***
И просыпаясь на следующее утро в четыре утра, надевая на себя не ожидаемый белый балахон, а вполне себе удобные и обычные вещи, Макото не мог перестать оглядываться по сторонам в большом общем зале, куда им сказали проследовать. Медитация. Без движений, без слов, и все сидят – не шевелясь. Как будто ни у кого из них не горели дедлайны сдачи необходимой серии заявлений, как будто вечером им не нужно было связаться с одним из глав Единого Правительства. Наверное, и вправду не нужно было. Но пока для него четырёх часовой сон был нормой, нет, даже сильным баловством, учитывая, что он предпочитал не спать совсем, используя эту возможность как единственное преимущество гомункулов, то почему обычные люди так послушно сидят все здесь и позволяют такому большому промежутку времени просто идти мимо них? Людям же… Сон нужен. Разве нет? Макото заметил на себе вопросительный взгляд одного из наблюдающих, знак того, что ему пора перестать с таким любопытством и не скрытым непониманием оглядываться вокруг. Если он не хочет попадать в неловкую ситуацию нежеланной помощи и ряда вопросов от ментора. Как он успел понять за ночь размышлений об устройстве этого места – они могут последовать. И будут следовать, если не выполнять всë чëтко по рекомендациям. Простым рекомендациям, список которых был достаточно короток. Духовные практики? Совсем рядом с ним сидел Юма, кажется, не желающий даже задавать какие-либо вопросы и изучающе пробегать взглядом по каждому из находящихся здесь. Его ничего не пугало. Ничего не настораживало. Ничего внутри него не кричало «это подозрительно!». Юма как будто бы… пытался от чего-то избавиться. И после завтрака, измученный нескончаемыми монологами в своей голове, Макото, останавливаясь у дверях столовой, лëгким движением выцепил детектива, ставя того напротив себя и одним лишь взглядом показывая в сторону. Во двор. В «слепую зону», где их никто не сможет услышать, даже если будут видеть. Во взгляде Юма промелькнула печаль – эмоция, не свойственная образу Номера Один, он был расстроен. —Объяснишь? —Что? Макото оглянулся, стараясь сделать свой шёпот максимально направленным только к детективу, перейти на такую звуковую волну, чтобы разобрать слова и связанные предложения мог только Юма. Шёпот, подобный шелесту листьев при совсем слабом ветре, шёпот, лишëнный всяких эмоций и окрасок, передающий одну лишь только суть: —Почему мы всë-таки здесь и почему всë это сводит меня с ума? В ответ – качание головой. И снова слишком заметная печаль, в которой Макото мог прочитать всë, что угодно. Всë, что не может быть свойственно Номеру Один, но по какой-то причине свойственно стоящему перед ним сейчас детективу. —Я понял. Ты просто потерял рассудок, вот по этой же причине ты бросил работу… —Макото, ты отлично знаешь, по какой именно причине я… — Юма с удивлением посмотрел на парня, — но если тебе будет так проще понять, - да, я потерял свой рассудок. Ступор. Проще понять? —Но я убеждëн, — в чуть отличающийся от Макото шëпот влились нотки гордости, — что ты точно так же потерял свой рассудок. Очнувшийся в лабораторной комнате клон-гомункул не может оставаться в разуме-.. Я читал твоë дело, я знаю, что они с тобой творили-.. —Ты читал «что»? — СЕО схватил Юму за предплечье, все свои эмоции от голоса перенаправляя в один этот физический жест, сжимая до боли чужую руку, — с другой стороны – конечно ты это читал. Сука, я уверен, ты знал об экспериментах с их самого начала. Меня ещё всегда интересовал вопрос, каким образом твоë ДНК вообще попало в руки этим зверям?.. —Макото. —Да, вот так меня зовут, — пренебрежительно отпихнул от себя детектива СЕО, — а ты как меня представлял, как бездушного, но успешного образца #1? —Я не знал о том, что происходит там, я не давал своего согласия на эти зверства, я не… —А я представлял себе тебя менее жалким, — цыкнул Макото, — где мы, чëрт возьми? Твоя цель, как она там, спасти всех-всех-всех? Что мы тут забыли? —Откуда в тебе столько… — Номер Один остановил себя, понимая, что подобные вопросы будут не уместны, — мы приехали сюда именно для этого. Спасти «всех-всех-всех». Тебя, Макото. —Избавьте себя от альтруизма, детектив, — через зубы процедил СЕО, всë ещë помня про шëпот, — вы сюда себя приехали спасать. От чего-то, что погубило бесконечную гордость. Макото отпрянул от детектива, с презрением качая головой и принимая решение закончить бессмысленный диалог. Он заперт с ним впредь и на целую неделю, подписывать отказ уже слишком поздно, а желания ткнуть в грязь своего оригинала, как и найти правду за стоящим за всем этим делом, горело в нëм с большей страстью. Вот и новая работка нашлась. Быть может, теперь проводить часы в разговорах с самим собой будет менее болезненно. Всë время своего существования он перебивал их бумагами, почему бы не перебивать теперь их простыми попытками проанализировать «безумие» своего оригинала? Не самое полезное дело, но горящий внутри него огонь был наполнен нетерпением к незамедлительному началу. —Тебе нужна помощь. На короткое мгновение Макото остановился, вполоборота поворачивая голову к «оригиналу», злясь на то, что он до сих пор тянет эту идею, и чувствуя наступающее на него чувство бессилия. То ли от тона, в котором была произнесена эта фраза, то ли от ещë не раскрытых ему чувств. Слышать это было… Неправильно. Но в ответе больше не нуждалось. Почему то не только присутствие, но и знание, что он где-то существует, этот оригинал, всегда заставляло его чувствовать себя маленьким и незначительным. Злость медленно перетекала в бессилие. Сколько бы он с этим не боролся и не убеждал себя в обратном. И весь последующий день, наедине с самим собой в пространстве, наполненном загадочными людьми, каждого из которых сюда принесла своя «нелëгкая», Макото не мог избавиться от сказанного. Смотря на миску риса СЕО подумал – может, правда, ему просто нужна помощь. Разве он не должен был быть *идеальным образцом*, самым успешным клоном из созданных гомункулов? Разве он не должен быть таким же чёрствым, гордым и владеющим собой в каждой из ситуаций непоколебимым Номером Один? Считать себя необязанным отвечать на вопросы, решать всë за других людей, быть уверенным в том, что весь мир крутится вокруг только одного твоего образа. Образа. Собирательного образа необходимых для профессионального детектива черт, которые создавали бы впечатление стоящего наверху «пищевой цепочки». Без имени. С одним единственным идеалом – работа. С ожидаемым от человека его публичности комплексом принципов и убеждений. Он был даже… не человек. И Макото всего лишь клон какого-то собирательного образа. Робко смотря на своë отражение в ванной комнате, Макото нахмурился, чувствуя скребущее внутри чувство, такое, когда на языке что-то нетерпеливо крутится, желая вырваться наружу, а в ещë не до конца сформированных логических цепочках пытается выстроиться в один пазл одна большая картинка. Скребëтся, душит, путает внутри абсолютно всë, но вырывается законченной идеей: Макото Кагутсучи не мог появиться на этот свет абсолютно пустым. Учëные могли творить невыносимые вещи с его телом, но с его разумом они не делали абсолютно ничего. Если бы сделали – он бы никогда не смог оттуда убежать. Не смог бы осознать, *кто* и *что* он такое. Пока был исследован каждый участок его тела, пока он на протяжении всех трëх лет прятал своë лицо, заменив то самостоятельно созданным помощью пластика, резники и маркеров, пока осмелился покрасить только волосы, не меняя их длину и вид, потому что пользоваться лицом своего оригинала ему всë ещë было необходимо, пока поменял предпочитаемые вещи, начиная с любимого цвета, заканчивая стилем, пока экспериментировал с аксессуарами… и делал всë возможное, чтобы измученным нечеловеческим телом не походить на своего оригинала— Он вряд ли был способен полностью поменять образ своего мышления. Что-то, уже заложенное в нëм вместе с личностью Номера Один, диктовало ему последствие принятых решений, реакций и даже перечисляло ряд эмоций, которые *выгодно* будет подавить. Чтобы соответствовать *Образу*. Макото открыл дверцу, на которой было прикреплено зеркало, чтобы больше не видеть *его* лица. На улице снова раздался ласкающий слух звон. Сейчас. Будет идеально сделать это именно сейчас, подумал блондинистый парень, быстро накидывая на себя успевший стать привычным кардиган и вылетая на улицу. Однако у входа его ждал ментор, вежливо кланяющийся ему при встрече. Игнорируя спешку Макото, которой, по правилам этого места, быть и не должно было. Для познающих себя не существовало понятия времени. —Вас что-то беспокоит? —Нет, мне можно говорить? — Макото сжал губы, вновь прислушиваясь к внутренней стойкости. —Со мной – да, и если Вас что-то беспокоит, то это вообще обязательно! Так что если вдруг что… —Я обязательно сообщу, — искренняя улыбка, нельзя было отрицать, но забота местных специалистов чём-то напоминала заботу его собственных жителей, которой он всегда был рад, — спасибо за беспокойство. Ментор помахал руками, снова поклонился и рукой показал на тропинку, ведущую к столовой. Предлог пройти к ней вместе. Кажется, их маленькое эмоциональное столкновение с Юмой было всë же услышано. Ненавязчивая слежка? Ни к чему не принуждающее предупреждение? Знак, что мимо их взора ничего не может скрыться? Парень снова взглянул на солнце, всë так же болезненно морщась и удостоверяясь, что единственное, от чего скрыться было нельзя – это горячее светило над из головами. А уж люди, придерживающиеся идеям духовности, вряд ли станут устраивать над своими клиентами тоталитарный режим. Значит, завтра… И наблюдая за скрывающимся за горизонтом солнцем из окна скромного домика, Макото с тревогой искал на небе звëзды, которые просила после описать ей Куруми. Столько незнакомых ему созвездий, столько сияющих точек. Непонятных космических тел. По щеке парня полилась слеза, от давящей уже не на шутку тишины становилось тошно. От вышедшего расследования на новую тропу догадок становилось просто невыносимо. СЕО с удивлением дотронулся до щеки, ощущая влагу. Но ведь Канай Вард… Он защищал как Макото, а не как Номер Один?..***
И чем больше ураганом обрушивалось на него мыслей, тем больше вызывающе неправильным казалась ему стоящая вокруг атмосфера. По сути, она ничем не отличалась от его одинокого офиса и трëх лет изоляции, проведëнной наедине с собой и маской, за которой он пытался скрыть его лицо. Он точно так же часами сидел в тишине, точно также изредка имел возможность с кем-то поговорить, не считая официалов Единого Правительства или Мировой Детективной Организации. Но молчать в присутствии стольких людей, сидеть без дела часами, слышать только чей-то приглушëнный кашель и тиканье часов в коридоре – всë это являлось почти что определением слову «безумие». И связывая свои наблюдения с вчерашними попытками заставить врасплох своего оригинала, у Макото создавалось впечатление, что всë здесь происходящее – это вовсе не попытки себя познать, а нагло сбежать от рутины. Скрыться от правды, которая тревожит умы чудных незнакомых, не подающих даже вида, что они и вправду живые люди. Найти прощения через «духовную практику», внутри себя, для себя, но никак не обратиться за этим к внешнему миру. Но не сидящий ли всë так же рядом детектив предлагал Макото взять ответственность за все свои деяния, спросив мнения непосредственно у жителей города, которого он защищал? Все действия Номера Один для Макото звучали, как бесконечный конфликт и одна сплошная каша. Это его злило, от этого даже спустя двух часов медитаций расслабиться было невозможным испытанием. Испытанием на смирение, терпение, и безразличие, которых в нëм становилось всë меньше и меньше с каждым месяцем, проведённым в Канай Варде. Один молчаливый взгляд после сеанса, требующий к себе внимания, усталый вдох в ответ, - и новой слепой зоной для них являлась квартирка Макото, в которую они и шли, специально по отдельности и держа немаленькую дистанцию, чтобы не вызвать подозрений. СЕО кивает к своей двери, которую специально не стал запирать, готовился, предлагая Юме зайти первым. Детективу остаëтся только слушаться, не сдерживаясь при этом в показательности своего нежелания куда-либо идти. Выискав взглядом патрулирующего, нет, правильнее будет – гуляющего по территории ментора, Макото улыбнулся и помахал специалисту, убеждаясь в том, что входящим к себе же в апартаменты его увидели. Избирательное привлечение внимания только к той части плана, которая кажется постороннему наиболее удобной и правильной. Самый простой вид манипуляции при попытки скрыть что-либо. Или кого-либо. —Напоминает мне случай, когда мне пришлось укрывать тебя от того ублюдка, Ëми, — Макото невзначай снял кардиган, кладя его на подоконник таким образом, чтобы видна была ровно половина от происходящего внутри, — но местная слежка не идëт даже в сравнение с тем, что так беспринципно вытворял он. —Здесь вообще нет слежки, Макото, — Юма потëр переносицу, решая игнорировать расчётливо положенный кардиган и намекающую просьбу присесть, скрыться от возможной «слежки», — ты параноидален. Здесь нет ни камер, ни прослушки, если ты уже успел обчистить свою же комнату на присутствие всяких… —Ты тоже искал, — зацепился СЕО за наблюдения Юмы, — иначе бы не знал, что здесь и вправду нет ничего подобного… —Я не искал, — с лëгким раздражением прервал желание порассуждать, — зачем мне? Всë это место построено на взаимном доверии. Хотя откуда тебе знать? Я ни в чем тебя не обвиняю, просто… —Хватит… обвинять меня в какой-то невменяемости, — Макото с растерянностью в голосе в который раз на практике почувствовал то бессилие, которое рождалось в нём при попытках парировать своего же оригинала, — а тебе откуда знать о доверии? Он думал об этом всю ночь, головой окунаясь в очередную конфликтную составляющую Великого Детектива. —Я знаю, Юме Кокохэд удалось найти себе друзей, слепо следовать хвостиком за каждым, кто казался дружелюбным, этого ему было достаточно, милому мальчику без памяти, что уж там, Юма Кокохэд до последнего слушал мои бредни не замечая того, что их контекст кардинально меняется из раза в раз. А ты? —Я… умею доверять, — твëрдым голосом произнëс детектив, убеждая при этом больше себя, чем Макото. Сомневается? Он тоже в этом сомневается? СЕО победно улыбнулся, чего в идеале во время спора быть не должно, но к постоянному отсутствию маски на себе он всë ещë не привык, позволяя лицу выражать эмоции и мысли слишком открыто. На лице Номера Один при этом всë ещë преобладал холод. Непоколебимый оригинал. —Да, да, именно поэтому ты скрылся ото всех своих «друзей», никого не предупреждая уехал обратно в штаб МДО, прислал девушке, которая помогала тебе на протяжении всего дела, которая была готова даже вместо тебя, профессионала без памяти, идти в секретную лабораторию, где могла умереть – прислал ей какое то ссаное письмецо. Я не экземпляр тактичности. Но даже для меня это считалось бы перебором. —Перебором? — голос Юмы дрогнул, отчего улыбка на лице Макото стала только шире, — а происходящее на Закрытой Зоне – это не перебор? Я не желаю выслушивать критику в свою сторону от серийного убийцы… —Повтори? Улыбка на лице Макото быстро превратилась в неприятную и наигранную гримасу, одну из таких, какую бы выражала одна из десяток его масок. Он чувствовал, что в этом и было всë дело. Номер Один видел в Макото *свою копию*. Гомункула, эксперимент. Но никак не своë *продолжение*. Ведь с телом Макото перешëл и Величайший Ум детектива. Проводя несколько часов в тишине, хочешь ты этого или нет, но по кусочкам начинаешь осознавать – его личная жертва, принесëнная Канай Варду, являлась последствием всего того, что было намешано в Номере Один. Намешано, подавлено и перепутано за собирательным образом успешного детектива. Макото не понимал всю палитру того, что было в нëм при создании, он успел лишь зацепиться за собственный страх и бесконечное сострадание к людям, которых постигла такая же участь. Ему нужно было выживать. Ему нужно было сбегать из кровожадных рук Единого Правительства и в срочном порядке остановить процветающий в Канай Варде кровавый каннибализм и бессознательную жестокость. Альтруизм, жертвенность, - характеристики-причины, следующие из Номера Один и ставшие большой частью Макото. Экстремизм, радикальное решение проблем – всë это последствия приоритетов и моральности Великого Детектива. —А ты – пацифист последней инстанции? Книга смерти, — Макото медленными шагами начал приближаться к парню, — это не решение, принятое мальчиком, потерявшим память, — наклонился к уху, — это крайность, на которую пошëл Номер Один. Осознанно. Знающий каждую строчку контракта. Знающий, сколько жизней на своëм пути он может забрать. Это – не образ мысли серийного убийцы? Детектив не шевельнулся, из пустой точки в пространстве медленно переводя взгляд на Макото, устанавливая полный вовлечённого безразличия зрительный контакт. Он тоже – способен ломаться. —Это… справедливость. —Куруми назвала это безысходностью. Не до конца, но оправданным поступком. Так это назвали и другие люди, существующие вне нас, и пока я слушал их объяснения *нашим* с тобой поступкам… в глубине души я всегда знал. Это – наше с тобой убеждение. —Убеждение? —Я не могу знать твоего детства и жизненного пути, во мне лишь только твой «Великий Ум», и он по ночам говорит мне, что это – убеждение. Потому что преступники не достойны жизни. Потому что в их жизни нет ценности, их *не стыдно* и *не страшно* убивать. Они – ничто. Детектив приоткрыл рот, и в его взгляде разливались эмоции, которые замечал в своëм отражении Макото с самыми первыми заказами на убийство. Усталость. Неспособность дать поступкам, которые он же сам и совершал, какой либо нравственный окрас. В его мире не успело появиться ни хорошего, ни плохого, существовала только цель и средства еë достижения. Существовал стоящий трупный запах, отвратная человеческая кровь на его руках, смесь запахов из его рвоты и вредных для употребления разлагающихся от алкоголя и наркотиков органы. Но в нëм никогда не существовало ни хорошего, ни плохого. Существовало убеждение. Из-за которого у его начала в руках появилась Книга Смерти, а у его реальности завод по производству булочек в Запретной Зоне. —Наш альтруизм, — продолжил Макото шëпотом, — наша абсолютная жертвенность на благо других стоит по другую сторону весов. По другую сторону от точного ответа, кто жизни заслуживает, а кто нет. —На моих руках гораздо меньше… —Перед тобой стоит твоë продолжение, его зовут Макото, и для того, чтоб спасти город, он убивал десятки людей. Детектив замер, отчего-то полностью становясь лишь только образом. Теперь в стеклянном взгляде Макото не мог увидеть ни наивной доброты, ни *вины*, ничего, что недолгое время принадлежало Юме. Беспомощность, вызванная амнезией, имеет свойство проходить, особенно, когда на место Юмы возвращается Великий Детектив. Который закрыл в своëм сознании что-то громадное, серьëзное и кричащее, ещë очень давно. Отделил от себя эту часть вместе со своим именем и человеческим прошлым. В эту самую секунду Макото впервые в жизни по-настоящему увидел того, чьим клоном он являлся. И силуэт перед ним был настолько далëким, настолько находящимся где-то там, за пределами человеческого сознания, что в собственных глазах он перестал узнавать что-то знакомое. В Макото было гораздо больше эмоций. Гораздо больше протеста. Гораздо больше рвущегося с криком наружу желания быть *кем-то*. Но в Номере Один была только чëрная, бесконечная пустота. Обложка, не желающая слышать самого себя. И в это самое мгновение Макото осознал, кому именно нужна была помощь, нашëл скрывающуюся за этим местом тайну. Раскрыл дело. Первое в его жизни. —Ты приехал сюда, чтоб найти себя. Детектив нахмурил брови, не отводя стойкого и безэмоционального взгляда от своего клона. —Вина перед собой. За то, что твоя точная копия в экстренных условиях творила настолько ужасные вещи. Ты боишься меня, — Макото почувствовал спрятавшийся куда-то ритм искусственного сердца, — ты смотришь на меня и боишься того, что что-то в тебе сделало из меня такого зверя. Так ты обо мне думаешь? —Нет. —А о себе ты думаешь как? — Макото, отяжелевшим телом, тыкнул пальцем в грудь детектива, не желая останавливаться. В ответ – молчание. Ни звука. Ни шороха. Ни отвлекшегося на физический контакт взгляда. —Ты боишься *себя*. Поэтому ты здесь. Но почему здесь я? Я не боюсь себя, видишь ли, я ненавижу себя за свершëнное, однако мои люди спустя столько лет в безопасности, и мой город наконец-то обрëл свободу. Я не боюсь того, что в тебе дало мне подобное начало. —Я не твоë начало, Макото. Макото взял детектива за края футболки, лицом к лицу приближаясь к своему оригиналу. —Чем дольше ты это отрицаешь, тем хуже тебе будет. Ты уже отказался от своей работы. Боишься, что статус тебя съест заживо? Так вот он уже съел. По своему. Ты в первый раз в жизни увидел себя со стороны, ты этого… испугался. Не можешь даже глядя в своë точное отражение признать, что боишься. —Ты не моë… —Мои черты лица принадлежат только одному человеку. Его зовут Величайшим Умом, а он сам от себя бежит. Разочарован. Нерв на лице Номера Один предательски дрогнул. Он и вправду тоже имеет свойство ломаться. Так же, как когда то сломался Макото. —Уходи с головой в свои духовные практики, детектив. Часики-то тикают, — Макото отпустил детектива, при этом не делая ни шага дальше. —Я думал, ты делал всë, чтобы существовать отдельно от моей личности. —Я поздно это понял, — едкая улыбка, — но всë-таки мы одно. Целое. Видишь, насколько мы похожи? Теперь *ты* бежишь от *меня*. Эмоция. Оживлëнный, растаявший отчего-то взгляд. От какого-то слова, от целой фразы, быть может, от предложения. Или от ситуации. В выражении Детектива стоял испуг. Как будто что-то, скрываемое на подсознании на протяжении ни одного десятка лет, вдруг и вправду до него дошло. Глубоко засело. Пробудилось, расцвело внутри, возродилось тем, что было наконец-то признано. —Может, ты прав. Может это всё, чем я только могу быть. Мой максимум. Но почему ты так настаиваешь на том, что всё это — не твоя и только твоя вина? С какой из сторон ты бы нас не сравнивал, — Номер Один незаметно перешёл на шёпот, в котором можно было услышать сожаление, — но ты и вправду перешëл всякие границы дозволенного. —Быть может, эти границы перешëл когда-то внутри себя человек, из которого меня «слепили»?.. Быть может, если бы этот человек не верил в то, что весь мир под его контролем, быть может, если бы не горел отличающейся амбициозностью, если бы не закрывался от людей вокруг себя, не создал бы из себя образ волка-одиночки, быть может, никогда бы и не существовало… Мгновение – и нос СЕО был тут же разбит, из него, конечно же, потекла химического вида малиновая кровь, служащая для каждого гомункула их крестом и самым тяжëлым напоминанием. Кровь оказалась на его пальцах, на костяшках детектива, и крошечные, густые капельки полились на белую футболку. —… ни Макото Кагутсучи, ни Книги Смерти. Никто же ни в чëм тебя не обвиняет, — сморщившись, проговорил с трудом блондин, сдерживая рвотный позыв от неприятной на вкус искусственной крови, — тебя же все простили. Тебя же все поняли. Так же, как поняли меня. Да, быть причиной смерти людей – это тяжело. И сколько бы ночей и месяцев ты не провëл за попытками убедить себя, что это «убийство в благородных целях», это всë ещë убийство. И лишëнные жизни лица каждого убитого тобой человека будут являться к тебе напоминанием о содеянном. Но потом ты услышишь смех спасëнных за их счëт людей, и… —Что ты хочешь от меня услышать? — сдержанно прорычал детектив, склоняясь над находящимся теперь в уязвимом положении СЕО, — что именно хочешь во мне увидеть? —…что ты на самом деле ни насколько не сильнее, удачливее и счастливее меня? Что точно также стараешься здесь отчего-то убежать. Не знаю, чего я хочу. Но наблюдать за твоей нескончаемой самоуверенностью — весь дух выворачивает. И то, что ты меня боишься – очень обидно… Обиднее всего того, что делали со мной в той Лаборатории… Ты… должен был меня понять больше, чем кто-либо когда мог понять. Макото закрыл глаза, меняя руку, которой можно было бы остановить кровотечение, и сползая вниз по стенке кровати. Простой ответ. Слишком откровенный, слишком честный. Слишком нехарактерный для человека, который из правды умел произносить только имя виновного, орудие убийства и мотив свершённого преступления. И говорить подобную правду было не легче, чем в один день предстать перед жителями Канай Варда со страшным объявлением, раскрывающим внутреннюю кухню происходящего все эти три года. Это было что-то слишком личное. Что-то, на что ответа слышать и не хотелось. И детектив никакого ответа не даёт. —И много таких… к тебе являются? Мёртвых? — спросил, одним вопросом показывая Макото ту самую слабость и мучающую его нередко уязвимость детектив, внутри которого боролись ужас, растерянность и сожаление. Вина. —Много. Такое сложно переживать без красивой богини Смерти с чудным чувством юмора. —Я скучаю по этой богине, — хмыкнул детектив, присаживаясь рядом и ловким движением вытаскивая именинный платочек из карманов брюк, — она превращала сложные вещи в забавную игру. С ней было бы гораздо легче пережить… внезапно появившиеся во мне чувства, полные привязанностей, сожалений и страха. Такому меня не обучали. Прости, — детектив указал на разбитый нос парня, — не смог сдержаться. —Такому тебя учит жизнь, не работа, — с некоторой грубостью поправил ход мысли детектива Макото, принимая платок и с необъяснимой для него нежностью рассматривая забытые давным-давно инициалы, — бред. Мне об этом ты же и говорил. Люди познают себя… через других людей. Ни на базах духовной практики… —Понятно, — Номер Один похлопал парня по спине, после с мимолëтной тревожностью сжал его плечо, — Но и ты тогда живи больше, чем работай. Ты, как никак,.. гораздо умнее меня, Макото Кагутсучи. Макото робко вдохнул, оборачиваясь к детективу и смущаясь словам, которые он ни за что в своей жизни бы не подумал, что получит. Ни от… своего оригинала. —Мне жаль, что тебя убедили в обратном. Жаль за всё то дерьмо, что ты пережил. —А, ты про тот факт, что мне теперь всю жизнь, нет, бесконечность доживать с пожирающим изнутри комплексом неполноценности и не отпускающего меня чувства, что я инвалид какой? Или про ответственность за целый город? Или про убитых? Или про… —Да, — детектив кивнул, отчего-то улыбаясь. Как улыбнулся бы ему в такой ситуации Юма, — я бы… какая глупая формулировка. Я не смог познать познать смехотворно огромное количество вещей, находясь в мирное время в уютном офисе при впечатляющей зарплате и ленной отдачей приказов. А ты как-то с таким справился. —Никак…я не справился… — Макото пробубнил, относя каждое слово детектива в копилку непредсказуемости своего оригинала. Это не Номер Один. Но и не Юма. Это больше никто из них, — и вряд ли когда-нибудь научусь с этим справляться. И он не собирался говорить про дни, когда он мог лишь часами лежать в дорогом джакузи, в одежде, в разводах собственной крови – одна из многих проверок на то, не приснился ли ему весь этот эксперимент. До сих пор ли он лишь *клон*, который не имел полного права на личность, которую никогда не знал лично. Про заманчивую, загадочную и бессмысленную тоску, по никогда не увиденным им лицам дорогих людей и близких. Про белую скорбь, разлитую по бокалам в виде дорогого вина, по воспоминаниям, которых у него никогда не было и никогда уже не будет. Про голос, который часто исходил из его собственной гортани, но при этом звучавшим как его голос. Про дни, наполненные странными мыслями о том, что ничего вокруг больше и не существует вовсе. Так же, как никогда не существовало его самого. Но гениальному детективу и не нужно было ничего из этого перечислять. Особенно, если этот детектив давал себе отчëт в том, что «со всем этим дерьмом», он справлялся бы точно таким же образом. Никак. С губ чуть не слетело извинение за то, над чем Номер Один по сути своей не был виноват и над чем не имел никакой власти. Но всё равно не мог перестать чувствовать свою вину. —А как же доверие? —Если так, то, может и получится, — Макото игриво сощурил глаза, отчего-то сразу же меняя выражение лица на незаинтересованность и добавляя, — и вообще, не положено людям на таких высоких постах прохлаждаться не пойми где. Возвращайся к работе, детектив. —Ну спасибо, товарищ. Макото засмеялся, вновь посмотрел на платок с инициалами когда-то существующего человека, истинного начала как не достигаемого образа великого детектива, как и несчастного его клона-уродца. На первую букву попало чуть от его малиновой неестественной крови. От этого внутри что-то разжалось и стало чуть легче дышать. —А ведь они и по сей день жестоки, — задумчиво начал Макото, — из-за них сидят сейчас на ковре два взрослых человека, на какой-то базе с духовными практиками, обсуждают собственную беспомощность и то, какие они всë-таки жалкие… —Ну не такие уж и… —Ещё одна наша общая характеристика, — Макото пригладил большим пальцем платочек, прощаясь с ним заранее и возвращая детективу, — ублюдки из Единого Правительства заставляют нас задаваться вопросами кто мы, для чего мы, сидим здесь, ломаем себе голову над вопросами, на которые невозможно найти какой либо ответ. —Нет уж, возьми себе, — вернул обратно платок детектив, которого вид неестественной крови совершенно не привлекал, — Мы и есть неразрешимое дело. —Шутить умеешь? — удивлëнно спросил Макото, улыбаясь чему-то своему и принимая платочек навсегда, — «познать себя»… мы правильно всë делаем? Задаëм вопросы «самим себе»? —Думаю, да, — тяжëлым выдох, после которого детектив решил встать на ноги и протянуть руку СЕО, — мы делаем всë правильно. —Ты снова напоминаешь мне того милого мальчика с амнезией. Ты какой-то нестабильный, — Макото подаëт руку, вставая на ноги и первым же делом щупая засохшую корочку около носа, — то как гордый осëл, то как человек. Меня это сбивает с толку. —Может, толка быть и не должно? Оставим одно единственное дело… нерешённым? Макото глупо уставился на детектива. Он не может понять. Но быть может, в этом он и прав. Наверное, в этом и состоит «личность», которую они так долго и втайне от самих себя искали всю свою жизнь. Принявшая решения не искать ответа на вопрос «кто» или «что» личность. И ощущалось это… Правильно. Существовать вместе как детектив, взявший себе чужое имя, и как СЕО, придумавший себе имя самостоятельно. Быть может, они не делали никакого смысла ни для одного человека, которого встречали на своëм чрезмерно одиноком пути. Как и не делали особого смысла друг для друга. Однако даже после практики познаний детектив отправиться, как и планировал, на другой конец Земли, снова делать незнакомый ему народ и людей счастливыми, а СЕО вернëтся в единственный город, который он поклялся защищать. Улыбнëтся улицам чуть шире обычного, расскажет Куруми о звëздах, за которыми всë с тихим любопытством наблюдал перед сном на базе. Что до духовных практик самым гениальным умам мира? В себе они могут разобраться… только через разговоры друг с другом. Два одинаковых в своих убеждениях и целях парня, идущих совершенно разными дорогами и слыша два разных имени при очередном благодарным за заботу и защиту поклоне. Не знающих ни черта про самих себя, но с особым мастерством выполняющие свою работу. Всё, как прежне, за исключением нового добавленного пункта в список обязанностей: Побольше жить.