Витраж расколотой судьбы: по лезвию закона

Ближайший город от университета — наилучший вариант для строения дальнейшей жизни, которая протекает не так уж и плохо. Настолько всё гладко сложилось, что Кадзуха и Куникудзуши успели получить долгожданные дипломы и отпраздновать выпускной вместе с одногруппниками. Произошло немало и иных внезапных событий, которые можно охарактеризовать с положительной стороны. К примеру, последней из таких была случайная встреча с Дилюком. Как оказалось, после выпуска из высшего учебного заведения он переехал в этот же город по одной простой причине: полиция, сотрудничество с которой принесло свои плоды, предоставила место работы в тюрьме, а со стороны университета поступила отличная рекомендация — таким образом Дилюк прекратил какие-либо поиски и третий по счёту год заслуженно занимает рабочий кабинет пенитенциарного психолога. У Кадзухи, к слову, тоже имелась рекомендация от университета, однако взяли его на работу по большей части благодаря горячему словцу Дилюка, который смог убедить и повлиять на начальство тюрьмы. Доволен ли Каэдэхара работать в аморальном местечке? Очень даже, поскольку, будучи ранее неразрывно связанным с преступностью, у него есть и опыт, и представление о том, какие люди могут исправиться и от каких не стоит ожидать ни капли изменений. Интересно ли это? Безусловно. Да и заработная плата не сказать, что идеальна, но по крайней мере приятна и стабильна. Куникудзуши согласился с начала переезда стать, как принято говорить, хранителем домашнего очага. Он великолепно исполняет свою роль: вкусно готовит, занимается уборкой, отдыхает, когда все дела сделаны, и, конечно, встречает любимого человека на пороге с распростёртыми объятиями, а после спешит сопроводить к столу, чтобы накормить. Эти отношения — сказка, но куда без ссор. Порой Скара срывается из-за того, что Кадзухе банально лень забрать свою тарелку и положить в раковину, или из-за того, что в общие выходные — субботу и воскресенье — возлюбленному тяжело поднять свой зад и помыть чашку после выпитого кофе. По вопросам кухни возникало много недопониманий, однако Кадзуха умел просить прощения и идти на уступки, в то время как Куникудзуши по сей день трудно подходить с извинениями. Темноволосый, естественно, принимает свою вину, когда видит, что был не прав, но шаги к примирению могут затянуться от пары часов до нескольких суток. Какие бы ссоры ни были, спят юноши завсегда в одном ложе, и, дабы показать Каэдэхаре своё недовольство, Скара демонстративно перетягивает на себя одеяло, поворачивается к парню спиной и будто нарочно ложится чуть ли не на край кровати. Особенно зимой сей трюк очень хорош, ведь другого тёплого одеяла нет и Кадзухе приходится двигаться ближе, а далее и до примирения недалеко. Совместная жизнь удалась, чего нельзя сказать о работе, потому что внезапная встреча с Аяксом — неприятный сюрприз, надолго испортивший настроение и подавивший дух. Каэдэхара вернулся домой раньше положенного — отпустили бедолагу, когда увидели его бледного, испуганного, и подумали уж, что дошла до него весть о погибшем родственнике. Парень не дурак, рассказывать кому попало не станет о своём прошлом, поэтому отмахнулся тем, что большинство предположило, — кто-то умер. И как бы Кадзуха ни пытался подальше отскочить от этой жгучей мысли, блуждал в конечном итоге по кругу: да, кто-то погиб, и этот «кто-то» в скором времени будет как раз он, человек, работающий в тюрьме, где ненароком иль намеренно столкнулся лицом к лицу с Аяксом. Опасения напрасны и одновременно нет, ведь давным-давно Тарталья между делом предупреждал, что каторга ему вовсе не страшна и агенты, по сей день отбывающие своё заключение, хвалятся и ловкостью рук, и завидной смекалкой, и, что самое главное, — самопожертвованием во имя Фатуи. «Семья» далеко, но они верны ей словно клятве, которую воины присягают своему королю. И эта правда пугает Кадзуху. Он без понятия, кто из осуждённых, садясь напротив него, был агентом и кто им считается сегодня. Также не имеет ни малейшего представления о том, кто в круговороте ожесточённой тюремной жизни возомнил из себя тем самым королём и воином, а кто давно отрёкся от веры в «семью» и предоставлен сам себе, как отбившийся от родни волк среди воющей стаи. Возникшая тревога подкрепляется и историями Ризли, работающего в тюрьме более пяти лет и успевшего навидаться всякого. К примеру, был случай, когда к тюремному психологу привели заключённого, который был набожным, но не корил себя за убийство. Надзиратели, как принято и на сегодняшний день, вышли за дверь, закрыли её и ждали окончания «сеанса». — Я верю в Бога, понимаете? Они запретили хранить у себя иконы. Но как же я без них? Кому мне молиться? Пустой стене, грязной койке — кому? — Вы прибыли недавно, но таковы правила. Ваша вера ведь не кроется в иконах, она в сердце и исходит из него. Молитва без икон — не поклон тюрьме. — Я едва уговорил оставить себе крестик! Видите? — мужчина потянул ворот рубахи вниз, оголил грудь, и блеснул серебром православный крестик. — Здесь одни дураки! Вы меня не понимаете. Вы — верующий? Посмотрите на себя! Какие советы тогда раздаёте? Идиоты одни! Бешенство в глазах мужчины невозможно было описать простым набором слов, и его действительно будто никто не понимал в этом тёмном месте, где на самом деле не существует ни исправления, ни искупления. Заключённый закричал от злобы, схватился за крестик и поднёс к своему горлу, надавил. Это была не сила беспомощного человека, а обезумевшая мощь, потому что небольшое украшение впилось в горло и разрезало рану, видна была кровь. — Боже… — Кадзуха прикрыл ладонью рот от ужаса и неуверенно спросил: — Его спасли? — Это было нечто! Кровь остановили, со шрамом до сих пор ходит, и с тех самых пор психолог, который был до тебя, обследовал мужчинку. Написал в досье «склонность к самоповреждению, суицидальные наклонности и аутоагрессия». Он сидит в одиночной камере, молится перед отбоем ежедневно и красуется шрамом на шее. Такая невероятная история внушила страх за себя лишь тогда, когда на порог его кабинета явилась беда крупного масштаба. И как теперь быть? Бежать? Куда, если жизнь шла доселе ровно, приятно. Как об этом сказать Куникудзуши? «Слушай, ко мне Тарталья приходил сегодня… на приём… в тюрьме…» Если Кадзуху взволновало это событие и выбило из колеи моментально, то Скара и вовсе сойдёт с ума, вновь вспомнив все те кошмары с избиениями, травмами и последствиями. Он был готов в прямом смысле слова умереть, чтобы более не видеть и не слышать о «старшем брате». Любое упоминание о Фатуи, агентах и закладчиках действует по принципу пороховой бочки, и Каэдэхара, чего уж мелочиться, однажды кинул спичку, глядя, как возлюбленный сгорает в раскалённых агонией воспоминаниях. Куникудзуши как заключённый из правдивого рассказа: молится, но кладёт на алтарь свою жизнь, чтобы всё прекратилось. И Кадзуха не позволит вернуть всё в самое начало. Он не расскажет, продолжит работать как ни в чём не бывало, он крепкий парень и вытерпит. По крайней мере сил хватит, наверное, не казаться обременённым перед Скарой, который ласково подзывает к столу, чтобы как следует подкрепиться после тяжёлого рабочего дня, который даже не закончился. — Ты рано! Но ничего, проходи, почти всё готово! Беловолосый парень медленно разувается, оставляет на полу свой кожаный портфель, заходит в ванную и моет руки, затем шаткой походкой проходит в зал, наконец плетётся на кухню. Запах вкусностей великолепен, и это происходит изо дня в день — ещё один повод благополучно промолчать о Тарталье. — Эй, — окликнул Скара, стоя у плиты в забавном фартуке и помешивая что-то ложкой на сковороде; Каэдэхара не заметил, как возлюбленный посмотрел на него. — А ну подойди. Чего столбом стоишь? — подозвал к себе взмахом руки и опустил голову, снова увлёкшись готовкой. Каэдэхара не спеша подошёл и обнял парня сзади, обвив его талию, уткнулся в плечо носом и прошептал: — Может, и ты сократишь себе рабочий день? — по наитию приподнял голову и зарылся в бледной шее, оставил влажный поцелуй и медленно запустил руки под фартук. Скару словно поразил электрический удар, и по позвоночнику пробежал табун мурашек. Он оставил ложку в сковороде, выключил плиту и наклонил голову набок; поневоле прикрыл глаза, накрыл руки Кадзухи своими, закрепив на бёдрах, и тихо спросил: — Редко встретишь тебя с таким настроем. Что-то случилось? Удар пришёлся прямиком в цель, и Каэдэхара на миг остановился, готов был отпрянуть, однако сдержался и продолжил храбро отвергать любые попытки вскрыть рану. — Нет, просто… За это время я безумно соскучился по тебе, — парень улыбнулся, и Куникудзуши резко развернулся, обеими руками окольцевал шею возлюбленного и вовлёк в страстный поцелуй. У темноволосого воистину нелёгкий нрав, но Каэдэхара добровольно подписался на непредсказуемую жизнь с ним и теперь проигрывает, не выдерживая напора. Поддаётся провокациям, отвечает нечеловеческой одержимостью и прижимает тело Скары к духовке, дразнит его, пробует, какова на вкус его выдержка, — коленом упирается в промежность темноволосого. Томный вздох, оборванный поцелуй, и Куникудзуши ловко избегает давления — тянет Кадзуху за алый галстук, наматывает себе на кулак и добровольно-принудительно уводит в спальню. Каэдэхара не отстаёт, будучи на коротком поводке, и его таков расклад не устраивает — разворачивает юношу, с дьявольской любовью отрекается следовать вслепую, раскаляет сплетение губ и доверяется Скаре, который натыкается спиной на несколько углов и не вписывается в дверной проём. Дыхание напрочь сбито, в очах искрится невообразимый симбиоз эмоций, и чувства, гонимые душой, отражены телом. Сердца неистово стучат в унисон от нарастающего возбуждения, и Кадзуха терпит поражение, соприкоснувшись спиной к стене. Темноволосый поступает так же мстительно, но чертовски справедливо: прижимается к телу возлюбленного, берёт верх над стремительно развивающимися событиями и доминирует, болезненно и одновременно приятно кусает шею, тут же извиняясь поцелуями. Куникудзуши опирается одной рукой на стену, а второй касается возбуждённого полового члена Кадзухи, которому наверняка неуютно до сих пор быть полностью одетым. Хранитель домашнего очага слабо сжимает ткань брюк в области паха Каэдэхары и тягостно шепчет на ухо: — Теперь я вижу, что ты соскучился. Так быстро? — Сомневался в моих словах? — не сдержался, и лицо украсила злорадствующая усмешка, ведь он точно знает, что после такового «недоверия» Скара получит сегодня по заслугам. — Прежде ты был сдержаннее. Куникудзуши отстраняется, и беловолосый обретает недавно утерянный контроль, меняется с возлюбленным местами, смотрит похотливым взором прямиком в ехидные тёмные глаза и приближается в паре сантиметров от светлого лика. — Что мне мешает перевернуть ход игры, дорогой? Его сладкий голос звучит отчётливо, он находится донельзя близко, и у Скары нет ни возможности, ни желания солгать о том, как он побыстрее хочет вернуться на кухню. Лучи солнца, пробравшиеся в их комнату, располосовали своими следами пол. Дневной круг скоро утонет за горизонтом, начнёт вечереть. Всё изменится как и положено, а юноши нарочно остановят время, здесь и сейчас. Только Кадзуха и только Куникудзуши, поддавшиеся любви с острыми специями страсти. Обрекая друг друга на нехватку терпения, они ввязались в спор, кто кого быстрее разденет. Полетела одежда разом со скромностью, Скара потянулся к комоду, мигом открыл шухляду и вынул гель-смазку. Полупрозрачная жидкость в считанные секунды была на пальцах Куникудзуши, который, балуясь, поглядывает на возлюбленного и тянет время, медленно заводит руку за спину и вводит палец в узкое кольцо мышц. Неудержимый глухой стон вырвался из его груди и всколыхнул беловолосого, который неосознанно провёл язычком по верхней губе и повёл бровью, усмехнулся. Худощавое тело Скары сводило парня с ума от вида впалого живота, что выглядело достаточно привлекательно, по его мнению. Полосы острых рёбер вырисовывались чётче, когда темноволосый выдыхал весь воздух из лёгких и намеренно задерживал дыхание на жалкие секунды, ибо знал: Кадзуха не устоит и перед этим. — Ты терпеливее, чем я думал, — тихо обронил Скара на выдохе, и за тот миг, когда прикрыл глаза, Каэдэхара приблизился вплотную. Он нежно коснулся бедра Куникудзуши и зарылся в его манящую шею, расцеловал как в последний раз, чувствуя, что долго ждать он не сможет, особенно в таком положении, в котором их возбуждённые члены соприкасаются друг к другу. — Мне нравится, что ты меня недооцениваешь, — хрипло ответил юноша-психолог сквозь скрытую улыбку. — Есть причина? — он тяжело дышит в острое и надёжное плечо возлюбленного, устав «разминать» себя. — Да. Потому что для тебя я становлюсь непредсказуемым. Кадзуха отстранился и обеими руками, держась за бёдра парня, развернул его. Скара издал подавленный, оборванный крик и опёрся ладонями на комод, выгнулся в спине и гордо поднял голову, уперевшись изумлённым взглядом в стену. — Как грубо с твоей стороны, — фыркнул темноволосый и прикусил губу, ставя ноги на ширине плеч. — И тебе это нравится. Каэдэхара томно выдохнул и крепче сжал его бедро, второй рукой дразняще скользя головкой полового члена между ягодиц и провоцируя малую, но видную дрожь разом с нетерпением. Скара не успел опомниться, как Кадзуха вошёл неестественно грубо для него, и неготовность к этому выразилась в громком, кратком стоне. Последовал ещё резкий толчок во всю длину, и Куникудзуши усомнился, что удержится на ногах, — руки скользнули к краям комода и со всей силы сжали их до несущественной боли. Кадзуха впился в его светлую кожу ногтями, набирая темп и не давая прийти в себя. Он любит его настолько, что готов причинить иной уровень боли, выражая безграничную любовь и преданность. Скара же любит его настолько, что готов прочувствовать на своей шкуре, каково это — быть в его власти целиком и полностью. Куникудзуши утратил счёт, сколько попыток было стонать как по расписанию — он сбивчив, в то время как Кадзуха попросту неудержим и вдалбливается в него. Казалось, какая-то злая сущность охватила рассудок беловолосого и творит чудовищно приятные вещи, которые ранее были несовместимы с его истинным проявлением любви. Парень-психолог дышит быстро и рвано, стоны возлюбленного разрывают барабанные перепонки, но он не намерен быть добрым полицейским. Каэдэхара становился всё жёстче и жёстче, воодушевившись тем, как тело Скары проигрывает в выдержке: руки дрожат вместе с коленками, и голова опущена низко, словно он сдался или просит помиловать. Однако Кадзуха применяет другой метод в сей борьбе и дерзко накрывает рот Куникудзуши своей ладонью, что тот от безвыходности запрокинул голову и кричал в никуда. На светлых глазах Скары проступила влага, и ресницы захлопали чаще. Кадзуха словно видел это воочию и склонил голову набок, широко улыбнулся — наверное, он невероятно горд собой, ведь он ощутил, что их великолепное времяпровождение окончится на единой ноте. Беловолосый с новым приливом сил двигает бёдрами и ударяется о покрасневшие ягодицы возлюбленного, методом проб и ошибок находит подходящий угол и толкается прямиком в простату. Он надавил на рот Куникудзуши с такой мощью, что тот лишился опоры в виде комода и прильнул спиной к парню почти вплотную. Кадзуха воспользовался моментом и, держа всё тот же темп, прорычал ему возле уха: — Это небольшое напоминание, что я могу быть далеко не добрым. Скара захлёбывается собственными приглушёнными стонами, закатывает слезящиеся глаза и наконец кончает на руку, успев её поднести к своему члену. Каэдэхара застывает на секунду, довольно промычав, и чувствуя, как его семя разливается в раскалённом Куникудзуши. Он насладился этим моментом вдоволь и медленно вынул член, опустил руку с лица юноши и улыбчиво молвил: — Отдохни как следует, а я первый схожу остужусь, — Кадзуха поцеловал его во влажный висок и ушёл в душ. Некоторая тревога закралась в изгибах сердца Скары. Оставшись один, он не смог определить причину столь тяжёлого состояния: либо из-за невероятной слабости ног, из-за которых не мог продолжать стоять и медленно сел на пол; либо из-за чрезмерной грубости и жестокости партнёра по отношению к нему. Он вмиг определил, что интимная связь, закончившаяся недавно, несла в себе иной характер. Кроме того, Кадзуха сразу же избежал допроса, наверняка что-то скрывая от него. Но какую именно тайну нёс в своём разуме Каэдэхара — прочесть как книгу невозможно. Темноволосый юноша потерял счёт времени, смог наконец отдышаться, после дождался Кадзуху, который с долей необоснованной надменности глянул на него свысока и склонил голову набок, словно вопрошая, сколько ещё минут пройдёт, прежде чем он поднимется и тоже отлучится в душ. Куникудзуши не настолько проницателен и не настолько силён в эмоциональном интеллекте, но сразу же понял, что Каэдэхара до жути странен и будто бы неестественен в поведении, в эмоциях. Он поднял голову, глядя Кадзухе в глаза, где не было ни одного жизнерадостного оттенка — лишь цвета злобы, возможной ненависти и полного принятия власти. — Что с тобой происходит… Эти слова дались Куникудзуши с трудом, и он не осмелился играться интонацией, дабы стало предельно ясно, что это был вопрос. В нём помалу зарождался страх, бессознательно словно предчувствуя беду. Беловолосый юноша как ни в чём не бывало вскинул брови и протяжно вздохнул, подбирая разбросанную одежду, и неторопливо отозвался: — Погладишь мне на завтра рубашку, пожалуйста? — Поглажу, конечно… — Ты самый лучший! — Каэдэхара хлопнул в ладоши, и его лицо резко смягчилось. — Ты хотел что-то приготовить. Как насчёт того, что я возьму эту часть работы на себя? — Да, пожалуй, так будет лучше… Резкая перемена настроения несвойственна Кадзухе вовсе, не говоря уже о поведении свыше. Скара даже не подозревает, что всё это признаки очнувшегося Странника, который угождал «семье», угрожал людям, даже покалечил одного. И сейчас сей Странник злобно заигрывает с ним, просит подготовить одежду для следующего рабочего дня, да так, что, отказавшись, создаётся впечатление, будто отсечёт руку. «Что-то не так. Точно что-то не так!» — заключил Куникудзуши, взявшись за голову, когда возлюбленный ушёл на кухню.