Когда Джисон не пришёл домой вовремя после очередного рабочего дня, Минхо даже не решился ему звонить — боялся взбесить, если он всё ещё в офисе. Джисон, как правило, предупреждал, но бывало, что просто в аврале не замечал, сколько времени, и сам не знал, что задерживается. Минхо лишь написал ему, что дома не только он, но ещё и лосось. Потом добавил, что, если даже по отдельности они не аргумент, то вместе должны быть аргументом, так как чем дольше Минхо находится в одном помещении с лососем, тем меньше в этом помещении лосося. В реальности же преданно ждал, просто надеялся рассмешить.
Джисон не ответил.
К ночи пришлось всё-таки взволнованно позвонить, но трубку тоже не подняли.
После этого было принято решение ехать в офис. Джисон ему вообще-то запрещал, пока он на обучении и в посещении работы не было необходимости, но Минхо прихранил один аргумент, чтобы сделать это. На будущее. Знал, что понадобится. В подсобке уборщика у него оставались вещи, в том числе и недочитанная книга, правда Минхо не придумал, почему она понадобилась ему именно сейчас, спустя месяц. Он по привычке скрывал своё беспокойство за небезразличного человека под глупыми отмазками, всё ещё не приняв мысль, что оно кому-то может быть нужно.
Запах хлорки ударил странным ощущением спокойствия. Должны ведь были плохие воспоминания остаться: было одиноко, страшно и постоянно больно. Но остались почему-то хорошие. Наверное, из-за его несмелых попыток в вольную жизнь и отсутствия незамедлительных наказаний после них. Был ведь ещё друг. Общались недолго, но так, что Минхо сохранил расписание его смен, оно тут же лежало, в этой подсобке, вот оно. Минхо посмотрел на время.
Совпадение.
И раньше совпадали по времени работы, просто Минхо боялся зайти к нему, мыл кабинет, уже когда его сменщик приходил. Теперь было не так страшно, только волнительно чуть-чуть. Это феликсов дух сзади разминал ему плечи и советовал ринуться в бой и призрачный Джисон, не по себе сильный, держал его за руку и утверждал, что будет рядом. Наверное, так себя нормальные люди и чувствуют в волнительные моменты — близкие делают их сильнее.
И Минхо всё-таки сделал это. Зашёл к нему в кабинет. С шваброй, кстати, потому что иначе не мог. Чан, подняв на него взгляд, безумно удивился, но быстро подсобрался, вновь уводя взгляд в компьютер.
А так нормальные люди обижаются. Минхо уже невероятно поднаторел в нормальном.
— Привет? — вовсе не так уверенно произнёс он, как хотелось бы.
— Привет, — не отрываясь от экрана, ответил Чан.
Зря он так. Тот Минхо, с которым он общался, уже бы развернулся и ушёл, подумав, что на Чана так повлияла правда. Он и этот бы, может, ушёл, не скажи Джисон ему, что Чан на его стороне. Хотелось бы, конечно, надеяться, что Джисон не соврал, чтобы успокоить.
— Я хотел извиниться. Что обманул, — попробовал Минхо.
Ноль реакции. Значит, не то.
— Вернее, что не сказал важных вещей, которые могли бы повлиять на твоё ко мне отношение.
Нет. Снова не то.
— Вернее, что я не такой, каким пытался показаться... Да?
Чан поднял на него взгляд, но явно не заинтересованный. Раздражённый, скорее. Ну, а что тогда?!
— Ещё варианты будут? — подтолкнул он.
— Я реально не знаю, — ответил Минхо.
— Ну, был же месяц, чтобы хуйни напридумывать, давай ещё на месяц разойдёмся, подумаешь.
— Это был месяц, чтобы набраться мужества, — признался Минхо. — Как бы я тебя ни обидел, я не хотел этого, мне было очень тяжело без тебя. Я должен был рассказать, чтобы не подставлять тебя перед другими и чтобы ты осознавал опасность, соглашаясь со мной общаться. Мне жаль, что я оказался слишком слаб для этого.
— Да я знал о тебе всё с самого первого момента, когда ты сюда со шваброй пришёл, осёл ты педальный. Только сказать тебе этого не мог, потому что ты от всех, кто в курсе твоих проблем, шарахался, как будто они тебя бить собирались. Тебе нужна была помощь, а я мог помочь, но думал, что, если ты будешь на меня так же по-волчьи смотреть, никакой помощи не выйдет. И правильно думал. Даже несмотря на то что я был куда ближе каждого из всех окружающих, ты сразу от меня отказался, захухря королобая.
Кто?!
Минхо так засмеялся, как будто это было действительно уместно в этот момент. Ну, а на что Чан рассчитывал таким припевом к своей речи?
Чтобы не заплакать, Минхо потёр глаза подушечками пальцев:
— Ты где это вычитал? Как ещё раз? — открыл глаза.
Чан улыбался, потому что не мог с тем же выражением лица наблюдать за ржущим Минхо, но вообще-то оставался выраженно недовольным. Минхо подошёл, садясь рядом с ним на привычный стульчик. Смех, если по правде, многое лечит и сил даёт. Он стал ещё немного смелее.
— Ты разговаривал со мной, как будто ничего не знаешь, хотя был в курсе, какой я отвратительный, значит?
— И продолжил бы, не оборви ты это общение, — кивнул Чан.
— Ты обижен за то, что я не попытался? Но я вот сейчас пытаюсь. Мне очень жаль. Было страшно, что ты отнесёшься ко мне хуже, чем относился, и у меня тогда не будет даже предположительной опоры. Джисон почему-то не сказал мне, что ты был в курсе. Сказал только, что остался на моей стороне, услышав всё это от него.
Джисон ведь действительно и виду не подал, когда речь случайно зашла о них. Чана озадачило это на некоторое время: он, наверное, вспоминал тот их разговор. Минхо не получил прощения, но ему было здесь и сейчас очень хорошо, он почему-то был уверен, что друг растает. Жаль, конечно, что ему, получается, всё время нужно идти ради Минхо на уступки.
— Думаю, он не хотел дать понять, что я тебе соврал, — задумчиво ответил Чан, а затем посмотрел на Минхо, ловя улыбку на его губах. — Вы начали общаться?
Может быть, не стоило. Может, нужно было сохранить эту тайну между ним, Джисоном и Феликсом, но у Минхо был один единственный друг и не доверять ему было бы крайне тяжело. Минхо утвердительно кивнул, потому что доверял абсолютно. Чану и рассказать-то некому, ходит тут по ночам в одиночестве, что-то, вроде офисного призрака.
— Он очень обо мне заботится.
— Это видно, — тут же ответил Чан. — Ты сильно изменился. Не думаю, что я тебе теперь нужен. Тебе уже помогают. И уборщиком ты больше не работаешь, так что в профессию тебя возвращает уже явно кто-то другой. Зачем тогда ты пришёл ко мне?
— Я очень скучаю. Я с тобой общался не из-за твоей помощи и не из-за обучения. И даже не из-за того, что больше было не с кем. Мне просто приятно было проводить с тобой время, слушать о твоей работе, о тебе самом, мне был приятен ты. И сейчас очень. Ты вот обижаешься, мне говорить что-то надо, как-то извиняться, подлизываться, а у меня в голове звучит "захухря" эта, я вообще не могу из-за неё на мыслях сосредоточиться, ну, с кем такое ещё возможно, скажи? Ты ещё спрашиваешь, зачем ты мне?
Видно, как это по душе пришлось. Разулыбался. Сначала не хотел, старался как будто бы сдержать непрошеную эмоцию, но потом забил.
И обнял, наклонившись к чужому стулу. Минхо крепко поддержал объятия:
— Спасибо, — прошептал. — За то, как помогал. За то, что защитил. Я не думаю, что был бы жив, если бы не ты. Я никогда этого не забуду. Прости, что я не был хорошим другом, я буду стараться. Если тебе самому хочется.
— Хочется, — ответил Чан. — Ты был хорошим другом. И то, что ты оказался неплохим человеком, сильно повлияло на меня, в целом. Я не рассчитывал. Думал, что и окажешься такой дешёвкой, какая представляется. Просто жалко тебя стало в какой-то момент, и поэтому заговорил. А ты так живо во всё нос сунул: это тебе расскажи, то тебе покажи, везде идейки какие-то хорошие, все книжки мои перечитал, слушал, не перебил меня ни разу, а когда за руку меня взял... Меня это многому научило: толпа не всегда права, события в жизни никак тебя не характеризуют, и судить тебя по твоему окружению нельзя и так далее. А другие избегали тебя, не понимая этого, и невиновный человек в итоге умирал на моих глазах. Мне было легко тебе довериться в какой-то момент, рассказать о себе, хотя я тоже не славлюсь, ну... тягой к общению, скажем так. Ты заслуживал того, чтобы тебе доверять. И это доверие было достаточно сильным, чтобы перестать избегать многих вещей в моей жизни, в том числе, заговорить с боссом и обругать его, что он к тебе так относится. Это просто с ума сойти какой шаг вперёд. Я стал доверять тебе, а по итогу как будто бы и себе тоже. Я тоже скучал, Минхо. Я уверен, что у тебя всё будет хорошо, ты просто научись сам тому, чему научил меня.
Доверять так сильно, чтобы рискнуть.
Мысль, с которой Минхо поднимался в опенспейс.
Мысль, с которой уходил после того, как никого там не нашёл.
Джисона не было в офисе, и Минхо не мог оставаться и ждать его.
Ощущение от возвращения друга и от нового волшебного воспоминания быстро развевались, отгоняемое беспокойством за другого близкого человека. Минхо позвонил ещё раз. Снова без ответа. Он шёл домой, надеясь увидеть там Джисона уже спящим без задних ног, но квартира была пуста, а на ещё один звонок вновь прозвучали только гудки.
В глубине души Минхо знал, что в пору бы начать паниковать. Телефон Феликса пришлось искать на внутреннем портале, и Минхо скрестил пальцы, чтобы указанный там номер не был рабочим или не являлся рабочей сим-картой, которую отключают, как только выходят из офиса.
Но взволнованный Феликс ответил, и Минхо облегчённо вздохнул:
— Привет, это Минхо. Джисон на звонки не отвечает — он сильно занят?
— Привет, Минхо… — голос не внушал ощущения надёжности, если честно. — Я не знаю, он ушёл на обед и не вернулся. Его машина на парковке, но его нигде нет — мы и офис весь обыскали, и все кафе рядом, куда он мог на обед пойти. Никто его даже не видел. Ты извини, что я не позвонил тебе, я не хотел, чтобы ты делал резкие движения, пока мы не разберёмся, что произошло и как быть.
Минхо задыхался.
— Неужели ты думаешь, что его похитили?
— Я ничего пока не думаю, кроме того, что он никогда не уходит с рабочего места и вряд ли бы не предупредил тебя или меня о делах жизненной необходимости. Если это похищение, с нами точно скоро свяжутся, если нет — а я думаю, что это никакое не похищение — просто надо позванивать в больницы и ждать. У него стресс, с людьми такое случается, но ты ему необходим, поэтому он свяжется с тобой быстрее, чем с кем-либо другим. Если так будет, дай мне, пожалуйста, знать сразу.
— Ты тоже, пожалуйста… — тихо ответил Минхо.
— Минхо, не волнуйся. Он крепкий мальчишка, куда крепче, чем кажется. Мы сделаем всё, ты, главное, не руби сейчас с плеча. Посиди тихо, не выходи из дома. У тебя всё есть?
— Да, — как будто он мог сейчас сказать «нет» и выкатить Феликсу список продуктов на покупку.
«Не волнуйся».
Феликс же не мог всерьёз сначала говорить, что Джисону угрожает опасность из-за Минхо, а, когда с Джисоном случилась беда, уверять, что беспокоиться не о чем? Как это вообще «не волнуйся», если человек просто вышел из офиса и исчез с лица земли? И кто это и по каким причинам решил, что Джисон крепкий?
Минхо жил с ним уже три недели. И последним словом, каким бы он описал Джисона, было «крепкий». Может, когда-то в более отдохнувшей своей версии он и мог таким казаться, но точно не сейчас. Он истощён, у него нет сил, и, если бы на него напали на улице, Минхо, если честно, казалось, что он бы даже не сопротивлялся.
Но, чёрт возьми, почему сейчас?
Тот единственный момент, когда о них могли узнать, случился много недель назад, и последствий не было. В последнее время не было ни одного прокола, ни одной ситуации, когда их могли заметить и когда могли возникнуть к ним вопросы. Как будто и правда триггер не то, что они вместе живут, а то, что они вместе… Но как об этом могли узнать?
Минхо думал о том, где он мог ошибиться, снова и снова. Потратил на это целую бессонную ночь и в конце концов решил, что, наверное, дело в адресе, с которого он заходил на учёбу и внутренний портал: видно же, из какого дома он это делает, видно, кто ещё заходит в сеть оттуда же. Видно ещё бумажные пакеты, которые Джисон время от времени таскает с собой, его нинтендо. Можно было при желании сопоставить одно с другим и догадаться, кто стал так трепетно о нём заботиться.
Но всё равно… почему именно сейчас?
Ответ на этот вопрос нашёлся утром, когда Минхо, вымотанный этой ночью, пришёл в комитет, думая, что он сейчас заявит о ещё одном преступлении. А оказалось, что преступника уже выпустили.
— Ну, не вечно же мне его держать, — ответил следователь. — По сложившейся доказательной базе обвинений получилось не так много, чтобы не выпустить под залог. Так что до суда, видимо, будет дома. Ты, кстати, не хочешь ничего мне сказать?
Минхо прикусил язык.
— Значит, он дома?
— Дома. Но не волнуйся. К тебе он не полезет — он предупреждён, и адвокат ему тоже не советовал, насколько я слышал. Если полезет всё-таки, запиши на диктофон. Правда… Кто сказал, что ты потом отдашь эту запись, — он усмехнулся. — Устал я от этого дела, честно говоря. Ладно. Знай, что, если захочешь поговорить, у меня найдётся время выслушать.
Устал от слабости и выходок Минхо, но сформулировал не так и как будто бы даже не сказал ничего плохого в чужую сторону. Но Минхо всё понял. Чудовище снова на свободе. Из-за него. Его старались посадить, изо всех сил, но проиграли из-за того, что Минхо не был согласен играть на их стороне.
А на чьей стороне тогда Минхо? Его самого не достало быть сразу на всех?
Он вышел на улицу, втягивая в лёгкие ледяной воздух так, что заболело горло. Теперь надо решиться. Сделать шаг. Не убедить себя в ненависти, а почувствовать её. В той жизни, кроме травм, ничего не было. Ложная защищённость, ложное счастье, приятная пустота, пришедшая на замену ужасу и боли. Поломанный, побитый, не способный самостоятельно подняться на ноги Минхо.
Он же не таким хочет себя видеть.
Он хочет работать с Чевон и Чанбином, постепенно заменяя им их немного безалаберного прогуливающего босса. Он хочет, чтобы Феликс смотрел на него без намёка на то, что ждёт от него правильных поступков взамен на своё доверие. Он хочет, чтобы Чану больше не приходилось усиленно понимать его поступки и заговаривать с ним из одной только жалости. Он хочет, чтобы Джисону по утрам было тепло — ну, невозможно же так мёрзнуть каждое утро и ничего не предпринять. Хочет, чтобы Джисону не было опасно рядом с ним, чтобы он не пропадал вот так среди бела дня на улице просто так, чтобы ему не приходилось сдерживать себя, когда всё, чего ему нужно, — близость с тем, кого он любит.
Минхо ужасно хочет быть здоровым.
И он хочет... нет, он может доверять своим близким так сильно, что станет доверять и себе самому. Они все сейчас рядом с ним. Они все точно сильнее, чем
он.
Просто доказать это возможно, только пережив самый страшный момент в жизни. Сегодня он уже не думал, готов ли к такому, просто шёл — ставки изменились. Раньше на кону был только Минхо, но теперь задет человек, которого ни в коем случае нельзя было трогать. За него убьют. И Минхо шёл с ощущением, что убьёт.
И когда увидел знакомое лицо на пороге квартиры, от одного запаха которой бросало в пот, всё ещё думал, что, если что, легко размозжит его тупую голову первым попавшимся тяжёлым предметом.
— Деточка моя пришла. Заходи. Ты, наверное, хочешь вознаграждения за то, что не выдал меня. Поверь, я сейчас готов тебе мир под ноги бросить.
Самое страшное, самое ломающее психику не унижение или боль. Самое страшное — похвала за послушание. Минхо это знал, но не был к этому готов, немного надламываясь внутри после этих слов. Его редко гладили по голове, но, когда гладили, он становился совсем ватным. Ни о каком сопротивлении речи не шло.
Он зашёл в квартиру. Оставаться здесь не было никакого желания, пахло сыростью и немного плесенью, как будто он бельё из стиральной машины не вынул, когда его в тюрьму забирали.
— Хоть даже ты и не сделал того, чего я у тебя просил.
— Ты не просил, — ответил Минхо. — Ты приказал.
— Не хочешь выпить со мной, мой хороший? Я сейчас готов закрыть глаза на то, что ты не выполнил приказ, ты был таким стойким все эти два месяца, уму непостижимо. Я восхищён. Правда, говорят, ты уже не уборщиком работаешь, а подался в системные аналитики. Не хочешь об этом рассказать?
Минхо повернулся к нему. У мужчины действительно была бутылка в руках. Сам он покачал головой, отказываясь от предложения — странно это, до вечера перед задержанием такого атрибута в их общении вообще не было.
— В меня поверили, вот и подался, — сухо ответил он.
— А, да, Феликс, — мужчина улыбался, но вряд ли эта улыбка была доброжелательной. — Новый влиятельный папочка, занявший моё место. Ты быстро сориентировался, молодец. Можно сказать, что для тебя ничего и не поменялось, только покровитель теперь помоложе. Он наверняка не так топорно манипулирует тобой, как я, пока ещё думает, что тобой помыкать какие-то усилия нужны. Хвалит, наверное. Рассказывает, что всегда видел в тебе толк, а шваброй махать заставил, ну, видимо, из соображений… да неважно, из каких. Уверен, он здорово всё придумал. А у тебя и умишка не хватило сопоставить факты, что он до сих пор тебе ничего ответственного и не доверил — вот так он в тебя верит.
Минхо не боялся. Ожидал такого. Он и не думал, что Феликс добр к нему просто так — таких людей в жизни нужно заслужить, и пока это нормально, что он беспокоился о Джисоне сильнее, чем о Минхо. Это не делало его грязным манипулятором. Он давал шанс всего добиться самостоятельно, делал это со всей искренностью, зная, что от доброго отношения выиграют все: и уставший от жестокости Минхо, и погрязшая в дефиците кадров компания, и даже он сам — верные друзья, воспитанные протянутой в трудную минуту рукой, точно не будут ему лишними. Каждый поступок Феликса был прекрасно объясним, потому что он поступал рационально, и его забота — часть хорошо обозримой стратегии, подвоха в ней не было. Он не заслужил приравнивания к
нему.
— И что ему взамен на видимость его доверия нужны от тебя конкретные вещи. О-о-о, — он протянул, видя выражения лица Минхо. — Нет, вижу, до этого ты догадался. Ну, это уже существенный прогресс, Минхо.
Он поставил бутылку на стол, поворачиваясь и опираясь на него спиной.
— А твой поход в системные… Я же знаю, чей этот след, слушал это назойливое нытьё месяцами. Это наверняка Джисон-и. Ну, тут я, как ни странно, тебя понимаю — он хороший мальчишка, немного не в себе, конечно, но хоть не сучий манипулятор. И сладкий невыносимо, — просверлил Минхо взглядом: ему было важно видеть реакцию, чтобы понимать, на что давить. — Хрупкий, уставший, загнанный своими тараканами в голове. На тебя чем-то похож, когда ты что-то из себя представлял. Хм-м, — кивнул самому себе, видимо, выцепив нужную эмоцию. — Держу пари, вы уже даже переспали. Это так?
Нужно быть сильным и не отворачиваться, показать, что Минхо его не боится. Этот человек всегда слишком хорошо его знал, он всё поймёт по глазам и выражению лица, не имело смысла юлить. Минхо в эту игру никогда не выиграть, он должен менять правила на ходу, чтобы выжить. Только поэтому он решил не дожидаться реакции уже всё понявшего про него мужчины и браться за главное:
— Где он? Что ты с ним сделал?
И сам упёрся взглядом в чужое лицо, на котором в доли секунду пробежала тень от различных эмоций.
— Ты никогда не умел жить своей головой. Ты делаешь вид, что со мной тебе было плохо, но все эти годы тебя всё устраивало, а, избавившись от меня, ты нашёл двух моих заменителей: один тебя за ручку ведёт и заставляет делать то, что он хочет, а другой с тобой спит. А Феликс «за» ваши отношения, мне интересно? — он поднялся, подступая к Минхо. — Конечно же, нет. А ты не думал, почему? Феликс ведь наверняка говорит, что тебе ничего от меня не угрожает. Когда убеждает тебя сдать меня копам. Конечно же, тебе ничего не угрожает, новый папочка защитит, ты только сделай, как он просит, и всё будет хорошо, — он засмеялся, и было понятно почему: он видит ситуацию до боли знакомой. — Но при этом не даёт тебе спокойно трахаться с Джисоном, потому что Джисону опасность как раз почему-то угрожает. Ты критическим мышлением не славишься, я знаю, но, раз Феликс — добрый волшебник, а я ублюдок и насильник, то объясни мне эту несостыковку. И тогда поймёшь, где Джисон и что я с ним сделал.
Он отпил из бутылки, разворачиваясь и отставляя её на стол. Запахло алкоголем и агрессией.
— Тебе он нужнее, чем я? — сипло спросил Минхо.
Это ведь многое бы объяснило. И Минхо же сам это знал: он уже израсходованный материал, с ним больше неинтересно, но Джисон — совсем другое дело. Теперь, когда к Минхо закрыт доступ, а Джисон в своём слабейшем состоянии, для нападения совпали и время, и условия.
Джисон в ужасной ловушке.
Мужчина повернулся, улыбаясь.
— Ты сексуальный, когда у тебя случаются проблески ума, ты знаешь об этом? Но я тебя не брошу, ты, в конце концов, заслужил подарка. Джисон маленький и мягкий, ты наверняка знаешь, как приятно его трахать. Он весь такой измученный, уставший, слабый, непривыкший, и голос сипит. Очень красиво. И ещё такой гордый, это же не ты, его тяжело сломить. Мы будем вдвоём его ебать, пока он не заплачет, — мужчина шептал, глядя Минхо в глаза и приближаясь. — Я помогу разбить его гордость. Сейчас это не так тяжело. К тому же, я думаю, он не будет тебе сопротивляться. А когда это случится, я подарю его тебе, ну, конечно, с правом периодического пользования. Но он будет твоим, каким всегда и был. Я себе его хотел, но ты это действительно заслужил.
Сердце стучало всё быстрее, расстояние было всё меньше, тиски сжимались, у Минхо почти не оставалось возможности для манёвра.
— Я только дам один совет. Этого мальчика надо любить. Иначе от него ничего не добьёшься. С ним не пройдёт жестокость, к тому же он заслуживает и действительно достоин нежности к себе, так он легче станет ручным и позволит тебе всё. Он вообще немного другое дело: с ним всё сложнее, чем с тобой, но он стоит того, чтобы над этим поработать. Тебя надо было основательно перевоспитывать и можно было сильно не беречь, таких, как ты, толпы, — щёлкнула пряжка ремня. — В твоей ситуации кнут — самое верное.
Когда он потянул ремень, Минхо понял, что больше времени у него нет. В глазах потемнело. Тиски сжались так сильно, что было почти не пошевелиться, но пойманный в них Минхо был уже совсем не тем, кого ловили в них обычно. У него позади два месяца осознанности, самоотверженности, влюблённости и нежной заботы, впереди надежда, которую он никогда ни на что не променяет.
Нет. Он слишком свободен, чтобы снова это допустить.
Тиски треснули быстро, а дальше Минхо, не умея и даже не осознавая себя, зарядил кулаком в чужое лицо. И в этот момент стена, отделяющая его агрессию от применения к тому, кто её заслуживал, оказалась преодолена и рухнула за ненадобностью. Минхо сделал то, чего, по своей сути, не должен был. И теперь останавливаться не планировал: бил изо всех сил, пока растерявшийся мужчина не успевал сориентироваться.
Остановил он Минхо правда тоже легко: схватил за запястья, и Минхо заскулил от резкой боли. Удар по ноге, и он на коленях, со слезами на глазах глядя на мужчину снизу вверх.
— Осмелел, сучонок, — он сорвал с себя галстук, связывая чужие руки, пока Минхо точно так же не мог сориентироваться.
Пока чужая ладонь была рядом, только догадался впиться в неё зубами, но больше ничего сделать не смог — было очень больно, ужасно, почти до темноты в глазах. Мужчина сдёрнул с него штаны, подбирая ремень с пола и вставая перед ним.
— Одичал за два месяца, значит, — мужчина сплюнул кровь. — Как ты думаешь, чего ты сейчас заслуживаешь?
— Иди нахуй, — прозвучало от Минхо сразу двумя голосами.
Его и Джисона. В нём сейчас силы за двоих — да, они оба были не очень-то на пике, но решительности хватило бы на десятерых. Готовности бороться за себя и друг за друга, самопожертвования, любви — всего бы хватило. Минхо с этим всем теперь так просто не сломить.
Нога встала на плечо, и Минхо со связанными за спиной руками натирающим галстуком заскулил, падая лицом об пол. Чужая ладонь схватила за волосы, оттягивая голову назад и заставляя смотреть:
— Крепись сколько хочешь, мы оба знаем, что это всё враньё. Ты сейчас хорошенько получишь, но я не буду даже говорить тебе, за что. Это самое прекрасное в твоём воспитании — ты сам знаешь, за что будет каждый мой удар. Перечисляй всё это в своей голове. Думай о том, как плохо ты себя вёл. Думай, как много и долго тебе это искупать. Ощути этот первый удар и осознай в этот момент, что впереди сотни таких, — и он ударил, не щадя силы. — Да. Всё начинается заново, крошка. Плачь, мы будем повторять, пока до тебя не дойдёт.
Он ударил ещё раз, и, дёрнув руками, Минхо сошёл с ума от боли.
Раньше бы не дёргался. Смирился. Расслабил бы руки, чтобы галстук не впивался в раны. Расставил бы ноги и прогнулся, чтобы смилостивились. Ныл бы, чтобы его стало жалко. Просился бы, потирался о чужие ноги и бесконечно облизывал солёные губы, чтобы возбудить.
Как же Минхо тошнило от этого образа.
На что он готов, чтобы больше таким не быть…
Сжав зубы, чтобы вытерпеть боль в запястьях, Минхо напряг руки, резко переворачиваясь и изо всех сил пиная мужчину по колену. Тот не смог удержаться на ногах, следующим замахом сильно попадая ремнём по лицу Минхо. Но боль уже, в целом, была настолько сильной, что прибавления новой он почти не заметил, вскакивая на ноги в состоянии аффекта.
Бороться он не собирался, несмотря на свою полную неадекватность в этот момент. Знал, что проиграет. Пнул только несколько раз, чтобы за ним хотя бы не побежали, и пустился прочь из квартиры. Штаны, спущенные до колен, нацепил на пострадавшие от очередной садистской выходки ягодицы связанными сзади руками. С ними было сложнее: Минхо выбежал на улицу и попытался докопаться до прохожих с просьбой освободить, но они шарахались от него, как от прокажённого.
Молоденькая девушка испуганно отшатнулась, прикидывая в голове варианты причинения ей вреда этим парнем, но в его глазах вместо маньячей похоти видела одно отчаяние. Он никого убивать не собирался — ему просто нужна была помощь, ну, случается такое в жизни, он, может, не виноват в том, что оказался на улице связанный и с растёгнутой ширинкой... Она выдохнула, разворачивая Минхо и быстро освобождая его руки. Век бы её не забыть.
Минхо зацепился за своё отражение в витрине магазина: у него губа разбита и, судя по всему, ожог на лице от ремня. Рубашка порвана на рукаве — он даже не запомнил, когда это случилось. Его грубо швыряли на самом деле, удивительно, что вообще вся одежда не висит лоскутами.
Купил в аптеке салфетки, переживая в этот момент, возможно, самые важные для него эмоции: он, чёрт возьми, не сломался. Да, в драке он вряд ли победил, да, Джисона он не нашёл, но для самого себя он сделал такой шаг, на который даже надеяться не мог.
Больно было зверски, но насколько же это не было важно сейчас.
Он нашёл чёртов ответ в самый критический момент: Минхо разозлился не из-за ненависти к
нему, а ненависти к тому, каким
он сделал самого Минхо. Два месяца назад страшно было оставаться без опоры, и только в эту секунду вдруг вспомнилось, что есть кое-что намного страшнее одиночества.
Минхо ненавидел не за боль, сколь бы много её ни было. Он переживал и забывал её, но отвращение, которое у него сегодняшнего вызвали недавние собственная податливость, собственные мольбы, въелась в память. Цепляться с самого начала нужно было за это: боль пугала, но она сама только средство давления, она действует далеко не наверняка, и её можно перешагнуть. Страх и подчинённость, как результат, были уже клеймом. Избавляться от него Минхо ещё долго, но выжечь вновь он был готов не позволить любой ценой.
Когда Феликс позвонил, мир уже понемногу окрашивался в нормальные цвета, перестал плеваться яркими пятнами. Состояние аффекта отступило, у Минхо был отходняк. Сидел где-то в парке, толком даже не помня, где он, как он там оказался и сколько времени прошло. Сидел и смотрел в одну точку, еле дыша и прикладывая салфетку к давно уже переставшей кровоточить губе.
— Привет, — его голос был расслабленным. — Ты не дома, я так слышу?
— Нет, — ни о чём не думая, ответил Минхо.
— Ладно, на что я вообще рассчитывал. У меня хорошие новости, так что уже неважно. Нашёлся наш потеряшка. Свалился на улице от переутомления, сам встать не смог. Валяется в больнице, переживает, что некому работать.
Значит, никакого похищения не было. А как правдоподобно звучало.
Он наврал. Просто сориентировался в разговоре, оседлав хаос, в котором Минхо хотел спастись. Как же на душе стало легко.
— Значит, я зря избил своего бывшего.
Избил, конечно, громко сказано, но удары в цель были, кровь тоже была, хоть и, возможно, костяшкам на своих кулаках неумелый Минхо нанёс даже большой урон.
— Мне не послышалось? — Феликс, чертила, улыбался.
У него просто тоже отлегло. Значит, тоже не особо верил, что это не похищение. В конечном итоге, в самый нервный момент он не стал давить на Минхо и заставлять идти его на этот шаг — проявил терпение, которое могло стоить ему друга.
И кто теперь скажет, что Феликс ему ничего важного не доверяет? Доверил самое важное!
— Я справился, — утвердил Минхо.
— Даже ругать тебя не хочу, хотя есть за что. Не представляю, как кайфово ты себя сейчас чувствуешь.
— Если бы знал, что будет так круто, сделал бы это ещё в первый день.
— Нет, не сделал бы. То, что тебе круто, — это результат твоей тяжёлой работы и многократных усилий над собой. Не нужно недооценивать свои победы. Ты сделал то, что ещё неделю назад казалось тебе невозможным.
— Это вы меня вытянули, — признался Минхо.
— Всё-таки ты пока многого о себе не знаешь, Минхо. Но так даже прикольнее. Скажи, мы о нём можем уже не беспокоиться?
Сказать бы "да", но Минхо пока даже не разговаривал со следователем.
— Если улик будет достаточно. Я всё выдам, но вдруг этого будет мало.
— Не затягивай, пока он не успел осознать, что для него означает твой побег с крючка.
— Я всё сделаю. Феликс, а к Джисону можно приехать?
Тот мягко усмехнулся в трубку:
— Пусть прокапается и поспит. Потом я заберу его и привезу домой. Будешь головой отвечать: чтобы через неделю я приехал, а Джисон сыт, доволен и не хочет не работу.
— Не надо приезжать через неделю. Мы уедем. Он встанет на ноги, и мы свалим до тех пор, пока не будем оба готовы вернуться. Пожалуйста, не спорь со мной.
— Я и не думал. Это хорошее решение. Увози за сто морей и целуй его везде, я даю полное благословение. Звоните только и помните, что вас тут ждут. И ещё про учёбу не забывай. Джисону я даю отпуск, тебе — нет, совмещай.
А Минхо отлынивать и не собирался.
Он теперь дышал полной грудью так долго, что весь воздух в этом парке уже должен был кончиться. Не мог никак нарадоваться лёгкости свободы, которая на запах оказалась самым приятным отсутствием запаха. Теперь это в руках Минхо, а не обстоятельств — уедут, и пахнуть будет морем. На вечерних прогулках пахнуть будет цветами или мороженым. Ночью — джисоновым гелем для душа. Они всё сами выберут, у них теперь вся жизнь впереди.
Вновь взяв телефон, Минхо набрал номер следователя. Ему тоже уже достаточно мучиться с этим делом и с бесконечной добротой, которую ему приходилось проявлять к слабаку свидетелю. Он этого зэка заслужил как никто.
— Привет. Что, всё-таки он к тебе пристал?
— Нет, — улыбнулся Минхо. — Я к нему. Вы сказали, что готовы слушать, если я решу всё рассказать.
— Да, в любое время, Минхо.
— Я готов встретиться. Всё рассказать, показать, предоставить любые доказательства.
И тоже долго тишина висела. Они уже все и не рассчитывали...
— Молодец, — ответили ему. — Я всегда знал, что ты справишься. Диктуй адрес.
***
Утром следующего дня они оба проснулись с ощущением первого выходного за тысячелетия. Минхо открыл глаза чуть позже, но только лишь потому, что Джисон к этому моменту уже почти двое суток только и делал что спал.
Он лежал рядышком, опираясь на худощавый локоток и следя за медленным неторопливым пробуждением. Красиво. Минхо сонно посмотрел на него, замечая на Джисоне, помимо нижнего белья, ещё и серую майку. Значит, вставал ночью и зачем-то оделся.
— Мне не холодно, — только сказал он. — А ведь утро. Прикольно даже.
Минхо протянул руку, зарываясь в его мягкие волосы: Джисон после больницы решил принять душ аж три раза, и теперь по-прежнему как будто бы лежал нежный и распаренный. Такое от него просто ощущение было сейчас в постели.
— Можно кое-что спросить у тебя? — вновь заговорил Джисон.
Минхо кивнул, и тот увёл взгляд в сторону. Какая-то неловкая готовится тема…
— Ты ведь ходил к
нему, чтобы выручить меня, а он притворился, словно действительно меня похитил. А
он не говорил, зачем меня похищать?
— Чтобы я взял часть вины на себя, я думаю, — пожал плечами Минхо.
— Но он, видимо, сказал не так? Он не мог знать, что я дорог тебе настолько, что ты бы пошёл ради меня на такое. И потом ты ведь мог прийти весь в камерах и диктофонах, и требовать от тебя взять вину на себя было бы почти равносильно её признанию. Скажи мне, — Джисон вновь посмотрел ему в глаза. — Не обманывай.
— Он же просто манипулировал, Джисон.
— Я понимаю, но хочу знать всё равно.
Пришлось подняться и нависнуть над ним. У Джисона такой взгляд искренний: он не обманет и другим не даст.
— Сказал, что с тобой приятно спать.
Щёки немного покраснели, и Минхо вдруг стало интересно. Он взял чужие запястья в ладони, заводя их по сторонам над головой:
— Что ты маленький и мягкий. Что непривыкший. И стонешь сипло.
Свободной ладонью Минхо подцепил чужую майку, осторожно и медленно через голову освобождая от неё тело и оставляя тряпкой на запястьях. Связал.
— Он ещё сказал, что мы будем брать тебя вдвоём, пока тебе не станет это в удовольствие. А потом он отдаст тебя мне на воспитание. С возможностью время от времени пользовать тебя.
— А ты бы дал? — прошептал Джисон ему в губы.
— Я бы ему всё оторвал, если бы он к тебе полез.
Мягкий, совсем не настойчивый поцелуй. Джисон не зря этот разговор завёл. Искренний, конечно, но тоже тот ещё плут — до всего уже сам догадался.
Он прислонился к чужой шее лбом:
— Я согласен пойти к тебе на воспитание, — признался он и мягко прогнулся в спине, расставляя перед Минхо ноги.
Минхо провёл ладонью по внутренней стороне бедра, пальцами осторожно задевая промежность через ткань белья. Щекотал. Хотел чуть-чуть подразнить, чтобы Джисон разгулялся и стал проситься. И получилось быстро: Джисон совсем податлив, он уже много раз намекнул, что готов.
— Ты уже воспитанный, — прошептал Минхо.
— Нет, — возразил Джисон. — Мне не с кем было воспитываться.
Конечно, намёк был понят. Минхо не показал своего удивления, вообще не остановился на этой фразе. Что ж, это ничего не меняет, он и так знал, что нужно быть очень осторожным. После того, как Джисон потерял сознание на улице и не смог сам встать на ноги, мысль вообще хотя бы в чём-то отнестись к нему грубо была отвратительна.
Пока, на данный момент, он очень хрупкий, его нужно беречь, даже если бы он не признался в том, что ни с кем раньше не спал.
Но немножко шокировать-то никто не запрещал?
— Не отрывай взгляда от меня. Я хочу видеть, насколько ты невоспитанный.
Минхо спустился лицом к своим рукам, приподнимая ноги Джисона и усаживая его на свои плечи. Устроился поудобнее и сам поднял взгляд, не давая Джисону никакой возможности сбежать от неловкости. А ласкать промежность он принялся так, словно никакого белья на Джисоне не было.
Того немного трясло. Он наблюдал за Минхо с шоком и, конечно, сильно возбудился от вида перед собой, от этого взгляда, от в конец шлюховатых повадок. Ничего, он так и хотел. Хотел увидеть, как щёки краснеют в начале, а затем возбуждение уже берёт верх.
Язык чуть отодвинул резинку трусов, касаясь ямки между внутренней стороной бедра и промежности. Джисон поёрзал, желая поскорее избавиться от одежды: смотреть, как его вылизывают через ткань, конечно, офигительно, но это же всё равно что та же щекотка — хотелось большего. Хотелось, чтобы в рот взял и исцеловал там всё. Джисон торопился к более серьёзным ощущениям, потому что руки были связаны наверху. Самому дотронуться не разрешалось. Минхо не привязывал его к изголовью и улыбнулся, увидев, как свербит.
— Дай ручки, Джисон.
Тот ни секунды не думал, подал Минхо, чтобы скорее освободил. И тут же, как только почувствовал, что может, сунул руку под своё бельё.
— Сними, если хочешь.
Минхо приподнял его ноги над собой, чтобы Джисон поспешно избавился от белья, а затем положил их обратно на свои плечи. Но руку Джисона на пути к самому себе задержал:
— Не сам. У тебя есть я, — он положил ладонь Джисона на свои волосы. — Будь невоспитанным. Не бойся.
И Джисон, конечно, поторопился указать ему на возбуждение. Не подразнить, значит, ну и ладно. Ещё вдоволь наиздевается. Джисон больше ничего не делал — только направил Минхо, но никак и ни к чему его не принуждал. Пальцы просунулись под ворот чужой футболки, мягко поглаживая напряжённые плечи и шею, пока Минхо старательно обхаживал его внизу.
Другая рука Джисона потянулась к ящику у кровати, после чего оказалось, что он был ко всему готов. Минхо проследил взглядом за ним, затем освобождая рот и глядя на Джисона:
— Сегодня поддамся я. А ты — когда будешь готов.
Тот закатил глаза, качая головой:
— Нет, я сегодня испытаю всё. Я так хочу. Так что ты тоже своё обязательно получишь. Но сначала я. Я мечтал о тебе, Минхо, я не могу больше ждать, просто возьми меня, пожалуйста, не важно, как, я просто хочу, чтобы ты уже присвоил меня. По большому счёту, даже не играет роли, будет ли это больно.
— Будет неприятно, — тихо ответил Минхо. — Но не больно. Я не причиню тебе боли. Мы будем осторожно.
Джисон улыбнулся. Минхо составил его ноги на кровать, пользуясь смазкой, поданной ему в руки Джисоном. У него-то вообще и самого какого-то большого опыта не было — у него был один мужчина за всю его жизнь, и тот не сильно-то старался с ним нежничать. Минхо эта роль тоже в новинку, но он знал, как сделать так, чтобы не было больно — готовил, как мог, хотя бы сам себя раньше.
Он нагнулся, вновь беря в рот, чтобы отвлечь от других неприятных ощущений. Но Джисон был в порядке. Он зарылся обеими ладонями в чужие волосы, мягко их перебирая и лаская кожу головы. Минхо сдёрнул свою подушку, подкладывая её под чужую спину и отчего-то срывая с губ Джисона стон. Понравилось, как его двумя руками подняли. Минхо усмехнулся. Это интересный момент.
Минхо начал двигаться внутри двумя пальцами, и он весь так красиво изогнулся, чтобы предоставить больше пространства. Приоткрытые губы блестели, и Минхо наконец-то понял слово «мягкий».
— Чёрт, Джисон, а ты можешь сделать «лягушку»?
Тот хитро взглянул в ответ. Минхо пришлось отстраниться, чтобы Джисон мог развернуться. Он лёг на живот, широко расставив колени и соединив стопы вместе. Минхо, не веря своим глазам, взял его бёдра обеими руками и надавил, замечая, как легко лобковые кости коснулись кровати. Джисон развёл ступни, пуская его ближе к себе и откровенно наслаждаясь тем, как Минхо вдавил его тело в кровать, а затем поднял, направляя ягодицами к своему паху. Эта пластика с ума сводила.
— Возьми так, если хочешь, — разрешил Джисон. — Мне нравится, как ты двумя руками держишь. Смотри, — и он в дополнение прогнул спину, показывая растяжку в пояснице. — Или ещё вот…
Он словил ладонь Минхо, лежащую на его бедре, и положил её себе на правую щиколотку, своей рукой крепче сжимая её и выгибая её так, что пятка коснулась талии Джисона.
— Я резиновый, — подытожил он. — Со мной можно играть как захочешь.
Минхо вообще не стеснялся. Взял противоположную руку, последнюю опору Джисона, и завёл её назад, заламывая в локте. Вторую отнял от щиколотки и проделал с ней то же самое. Джисон весь лёг на кровать, и Минхо посмотрел на прогиб в спине, неестественно выгнутое колено и две руки локтями вниз, соединившие ладони между лопатками, и просто покачал головой. Выгнул второе колено так же, и Джисон вообще перестал напоминать человека.
— Это пиздец сильно возбуждает, — признался он, аккуратно отпуская сначала одну щиколотку, затем другую.
Они вернулись в позу лягушки. Руки он расцеплял очень осторожно, поддерживая двумя своими. Джисон тут же поднялся на локтях, выгибая спину и подставляясь Минхо.
— Играй. Можешь сделать мне больно, я не сломаюсь. Не нянчись. Мои мышцы пластичные везде, мне не будет слишком больно.
Минхо придвинул его к себе, срывая возбуждённый стон. Они, похоже, оба нашли по фетишу друг у друга: Минхо мозг взрывало то, как всё тело Джисона благодаря своей гибкости подстраивалось под него и гнулось, если он того хотел; Джисон не мог сдержать мурашек, когда к этому его телу проявляли власть, распоряжались им так, как будто оно даже не его.
Но боли Минхо ему не хотел. Входил только тогда, когда был уверен, что чужое тело готово достаточно. Джисон прогнулся как будто бы ещё сильнее, и заскулил, пытаясь сделать положение для себя удобным, хотя знал, что дело вовсе не в положении тела.
Минхо бегал пальцами по его спине.
— Больно? — прошептал он.
— Нет, боже, — Джисон ахнул. — Мне очень хорошо. Мне кажется, ты сейчас двинешься, и я сойду с ума.
И Минхо резко и жёстко толкнулся в ту же секунду. Джисон заныл, не выдерживая стоять на локтях и падая на постель. Минхо тут же заломил одну освободившуюся руку, начиная резко и без предупреждение иметь уже точно абсолютно готового к этому Джисона. Он бы осторожничал дальше, если бы видел, что больно и тяжело, но Джисон, видимо, действительно был пластичен везде, а его скулёж был, скорее, от наслаждения. Он весь трясся, дёргался, мурашки с кожи не сходили, и он кошмарно невоспитанно ёрзал под Минхо, просясь снова и снова.
Минхо потянул его за заломленную руку вверх, приподнимая тело над кроватью, и Джисон застонал. Наверное, было немного больно из-за вывернутого сустава, но он ничего не сказал. Наоборот, когда Минхо в таком положении сцепил свою ладонь с чужой между его лопаток, удерживая его тело в этом положении, Джисон стал отвечать таким сладким сиплым голосом, что у Минхо самого мурашки по спине побежали. От толчков тело прогибалось, и заломленный сустав был постоянно в движении. Боясь причинить Джисону больше, чем просто лёгкую боль, он выпустил, аккуратно вновь выводя его руку из-за спины.
Обеим ладонями он вновь схватился за бёдра, начиная к финишной черте жёстче насаживать Джисона на себя.
На то, чтобы сегодня получил ещё и Минхо, сил у Джисона, конечно, не осталось. Он лежал еле живой, пока Минхо мягко ласкал его внизу, доводя до дрожи и сумасшествия те несчастные остатки рассудка, что ещё оставались в полупустом теле.
— Это называется «заняться любовью»? — спросил Джисон, едва дыша. — Или уже, скорее, «выебать»?
— Это одно и то же в этом случае, — улыбнулся Минхо.
Джисон застонал, достигая собственной разрядки ему в рот при следующем же движении. Поднял голову, чтобы посмотреть, как Минхо глотает его.
— Я согласен на море, — наконец подтвердил Джисон то, от чего рьяно отказывался весь вчерашний вечер. — Но мы там будем постоянно сексом заниматься. Если тебя это устраивает, то я хоть сейчас готов лететь.
— Отдохни, — Минхо погладил его по низу живота, ложась рядом. — Ты так всё ярко воспринял, потому что впервые и ещё потому что очень слаб.
— Минхо, я не говорил, что у меня это впервые, — возразил Джисон. — Давай сразу на берегу это обсудим. Буквально на берегу. Я имел в виду, что у меня не было постоянных отношений и никто меня не приручал. Но я спал с другими, и ты, наверное, понял это по тому, что твой блядский бывший попал максимально в точку, описывая меня в постели.
Минхо приподнялся, тревожно глядя ему в глаза.
— Нет, успокойся, с ним я не спал. Просто слухи до него дошли, и всё. Я не развязный, но два-три раза сорвало в офисе, поэтому другие тоже знают. И я это говорю не только для того, чтобы ты знал, но ещё и для того, чтобы тебе возразить — это так охуенно не потому, что я впервые, а просто потому что это охуенно и всё. Ты охуенный. Даже если бы не был, я люблю тебя так сильно, что любой секс с тобой был бы лучшим в моей жизни, но ты ещё и да. Сколько в тебе всего, а? Мне кажется, я выиграл в лотерею.
— Это не я тут пластилиновый, — Минхо взял чужое запястье, загибая пальцы Джисона назад сильнее, чем смог бы выгнуть свои. — Станцуешь для меня на море?
— И для тебя, и с тобой.
Ладонь Минхо скользнула по руке Джисона выше, достигая локтя и мягко его сгибая и разгибая.
— Больно?
— Нет, просто рука немного устала, — и улыбнулся, чувствуя, как Минхо зацеловывает всю руку от кончиков пальцев до самого плеча.
Джисон развернул голову и получил нежный, совсем не настойчивый поцелуй.
— И правда вообще сил нет, — он выдохнул. — Разбежался тут, всё и сразу мне, видите ли, подавай.
— Отдохни, — Минхо поцеловал его в щёку. — Я люблю тебя. Всё успеется, вся жизнь впереди.
***
Привет, взрослый и крутой Минхо!
Идея обращаться к тебе отсюда, из твоего нищего прошлого, нравится мне сильнее, чем любая другая странная домашняя работа. Я не расскажу тебе ничего нового и ответ о будущем у тебя не получу, но это как будто было бы интересно — через десять лет прочитать, как всё начиналось.
Мне 18, я студент первого курса по направлению "информационные технологии в экономике". Это, я надеюсь, ты помнишь и сам (ну, а вдруг просто нет, мало ли, через 10 лет будешь инструктором по йоге... пожалуйста, если будешь инструктором по йоге, БУДЬ ЛУЧШИМ В ЭТОМ ДЕЛЕ, я устал быть бедным!)
Сегодня самый удачный день делиться новостями с будущим собой — меня взяли на мою первую работу по специальности. Поверить в это невозможно, я же на первом курсе, какой из меня, ну, ё-моё, аналитик? Забавно, что устраиваться я собирался завхозом вообще, пришёл, притащил трудовую, а по пути к нужному столу в кадрах меня остановил какой-то клёвый мужик. Увидел, где учусь, и сказал: а давай попробуем посерьёзнее что-то, поближе к телу, вдруг получится, воспитаем тебя, сказал, под свои нужды.
Ну, и вот. Завтра выхожу. Буквами не выразить эмоции. Думаю вот: как у меня получилось его задание решить, я, конечно, очень старался, но я же мелочь, там точно много чего неправильно. Я местами даже не совсем понимал, из какой дисциплины те сакральные знания, которые там спрашивались. Может ли такое быть, что он чересчур лояльно отнёсся к моему заданию?
Ты, наверное, читаешь и испытываешь ностальгию по моей тупости, да? Наверняка так же уже дурачков отлавливаешь в кадрах. Ради нас двоих стань, пожалуйста, богатым. В 28 быть большим начальником не рано, если что! Я немножечко устал бороться за жизнь, хочу просто жить. Вижу же, что другим не нужно работать и кредиты выплачивать в 18. Тусят, наслаждаются молодостью. А у меня два друга-задрота, ноль девушек за всю жизнь и куча долгов. Нечестно! Вот бы и мне когда-то что-то досталось просто так, вот я охренею, конечно. Может, вот оно? Эта работа — может, это как раз мой кусочек сказки?
Ты только там, ну, не сдавайся, если что-то пойдёт не так. Мы оба молодцы, и мы это знаем. Перевернётся и на нашей улице грузовик с конфетами! Сейчас тяжело, но зато кожу сейчас отрастим пуленепробиваемую. Будем киборгами: с моей работоспособностью и твоим 10-летним опытом работы.
Люди, которые говорят, что не в деньгах счастье, просто никогда не жили с занятостью под 20 часов в сутки и планированием каждой копейки расходов, чтобы свести концы с концами.
Зациклился я на этом, конечно. Наверное, для тебя через 10 лет там деньги вообще не первый и не главный вопрос. Ну, зато, прочитав, почувствуешь, какой путь позади и какой ты теперь крутой. Как невесело тут было и как весело там тебе в 28.
Ты женат? Или, может, в длительных отношениях? Любишь её? Не представляю даже, что это на самом деле за кайф — кого-то любить. Мне кажется, если я вот прямо сейчас встречу кого-то и что-то почувствую, я всё спишу на голод...
Дети когда? Часики-то тикают. Я буду офигительным отцом, мне кажется, и мне пофиг, что ты там сейчас подумал, прочитав это — я буду офигительным отцом!
Вершиной моих целей сейчас являются 3 пункта, не стесняйся превратить их в чек-лист прямо здесь:
1. Заработать миллион (миллион чего — решай сам)
2. Вырастить дочь (хочу дочь, матерью двоих задротов я уже был, заколебался, мальчики — все клоуны)
3. Переехать в свою собственную квартиру (я хочу думать, что это возможно, но вижу цены на жильё, и у меня даже слезятся глаза)
Ну, или не совсем 3...
4. Посетить Америку
5. Научиться играть в хоккей
6. Попробовать фуа-гра (у меня слабые представления о том, как живут богатые)
7. Нырнуть с аквалангом
8. Изменить чью-то жизнь к лучшему
9. Завести кота (можно трёх) ((но только не вместо личной жизни))
10. Получить права
11. Получить права на вертолёт!
12. Купить вертолёт!!!
13. Проснуться хотя бы однажды с ощущением, что ты живёшь не зря
Наверное, это не совсем те пункты, которые сделали бы тебя счастливым, но мне с моей позиции кажется так. Даже если к 28 годам получится совсем мало из этого, ты не расстраивайся, пожалуйста. Да, нам в жизни всё даётся чуть сложнее, но это же не значит, что совсем не дастся. Поборемся, ничего. За себя ведь, за своё счастье, за близких, главное, себя не жалеть. Вот жалость к себе — это совсем плохая зараза, стоит только её допустить, и она больше от тебя не отцепится. Когда ты счастлив, какая разница, как тяжёл был к этому счастью путь? Мы с тобой достаточно сильны, чтобы его пройти. Другие, может, не смогли бы, а мы сможем.
Ну, а если для тебя счастье теперь не в этом, я вот тут оставлю место, просто напиши тут новые пункты. Ты только не меняй их каждую неделю, а то тяжело двигаться, если дорога всё время меняется.
Я пишу с большущей надеждой. Я верю в тебя как никто другой, всегда буду сильным и всегда буду внутри тебя, поддерживать и напоминать, что был такой маленький Минхо, который готов к трудностям и полон сил. Обязательно о нём помни. И напиши обязательно письмо на свои 38, если планируешь доживать!
Твой Ли Минхо, 18 лет 
