки стейк. Голос твёрдый, волевой. Том понял, чтот человек мог быть с сильной волей и стержнем. — Адам преувеличивает, — покачал головой Том, изображая скромность. — Я просто хорошо учусь и люблю это. Только и всего... — Какой ваш любимый предмет в Хогвартсе? — мягко спросила женщина, а после положила в рот небольшой кусочек мяса. Её глаза игриво сверкали из-за бликов от свеч, делая её образ слишком... странным. — Защита от Тёмных Искусств, — кивнул Том, видя, как от этого загорается их интерес. Не так много студентов находят этот предмет не то чтобы любимым, а и просто желаемым для посещения из-за сложности программы и требовательности профессора Вилкост. — Необычный выбор, — прокомментировал Эдвард, взглянув краем глаза на жену. — Достаточно сложный предмет. — Отнюдь. Если иметь желание и время, то можно разобраться со всем, — Том с улыбкой глянул на мужчину, а после стал обращаться так, будто хотел всем уделить внимание и никого не обделить. — Защита от Тёмных Искусств является сложным, но оттого и полезным предметом. Самым полезным, по моему мнению. И актуальным. Вот и опасная тропа. — Ведь тёмная магия повсюду, не так ли? — завораживающий тон и идеальные ненавязчивые манеры. — Она в каждом из нас, каждое заклинание может быть применено как в пользу, так и во вред, — ненадолго замолчал. Его все слушали. — Тёмная магия является неотъемлемым компонентом нашей жизни. Том решил добить их: — Как по мне, необходимо изучать не только Защиту от Тёмных Искусств, но и саму тёмную магию. Ведь нельзя нейтрализовать последствия, надо нейтрализовывать причину, вы как считаете? — и невинно взглянул на глав семейства. Адама же пока что обошёл. Потому что знал, что он уже мог хоть завтра заинтересоваться тёмными чарами, если дать ему достаточную уверенность и хорошую цель. — Довольно смелое заявление, молодой человек, — моргул Эдвард и отложил приборы. Положил голову на сложенные руки. Выглядел серьёзным и настороженным. — Возможно, вам нравятся именно тёмные искусства, а не защита от них? — Разве плохо быть разносторонним человеком? Я увлекаюсь разнообразной магией. И не имею предрассудков на её счёт, — Том понимал, что родители Адама сложнее, чем их сын. Что им так не внушишь нужную мысль, как было с другими семьями, в которых уже и так были схожие мысли. — Разве вас... не пугает это? — поинтересовалась женщина. Эмоциональная. Чувственная натура. Это только подтвердится спустя несколько лет. Когда откроется её тайна. Тайна её семьи. — Знания не могут пугать. Чем больше — тем лучше, — улыбнулся женщине и продолжил трапезу. Потом вновь начал разговор: — Вот даже насчёт вашей библиотеки. Там же тоже наверняка хранится разнообразная магия, но она же не пугает вас? Вы её принимаете. Потому что это часть дома. Часть наследия. А магия — это часть наследия всех нас. И мы обязаны её принимать независимо от того, какая она на вид. Супруги нахмурились, переглянулись, а после глянули на Адама, который сидел практически с открытым ртом и не мог попасть вилкой по картошке, пока слушал Тома. Возможно, в их библиотеке действительно хранилось что-то такое, что было необходимо скрыть. Потому что они ему на это ничего не ответили. Были задумчивы. И они теперь боялись Тома». — То есть... Его родители не стали твоими возможными союзниками? Ты же говорил, что отбирал только по тому, какую выгоду можно извлечь от каждого из них, — задмучиво задала вопрос Гермиона. Чай уже давно остыл, и они оба принялись за печенье. Гермиона была полностью погружена в рассказ Тома. Ему нравилось, что его внимательно слушают. — Адам был не настолько безнадёжен и часто участвовал во многих наших занятиях, поэтому убирать его было бы невыгодно, — покачал головой Том и протёр глаза. Всё тело уже затекло на стуле и хотелось опуститься на что-то помягче. — Не скрою, мне было интересно и после, что же его родители скрывали, но со временем добавились новые проблемы и она была позабыта. А Адам оставался, как должное, знаешь... Замолчал на секунду, а потом продолжил: — Они говорили, что с них будет выполнена их часть сделки, с Дамблдора — его, — выдохнул Том. — Поэтому можно сказать, что с Дамблдора была задача поймать тебя, — рука, державшая печенья, дрогнула. Крошки посыпались на стол. — А с их... возможно, мне аукнется то, что я недоразгадал тогда, два года назад...— пробормотал. Потому что это имело бы смысл. Но сейчас Том об этом не будет думать. — Но не поймали, — покачала головой Гермиона. — Но хотели. Если бы у мальчишки не заиграла совесть или нечто иное, — презрительно хмыкнул Том, — то они бы уже тебя схватил и Салазар знает, какая часть сделки была у тех двоих... — Они меня не поймают. Я в этом уверена, — твёрдо проговорила Гермиона. Действительно ли была уверена или хотела успокоить Тома? — Меч останется у меня. Или я кому-то его передам. Зависит от обстоятельств. — Этот кто-то всё ещё не знает о нас? — невинно спросил Том, но Гермиона, ни разу не купившись на его тон, закатила глаза. — Мы уже говорили об этом. Всё позже. Если ты хочешь остаться живым. — Тогда лучше я с ним встречусь до того, как ты лишишь меня бессмертия. Хоть будет шанс, — откровенно насмехался Том, откусывая имбирную сладость. Гермиона же грустно улыбнулась от его слов и изменила позу, приставив колени до подбородка. И не заботясь о том, что теперь открывала слишком много. Том проглотил печенье. — Если серьёзно, то... Я боюсь его реакции. Он моё всё понимаешь? — она отчаянно взглянула на Тома. — Я понимаю, я сделала свой выбор и не жалею... Но как мне жить, если он от меня откажется? Ведь это была наша цель. Я сама её предложила, а тут скажу ему, что всё, у меня новый план, поэтому смирись! — она всплеснула руками и после закрыла ими лицо. Том хмурился. Не думал, что тот её друг настолько ей важен. И испытывал даже сочувствие. Впервые. По отношению к ней было можно испытывать всё... — Но ты же знаешь, что делаешь правильно? — аккуратно спросил Том и потянулся рукой к её ноге, чуть поглаживая. Хорошо, что стол был маленьким, поэтому любые манипуляции были легко осуществимы. — Если он твой друг, как ты говоришь, то примет твой выбор, — и промолчал, давая Гермионе возможность переварить информацию. Всё же, не зря Том имел многолетний опыт коммуникаций. — Если же повезёт и он примет тебя такой, какая ты есть, то будет успех... — В том и дело, что я не знаю, — она убрала руки от лица. По щекам были размазаны слёзы. — Я считала себя предательницей всё то время, как я в тебя... — она замолчала. Гермиона покраснела. Но Том всё прекрасно понимал. И дал ей возможность исправить свои слова. — Как я захотела вернуть тебе душу. Мы даже разговаривали, что нормально привыкать к новому времени. Нормально начинать новую жизнь, ведь нельзя жить войной... — Гермиона вздохнула и взяла Тома за руку. Как несколько часов назад. Чтобы вернуть себе равновесие. Её маленькая ладошка идеально помещалась в его руку. — Тогда живи, Гермиона. Кто ещё сделает тебя счастливой, если не ты сама? — она замерла на секунду и сильнее сжала его руку. Задрожала. — Ты должна жить дальше. Ведь иначе будешь жалеть. И это я говорю тебе не как тот, кому выгодна твоя поддержка, — хмыкнул. — Хоть ты сохрани свою душу. Гермиона закусила губу. Казалось, что только рука Тома и была её якорем. Снова. — Тогда я... на этой неделе скажу ему. После нашей клятвы. А дальше... — она вновь вздохнула. Сейчас она казалась Тому чем-то настолько хрупким, что было даже страшно прикасаться. Даже богиня Дурга может иметь свою слабую сторону. И только бог Шива сможет стать её оплотом. — А дальше тебе не следует переживать. Просто не думай ни о чём и сосредоточься на нашем плане, — продолжил Том с лёгкой улыбкой. Сердцу было тепло. — Я со всем остальным разберусь, если тебе будет легче. И сам встречусь с ним. Гермиона улыбнулась. — Спасибо, Том, — прошептала она. — Ты не должен был это слушать... Чужие проблемы как-никак, — другой рукой утёрла глаза. Ей было неловко. — Поверь, это не так, — Том не мог сказать большего, но надеялся, что она его поймёт. Что она его свобода. Что она тепло его сердца. Возможно, она действительно сейчас поняла это. Ведь она улыбнулась ещё шире. — Может, раз мы пока оба свободны, то... начнём разбор ритуала? — предложила девушка, опуская ноги на пол. — Хоть это и книга Хогвартса, но текст там такой потёртый, старый и с некоторыми и вставками из древних языков... Поэтому лучше начнём как можно раньше. Хоть немного разберём. Гермиона лукаво улыбнулась, словно и не было минуту назад её слабости. — Всё-таки, ты же Том Реддл... Лучший ученик Хогвартса, — пародировала она из его рассказа, а Том закатил глаза. — Не завидуй, ведьма, — пробурчал он. — Нечему завидовать, мне уже давно не семнадцать, — хмыкнула Гермиона и встала со стула, до этого с сожалением убрав руку из его хвата. — Ты связался со старухой, — посмеялась Гермиона. — В маггловском мире за такие отношения меня бы уже упекли за решётку. — Но мы в магическом, — Том сложил руки на груди, вытянув длинные ноги вперёд, и обвёл глазами её фигуру, скрытую халатом. — И ты, пусть и магглорождённая, можешь подчиняться только законам этого мира... — Том сам не заметил, как своим взглядом ввёл девушку в смущение. Она откашлилась. — Возвращаясь к зависти, я тоже была лучшей студенткой своего времени... — А какой факультет? И в каком году? — задумчиво проговорил Том, наблюдая, как словно специально её халат открывает слишком много ног. — Гриффиндор. Так и не закончила школу, сам понимаешь. Пропустила седьмой курс, — вздохнула Гермиона и отнесла вручную пустые чашки. — А так конец девяностых. Том поднял брови. — Я догадывался, что ты из Гриффиндора. Меч и твоё поведение, — также махнул рукой. Гермиона обернулась и закатила глаза. — Но не думал, что из такого далёкого будущего... Значит, в той реальности он достигнет власти только ближе к концу этого века. Власть на смертях и угрозах. С сумасшествием. Смех да и только. Гермиона на его слова лишь пожала плечами и вернулась к нему. Явно ожидая, когда он поднимется и они пойдут изучать ритуал. Том удивлялся, откуда у этой женщины столько силы, чтобы в два ночи заниматься ещё и расшифровкой текста. Только недавно она была невероятно усталой, а сейчас откуда-то появилась энергия. В его возрасте она небось была ещё активнее. Том вздохнул и с трудом поднялся. Спина ощутимо захрустела из-за кресла и долгого сидения на одном месте. На секунду скривился, но Гермиона сразу это уловила и чуть нахмурилась. — Вижу, сегодня ты уже не в форме... Может, тебе пора всё-таки спать. Завтра, точнее, сегодня у тебя уроки... — пробормотала Гермиона, чувствуя себя неловко. Видно, думает, что нагружает его своим присутствием и делами. Но у Тома были другие планы даже несмотря на свою усталость. Подошёл ближе, сократил дистанцию, и посмотрел сверху вниз. Усмехнулся вновь. Сдержался, чтобы не позволить рукам что-то большее... — Предлагаю тогда продолжить в спальне, — хмыкнул Том. Глаза Гермионы секунду вспыхнули. И Том был уверен, что и у него тоже. — Мягкая поверхность всё же лучше для чтения, ты согласна? Змей искуситель. — Абсолютно, Том, — от неё это звучало так интимно, так запретно, так греховно, что уже сейчас хотелось откинуть всё и... Ведь они одни. В небольшом полумраке. С уже озвученными ощущениями. С озвученной правдой, что она выбрала его... ...Что она готова стать предателем в глазах друга лишь бы спасти Тома Реддла. И это заставляло вновь пьянеть. Том моргнул, возвращая себе на секунду рассудок, и, подняв руку, провёл пальцами по её руке, переходя на шею, обводя ключицу и поднимаясь к её подбородку. Хотелось запустить волосы в её кудри и сжать их. Хотелось впиться в её шею и испить правильной крови. — Тогда неси книгу, — прохрипел Том и, сделав над собой усилие, отошёл от неё. Гермиона проморгалась, поправила халат и направилась в другую комнату, которая соединялась с гостиной и отделялась простой деревянной дверью. Том успел уловить и соседнюю комнату, видимо, это была ванная. А сейчас они шли в её спальню. Как помнил юноша, у каждого преподавателя в праве было иметь несколько комнат, и Том ожидал увидеть ещё одну. Возможно, её кабинет. Как только он следом за ней зашёл в спальню и закрыл дверь, атмосфера словно вернулась к тому греховному, что вызывало трепет в груди. Том осмотрел небольшую спальню с простой белой простыню, шкаф, тумбочки, увидел окно, что открывало вид на башни замка, и много мелких деталей, показывающих, что в ней жила девушка. Что в ней жила Гермиона. Книги, какие-то свитки, что-то из письменных принадлежностей: всё было аккуратно сложено на тумбочках, и только одна редкая книга лежала на кровати, добавляя в комнату каплю хаоса. И теперь, когда тут стоял Реддл, уровень этого хаоса только возрастал. — Присаживайся тогда, я сейчас, — и быстро скрылась за ещё одной дверью, которая, видимо, и вела в кабинет. Том сел на кровать, ощущая мягкость матраса и то, насколько сильно хотелось прилечь. Но уходить не хотелось совершенно. Взял в руку книгу на кровати, читая на ней «Старшая Эдда». Том хмыкнул. У неё определённо были наклонности к рунам. Положил на место, думая как-нибудь поговорить о ней в свободное от проблем время... Не прошло и минуты, как Гермиона вернулась, держа в руках увесистую книгу, которую Том прекрасно знал и которую видел ещё несколько месяцев назад. В то время, когда его интерес только зарождался, а её секреты становились слишком желанными... Украла? — «Секреты найтемнейшего искусства»? Неужели там есть что-то, связанное с душой? Я ничего такого не помню, — скептично промолвил Том, чувствуя, как матрас прогибается под её весом и как она доверительно подползла к нему, выглядя при этом до ужаса сексуально. — Да, есть. Возможно, ты просто не туда смотрел. Тебя же интересовала только тёмная магия, а светлая — не шибко, — усмехнулась Гермиона, открывая книгу на нужной странице, помеченная закладкой. Том фыркнул, наклоняясь к шее девушки, которую та подсознательно открывала для его глаз. Ещё немного, и она могла бы лечь на его грудь и расслабиться. Очень близко. — Когда ты успела её украсть? — Не подумай превратно. Это просто копия, как и другой десяток книг, который лежит в кабинете, — улыбнулась она и повернулась к нему вполоборота. Теперь ему открывались все её эмоции ещё ближе. — Так вот что ты делала в сентябре в библиотеке, — прищурился, глядя, как от его тона она немного зарделась. Наконец, нужная страница была открыта, и внимание Тома окончательно переключилось на книгу. Вероятно, хорошо, что они раньше начнут расшифровывать ритуал, ведь с новыми событиями... медлить было бы чревато. — Смотри, «Ритуал души», — показала пальцем на нужное название, написанное специальным почерком, что напоминал летописание несколько веков назад. Значит, эта запись действительно старая, так как другие главы были написаны относительно современно. Этим он и поделился с девушкой, которая нахмурилась от его слов. — Но книге максимум лет сто. Тогда откуда взялся этот ритуал? — Возможно, эти страницы были перенесены из другого источника. Поэтому так отличаются от других страниц. И поэтому на вид такая блеклая, — вновь поделился своими мыслями Том, видя, как девушку это действительно заинтересовало. — Я даже не подумала... Сразу ухватилась за текст и перевод. — Лучший ученик Хогвартса, не забывай, — хмыкнул Том и развернул книгу чуть к себе, читая заметки на полях рядом с названием ритуала. «Чрезвычайно опасно». «Невозможно в осуществлении». — Почему?... — Я ещё не дошла до осознания. Вот, смотри, — она показала на абзацы, едва видимые глазу, и Тому пришлось прищуриться, чтобы прочитать: — Ритуал души, используемый ещё во времена древних ацтеков и записанный в этой книге, как первоисточник... — и замолчал. Дальше было насколько неразборчиво, что как бы он не приближался, было невозможно прочитать. — Я смогла прочитать это слово, — она указала на строчку, — как Борджа Груп, что с латыни переводится как Группа Борджиа... А дальше не могу понять, что написано. Такое ощущение, что это как переводы, ведь единоисточником всё равно является Группа Борджиа... — бормотал Гермиона, смотря на этот текст со всей серьёзностью и сосредоточенностью. Том поражался, как она смогла так продвинуться, а тем более знать, что такое Группа Борджиа. Восхитительно. — Да, получается, что первоисточником является ацтекская книга, что повествует об исторических событиях, — Том нахмурился, не понимая, как могут быть связаны рукописи, что были утеряны уже не первый век, и эта книга, что хранила в себе ритуал души. Книга Хогвартса. — Как это связано? Книга про тёмную магию, страницы со времён ацтеков, а внутри может быть сборка из разных языков, — выдохнул Том. — Закон подлости: ничего нельзя совершить легко. Даже собственное искупление, — презрительно фыркнул. — Поэтому тут и написано, что это «невозможно», — проговорила Гермиона, серьёзно глянув в глаза Тома. — Что только тот, кто действительно жаждет искупления и души, сможет расшифровать эту книгу и потратить самое ценное — время. Время. Как же это созвучно с его жизнью. Том лишь кивнул на её слова, понимая, что она была права. Нельзя чего-то достичь, не дав ничего взамен. В этом случае — время, усилия и обширные знания. Уж такую жертву он был готов дать. Тем более, что теперь Том был не один. — Дальше я не могу разобрать, но судя по всему, каждый из абзацев представляет языки разных эпох. Если взять твою теорию, то это действительно как сборник. То есть, имелся тот первоисточник из Группы Борджиа, а дальше люди или же жрецы дополняли или же переводили тот самый источник и... Я пока точно не поняла, — тараторила она, охваченнаяу азартом от новой загадки. Ей это было в удовольствие. — Твои знания впечатляют, — Тому было приятно думать, что впервые не он был лидирующим лицом, закатывающий глаза на чужое скудоумие, а нашёл равного себе. Равного по знаниям и упорству. Гермиона смущённо улыбнулась и заправила кудрявую прядь за ухо. Видимо, ей не так часто это говорили. Или же ей нравилось, как ей говорил это именно Том. Глаза постепенно слипались даже несмотря на то, что они уже за эти сутки уже спали. Девушка неожиданно зазевала, и Том последовал её примеру. Оба слишком сильно устали, чтобы вдаваться в древние тексты и думать про сложные ритуалы. Хотя мозг всё ещё прокручивал в голове опасность от родителей Адама с Дамблдором, и ритуал, и ацтеков, и их писание... Но тело было уставшим, и пусть он пока что был бессмертным, спать хотелось нещадно. — Давай спать... Если хочешь, можешь приходить так каждый вечер. Будем разбирать текст, пока не станет понятнее... — девушка вновь зевнула. Усталость накатывала слишком быстро. — Хорошо. Принесу тогда какие-нибудь книги про ацтеков... и переводчики с разных языков, — кивнул сам себе Том, наблюдая, как девушка откладывала книгу на прикроватную тумбочку. А после, так и не вернувшись в сидячее положение, легла на кровать. Полуприкрытые глаза наблюдали за Томом. Ждала его решения. Но Том уже давно всё решил. Сняв одежду, Том лёг рядом с ней, наблюдая, как удовлетворённая улыбка распространялась по её лицу. Видел, как она жадно осматривала его тело. И Том был уверен, что он делал то же самое на протяжении всего того времени, как попал в её комнату. Они лежали лицом к лицу, и Том ощущал, как тепло вновь наполняет сердце и душу. Как она сама проникала в его душу. — Спокойной ночи, Том, — пробормотала Гермиона и прикрыла глаза. Том накрыл себя и её одеялом, а после придвинулся вплотную. Близкая. Тёплая. Живая. Его. — Спокойной ночи. И сам не заметил, как провалился в сон, сжимая Гермиону в своих объятиях и слушая равномерный стук её сердца. Время.