***
Потерявшись в мыслях, которые немного умиротворялись тишиной коридоров, Антон очнулся, когда уже дошёл до медпункта. Он занёс ключ над дверью, как со стороны склада раздался шорох. Чёрт. Лишь бы не войдовские слизни: эти гадёныши размером с чихуахуа иногда просачивались сквозь тонкие щели между частями корабля. Они плодились в войдах, а на шаттлы пробирались, чтобы выжрать всю медь из проводов. У них была поразительная чуйка на медь и золото — их даже в качестве ищеек держали в промышленности. Чтобы искать медь, а находить золото, да. Уговаривал же Антон раскошелиться на другой материал для проводки, но нет, Масленникову виднее — видите ли, сейчас не сезон для слизней. Ага. Не сезон. В космосе, блять. А Антону теперь нужно уничтожать этих гадов, либо начальство уничтожит ему зарплату за халатность. Ну фу, ну слизни, боже, огромные прозрачные слизни. Ну за что? Антон достал с ремня бластер и поменял заряды на вакуумные: удивительно, пустота порождала этих мразей и именно с помощью неё можно было их убить. Даже жалко. Антону и робота-переводчика было жалко, когда во время студенческой практики тот не мог вспомнить значение слова «паче». А слизни были прикольными, хоть и гадкими. Но блин. Провода! Он быстро и бесшумно распахнул дверь на склад. Склад был очень высоким и превосходил прочие отсеки по масштабам, что логично, ведь у них вообще-то торговое судно. Огромные стеллажи напоминали Антону о временах, когда он мелкий ездил с родителями в «Икею»… Ладно, не время для ностальгии. Он включил дальний свет фонаря, освещая помещение в поисках источника шума, и прислушался. И услышал. Жадное чавканье где-то в глубине самого левого пролёта между стеллажами. Перекрестившись пару раз на случай, если макаронный монстр всё-таки существует, он с пальцем на курке направился навстречу самому противному и жестокому занятию в своей жизни. Капец. Вот, он как убивал тараканов в общаге, так ничего и не изменилось! Почему даже против пустынных слизней нашли средство, а против тараканов эффективным по-прежнему оставался только рукопашный бой? Лишь бы вселенная не взорвалась ещё раз от буйства логики в самой себе. Аккуратничать и идти скрытно не было смысла — слизни, хоть и умели просачиваться в любую дырку, были очень медленными. Тем более Антон, даже будучи Бурдж-Халифой, всё равно имел навык бесшумного передвижения; об этом ему однажды сообщил пересравшийся Масленников. А вот нефиг из общего холодильника тырить последний сгенерированный йогурт, Антон вообще-то два часа настраивал генератор на нужную консистенцию. Только вот статус лучшей подкрадули всея человечества оказался бесполезен: стоило ему шагнуть в глубину пролëта, как гаджет на руке вышел из строя и фонарь пугливо погас. — Чего? — шепнул он сам себе, постукивая бластером по смарт-часам. Но те заглохли безвольным металлоломом, не реагируя ни на махи рукой в воздухе, ни на матерные возмущения. — Что б тебя нанопиявки съели, козлина. Бессмысленно озираясь по сторонам, Антон не понимал, как выбраться из ситуации, в которую он залез. Пойти обратно — хорошее решение. Но как он это сделает, если ничего не видит? Тут запнуться и заработать перелом очка — дело двух шагов. Голосовое управление на корабле отключили из-за войда; а кнопку включения света в этом барахольном аду Антон найдёт только в том случае, если она грохнется ему прямо на башку. — О, нет, — прошелестел он одними губами и громко сглотнул. Шорох послышался вновь, совсем близко — в пару метрах от него. — Червячки слизарио заползут ко мне в очко, и я умру. На стрессе он всегда начинал вспоминать древние мемы. Он вообще в этой сфере был профессионалом, надо было на мемолога идти — в историческо-культорном вузе есть такой факультет. Но консервативная мама Антона убила бы его, если б узнала о подобном решении. Зато при смерти он попросил бы написать на его могиле «фура, меня мама убила». Рядом раздалось непонятное шипение, и Антон покрепче ухватился за бластер, запоздало вспоминая, что слизни не шипят. Однако в следующее же мгновение что-то склизкое и тёплое плюхнулось ему на шею. — Так, Антон, спокойно, ты не можешь выстрелить себе в шею, — он потянулся дрожащей рукой к слизняку. — Сначала мы тебя снимем, мой хороший, — ласково заладил он, пытаясь успокоиться. Для слизняка штука на шее ощущалась слишком тёплой, слишком тонкой и какой-то… более матовой, что ли? Только Антон об этом подумал, как эта непонятная херотень резко скользнула ему за шиворот. Он бы завизжал, если бы рот ему не заткнули второй такой же хренью: они были очень длинными и упругими, что-то вроде… щупалец? Антон отскочил назад, когда щупальце во рту начало продвигаться, видимо, в намерении на горловой минет. Запнувшись об коробку (или собственную ногу), он грохнулся на пол и почувствовал, как щупальца крепко обмотались вокруг его щиколоток. Всё. Это конец. Что бы это ни было, ему конец. Это наказание за параноидальность и необоснованные страхи, нужно было оставаться в каюте. Внезапно перед глазами стало светлее; «наручник» снова заработал. Нужно было срочно нажать на кнопку, которая подавала сигнал об экстренной помощи. Но Антон вгляделся в очертания перед собой и увидел того, про кого успел совсем позабыть. — Арсений? — спросил он, переходя на межгалактический. Смысла в вопросе не было — да, это, блять, Арсений. Правда с кучей чёрных щупалец за спиной, непонятными подтёками на подбородке, светящимися глазами и острыми зубами. Снял часть маскировки? Антон не знал, что её можно снимать частично, но он и чипами особо-то не пользовался. Выглядело жутко. Ну и… красиво… по-своему. Так, не время для залипаний! — Что ты здесь делаешь? — Питаюсь. — Прошелестел тот в ответ, не сводя с него глаз, придавливая к полу голодным взглядом. Он крохотными шагами надвигался на Антона, изучающе осматривая сверху-вниз. Собственное тело цепенело как по команде. — Приятного аппетита? — В надежде на то, что вежливость поможет ему сбежать, проблеял Антон. — Последние слова? Не поможет. Чужая улыбка по-прежнему очаровывала, пусть и была сейчас в разы хищнее и надменнее. Вопреки всему, ему казалось, что Арсений смотрит с теплом. Хотя Антон тоже, наверное, после месячной экспедиции смотрел бы на сырники с искренней любовью в глазах. Скорее всего, он и нежности начал бы этому чуду кулинарии шептать. — Передайте моей маме, что я любил её сырники. Арсений, улыбнувшись ещё шире и довольнее, прошелестел с помехами: — Всенепременно, наш дорогой друг. Всенепременно. Вот же официозник… Чей «наш»? Он здесь не один что ли? Антон вообще правильно перевёл? Арсений даже время выждал, чтобы тот успел разобрать его слова, прежде, чем подойти к нему совсем близко и сесть прямо на бёдра. Прямо на бёдра. Арсений. Красивый, голубоглазый, с клыками и щупальцами; воспитанный какой-то древнейшей серьёзной цивилизацией и наверняка способный перерубить глотку всему экипажу щелчком пальцев. На бёдрах. Уселся своей шикарной задницей, которая даже в этих ублюдских космических комбинезонах выглядела, как последнее чудо света. Он спокойно расстегнул Антонову рабочую куртку и провёл когтями по футболке под комбезом. Провёл так, будто собирался его не жрать, а трахать. Арсений поёрзал, придвигаясь ближе, и Антон, чтобы сбить неуместное возбуждение, начал вспоминать самые худшие дефекты речи, которые когда-либо встречал. Арсений расстегнул куртку до конца и поддел нижний край футболки, внимательно оглядывая поджавшийся живот. Антон пытался думать о том, как однажды работал с расой, которая во время разговора звучала и выглядела так, будто ещё секунда и они блеванут тебе прямо на кроссовки. Арсений избавился от ремня и нетерпеливо завозился с ширинкой. Невесомо провёл кончиками когтей по дорожке волос, уходящей под боксеры. Антон старательно вспоминал, как ему урезали зарплату почти вполовину, когда он полчаса не мог перестать ржать с клиентов, диалект которых делал их язык несправедливо сильно похожим на смесь турецкого и белорусского. Арсений (будто бы?) заинтересованно заглянул Антону в глаза и одним из щупалец погладил его скулу. Смотрел он удивлённо и как-то по-красивому открыто. Уязвимо даже. Антон силился вспомнить что-то ещё, но не получалось. Все мысли заполнял Арсений и его глубокий, изучающий, непонятно-доверчивый взгляд. В глазах ведь невозможно было ничего скрыть, будь у тебя хоть десять маскировочных чипов, надетых друг на друга. Тёмные ресницы подрагивали, пока Арсений бегал взглядом по чужому лицу. Сам он выглядел растерянно, а от того по-новому красиво. Непривычно красиво. Однако он быстро взял себя в руки и вернул себе беспристрастную надменную улыбку. Щупальца окутывали со всех сторон: одно ласкало лицо и нерешительно кружило около рта; несколько других медленно раздевали его, стаскивая куртку с футболкой; оставшиеся просто жадно и горячо лапали то тут, то там. — Не гляди столь обескураженно. Блюда не вкушают в обёртке. Антон безнадежный извращенец: у него стояло так крепко, что можно было играть в бейсбол. Его хотят сожрать и лишь поэтому раздевают, а у него адамантиевый, блять, стояк. Арсений поднялся на ноги и с помощью щупалец, которые до этого держали щиколотки, одним движением сдёрнул с Антона штаны и развел ноги. Усевшись между бёдер, он заинтересованно подцепил край трусов. Антон тут же встревоженно схватил его за запястье, на что тот охнул с помехами в голосе. — Арсений! Я, э-э… Ты уверен, что это обязательно? — Что не так? — спросил тот, недовольно сощурив глаза. Антон не знал, что конкретно ответить. Был шанс того, что у их инопланетного гостя половой орган в принципе отсутствовал. Он хотел сказать «ты же не будешь есть мой член», а потом подумал, что это звучит максимально***
Нельзя. Нельзя забивать на технику безопасности. Вот, о чём первым делом подумал Антон, как только проснулся. Он ненавидел это чувство, когда ты просыпаешься и сразу же понимаешь, что проспал. Вот сразу же понимаешь. По ощущениям, Антон проспал настолько мощно, что легче было просто продолжить спать и притвориться коматозником. Ему не сделают выговор, нет. Масленников просто выкинет его за борт, и ему придётся привыкать бороздить просторы войда вместе с пустынными слизнями и космическим мусором, коим он и являлся, судя по степени внутренней безответственности. Веки разлепить удалось не сразу — ощущение было, будто ему ночью кто-то накончал на ресницы суперклеем. В комнате было тусклее обычного, подсветку на прикроватной тумбе он вчера не выключал, но сейчас та светилась на последнем издыхании. Он присел на кровати, тормоша собственную морду руками, чтобы быстрее взбодриться. Тело болело невероятно, каждая мышца звенела тяжёлым свинцом. А ещё жутко хотелось пить, есть, ссать, срать и, желательно, умереть. Может, заболел? Наручные часы показывали десять по земному времени. Десять вечера. — Передайте маме, что я любил её сырники. Дубль два. Его убьют. Его вчера не сожрал Арсений, значит теперь его сожрёт начальство. Как он умудрился проспать почти сутки? Это даже немного пугало. Ладно, наверное, всё-таки заболел. В их местном чате, который был встроен в систему корабля, задорно горело уведомление о пропущенных сообщениях. Более ста пропущенных. Ё-моё. Однако это было не последней дерьмовой новостью. — Мы в автономном режиме? Что за хрень? Он проверил ещё раз. Всё верно, капитан перевёл судно в автономный режим, поэтому теперь все приборы на борту работали на аккумуляторах. Вот почему вокруг было темнее обычного. Антон покопался в чате: оказывается, всё утро ребята обсуждали, что не могут открыть дверь в каюту Антона; потом начался шторм, и, видимо, всем стало не до него; после чего все опять начали спамить вопросами «а где Шастун, бля?» и вовремя вспомнили про Арсения. Судя по чату, его тоже не могли найти. К сожалению, сообщение в беседу отправить не получилось. Они ведь перешли в автономный режим, значит даже внутренний мессенджер не ловил. Погодите-ка… Почему тогда ребята не могли попасть к нему в комнату? Сейчас-то понятно, она заблокирована системой. А утром? Переписка в чате останавливается на часах четырёх. Дверь пытались открыть в районе одиннадцати. — Козлячие баги, — пронудел он в пустоту комнаты. Шторм был относительной нормой для войда Волопаса. Конкретно этот войд являлся одной из самых нестабильных пустот в плане «погоды», однако именно он в то же время был самым безопасным и изученным. Торговый путь проходил здесь регулярно, весь Млечный Путь мотал туда-обратно изо дня в день. Бояться было нечего. За исключением того, что Антон плохо себя чувствовал. Ему бы обновить аптечку. Надо было. Пару дней назад. Он безнадёжный идиот. Кровожадный Арсений? Разъярённый Масленников? Куда уж там… Его убьёт собственная тупость. Он погибнет молодым! Так и не сходившим на концерт Скруджи, зато потрахавшимся с одной из древнейших инопланетных особей. Вот они — приоритеты золотого пиздодуя. Чёрт, он ведь даже не успел рассказать команде об опасности: о том, что Арсений, скорее всего, не просто невинный интеллигент со странностями. Как же отлично Антон проебался. А вдруг там сейчас снаружи экипажу нужна была его помощь? Вдруг это был не просто шторм, а спланированное нападение? Нужно было встать и дойти до двери, попробовать взломать, перекодировать замок. Хотя бы постараться привалиться к ней и вслушаться в звуки коридора. Только вот сил не было совсем. Антон лениво отбросил одеяло и свесил ноги с кровати, но встать на них не смог. Попробовав ещё раз, он попросту грохнулся на пол. Нет. Сил нет. Что происходит? — Антон? — раздалось в тишине каюты. — Арсений? — прокряхтел он в ответ, пытаясь повернуть голову. От удара перед глазами всё кружилось. — Антон, Вы где? — Послышались быстрые шаги, и через мгновение Антон почувствовал, как его резко подняли и уложили на кровать. Какая же их раса сильная, пипец. — Вот Вы где. — Мирно улыбаясь, заключил тот. — Арсений, не переходи опять на Вы, прошу тебя, — он задолбался переучивать его. Постоянные скачки с официоза на неофициоз утомляли. — После вчерашнего это больше похоже на издевательство. — Как здоровье, наш дорогой друг? — Смотрел Арсений ясно и обеспокоенно. А ещё он присел на кровать и начал нервно скрести когтями краешек одеяла. — Ну какой я тебе друг, Арсений? — Антон замялся, увидев, как в глазах напротив мелькнула то ли обида, то ли вина. — Вчера ты хотел меня съесть, а потом… Блин, как сказать-то правильно? Слово «трахнул» слишком новое, «переспал» можно неправильно понять, как и «занялся любовью». Надо бы уже скачать в наручный смартфон словарь синонимов. — У нас был… секс? — он наконец вспомнил нужное слово, но, кажется, заранее знал, что ответит Арсений. — Мы не спаривались! — чуть рдея, завозмущался тот. — Ты трогал меня за член! — Да, и я хочу принести свои искренние извинения за это. Я вёл себя неподобающим образом, мне очень досадно, что я посеял смуту в твоей голове. Ой, то есть… Запутал? — Арсений хмурился, подбирая слова, и мял одеяло. Антон прикусил язык, чтобы не сказать: «А извиниться за то, что ты хотел меня сожрать, не хочешь?». — Мне нужна пища. Была. И я… Сердце ухнуло в пятки, а уши заложило гулом, когда во взгляде напротив вновь заплескалась незнакомая хищность. Стоило Арсению заговорить о голоде, как ощущение опасности повисло в воздухе тяжёлой тучей, придавливающей к кровати. Пот выступил на висках и спине, холод защекотал всё тело откуда-то изнутри. Это чувство… чувство угрозы, преследования, смерти. Охоты. Ощущение, будто ты сидишь напротив клетки с огромным тигром. И как Антон ещё вчера не сложил этот пазл в голове? Сейчас всё казалось таким очевидным. Арсений — хищник. Древний крупный хищник. Отсюда и это давящее ощущение опасности при взгляде на него. Поэтому и сердце ускорялось, и мышцы каменели. — Арсений, — он окликнул его и взял за запястье, не вслушиваясь в предыдущие слова — всё равно собственное сердцебиение заглушило их. — Ты убил кого-то из экипажа? — Нет. — Серо ответил тот, глядя глаза в глаза. — Но я не понимаю, почему. Антон проморгался. — Что ты имеешь в виду? Арсений придвинулся чуть ближе и наклонился — будто хотел поделиться секретом, в который сам толком не мог поверить. Голод хищной расы по-прежнему пропитывал пространство вокруг: хотелось сжаться в маленькую чёрную дыру и вылететь в иллюминатор. Антон не впервые встречал хищника, но чтобы такого древнего… Всё же было в этом факте что-то завораживающее. — Так не должно быть. Я умираю от голода. Но не могу тебя съесть. Не хочу. — Не хочешь меня? — Хочу. Но не есть. Озадаченным взглядом Арсений бегал по его лицу, Антон видел пляшущие тёмные зрачки. Видел и совершенно не знал, что ответить. — Ты морочишь мой разум, Антон, — он наклонился ещё ближе, оставаясь на расстоянии одного выдоха, и провёл носом от щеки к виску. Странноватый жест всё равно отдавался в груди теплом. Но тут Арсений резко отпрянул, потряс головой, будто сбивая какое-то наваждение и запутанно посмотрел перед собой. — Ну вот опять. Не понимаю. Хочется облизать твоё лицо. Так ведь токмо насекомые делают? Хрен знает, что там за насекомые похожие на собак водились на Арсеньевой планете (вернее галактике, раз уж тот из крупных хищников). Понятно было одно — Арсений хотел его поцеловать. И это звездец. Кем вообще нужно было быть, чтобы древняя хищная раса отказалась от своего кровожадного инстинкта? Видимо, Антоном. Он самый настоящий профи в том, чтобы оказываться не в нужное время и не в нужном месте. Пришлось напрячься, чтобы вспомнить исторические сводки. Не надо было прогуливать пары по истории цивилизаций, было бы проще. Антон помнил, что существует такое понятие, как «крупняк». В простонародье так называли очень крупные цивилизации — они захватывали не просто звёздные системы, а целые галактики. Именно захватывали. Мирного крупняка не существовало; по крайней мере, про них никто ничего не слышал. Мирные цивилизации — это те, что отказались от концепции войн полностью. Как они выживали? Некоторые просто хорошо работали над собственной защитой, улучшая природную устойчивость к истреблению; большая же часть мирных либо кочевничала, либо была под чьей-то «опекой», основанной на взаимовыгодном союзе. Помимо мирных, были ещё компромиссные — те, которые старались сохранять нейтралитет, но могли вступить в бой при необходимости. А хищники… Ну, мелкие хищники любили повоевать без причины, но это никого не пугало. Крупняк же держал в страхе всех, даже если особо не появлялся в инфополе. Пугал сам факт, что где-то там — на другом конце вселенной — эти гиганты строили планы по захвату вселенной. Проблема крупных галактических хищников заключалась в том, что все они находились очень далеко от центрального района вселенной. Центральным районом считалась крупнейшая торговая точка, именно туда слетались все мирные или компромиссные цивилизации; также межгалактическая организация порта пропускала в торги малых хищников — выгода есть выгода. У гигантов были свои уязвимости. Крупными хищниками почти всегда являлись древнейшие народы. Не всегда, конечно, древние были агрессорами. Много было древних из разряда мирных или компромиссных — они были интересными и очень-очень вежливыми. Антон до последнего был уверен, что Арсений из подобных. Откуда, интересно, тот вообще взялся? Крупняк контактировал в основном друг с другом — из-за своей грозной репутации, больших расстояний и отсутствия нормальной поддержки информационного обмена с новыми галактиками. Они сидели за тысячу войдов отсюда, питались друг другом и… расовой ненавистью, наверное? Однако если Арсений был тут, значит что-то изменилось. Антон подумал навскидку, но в голову пришла только одна неутешительная мысль. — Планируется истребление? — ошарашенно прошелестел Антон. Арсений, который до этого сидел и молча буравил взглядом собственные колени, состроил крайне озадаченную морду, намекая на пояснение. — Ты из древней хищной расы. Все они живут далеко отсюда и никогда не взаимодействуют с мелочью. Почему ты здесь? — Долго говорить, Антон. Не смогу поведать. Чёртовы трудности перевода! И чёртов крупняк со своими способностями уровня телепатии, никто, блять, не учил межгалактический. Удивительно, что Арсений вообще его знал — пусть речь и кишила старославянизмами и выражениями времен СССР. Видимо, Арсений изучал язык по скрижалям и наскальной живописи, хрен знает. — Я только проснулся, а снаружи шторм. У нас уйма времени, — «уйма», блин, тоже научился у этого умника. — Снаружи не токмо шторм, но и облава. — Спокойно ответил Арсений, у Антона аж в груди всё сжалось. Быть не может, напали прямо посреди войда! Посреди шторма! Неужели галактические пираты? — Я всех убил. — Арсений! — в смысле, блять, всех? — В смысле всех?! Договаривай нормально, ты же умеешь! — Я стараюсь выбирать слова, чтобы быть понятым! — он злился в ответ, но Антон слишком переживал за жизни друзей, чтобы переживать о своей. — Не убивал твоих друзей. Не встречал их. — Не встречал? — Прячутся от шторма наши дорогие друзья. Незнакомцы попались на складе, я их убил. — Фух, боже… Наверное, ребята об облаве-то и не знают. Отвлеклись на шторм. Кто вообще будет нападать в штормовой зоне? — он пробормотал это, забывшись, и не сразу понял, почему Арсений глупо хлопает ресницами в непонимании. — Неважно. Ты молодец. — Антон осёкся, вспоминая, кем является его инопланетный друг. Хотя тот не выглядел оскорблённым, очень даже наоборот. — Я имел ввиду, э-э, спасибо. Кстати, а что ты делал на складе? — Вчера и сегодня я искал еду, — он широко улыбнулся, и у Антона, кажется, задрожала селезёнка: непривычно видеть настоящие эмоции столь древней и опасной расы. Полностью без маскировки Арсений, наверное, вообще может вызывать помутнение рассудка. — Я оставил тебе тоже. — Что, прости? — Не извиняйтесь, правильнее будет «благодарю». — Нет, Арсений, тут не в переводе… дело. Голос подвёл, потому что в горле спёрло: Арсений, поднявшись и отойдя в угол комнаты, вернулся, сгружая на Антонову кровать чьё-то тело. Тело! Оно было растерзано в клочья и кровоточило, силуэт узнавался с трудом — похоже было на кого-то по типу гоблинов. — Тебе полагается восстановить силы, — Арсений смотрел выжидающе. Очень выжидающе. И слегка… виновато? — Я вчера, — он запнулся, вмиг расстраиваясь. — Нет. Сложно. Бедный пришелец, хотел сказать, но не мог подобрать слов. Не мог подобрать слов — просто смешно. Его словарному запасу сложно было не позавидовать, но проблема была в том, что Арсений так старательно выбирал выражения лишь ради Антона. Антон на русском-то красноречием не отличался, вопреки собственной профессии. Ну он просто свято верил всегда, что надо смотреть в будущее, а не наоборот. Арсения не хотелось жалеть, но тот выглядел настолько грустным, что не получалось. Антону и тараканов-то было жаль прихлопывать в студенческие годы. Но кто виноват, что эти усатые финики обладали скоростью, превосходящую скорость света? Их же невозможно было просто поймать в баночку и выкинуть. — Могу помочь с кормлением? — спросил Арсений почему-то очень робко, занося руку над тушкой. — Нет! — он схватил его за запястье и в очередной раз пожалел о собственной резкости. Арсений выглядел так расстроенно, будто ему только что пересказали сюжет «Хатико». Ремейка «Хатико», где пёс в конце фильма умер на льдине, спасая своего хозяина. — Я благодарен тебе, честно. Но мой организм это не переварит. Не… переработает? — Это огорчает. А я очень много оставил на складе. Думал, ты перекусишь этим, а потом мы вместе остальных… — Я и одного не осилил бы, Арсений! Господи, — он устало потёр переносицу. Сколько там, интересно, трупов на складе? Какой кошмар. Вот тебе и крупные хищники: заглотить несколько тел на обед? Да без проблем! Засекайте время. — Люди не могут есть сырое мясо, тем более инопланетное. Он не собирался вдаваться в этические подробности. Перед ним, блин, одна из древнейший хтоней во всей вселенной. Хтонь в свою очередь хмуро смотрела на труп, будто тот сам виноват в Антоновых стильных «нет» в плане еды. Оттащив мёртвого гоблина обратно в угол, Арсений уселся на уголок кровати и напряженно задумался. — Кстати, а где твои щупальца? — решил отвлечь его Антон. — Щу-па-льца, — по слогам произнёс тот. — Что это? Как объяснить, что такое щупальца, если ты не умеешь рисовать и у тебя под рукой нет осьминога? Он попробовал изобразить руками волну и много пар рук, махая своими двумя в воздухе. Арсений смотрел на него так, будто жалел, что не грохнул вчера на складе. — Чёрные у тебя такие, их много. — Чужая голова вопросительно наклонилась. — Ты меня вчера в рот им… — Прошу прощения! Простите! Это было весьма невежливо с моей стороны вчера. Сейчас они… убраны, от греха подальше. Чёрт, ну почему у Антона опять встаёт на весь этот межрасовый трэш? Вот у всего организма, блять, нету сил, а хуй всё равно встаёт. Зарывшись лицом в ладони, он устало вздохнул. — Я Вам противен? — Арсений, конечно, всё трактовал по-своему. — Ты спас наш экипаж, направив свой кровожадный инстинкт в нужное русло. Как ты можешь быть мне противен? — Тогда я могу съесть Ваших друзей? — Арсений! Нет! — Почему? — Какое нахуй «почему»?! Нет! Никогда! Они наши друзья. Ты — мой, я — твой, они — наши, — на чужом лице блеснула какая-то позитивная эмоция, но почти сразу сменилась озадаченностью. — И хватит на «Вы» обращаться. — Мне нужно вернуть тебе энергию, Антон. — Серьёзнейшим тоном сказал он. — Да о чём ты вообще говоришь? Я не понимаю. — Вчера я забрал её у тебя, потому что хотел есть. Сложно объяснить, как это работает… Так вот почему Антон проснулся таким разбитым! С самого «утра» ведь чувствовал адскую усталость — даже после летаргического сна, — при этом наручные часы показывали нормальную температуру и отсутствие проявлений вируса. Больше пришельцев, умеющих контролировать разум, пугали только те, которые умели работать с энергиями напрямую. Если Антон правильно помнил лекции по межгалактическому расоведению, то подобные виды могли вытягивать энергию даже из неживых объектов, вроде компьютеров. — Зачем тебе тогда «охотиться», если ты можешь поглощать энергию из чего-угодно? — Предлагаешь вывести из строя ваше судно? — огрызнулся Арсений. Кажется, для него тема питания была какой-то личной. — Плохо контролирую, могу взять слишком много. Неумёха. Возможно, последнее слово Антон перевёл неправильно, но там было что-то на самокритичном. Это даже мило в каком-то смысле. Мило, что столь могущественное и сильное существо не было спасено от такой дурацкой штуки, как самокритика. Хотя не исключено, что Арсений был своего рода девиантом. Учитывая, что он ошивался на заправке… Может он беженец? — Арсений, а ты… — Кормление. — Отрезал тот. — Ты истощён. Антон опасливо покосился в угол комнаты. — Не буду, я уже понял, — успокоил Арсений, нерешительно подползая ближе. — Как люди кормят своё потомство? Внутренний писк душил гортань. Это всё какая-то до одури странная тема, которая не должна была возбуждать. Не должна, но простреливала возбуждением вдоль позвоночника, заставляя сжать пальцами простыню. — Грудью. — Выдохнул Антон. Ему никогда в жизни не был так сильно интересен исход происходящего, как сейчас. Арсений, залезая на кровать, уверенно оседлал его бёдра и принялся расстегивать свой комбинезон, под которым, как и вчера, не было никакой прочей одежды. — Я могу вернуть тебе энергию через любое прикосновение. Но усвоится лучше, если для тебя это будет традиционно приемлемым, — спокойно объяснил он, распахивая куртку и придерживая её открытой. — Готов? Доить коров, блять. Боже, ну почему настолько соблазнительная и странная ситуация вообще имела наглость происходить посреди Антоновой жизни? Давай, Антон, соберись и скажи ему, что в этом нет необходимости. Скажи, что если у чьей-то расы детей и взрослых можно кормить одинаково и это не будет казаться чем-то странным, то в случае людей так не работало. Скажи ему. Просто соберись и скажи, не падай в этот ксенофилический ад. — Да. — Уверенно ответил Антон, тут же падая лицом в подкачанную грудь, присасываясь к правому соску и зажимая между пальцев левый. Арсений резко и громко охнул, пошатнувшись — наверное, от того, с какой жадностью Антон ласкал его: втягивал в себя нежную розовую ареолу, ритмично толкаясь в неё языком; второй сосок теребил кончиком пальца, играясь, чуть поддевая ногтем. Второй рукой он придерживал Арсения за талию. Как же здорово — можно бессовестно лапать эту внеземную (во всех смыслах) красоту, не выглядя при этом в чужих глазах извращенцем. Арсений ведь сам настоял. Хотя по тихеньким стонам над ухом и не скажешь, что тот был особо против. Антон просто не был уверен, что у древнейшего хищника вообще могло быть представление о таких вещах, как страсть, желание или любовь. Минут пятнадцать назад этот воспитанный чудик распинался о том, что не понимает, почему не может съесть Антона, несмотря на собственное желание. Сильное желание. Арсений не понимал, что происходит. Зато всё прекрасно понимал Антон. Понимал, как это неправильно или даже опасно; понимал, как много проблем может за этим последовать. И всё равно самозабвенно целовал чужую грудь, делая вид, будто так и должно быть. И как объяснить хищнику настолько базовые вещи, как эмпатия и симпатия? Антон взял передышку, массируя соски по кругу большими пальцами, и поднял голову на Арсения. Тот выглядел, как кромешный пиздец, уносящий Антона в долину ксенофилии на сверхзвуковой скорости. Радужки пульсировали ярко-голубым светом, румянец широко расползался по щекам, а из приоткрытого рта, кажется, подтекала слюна. Отчего-то в собственных руках он ощущался таким хрупким и бесконечно красивым. В его глазах плескалось густое, топящее сердце тепло. Да за что же он вот такой? От чего? Почему? Такой бесконечно яркий, бесконечно трогательный, бесконечно искренний. Похожий на потерянный личный дневник: с бурей эмоций внутри, с пугающими и злыми царапинами от ручки на выцветших страницах… но такой родной. Роднее мамы, роднее семьи, роднее ясного летнего неба и мягкой подушки. Ну почему Арсений был таким, таким… подходящим? Правильным? Нужным? — Голодный, да? — спросил тот с медовой нежностью в голосе, и Антон тихо завыл, утыкаясь ему в грудь, широкими мазками проходясь языком по коже, собирая собственную слюну и размазывая её, зацеловывая мелкие родинки. Антон прижал его к себе, скользя по спине извилистыми касаниями. Арсений зарылся ладонями ему в волосы, ответно впечатывая в себя; он ритмично ёрзал, неосознанно потираясь — Антон животом чувствовал пульсацию сквозь одежду (сквозь одежду!). Жаль, что он не мог ему подрочить, так как это бы уже выходило за рамки, прости-господи, кормления. Он бездумно покусывал Арсения за сосок, иногда мягко втягивая его в себя; и действительно чувствовал какой-то внутренний прилив сил. И что противоречиво — с каждый укусом и слюнявым причмоком всё больше клонило в сон. В какой-то момент Антона размазало так сильно, что он не заметил, как успел отлипнуть от чужой груди. Теперь он тупо лежал на подушке, глядя на Арсения снизу-вверх, и не мог пошевелить даже языком. — Жадный маленький человек, выпил меня до дна, — разомлевший Арсений сыто улыбался, невесомо проводя когтистыми пальцами по Антонову лицу — кончику носа, скулам, припухшей нижней губе. — Беззащитный донельзя. Скажи, почему я не хочу прикончить тебя? У Антона хватило сил и дурости лишь на то, чтобы чмокнуть чужие пальцы, когда те задержались на губах. Наблюдая за расползающейся острозубой улыбкой, он чувствовал, как дрожь морозит позвоночник. Если Арсений не убил его ранее, даёт ли это гарантию, что не убьёт сейчас? И если он не убьёт его сейчас, даёт ли это гарантию, что не убьёт в будущем? Ожидая сомкнутых на шее зубов и острых когтей перед глазами, Антон потерялся, когда почувствовал чужие губы на своих. Это не был поцелуй, скорее его отпечаток, пародия на него. Хотелось ответить, мягко обхватить губы своими, прижаться ответно. Но в глазах всё размывалось и темнело. Антон силился ухватиться за красивую реальность, но темнота уверенно побеждала. А что если Арсений наврал ему? Что если он просто неумелый хищник-фокусник, которому нужно было влиться в доверие, чтобы наконец усыпить бдительность Антона и съесть? Мог ли такой очаровательный, искренний и интересный Арсений оказаться красивым обманом для таких наивных дрочеров, как он? Что если Антон в очередной раз сглупил? Не могло же быть всё так хорошо… без подвоха.***
Подвох, очевидно, был. Проснулся Антон от давящего на уши гула — громкого, звенящего, забирающегося в лёгкие и, кажется, в каждую клеточку мозга. Башка трещала, как дешёвые колонки на концертах от перегруза. Вокруг была беспросветная чернота, однако собственные руки разглядеть получилось — на них падал свет буквально из ниоткуда. Он поднял голову наверх и чуть не заорал. Где-то в метрах пяти от него, в высоте тёмной комнаты (комнаты?) светился голубой глаз. Огромный голубой глаз. Одинокий и яркий. Смотрел прямо, не сводя с него широкий тёмный зрачок, не моргая. В груди застрял комок воздуха, который всё никак не получалось вдохнуть. Собственное дыхание ощущалось холодным и хриплым. — Я умер? — прохрипел Антон и сразу же закашлялся. Говорить было тяжело. Глаз сощурился будто бы в эмоции лёгкого раздражения. А потом зазвучал спокойный голос, отражающийся эхом по пространству со всех сторон. Казалось, он звучал внутри головы, а, возможно, так и было. Однако различить слов не получалось — это был незнакомый диалект, какой-то древний мёртвый язык. Антон силился, но разобрать не получалось — даже интонаций. Эхо переплеталось друг с другом и превращалось в громкую какофонию. Он, хмурясь, зажал уши руками. Вдруг за одним глазом показался второй, а потом и третий, и пятый, и ещё… Бесконечное множество красивых голубых радужек обеспокоенно глядели со всех сторон: растерянно моргали попеременно, вопросительно переглядывались друг с другом. Какие-то смотрели выжидающе, какие-то жадно, какие-то сочувственно. Внутри черепной коробки гудел расплавленный свинец, бесконечная пустота ощущалась невероятно тяжелой, давящей на плечи, приколачивающей к тёмному бетону под ногами. — Твои товарищи будут обеспокоены, если продолжить дрёму, — он чувствовал, чьё-то дыхание на лице. — Добрая заря, Антон, просыпайся, дорогой друг. Антон силился открыть глаза и думал — неужели он переродился где-то в Руси десятого века? Но нет, это был Арсений. Точно. Конечно. Это был сон, он не умер. Всё хорошо, ему ещё настраивать пищевой синтезатор в наказание за то, что не выходил на связь с экипажем в течение суток и нарушил правила безопасности. А ещё ему разбираться с тем, что Арсений оказался крупным хищником, но почему-то проникся к нему симпатией. При всём при том учитывая, что Арсений понятия не имел, что такое «симпатия». О боги. Можно обратно в сон, где на него смотрела фантастическая многоглазка. — Арсений, я чувствую, что ты лежишь со мной в одной кровати, — сонно пробормотал он куда-то в подушку. Тепло чужого тела невозможно было с чем-то спутать, но вот почему его собственная рука лежала на чужой талии — отдельный вопрос. Его***
Отчитываться пришлось фактически перед всеми. Масленникову Антон наврал, что дверь заклинило без причины, а ещё сказал, что он приболел. Тот посоветовал попросить Позова, чтобы он проверил дверь, и наказал сходить к Кате за лекарствами. Также директор отругал его за то, что он посеял панику среди команды во время шторма — все думали, что Антон умрёт в туалете (двери в общем санузле тоже блокировались, а окон не было, так что все решили, что он застрял именно там, раз не вылез в свой иллюминатор). Позу он сознался, что нарушил технику безопасности, и тот влепил ему самый смачный подзатыльник на диком западе — как только дотянулся? Катя после череды возмущений всучила ему гематоген и доисторический спиннер — кажется, она чувствовала вину за то, что Антон закрыл иллюминатор именно по причине разыгравшейся тревожки. Также пришлось предупредить Катю, что всем остальным он наврал про болезнь. Но она всё равно взяла у него кровь на быстрый анализ. Единственным, кто отреагировал спокойно, был Серёга Шевелев. Они пересеклись на кухне-гостиной, и Серёжа пошутил в стиле «ну ты и соня, тебя даже вчерашний шторм не разбудил». Антон предложил тому поступать на мемолога вместе с ним. Стоя под сухим душем, он думал о том, что каждый раз скучает по привычному ощущению воды на плечах. А ещё скучает по тем временам, когда голова не была так сильно загружена. И забита Арсением. Он не думал о нём напрямую, но было ощущение, что тот всегда стоит на фоне мыслей: пока те бегущей строкой пролетают внутри черепной коробки, Арсений просто наблюдает со стороны и клыкасто улыбается. Улыбается по-особенному. По-своему. Так, будто Антон дорог и интересен ему больше, чем что-либо другое. И одновременно так, будто он для него не имеет значения вовсе. Он не выдержал и, когда остался работать один в системной комнате, позвонил Кате через наушники, в которых обычно слушал лекции или рэп. Гудок шёл долго, зато Антон успел запустить программу безопасности на глубокий анализ. Теперь оставалось только распутать шнуры, проверить блоки на целостность и почистить всё с помощью микро-пылесосов. И тряпки — воистину нестареющее орудие против быта. — Антон? — в ухе зазвучал мягкий и чуть обеспокоенный голос. — Что такое? Потерял спиннер? — Нет, Кать, я хотел спросить совет. Сорян, что дёргаю. — Ой, да ничего, у меня как раз перерыв на чайные таблетки, — засмеялась она. Фу, чайные таблетки — это издевательство. Из-за экономии воды приходилось обходиться этим гадством, но оно даже и близко не напоминало чай. — А почему Димке не позвонил? — Подумал, что ты разбираешься в этой теме лучше. Пылесос не мешает на фоне? — У тебя? Нет, всё норм. Лучше Димки я разбираюсь только в вопросах медицинских, ну и, — она ненадолго задумалась, а потом ахнула. — У тебя наклёвываются отношения! Я так рада за тебя! Вечно ходишь хмурый, говорила Диме, что надо тебе кого-нибудь найти. И кто это? Неужели Ира? — Кать, обожди немного с поздравлениями, — он подлез под огромный системный стол, проходясь пылесосом по отверстиям и швам каждого блока. — У меня пока… всё непонятно. Я поэтому тебе и звоню. За советом… — Конечно-конечно! Спрашивай что угодно! — Перебила его Катя, задорно звеня в ушах. — Вот если бы… Допустим, короче, ты. Нет, в смысле не ты, а я, то есть это, — Антон запинался об собственный язык, не понимая, как можно так мастерски завуалировать ситуацию, чтобы Катя не подумала, что он нанюханный. — Типа вот есть человек, и мне, ну, нормально, блин, но он, то есть не он прям «он», а типа я имею в виду человек. Господи помоги… — О-оо, она тебе правда сильно нравится, ты такой невдуплёныш сразу! Бли-ин, как мне интересно, кто это! Не скажешь? — Не могу, прости, — он прокашлялся от пыли и вылез из-под стола, оглядывая экраны: загрузка шла медленно. Как и у него в голове, всё никак не прогружалась формулировка вопроса. — Если бы у тебя был человек, с которым тебе хорошо. Но при этом ты понимала, что выбора «быть или не быть» с ним у тебя нет. Ну, например, как браки в средневековье были… Как бы ты себя чувствовала? Он говорил, разделяя части предложения чуть ли не по слогам, чтобы всё звучало понятно, и чтобы при этом не выдать лишних пугающих подробностей. Катя в наушнике растерянно затихла — видать, ожидала более романтичной и простой истории. — Ну, — неуверенно подала голос она. — Слушай, зачем придумывать проблему, если её нет? — Но я же тебе только что рассказал — проблема в иллюзии выбора. В королевских браках этот самый брак никто не выбирал. Могло случиться так, что они влюблялись в друг друга, лишь потому что это был единственный вариант иметь в своей жизни хоть какую-то любовь, — он сам удивился столь виртуозной метафоре, но, возможно, это уборка положительно действовала на мозг. — Или в таких случаях вообще виной всему этот… Столькгольм… Сток… Бля. Катя мягко рассмеялась. — Нет, Антон, стокгольмский синдром это вообще другая вещь. Ты ведь не держишь никого в заложниках? — Если не считать пыль у себя в каюте, то нет. — Это было правдой, Антон убирался только по приказам Масленникова. А тот про каюты никогда ничего не говорил. — Это вредно для твоих лёгких, — пожурила она со слышимой улыбкой в голосе. — Смотри, в принудительном браке люди могли иметь любовников — тайно или явно. Так что даже у них был выбор. Объясни мне только — зачем ты пытаешься найти проблему? Ты любишь и тебя любят, разве имеют значение всякие «если»? Антон давно перестал пылесосить и просто хмуро вслушивался в чужие слова, стоя посреди комнаты и вертя отключённый пылесосик в руке. Надо бы убрать его обратно в чулан, вроде в системном отсеке и так было достаточно чисто. — Ты, Антон, как те девушки, которые спрашивают парня, любил бы он их, если бы они были червём, — она говорила об этом без укора, хоть и смешливо. — Любишь и любишь, чего бухтеть, — забавно, как в Катином лексиконе иногда проскальзывали Димины фразочки. — Если вдруг разлюбит кто-то кого-то, тогда и будете думать, что делать. А то придумаешь сейчас запасных планов на все случаи жизни, а завтра наш корабль в кротовую нору засосёт — никакие планы уже и не понадобятся. — Бли-ин, я не хочу в кротовую нору, — в шутку заканючил Антон после небольшой паузы. — Макс Заяц своим беспилотником весь космос разрыл, а нам теперь страдать. Катя по-доброму захохотала, и улыбка расползалась по лицу против воли. Хорошо, когда ты не один.***
Распутывая колючий клубок мыслей (и проводов в шкафчиках), Антон просидел в системном отделе до ночи: наручный гаджет показывал час по земному времени. Шум компьютеров успокаивал, потому что умудрялся сбивать шум внутри головы. Идти спать не хотелось от слова совсем, наоборот было ощущение, будто он готов разгружать вагоны с металлоломом до самого утра. Интересно, как там Арсений? Он возвращался к этому вопросу каждые полчаса, но идти в каюту не решался. Один взгляд в яркие голубые глазища заставлял сердце делать кульбит — одновременно из-за чувства влюблённости и инстинктивного чувства страха перед крупным хищником. А ведь когда-то давно такую вещь, как инстинкты, оспаривали и считали бредом. Хотя Антон и сейчас бы поспорил — его организм по идее не должен был позволять ему втрескаться в монстра. Но есть шанс, что он просто какой-то уникальный долбоёб. Привалившись лбом к закрытому шкафчику, Антон устало вздохнул. Надо пойти и поговорить с Арсением. О чём угодно. Предложить ему вместе посмотреть какое-нибудь кино про людей, чтобы познакомить его с их культурой? Раз уж они теперь… пара? Они ведь пара, получается? Стоило ему об этом подумать и открыть глаза, утыкаясь взглядом в серый пол под ногами, как талию аккуратно обвили когтистые руки. Антон разомкнул объятья, чтобы развернуться и мягко обхватить чужие запястья ладонями. Подняв голову в сторону арсеньевского лица, он резко отшатнулся, жёстко впечатываясь затылком в шкаф. У этого идиота в зубах была растерзанная крыса. Крысы, как и тараканы, за годы научного прогресса никуда не делись, а наоборот: прогрессировали вместе с современными технологиями. Поэтому они спокойно плодились на складе, как ни трави. Антон даже предлагал завести им бортовую кошку или животного-бота для охоты, но Масленников почему-то отказался. Судя по хвостатой тушке в зубах напротив, охотник на крыс всё-таки нашёлся. — Арсений, прошу тебя, объясни, — тот, не слушая, уверенно наклонился ближе, протягивая мясной «деликатес» Антону. Видимо, в системе ухаживаний его расы главной ценностью была еда. Либо убийства. Разве это не слишком первобытно для столь развитой цивилизации? Хотя не весь крупняк был развитым в плане интеллекта, тоже верно, некоторые просто были супер-сильными. — А можно я не буду это есть? Тот состроил грустную мину, и это сработало бы, если бы не куча тёмных щупалец, которые угрожающе окружали Антона со всех сторон. Одно из них взяло его за подбородок, ещё парочка улеглись на плечи, как-то утешительно поглаживая. Наверное, он никогда не привыкнет к этому контрасту чувств, которые вызывал в нём Арсений. Ну чисто кот, который принёс мышь и ждёт, когда ты начнёшь кланяться ему в ноги, рассыпаясь в благодарностях. Кот, который может убить не только мышь, но и тебя, если ты откажешься есть мышь. Очаровательно. Обычные люди заводят себе собак по типу «шпиц», а Антон решил завести сразу цербера. — Подумал, что ты сможешь поглотить тело поменьше, — расстроенно объяснил тот, вынув крысу изо рта и положив себе на ладони. — Я ими питался до вторжения чужаков. Маленькие, тебе под стать. Грустно. Я вновь неумёха. — Арсе-е-ений, ну не расстраивайся, — он забрал крысу, положил на выступ под стойкой с мониторами и вернулся к печальному комку охотничьих инстинктов. — Спасибо за презент, но я кушаю в столовой, всё хорошо. — Я должен снабжать твой организм пищей. — Боюсь спросить — зачем? — Чтобы сделать тело более выносливым. Чего? Когда это Антон успел подать заявку на статус супер-солдата? — И чтобы… Ну, — Арсений непонятно смутился. — Выражать привязанность в совокупности со всеми прочими чувствами и мыслями. Со всеми прочими чувствами и мыслями. Значит, он всё-таки что-то да понимал? — Ох, Арсений, — Антон подошёл к нему, заключая в объятья. — Тебе необязательно… Ты вообще ничего не должен делать, я в любом случае тебе всегда рад, — вопреки инстинкту самосохранения. — Да и я очень даже выносливый. Для человека. — Выносливый, говоришь? — он отстранился и провёл ладонью по Антоновой груди, царапая когтем молнию с замком. — Позволишь удостовериться в этом через три дня? — А что будет через три дня? — Тела переварятся. — Он улыбался очень решительно и игриво, и это выбивало воздух из лёгких. — И тогда?.. — Протянул Антон, силясь понять, что за краш-тест придумал этот гений. — Увидишь, — он закусил губу и когтем прочертил линию от живота к паху, задержался на ширинке, поскрёбывая и постукивая по ней. Член дёрнулся. Но не успел Антон что-либо сказать, только моргнул, а Арсений буквально исчез. Возможно тот умел телепортироваться, и Антону придётся крепить на него отслеживающий маячок, чтобы не писать каждый раз в общий чат — «где Арсений сейчас?».***
Три дня пролетели незаметно. В первый день весь экипаж попрятался по каютам, потому что была генеральная вакуумная уборка — по отсекам пустили ботов-чистильщиков с кислородными баллонами. Нужно было им не мешать, так что Антон предложил Арсению подумать над тем, как бы тому поближе познакомиться с человеческой культурой. Тот заинтересованно закивал, и Антон достал из ящика, встроенного в стену, жёсткие диски. Да, это старьё, но он не любил скидывать всё подряд в «наручник», а потом два световых года копаться там в попытке найти файл «любовь и голуби, и роботы. 4k. mp4». Он дал диски Арсению — просто, сука, подержать, — а сам пошёл копаться в настройках проектора. Однако стоило ему спросить, какой жанр Арс бы хотел посмотреть, тот ответил, что уже всё посмотрел. Антон в полном непонимании уставился на него и попросил объяснить. Оказалось, что в послужном списке инопланетных способностей этой хищной придури было считывание цифровой информации. Видимо, именно с помощью этого таланта он помог Диме починить корабль, ещё тогда — на заправке. Правда на этот раз информация была в размере десятка терабайт, среди которых было и порно различной степени извращённости, и российские ситкомы, и иммерсивные записи с концерта Скруджи. Так что последующие часы Арсений блевал разноцветной жижей в выдвижную раковину и, скорее всего, матерился на родном языке, сопровождая весь этот процесс звуком компьютерных помех. Подумать только, он в буквальном смысле не смог переварить информацию! Вернее, смог, конечно, но не сразу. Весь оставшийся день он лежал недовольный и обиженный то ли сам на себя, то ли на гигабайты видосов про то, как индусы строят хижины на Луне из подручных средств — с помощью таких роликов Антон обычно отключал свой мозг после работы. На следующий день пришлось восполнять пробелы на этой самой работе — Антон до обеда ходил по разным отсекам, проверяя всё ли у всех в порядке. А после обеда он бегал по мелким поручениям от одного члена экипажа к другому; и чувствовал себя, как главный герой видеоигр времён его пра-много-раз-пра-прадеда. Тех самых видеоигр, в которых суть геймплея заключалась в том, что тебе давали миллион квестов, чтобы отвлечь от главного сюжета длиной в три страницы. Приковыляв к ужину в гостевой зал, он застал почти весь экипаж отдыхающим и постарался с помощью порции пудинга остудить внутреннее желание попросить Арсения о том, чтобы он всех убил и сожрал вместе с говном. С говном, которое таскали эти бессовестные люди даже не в себе, а в своих говёных душах. Он весь вечер таскался по поручениям, а эти гниды во всю отдыхали, играя в антигравитационный бильярд! Также он узнал, что Арсений разговорился с некоторыми ребятами и сам сознался в том, что он хищник. Правда, судя по спокойной реакции друзей, тот не добавил, что его раса относилась к древнему крупняку и, вполне вероятно, могла уничтожить их судно чуть ли не силой мысли. К мелким хищникам — особенно одиноким — в межгалактическом сообществе относились компромиссно. Плюс ко всему среди команды никто, кроме Антона и Кати (Масленников не в счёт — он слишком любопытный, поэтому даже Ктулху бы пропустил на борт, чтобы расспросить того про тайны вселенной) не разбирался достаточно хорошо в подробностях классификации межгалактических тварей. И Антону, и Кате необходимо было отличать зёрна от порно непосредственно по профессии. Вопрос оставался лично к Арсению — почему тот решил сознаться и перестать прятать щупальца, когти да клыки? Но всё равно в груди теплело при виде его, весело беседующего с ребятами. Чуть позже Антон узнал, что Матвиенко вообще показал ему какую-то из частей «Венома» (смотрели фильм, пока Антон батрачил на складе!), а Дима научил каламбурам и тупым матерным фразочкам. Капец, они высокоразвитое существо спускали по ступеням эволюции вниз. Просто потрясающе. Некоторые цивилизации стремились перевоспитать другие расы, изменить чужие идеологии; а люди просто сделали так, что теперь половина космоса знала, что такое «эщкере». «Остановите шаттл, я сойду» — вертелось в голове Антона весь третий день, пока он до вечера вновь копался в системнике. Это было вселенски несправедливо! Его просто нагло использовали, потому что он никому не мог отказать в помощи. Не только в силу характера, но и потому что работы по профилю не было: Арсений быстро обучался современному сленгу и теперь мог разговаривать со всеми нормально, поэтому Антонова помощь перестала быть нужной от слова совсем. Поганый вечер исправил как раз-таки Арсений, в очередной раз пробравшийся в системное отделение. За прошедшие дни пересечься толком не удавалось из-за навалившейся работы. Наверное, именно поэтому Арс вёл себя чересчур взбудораженно и отвлекал от копания в компьютерных программах: без умолку болтал обо всём, что ему рассказал Матвиенко (тот разве не должен был двадцать четыре на семь сидеть за рулём?); щипал за ноги или кусал в загривок, если замечал, что Антон слушает вполуха; глупо стукал когтем по экрану в каком-то немом и озлобленном диалоге с их главным компьютером. И стоило Антону на секунду отойти от компа, как Арсений подбежал к стене с ящиками для цифровых носителей, опёрся на неё спиной и подозвал его к себе, радостно улыбаясь. Только он подошёл к нему, как его утянули в громкий и горячий поцелуй. Они ведь даже и не целовались полноценно до этого — Антон не рисковал, так как не мог знать, поймёт ли Арсений вообще, в чём суть процесса. Но тот справлялся на ким-пять-с-плюсом. Честно говоря, не особо умело, но капец как настойчиво: мягко кусался, сладко мычал и жарко дышал; прижимал за волосы к себе, не отпуская, жадно впечатывая себе в губы; обвивал чёрными щупальцами со всех сторон. Антон схватил одно, наматывая на руку, и Арсений гортанно простонал ему в рот и аж затрещал электричеством от удовольствия. Либо они случайно задели провода в сломанном ящике на стенке. Язык у Арсения был куда длиннее человеческого, и Антон готов был кончить, не прикасаясь к себе, от одного лишь чувства заполненности внутри рта. Ощущение, будто Арс был везде — язык, щупальца, когти, руки. Всего вокруг было так много, что в голове очередной раз звенело одно и то же шокирующее осознание: Арсений очень старается. Усвоились в нём гигабайты порнухи с диска, или во всём было виновато знакомство с придурком-Матвиенко? Неважно. Возвращаясь мыслями и ощущениями к чувству заполненности, Антон понял, что не уснёт спокойно, если не отсосёт Арсению. Тот поначалу вежливо отнекивался, но быстро заткнулся, стоило Антону усадить его на ближайший металлический стол и взять в рот. Член у него был, конечно, очередным чудом света. В прямом смысле, блять! Он светился! Антон проглотил***
Так вот. Три. Дня. Пролетели. Незаметно. И Антон не мог найти себе места в свой единственный выпрошенный у Масленникова выходной. Арсения он найти тоже не мог, тот где-то прятался: из ребят никто его не видел, на складе не было, санузел никем занят не был. Оставалась только гостевая каюта, но идти туда казалось чем-то интимным… Хотя после всего, что у них уже было, имел ли Антон право стесняться чего-либо? Он старался думать, что это просто инстинкт под названием «не идти, дурак, к хищнику в логово». Но он ведь уже пробил дно, зачем волноваться лишний раз? Зачем тогда он продолжал волноваться, стоя перед дверью и не решаясь нажать на звонок или хотя бы постучать? Он вздохнул и занёс руку над кнопочкой звонка, прикрыв глаза. Но сразу же резко открыл их, как почувствовал хватку на запястье. Его рывком затащили внутрь так быстро, что он даже не успел сообразить, что происходит. Затащил его, очевидно, Арсений, но он сразу же куда-то исчез, стоило Антону проморгаться, осматриваясь. В чужой каюте было очень темно. А ещё теплее и чуть более душно, чем в других комнатах. Наверное, Арс настроил параметры комнаты под себя, благо та была настраиваемой — специально для гостей любого вида. — Арс, ты куда делся? — привыкая глазами к темноте, спросил он. — Весь день тебя ищу. Он поёжился, осторожно проходя вглубь комнаты. Ну как вглубь — к кровати. Чтобы присесть поскорее и не наебнуться на ровном месте. Присаживаясь на краешек широкой койки, он подумал о том, что в очередной раз чувствует на себе взгляд со всех сторон. А потом к этим ощущениям добавились сильные руки, нетерпеливо сжимающие его плечи. Тёмные щупальца принялись расстёгивать комбинезон. — Ждал меня? — тихо спросил он, на что получил довольное и тянучее «мгм». — А чего сам не пришёл? — Готовился, — прошелестел тот, стаскивая Антонову футболку и принимаясь цараписто оглаживать грудь. — Я досконально изучил данный вопрос. — Какой вопрос? — промямлил он, млея от чужих касаний: Арсений как всегда вёл себя по-животному голодно; проминал мышцы так, будто у Антона они действительно были. — Людского спаривания. — Арсений! — он случайно сорвался на крик, когда Арс резко юркнул когтистой рукой ему в трусы и спокойно, без прелюдий начал надрачивать. — Пажди, пажди, мой хороший, куда торопишься? И какое, к чёрту, спаривание? Ты ведь уже точно знаешь слово «секс». — Да, — шепнул тот Антону прямо в ухо и убрал руки, отползая, судя по звуку, к спинке кровати. Только вот щупальца никуда не исчезли вслед за ним, а наоборот: забегали по телу, обвивая руки, стаскивая трусы, лаская член со всех сторон. — Но мне так больше нравится. Арсений даже не мурлыкал, а фактически рокотал. В его интонациях отчетливо слышалось чувство собственного превосходства. Он знал, что контролирует ситуацию. И Антон это знал. И им обоим это нравилось. Выпутавшись из объятий щупалец, он подполз к разлёгшемуся на подушках Арсению — чужой член светился красивой фиолетовой (ну или типа розовой — хуй разберёшь) пульсацией. Антон провел ладонями по бледной талии, сжимая бока, и прильнул к приоткрытым губам в вязком поцелуе. Его ритмично трахали языком в рот, жадно проходясь по дёснам, нёбу, иногда нагло доходя до глотки. Он беспомощно поддавался хищному напору, но продолжал придавливать Арсения к кровати, размазывая светящуюся смазку по их членам, которые липко тёрлись друг с другом где-то внизу. Им помогали вездесущие щупальца: они переплетали их члены, снабжая какой-то собственной смазкой; скользили по спине и груди; ласкали соски, ноги, всё, до чего дотягивались. А дотягивались они, блять, до всего. В какой-то момент одно из них присосалось Антону прямо к уретре, и он чуть не завыл — отстранился от поцелуя, опираясь одной рукой о спинку кровати, чтобы привести дыхание (отключившееся от ахуя) в порядок. — Арсе… Арс, блять, Арсень… Сука, прекрати, я не могу, я, — он пытался выговорить хоть что-то, но получался неразборчивый скулёж, перемежающийся с ахами и мокрыми громкими вздохами. В глазах скопились слёзы. Ощущение было, будто эта хуйня пытается то ли высосать из него сперму, то ли заползти внутрь. Она насаживалась и вытягивалась, ввинчивалась, обвивая ствол по всей длине. И это было… В общем… Это немного выбрасывало из реальности куда-то в другую — далёкую, параллельную: где Антон комик, а Арсений гомик. — Прекрати, прошу, это слишком… Пожалуйста. Ох, боже… Прекратил он не сразу, но спасибо и на этом. Антон успел попрощаться с белым светом. Он глубоко дышал, пытаясь прийти в себя, и нависал над Арсением, опираясь обеими руками по бокам. Тот в свою очередь глядел на Антона восторженно, с широкой мягкой улыбкой. — Ты выносливый человек, право слово. — Хватит говорить, как дед. — Раздражённо буркнул Антон. Его бесило, что он чуть не познал прелести смерти от сверхстимуляции. — Старым меня называешь? — Не возмущайся так, будто это неправда. — Вы, люди, такими смелыми становитесь, когда злитесь. Грубишь мне, а я с тобой вежливым быть старался — всегда, между прочим. — И что теперь? Убьёшь меня за дерзость? — промурлыкал Антон тому прямо в губы. — Типун тебе на язык, дурень, — цокнул он. — Ты нравишься мне, и я хочу твой член в себе. Нам не до убийств. — Поцелуй меня на минном поле, и я умру дважды. — Что ты там лепечешь на своём? — Строчки из песни. Там типа рэп-каламбур романтичный… — Звучит крайне убого, — отрезал Арсений. Ладно, рано или поздно он привыкнет к цитатам из треков Скруджи. — Переворачивайся на спину. — Скакать на мне будешь? — довольно спросил Антон, меняясь позициями. Поза наездника всегда была его любимой: лежишь, делаешь вид, что чёто делаешь, и всё. Но пьяная улыбка сошла на нет, когда он оценил картину перед (или над?) собой. Арсений… Взмокший, весь светящийся, с россыпью родинок по всему телу, бесконечно красивый, изящный… Арсений примерялся к члену, задницей нависая над ним, одной рукой направляя в себя. Антон закрыл руками лицо, понимая, что позорно кончит, стоит хотя бы головкой оказаться внутри. — Если ты не будешь смотреть на меня, я сожру твой главный кровеносный орган. — Съешь моё сердешко? Арсений, ты и так уже, — вымученно простонал Антон какую-то милую поеботу. — Я кончу за три секунды, если ты сядешь. Я так не хочу. — Что ты предлагаешь? — раздражённо шикнул тот. — Мне уйти? — Нет! — завопил он, цепляясь руками за чужие бёдра, будто Арс действительно собрался уходить. Тот смотрел смешливо. — Я просто боюсь быстро кончить. — А я уже поверил, что ты выносливый, — нарочито-расстроенно протянул Арсений, проводя рукой по стволу. Антон закусил губу и откинул голову назад, глупо стукаясь о бортик и айкая. — Антон, мне нужно много твоего семени. Кончай в меня сколько хочешь. Блять, святое ёбаное блять. Это не должно так звучать. Ни одна фраза в мире не имеет права на то, чтобы быть такой горячей. Арсений с громким хлюпом сел ему на член — сразу до конца — и начал водить тазом, будто стараясь сесть ещё глубже, хотя глубже некуда. Антон впился ладонями ему в ягодицы и грубо сжал, вызывая мягкое оханье сверху. А потом Антон охуел. Вокруг члена ощущалась нарастающая вибрация. Откройте иллюминатор, Антон выпрыгнет и отдастся на съедение пустынным слизням. Это было несправедливо. Несправедливо хорошо. Несправедливо сильно приятно. Несправедливо сыто смотрел Арсений сверху-вниз, аккуратно водя тазом по кругу. — Что это… такое? — выдохнул он, дрожа всем телом и даже, наверное, душой, если та ещё не съебалась от него за подобные приключения. — Нравится? Арсений игриво закусил губу, и вибрация на члене увеличилась в разы. Он даже не начал двигаться, а Антон уже сорвался чуть ли не на полноценные стенания. Он хрипло стонал с открытым ртом, периодически облизывая губы, которые быстро высыхали в жаркой атмосфере комнаты. Арс улыбнулся во все свои острющие тридцать два (или больше, Антон не считал) и, наращивая внутреннюю вибрацию, протянул два когтистых пальца к чужому рту. Антон послушно обнял их губами, видя, как Арсений упивается своей властью. Он всасывал их в себя, облизывая острые когти и мягкие подушечки. Высунув пальцы, Арсений обхватил ими свой член в кольцо и начал нетерпеливо и быстро надрачивать, но постоянно останавливался. То же самое он делал и с Антоном внутри: то убирал вибрацию насовсем, то возвращал. Доводил до края. Но, видимо, его выбесило, что Антон (на самом деле держась из последних сил) не кончал. Он резко приподнялся и начал ритмично прыгать на нём, одновременно поднимая уровень вибрирования до максимального, на который, наверное, был способен. Антон уже не просто стонал, а натурально кричал, сжимая чужую талию до синяков. Кажется, он кончил. Возможно, даже несколько раз. Но ощущение оргазма не проходило, а бесконечно резонировало по всему телу — в ритм арсеньевским скачкáм. Тот, не сводя с него глаз ни на секунду, замедлился, постепенно останавливаясь, и провёл рукой по Антоновой груди. — Мой хороший, — с неуместной, но приятной нежностью в голосе сказал Арсений, медленно ведя ладонью ниже — к животу. Антон параллельно своему дыханию издавал какие-то звуки: средние между хрипом и скулежом. Ведь ёбаное вибрато никуда не делось, а продолжало выдаивать из него стоны. — Накормил меня своей спе.. — Арс, блять! — прервал его Антон, крикнув чуть ли не фальцетом. — Я прошу, пощади меня. Ты и так выглядишь, как ходячий секс; ещё и ебёшься, как инкуб… Откуда в тебе, помимо всего перечисленного, грязный говор уровня бдсмщика со стажем в пару жизней? — Я сказал что-то неправильное? — задумчиво ответил он вопросом на вопрос, а ещё принялся дрочить себе, продолжая буравить Антона ласковым взглядом. Тот в свою очередь надеялся, что Арсений просто делал, что хотел, а не возбуждался от факта наличия диалога. — Антон, а можешь эякулировать ещё раз? Антон вообще не был уверен, что хуй ещё на месте. Но тем не менее слабо кивнул: — Только давай-ка ты на спину, Арсюш. — Как будет угодно, — улыбнулся тот, слезая с члена и плюхаясь рядом с Антоном. Ему захотелось по-глупому взять Арсения за руку. А ещё хотелось после этого сопливо-романтичного жеста взять и уснуть рядом. Но это было бы эгоистично. Наверное. Да и член, к удивлению, даже не опал. Он приподнялся, нависая над Арсением. И тот почему-то выглядел до того трогательным, что в глазах щипало: он доверчиво смотрел прямо в глаза, не сводя с Антона тёплый мягкий взгляд. Весь вечер так смотрел. И все дни до этого — каждый раз при встрече. Глядел пытливо, радостно, светло. Так, как не может смотреть злобный хищник. Ну не может, блять. Есть ли шанс, что человечество всё это время ошибалось касаемо темы древних хищников? Перед ним лежал Арсений — одиноко гладил себя по груди невесомыми касаниями; ждал, пока Антон соберется с мыслями и возьмёт дело в свои руки. Не торопил. Ждал. Беззащитно открытый перед ним. Не трогал его друзей, помогал экипажу с работой. Не делал ничего плохого. А Антон где-то в глубине души продолжал сомневаться, несмотря на истину, лежащую перед глазами. Растёкшуюся в его руках. Отчего-то в груди так гадко щемило. Антон наклонился к чужому лицу и упал в недолгий, но чувственный поцелуй. Тёплые губы гудели от звона, который эхом раздавался внутри головы. Когда он отстранился, Арсений смотрел на него вовсе не растерянно, а наоборот — понимающе. И от этого в груди звенело сильнее. — Хочешь расскажу анекдот? — спросил тот. — Чего? — он настолько карикатурно удивился, что на секунду почувствовал себя героем мультфильма. — Ты печалишься, я слышал, что комедия оказывает людям помощь в преодолении затруднительных эмоций. — Боже, — он смешливо фыркнул. — Спасибо, Арс, за заботу, всё хорошо. Арсений выдержал паузу с каким-то неозвученным намёком. — Ну? Кончишь в меня или сыграем в ладушки? Как можно так жестоко рушить Антоновы внутренние пиздострадания? — Не представляю, что означает «сыграть в ладушки», так что давай лучше в бильярд. — В бильярд? Предлагаешь пойти в гостиную? — Арс приподнялся на локтях и приглашающе развел ноги. — Нет, мы и здесь можем шарами постукаться, — ответил он, пристраиваясь ко входу. — Не понимаю, — он рассеянно хмурился, пока Антон медленно входил, привыкая к лёгкой вибрации. — А, это эвфемизм был, ну конечно. Громкие шлепки глохли в духоте каюты. Воздух оседал в лёгких горячим песком. Арсений мелодично постанывал и внимательно следил за чужим выражением лица, лишь слегка прикрыв свои яркие глаза. В какой-то момент Антон сообразил. Арсений в очередной раз пытался подстроиться. Понравиться. Сначала он демонстративно-красиво водил руками по своей груди, задерживаясь пальцами на сосках и легонько массируя их. Потом он обнял Антона за шею, прижимая к себе, Антон начал покусывать и зализывать кожу под губами, продолжая вбиваться. Но его быстро отстранили обратно, видимо, не получив нужной реакции. Затем Арсений обвил себя щупальцами с ног до головы, Антон схватился за ближайшее и сжал его кончик в руке, массируя большим пальцем — на что Арс рвано выдохнул, жадно следя за махинацией. Оставшиеся щупальца медленно переползли на светящийся член и обхватили его, активно надрачивая. Но Арсений не оставлял попыток обольщения. В какой-то момент он начал играться с эмоциями: то глядел пьяно и развязно, растекаясь в довольной улыбке; то заламывал брови и приоткрывал рот, делаясь каким-то уставше-отраханным. — Арс, ну хватит, — господи, как тяжело было говорить и одновременно держать темп. Он наверняка звучал, как загнанная псина. — Ты мне нравишься и без всей этой напускной порнушности. — Не понимаю, о чём ты, — серо буркнул тот. — Понимаешь, — наклонился к нему Антон, переходя на шёпот. — Ты мне нравишься безумно. — Прям безумно? Вот иначе, конечно, и не скажешь. Ума тут было мало. — Безумно. Любым мне нравишься, — выдохнул он, ускоряясь. — С щупальцами, с глазищами своими голубыми, со светящимся хуем. И в своей истинной форме без маскировки стопудов понравился бы. Это ведь ты. И я в тебе совсем пропал. Арсений издал какой-то задушенный писк, кончая себе на живот, и сжал его член в себе какой-то непонятной пульсацией изнутри. У Антона от яркого оргазма подкосились руки, и он упал на локти, утыкаясь носом в шею и прикусывая кожу под зубами. Укус не получилось сдержать из-за избытка чувств, потому что оргазм больше был похож на кончину — только если бы та была от слова «кончать». Разомлевший Арсений гладил его руками по спине, а потом вдруг тихо сказал ему куда-то в ухо: — Не понимаю про маскировку. Данная форма ведь и является моей истинной… Он говорил что-то ещё, но все слова тонули в громкой вате, которая бесконечным звоном гудела в ушах. Антон хотел ответить, хотел спросить — спросить так много всего. Теперь, когда у них появилась такая связь, нужно было спросить Арсения — про прошлое, про то, кто он такой, про его расу. Но получалось только что-то невнятно мычать. Антон чувствовал себя таким выжатым и слабым. Слабым, совершенно обычным человеком. И только когтистая рука, которая вплелась ему в волосы и убаюкивающе поглаживала макушку, заставляла его ощущать хоть что-то помимо слабости. Что-то хорошее. Определённо хорошее.