Весна 1986г.
Роллрайт был богатым и престижным магическим районам Лондона, где жили высокопоставленные чиновники и знатные волшебники. Он начинался от каменной набережной Темзы и простирался на северо-восток, гранича с фешенебельным Плакли, который вплотную подступал к площади Мерлина, где находилась величественная резиденция Темного Лорда, и скромным Басби. Нарядные особняки и таунхаусы, роскошные витрины магазинов и уютные кафе Роллрайта издали казались кукольными, словно сошедшие с открыток. Лужайки и живые изгороди из тиса или кустов самшита были подстрижены и ухожены, запах роз и жасмина разносился повсюду, а по булыжным мостовым сновали коляски и красивые экипажи. Жители с усмешкой вспомнили, что еще пару лет назад на месте их зеленого оазиса располагались грязные каменные джунгли, а они сами были вынуждены тесниться в скромных апартаментах в Косом переулке или прятаться в поместьях. Прогрессивная политика Темного Лорда подтолкнула богатых дельцов скупать магловскую недвижимость за смешные цены и магические кварталы разрослись по всей стране, захватывая целые города. Городской дом Родольфуса Лестрейнджа находился на пересечении проспекта Салазара Слизерина и Гоблинской улицы, имея вид на Дракон-парк. Он представлял собой двухэтажный особняк в палладианском стиле, скрытый от постороннего внимания живой изгородью и весь окруженный тенистым садом. Прохладная аллея из старых кленов, разветвившихся настолько густо, что ветви рядом стоящих деревьев, сплетясь между собою, словно руки влюбленных, и образуя тем самым туннель, почти не пропускающую солнечного света, а затем огибала большие клумбы с вьющимися растениями, и вела к самому дому. Массивный белый фасад был украшен небольшими изящным портиком с монолитными коринфскими колоннами, под которым в неглубокой нише находился главный вход: тяжелые двухстворчатые двери из благородного темного дерева, поверх которых весел бронзовый молоток в виде грифона с массивным кольцом в клюве. Арочные окна, обрамленные пилястрами, располагались на равном расстоянии друг от друга и смотрели на город свысока — надменно и недоверчиво. Одно из окон на втором этаже, где находились личные апартаменты хозяина дома, распахнулось и стал виден силуэт. Худощавый мужчина выглядел типичным англичанином с короткими каштановыми волосами и темно-серыми глазами. Родольфус Лестрейндж, а это был именно он, принял недовольное выражение лица, которому выраженные скулы придавали хищный вид, и с шумом вдохнул свежий воздух, постепенно возвращая себе самообладание. Несмотря на утренний час, волшебник был полностью одет по форме: темные брюки и повседневный черный мундир, сидевший на нем идеально, что видывало сшитую на заказ вещь, с пуговицами из подлинного сапфира в лазоревой оправе в виде свернувшихся змей, нашитыми в два ряда; отложной воротник, по краям которого шел изумрудный кант, украшен золотые петлицы; а на левом плече красовалась Темная метка, вышитая зеленой нитью. Родольфус, не скрывая досаду, захлопнул несчастное окно так сильно, что стекла жалобно задрожали, и устремил свой взгляд в глубь комнаты. Главная спальня занимала всю северную сторону особняка и, оформленная в восточном стиле, слепила бесчисленным количеством деталей: многочисленные, узорчатые ковры с подушками бордово-красноватых оттенков, лежащие на светлом мраморном полу с причудливым орнаментом, шелковые драпировки с золочеными драконами и стеблями бамбука и высокие фарфоровые вазы. Центр заняла огромная круглая кровать с полупрозрачным балдахином, на смятой постели которой стояло ведерко с недопитой бутылкой шампанского. В темном углу в кресле, обитом алым бархатом, сидела молодая женщина, держа в руке нетронутый фужер с игристым. Корделия Нотт обладала той утонченной и изысканной красотой, что всегда привлекала мужчин, вызывая в них желание защищать и оберегать. Тёмно-русые, вьющиеся волосы средней длины, огромные черные глаза-блюдца и нежные черты делали ее похожей на Беллатрикс, что стало причиной их греховной связи с Лестрейнджем. — Это невозможно, — уверено сказал Родольфус, сдерживая себя, чтобы не перейти на крик. — Беллатрикс не простит мне, если мы с тобой станем играть в достопочтенное и счастливое семейство в Биаррице. — Можно подумать, что твоя жена — образец супружеской верности, — фыркнула Корделия, словно рассерженная кошка, и поставила фужер на плетенный журнальный столик. — Не смей говорить в подобном тоне о мадам Лестрейндж, — угрожающе прошептал мужчин. Но стоило мульер Нотт надуть губы и начать беззащитно хлопать ресницами, как будто прогоняя подступающие слезы, как Родольфус растерял всю свою строгость и сразу сделался похожим на раскаивающегося мальчишку, обидевшего невинную деву. Ему невольно захотелось заслонить любовницу от злой бури, которую сам вызвал. Родольфус тут же оказался рядом с ней и нежно, бесконечно нежно обнял Корделию, осторожно прижал ее голову к своему плечу, гладил по голове и дышал в волосы. Волшебник расцеловал лоб и щеки, чувствуя себя не просто идиотом, а непроходимым тупицей. Зачем он только втянул в разговор супругу, превратив ее в вершителя их судьбы? Разве ему было приятно, если бы призрак покойного Теодора, вознесенный Корделией, стал бы недосягаемым идеалом для Лестрейнджа? — Извини меня, — мягко попросил Родольфус, отстраняясь, и заговорщески подмигнул, беря со столика кожаную папку и многозначительно постучал по ней. — Если милорд одобрит мой проект, то можем съездить в grand voyage летом, — он тепло улыбнулся, но, спохватившись, предупредил: — Разумеется, инкогнито и куда-то, где не встретим знакомых, — подмигнул и великодушно предложил: — Можем взять с собой Тео. — Тогда мы пропустим летний сезон балов, — наигранно капризно произнесла Корделия, да еще притопнула ногой, как строптивая дамочка, чем вызвала смех мужчины. Мульер Нотт взяла его за руку, перебирая пальцами по ладони, и, заглянув в глаза, обеспокоенно спросила: — Когда я теперь тебя увижу? Уилкинсы забронировали ложу в «Когтевране» и пригласили меня на премьеру новой пьесы Снайда на следующей неделе, не хочешь присоединиться? Родольфус, предпочитавший синематограф (хоть и никогда не признался бы в этом), скривился, не зная, как вежливо отказаться. Со следующей недели начинался турнир по охоте на гриндилоу, которыми кишели озера на землях Гойлов. Эта была жестокая, популярная в начале тридцатых забава, снова вернувшаяся в моду у молодых людей. Они, поделившись на две команды и вооружившись трезубцами, ныряли в воду и ловили как можно больше этих тварей. Победившая команда получала кубок дивной работы — позолоченный гриндилоу, имеющий вместо глаз рубины, смиренно склонился в поклоне; а ее члены получали право открыть первый летний бал, традиционно дающийся в Малфой-Мэноре. Сам Родольфус никогда не принимал участие в данном развлечении, находя его весьма примитивным, чересчур кровожадным и неподходящим для его возраста и должности, а вот Рабастан уже который год подряд становился лучшим игроком и бессменным капитаном всегда побеждающей команды. — Я уже обещал Басти, что приду поболеть за него, — соврал Родольфус, извиняюще разведя руками. — Ты же знаешь, что я не переношу лондонской духоты и на лето переезжаю в Холл, — он состарил грустную гримасу, всем своим видом показывая, что ему тоже разлука дается нелегко, и пообещал: — Мы пересечемся на церемонии у Флинтов в начале июня. Это был простой прием, которому мужчина научился еще в детстве. Отказ по личным причинам воспринимался окружающими как признак безосновного эгоизма, в то время как перекладывание ответственности за свой отказ выглядело благородно. Во-первых, все не могли не отметить, что Родольфус — человек слово, который никогда не нарушает обещание. Во-вторых, он всегда приходит на помощь ближнему, даже в ущерб общению с другом, свиданию с любовницей, играм с собственными детьми. Ах, какой же все-таки Родольфус Лестрейндж — благодетель! — Кажется, я знаю, какое имя они дадут малышке, — улыбнулась Корделия, плохо маскирую разочарование в своем голосе. Церемония наречения имени была важным событием в жизни чистокровной семьи и проводилась в родовом имении. Сам обряд происходил в ротонде, стоящей у воды, как у символа жизни. Глава рода вписывал имя новорожденного в семейную книгу, которое потом отображалось на фамильных древах, и представлял ребенка гостям. Крестные родители при свидетелях давали клятвы оберегать и заботиться о малыше, а при необходимости взять на воспитание и расти на ровне с родными детьми. Последние пять лет среди девочек были популярны в качестве имени похожие на имя Белатрикс — Беатрис, Беллами, Изабелла или как еще фантазия могла завести родителей. Например, однажды Родольфус услышал, как волшебница окликнула дочь по имени Уиллабель. Среди мальчиков уверенным лидером оставался Салазар. — Мне пора, — сказал Родольфус и, поцеловав любовницу на прощание, вышел из комнаты. Мужчина пересек коридор и спустился на первый этаж по парадной лестницы из мрамора — верх изящества и красоты натурального камня: синие степени с серебристо-черными прожилками, а латунные перила украшали изящная резьба в виде рельефной листвы и винограда. Просторный вестибюле, куда приводила лестница, с высоким потолком цвета слоновой с лепниной, был залит светом, а начищенный до блеска шоколадного оттенка паркетный пол контрастировал с потолком и всеми другими элементами. Огромные зеркала в золоченных рамках оказывали магнетическое воздействие, зрительно делая холл бесконечным. На стенах, отделанных известняком, висели гобелены, созданные искусными мастерами разных народов и в разные эпохи, и охотничьи трофеи. Особое внимание привлекал огромный щит из бронзы, закалённой драконом, с фамильным гербом: черный ворон, сидящей на трех ромбах, которые являлись верхушкой двух переплетенных золотых букв "⅃L". Под щитом была выгравирована фраза:"Corvus oculum corvi non eruit"
У входной двери уже стоял рыжий лакей в красной шелковой ливрее с блестящими и в белоснежных перчатках склонился в поклоне, подовая хозяину мантию. Мантия Пожирателя смерти была простого кроя без лишних узоров. Ее главная задача заключалась в том, что она должна была быть удобной, не сковывающей движений, а подкладка из драконьей кожи и руны, вышитые по краям, выполняли исключительно защитную функцию. Слуга помог одеться и протянул на подносе, стоящим до этого на комоде, с свежевыглаженной газетой. — Спасибо, Манн, — бросил Лейстрендж, выходя из дома и так не удостоив лакея взглядом. Впрочем, Родольфус знал, что многие выродки и полукровки мечтали бы работать в его доме, где царили практически царские услуги для них. Он, не желая марать руки, никогда лично не наказывал провинившегося, помнил и называл их по фамилиям (на самом деле здесь не было никакой особой заслуги, просто прекрасная память автоматически выдавала правильное обращение), даже иногда снисходил до бесед и в остальном вел себя вполне сносно. Свое поведение Родольфус, нехотя признаваясь себе, списывал на врожденное стеснение. Лестрейнджу было неловко помыкать людьми, которые помогали лучше всех знали его предпочтения и капризы, помогали мужчине с утренним туалетом и растили его детей. Эти молчаливые слуги покорно делали жизнь Родольфусу комфортной и удобной, и за это он был готов относиться к ним терпимо и снисходительно, понимая, что без него они, будучи бессознательными букашками, пропадут. На улицы его ожидал лакированный экипаж вишневого цвета с откидным верхом, отделанный внутри синим бархатом и запряженный парой мощных пегасов с потрясающими огромными крыльями. Манн распахнул дверь, помог хозяину подняться внутрь, после чего кивнул кучеру и экипаж плавно двинулся с места. Родольфус просмотрел заголовки на первой страницы газеты:"Подвиг декуриона Персея Урхарта, спасшего детей-грязнокоровок при нападении мародеров на сиротский приют!" "Сборная Магической Британии одержала триумфальную победу в Чемпионате мира по квиддичу!" "С первого июня магические дуэли между Пожирателями смерти будут строжайшим образом запрещены!"
Он пробежался глазами по тексту и, не найдя ничего интересного, разочарованно вздохнул, скатал газету в трубочку и отбросил ее в сторону. Родольфус со скучающим видом посмотрел на дорогу. Аккуратные таунхаусы и особняки сменились на многоэтажные дома с богатой лепниной по карнизам и вокруг узких готических окон. На улицах стало больше прохожих, рекламных вывесок, а вдалеке виднелся помпезный театр «Когтверан». Все это свидетельствовало о том, что они проезжали по району Плакли. Внимание Родольфуса привлек отряд пуэров не старше десяти лет, развешивающих листовки, которые призывали вступать в их ряды. Пуэры или, как их называли за глаза «Мальки Кэрроу» были добровольной детской организацией, созданной Амикусом Кэрроу, директором академии имени Салазара Слизерина и главы отдела защиты счастливого детства. Амикус, словно крысолов, играя с мальчишеским тщеславием и самолюбием, заманивал ребят поездками в тренировочные лагеря, походами с рыбалкой и спортивными соревнованиями. Родольфус с любопытством разглядывал детей, которые в своей летней форме, состоящей из черного берета со слизеринскими ленточками и такого же цвета мантии, угольных шорт с кожаным ремнем, белыми гольфами и оливковой рубашки, на которой был нашит оскаленный Василиск, держащий в своей пасти мертвого феникса. Насколько он знал генштаб пуэров размещался в бывшей гриффиндорской гостиной, но, видимо, уже открылись ячейки и в городе, где стали принимать дошкольников. Дети тоже заметили трибуна Лестрейнджа и вытянулись по стойке смирно. Родольфус выдавил из себя самую дружелюбную улыбку, на которую только был способен, и почему-то с горечью вспомнил малыша Регулуса Блэка, без вести пропавшего лето семьдесят девятого по официальной версии. А по версии Беллатрикс кузен был убит Фрэнком Лонгботтом. Правда, ни аврор, ни его женушка в содеянном так и не признались, а тело не было найденным. Наконец перед Родольфусом открылся вид на залитую мягким светом огромную площадь, вытянутую вдоль широкого проспекта, в глубину которой стоял дворец Темного Лорда. Площадь утопала в красном море тюльпанов, которые бархатными волнами колыхались в такт каждому дуновению свежего теплого ветра. По ней спускался поющий многоуровневый фонтан с каскадом небольших водоемов, напоминающий водопад, с бесчисленными тонкими струйками. Его украшали статуи грозных Пожирателей смерти, размахивающих волшебными палочками, и свирепых змей, застывших в угрожающих позах. Дворец Темного Лорда был ограждён высоким кованым забором, на каждой пике которого красовалась разинутая пасть змея, усеянная длинными клыками. Вдоль них росли старые сизые можжевельники, стриженные в форме трёхгранной пирамиды, к которым подходили плотные зеленые шаровидные подушки туй. После проверки документов и личности надежные угрожающие ворота распахнулись и экипаж пропустили внутрь. Дворец имел величественный вид и поражал своей невероятной красотой, разнообразием и необычностью архитектурных приемов и идей, вызывая в душе неподдельное восхищение. Центр фасада основного прямоугольного здания выступал на балкон большим полукругом с двустворчатыми широкими темными дверями. На их фоне блестели длинные золотые ручки с обоих концов, крепившиеся к лакированной двери мозаичными крупными звездами. Фасад здания украшали скульптуры разнообразных горгулий — здоровые твари, закованные в доспехи, с каменой кожей, огненными прожилками на теле, острыми рогами, направленными вперед как и смертельные клыки, а на передних лапах сверкали драконьи когти, — размещенных между арочных окон, окантованных золоченными барельефами, изображавшие переплетенные ветви деревьев. Родольфус, пройдя очередную проверку и сделав пару замечаний совсем юным гастатам больше из вредности, чем, по существу, оказался в роскошном холле со множеством высоких окон, обрамленных массивными карнизами с мягкими волнами ламбрекен, из-под которых свисали плотные молочно-белые портьеры. Потолок узкой полоской обрамляла лепнина, спускавшаяся на стены между оконных проемов цветочным орнаментом. Из холла поднималась изогнутая лестница, покрытая ковровыми дорожками, в галерею — переход в основную часть дворца. Из круглых окон галереи открывался вид на раскидистый сад Василиска. Пройдя галерею, Родольфус снова поднялась еще на один лестничный проем и, миновав коридор, вошел в библиотеку, где проходило собрание Ближнего круга. Двухуровневая библиотека представляла собой просторную комнату с ореховым потолком, чьи своды опирались на колонны из темного камня с разноцветными вкраплениями. На стенах висели гобелены, рассказывающие баталии глубокой древности, а в нишах стояли книжные шкафы из красного дерева с красивой резьбой на створках. Посреди лежал ковер-самолет с причудливым орнаментом (подарок османского султана в знак признания легитимной власти Темного Лорда), на котором стоял стол, высеченный из цельного куска малахита с черно-коричневыми прожилками, а его широкую столешницы подпирали спину двух коленопреклонённых ангелов. За ним уже собрались четырнадцать волшебников, не считая самого Родольфуса. Трон и кресло по правую сторону от него пустовали, что объясняло приподнятую атмосферу, царившую в комнате. Пожиратели переговаривались и шутили, словно между ними не было никаких разногласий и неприязни. Малфои, заметив Родольфуса, одинаково снисходительно улыбнулись ему, а Лициус, считавшийся его близким другом, что-то быстро шепнул своему прихвостню, выскочки Снейпу, чье место было в трущобах Лютного переулка, а не в обществе благородных джентльменов. Снейп не только считал себя ровней чистокровным волшебникам, но и, как казалось Лестрейнджу, относился к нему свысока. Впрочем, многие из аристократов позволяли ехидные взгляды в сторону Родольфуса, словно его приняли в Ближний круг не из-за собственных заслуг, а чтобы порадовать Беллатрикс. Родольфус усмехнулся, будучи твердо уверенным в том, что сегодняшний день станет поворотным в его карьере и судьбе. Он, поудобней перехватив портфель, занял место возле отца. Сирилл Лестрейндж IV был невысоким, хорошо сложенным седовласым и еще вполне моложавым мужчиной с благородным лицом, как бы озаренным яркими-голубыми глазами. Вир Лестрейндж имел звание легата, занимая одну из самых высоких должностей — главнокомандующий Пожирателей смерти, отвечающий за военную безопасность страны. — Совсем растерял форму, — сердито буркнул вир Лестрейндж вместе приветствия, не заботясь, что его услышали остальные. Родольфус предпочел его проигнорировать и поморщился от приступа боли в правом плече, сделавшая руку практически бесполезной. Антонин Долохов, который наблюдал за ним, лишь разочарованно покачал головой. Несмотря на то, что должности отца и русского были похожи — только Долохов руководил тайной канцелярией «Вальпургиевы рыцари» — они с Сириллом недолюбливали друг друга, соперничая за внимание милорда. От дальнейшего разговора Родольфуса спасло появление Темного Лорда, совсем не изменившегося за эти пять лет, и Беллатрикс, за которыми верной тенью следовал Барти Крауч (уже давно не младший, а единственный). Родольфус залюбовался супругой, которая в свои тридцать шесть лет оставалась первой красавицей высшего света Англии и, имея безупречный вкус, считалась непревзойденной законодательницей моды. Кукольное личико с непокорными кудрями и ясными янтарными глазами вызывало восхищение, как и у высокопоставленных Пожирателей смерти, так и у зарубежных послов. — На его месте должен был быть ты, — прошипел вир Сирилл на ухо сына, показывая взглядом на Крауча. Пожиратели поднялись и уважительно склонили головы. Повелитель милостиво кивнул, разрешая им присесть. — Что произошло в Слайго? — ледяным тоном осведомился повелитель, буравя каждого тяжелым взглядом. — Группа бунтовщиков совершила нападение на сиротский приют, — отрапортовал легат Долохов, не выглядевший виноватым или расстроенным, к досаде, Родольфуса. — Группа была обезоружена одним из стражей, декурионом Урхартом, а бунтовщики арестованы. Следствие выяснило, что целью преступников было похищение детей и дальнейшая их отправка за границу. В данный момент… — За ними стоит Орден? — перебил Темный Лорд, нахмурившись. Орден Феникса был запрещенной организацией, официально полностью уничтоженный после их восстания под предводительством покойного Грюма в июне восемьдесят третьего. Но выжившие крысы и их последователи до сих пор устраивали беспорядки в стране. Они словно плесень отравляли сердца волшебников, сея в их мыслях недовольства властью и толкая их к бунту. — Выясняем, — потупил глаза Долохов. — Преступление против детей должно быть жестоко наказано и получить широкую огласку, — сказал милорд, а логофет Малфой сделал пометку в блокноте, и обратился к Алекто Кэрроу: — Напомните, во сколько раз процент рождаемости грязнокровок превысил в этом году? — В три раза, — тихо ответила сестра Амикуса, который отсутствовал из-за занятости в Академии. — В три раза, — спокойно, почти ласково повторил Темный Лорд и Родольфус невольно втянул голову в плечи, понимая, что сейчас повелитель рассержен по-настоящему. — Поразительно, что семьи грязнокровки плодятся, как пикси, а трое детей в чистокровной семье считается редкостью. Мы бросаем все наши силы на добивание предателей крови, когда нашим главным врагом является стремительно надвигающееся демографическая катастрофа. Нужно предпринимать меры, если вы не хотите, чтобы через десять, двадцать лет грязнокровки, которым мы милосердно подарили возможность обучаться магии, станут хозяевами нашего мира. Милосердное разрешение учиться грязнокровкам и полукровкам в академии было вынужденной уступкой, на которую пришлось пойти ради того, чтобы МКМ признало власть Темного Лорда. В свою очередь те закрыли глаза на существование приютов. Если честно, на той конференции у Родольфуса сложилось мнение, что многие европейские и американские маги разделяют их взгляды и поставили условие чисто для подержания статуса международной организации и демонстрации остальному миру, что они способны не только влиять на милорда, но и контролировать Темного Лорда, не давая ему выходить за границы Магической Британии и дозволенного. Родольфус осмотрелся по сторонам: Пожиратели бросали умоляющие взгляды на Беллатрикс, прося ее успокоить повелителя. Лестрейндж, собираясь с мыслями, взволнованно водил пальцам по столешницы, не решаясь произнести вслух свое предложение, над которым работал несколько месяцев. Идея, которую он еще вчера находил блестящей, стала казаться совсем глупой. — Мы тебя слушаем, Лестрейндж, — разрешил милорд, которого начала забавляла его нерешительность. — Нужно сдерживать взрослую популяцию грязнокровок, — сказал Родольфус, открывая портфель и передавая бумаги Темному Лорду. Взрыв хохота раскатился по библиотеке. Первый засмеялся старик Матиас Розье, дядя Беллатрикс, чей сын унес с собой в могилу глаз Грюма, а после все присутствующие Пожиратели, кроме Снейпа, поддались его примеру. Это был поистине жуткий смех, приправленный еще более ужасающим эхом. Весь воздух словно завибрировал и покрылся рябью. Родольфус и сам приподнял брови и слегка раздвинул уголки рта, как бы тоже участвуя в всеобщем веселье, но не полностью, а лишь отчасти, чтобы в случае неодобрение можно было все списать на неудачную шутку. — Гениально! — прокомментировал жилистый трибун Корбан Яксли, глава Одела магического правопорядка, аплодируя. — Господа, как же мы раньше не догадались до этого? Родольфус сжал кулаки под столом и тряхнул головой, отгоняя нахлынувшие сомнения. Пусть смеются над ним, считая его трусливым слабаком, калекой, не способного держать в руках палочку, пусть списывают его высокое положение на исполнение капризов Беллатрикс! Посмотрим, как они потом будут лебезить, по-приятельски беря за руку, и заглядывать в глаза. На лице милорда не было ни тени улыбки. Он внимательно просматривал документы, показывая Беллатрикс, и, закончив, передал логофету Малфою, который вмиг посерьезнел и приструнил сына. Темный Лорд одобрительно кивнул Родольфусу и смех тут же стих. — Все наши попытки контролировать взрослых не увенчались успехом, — неуверенно начал Лестрейндж, но с каждым словом его голос звучал тверже.– Мы вели налог на второго ребенка — они стали прятать детей, мы на законодательном уровне запретили многодетные семьи — они стали незаконно отдавать детей на усыновление заграницей. Повстанцы понимают, что их единственное оружие против нас — это численность, — он запнулся, поняв, что перепрыгнул с мысли, но, поймав заинтересованный взгляд Беллы, собрался и продолжил, стараясь не смотреть на отца или Долохова: — Вспомните восстание Грозного Глаза — повстанцы едва ли не захватили Академию. Подготовка этой операции заняла у них меньше трех лет, а что они выкинул через тридцать лет? Поэтому мы должны действовать на опережение, — Родольфус, стараясь не скривиться от боли, взмахнул палочкой и перед каждый Пожирателем опустилась копия его проекта, — Я предлагаю уменьшать численность детей, но делать это под другим предлогом — наказания грязнокровок за старые грехи и воровство нашей магии. — Международное сообщество магов не поймет, — возразил трибун Август Руквуд, чья правая часть лица была обезображена уродливыми шрамами от оспы. — Поймет, если мы подадим как новый вид спорта, как игру, — хитро улыбнулся Родольфус и объяснил: — Существует древнегреческий миф о том, как в наказание за прошлые провинности афиняне должны были посылать на Крит семь юношей и девушек, где их бросали в Лабиринт, обрекая на съедение чудовищу. Мы же будем отправлять выпускников-грязнокровок на что-то вроде гладиаторских боев между грязнокровками, где единственным выжившим будет победитель. — Так мы посеем между ними вражду, — заметил префект Эверард Эйвери, один из акционеров банка «Гринготтс». Пожиратели одобрительно зашептались, удивленно и уважительно посматривая на трибуна Лестрейнджа, едва сдерживающий торжествующую улыбку: еле заметную ниточку, которая вот-вот превратиться в толстый канат. Голова слегка приятно кружилась от предвкушения победы среди фаворитов и собственного триумфа, а приподнятое настроение пьянило будто шампанское, разливаясь внутри искрящимися пузырьками радости. Капля волнения, примешивавшаяся к этому куражу эмоций, лишь добавляла приятной терпкости. Родольфус чувствовал себя спортсменом, установившего мировой рекорд и дожидающийся законной награды. — Казнить их бы вышло дешевле, — хмыкнул Эльфред Эйвери, кузен Эверарда. — Подготовка, организация, проведение — это огромные, ненужные расходы. — Со временем «Голодные игры» станут отдельной экономической системой, не только самостоятельно содержащие себя, но и приносящие доход, — возразил Родольфус и объяснил: — Для положительной международной реакции мы привлечем иностранных инвестором, которые построят стадионы и закупят опасных зверей, а сами Игры по масштабу станут вторым Чемпионатом по квиддичу: толпы болейщиков со всеми миру будут приезжать поболеть за своего фаворита — это тысячи проданных билетов, тысячи занятых номеров в отелях и тысячи написанных хвалебных статей, прославляющих наши идеи, — глаза Лестрейнджа фанатично блеснули, а сам даже не заметил, что неосознанно копирует интонацию, мимику, жесты милорда и повторять его слова, которые давно вытеснили собственные мысли: — Во многих странах чистокровные волшебники терпят лишения, унижения от господствующих грязнокровок. Они должны увидеть, что, если станут с нами одним целым, объединятся под одним знаменем, — он постучал себя по вышитой Темной метки: — Вот под этим знаменем, то смогут победить всю магловскую грязь, как победили мы. Пожиратели молчали, переваривая услышанное. Выражения лиц, на которых не наблюдалось никаких душевных терзаний, говорили вместо них: Долохов задумчиво поглаживал темные бакенбарды; голубые глаза Сирилла Лестрейнджа расширились от изумление; Эльфред Эйвери делал расчеты на листке бумаги, показывая их кузены; отец и сын Мальсеберы переглядывались между собой; Руквуд хмурился, пока между его бровей не залегла глубокая складка; вир Розье сосредоточенно взмахивал невидимые пылинки со столешницы; Алекто Кэрроу улыбалась, видимо, представляя как огорчиться ее брат, когда узнает, что он пропустил; Снейп отстранённо смотрел в окно; Малфои и Корбан Яксли завистливо буравили Родольфуса взглядами, явно жалея, что авторами идеи были не они; Белла и Барти взволнованно перешептывались. Только один человек никак не выдал свои мысли — Темный Лорд, занявший роль старонего наблюдатель, не проронил ни слова. Он словно театральный зритель ждал окончание спектакля, следя куда заведет сюжет. — Если дети будут знать, что все равно погибнут на играх, то, что будет их сдерживать в школе? — хмыкнул вир Розье, а Лестрейндж вспомнил, что его младший, точнее единственный сын заканчивает второй курс в Академии. — Что им помешает устроить теракт, диверсию в Большом зале? — Иллюзия победы, — ответила Белла, опередив супруга. — Грязнокровки не только примитивные в своих поступках, но и алчные в своих прогнивших мечтах. Если учредить солидный денежный приз, они будут готовы перегрызть друг другу глотки. — Кроме того, пусть победитель получит привилегии, — подхватил мысль Люциус Малфой. — Приличное жилье в Басби, разрешение пользоваться деньгами вместо продовольственных карточек, пожизненное содержание. Тогда Игры станут возможностью, а не смертью. — Родольфус, — сказал милорд и в этом фамильярном обращение была скрыта похвала. — Открытие первых Игр должно состояться следующим летом. Я даю тебе целый год на подготовку. — Спасибо, повелитель, — поблагодарил Лестрейндж, чувствуя себя на вершине мира и понимая, что его способности не только высоко оценили, но и доверили важную миссию. — Все будет сделано лучшим образом. Он действительно скорее умрет, чем провалить задание. Фанатичная преданность идеям Темному Лорду, непререкаемая убежденность в его правоте, стремление рьяно защищать мир чистокровных волшебников и нетерпимость к иным мировоззрениям предавали Родольфусу уверенность в своих силах. Пройдя войну и впитывая агитационные лозунги, трибун Лестрейндж ощущал потребность в участии в дальнейшем развитии их государства, в котором он играл важную роль. — Игроками будут только магловские выродки? — уточнил Снейп, молчавший до этого. — Дети предателей и полукровки тоже должны участвовать в профилактических целях, — скривился легат Тиберий Мальсебер, сверкнув золотыми коронами и поправив несуразный яркий галстук-бабочку. — Нет ничего ужасней, когда волшебник смешивает свою благородную кровь с грязью. — Тиберий прав, — согласился повелитель. — Но все же волшебная кровь не должна проливаться понапрасну. Скажем, один мальчик и одна девочка из семьи предателей или полукровка, чьи имена будут выбираться с помощью жребия, тоже будут участвовать в Играх. Родольфус побледнел, не ожидавший, что его идея обернётся против него самого, и судорожно сглотнул. Восторг преданного щенка, которого приласкал скупой хозяин, сменился на гадкий, обволакивающий, осязаемо-липкий страх, затягивающий в болото. — Мой лорд, — нервно начал Лестрейндж, поперхнувшись собственной наглостью. — Полукровки не дол, — он запнулся, не зная, как спасти ситуацию, не навлекая гнева повелителя на себя. — То есть я не уверен, что это хо... — пинок от отца по ноге заставил замолчать Родольфуса, который от неожиданности прикусил язык. Это подействовало на него отрезвляющее, заставляя мыслить здраво. — Я не уверен, что справлюсь один. Повелитель, находившийся в прекрасном расположении духа, выжидательно смотрел на трибуна, раздумывая, как поступить: наказать за дерзость или не тратить на него свое время, списав странности в поведении на переизбыток эмоций, который начинались от напряженного труда, подарившего "Голодные игры", и заканчивался всплеском радости от похвалы. — Милорд, — вмешалась Беллатрикс, на секунду слегка коснувшись его руки. — Позволите принять участие вместе с трибуном Лестрейнджем в подготовке Игр Темный Лорд кивнул ей, после чего поднял ряд других важных государственных вопросов. Родольфус слушал рассеянно, периодически меняясь в лице или вставляя короткие, ничего не значащие фразы. Страх улетучился и все его мысли захватил настоящий панический ужас, вызывая комок тошнотворной тревоги. Ужас человека, который отправил на верную смерть родную дочь.