Все равно я лучше

Дань Хэн — зрел и умен. Так думал и сам видьядхара и окружающие. Дракон много читал, сортировал горы документов с важными знаниями и в одиночку заправлял базой данных Звездного Экспресса. Дань Хэну были чужды витания в облаках, а натура реалиста пресекала любые порывы ребяческого максимализма. Но все до поры до времени, как говорится… До встречи с Келусом парень был уверен, что все описанные в плаксивых книжках любовные заскоки — полнейшая бредятина. «Ну не могут у здорового человека, при виде такой же особи, дрожать руки и краснеть лицо.» — говорил про себя архивист, оправдывая описанное странное поведение проблемами с нервной системой. Вот только все убеждения разом разбились о холодный пол Космической станции, стоило Дань Хэну повстречать в тот роковой день сероволосого юношу, лежащего в углу коридора без сознания. Архивист сразу для себя признал, что паренек красив, а стоило Келусу, после отключки сморозить парочку откровенно глупых шуток — видьядхара поплыл окончательно. И вот уже дрожащие руки и краснеющее лицо не кажутся такой уж глупостью… Дань Хэн держал свой образ ледяной глыбы до последнего, лишь наедине позволял себе улыбаться от любой мысли о сероволосом чуде. Мысленно архивист понимал, что самым правильным решением будет признаться Келусу и получить грубый отказ. Вот только желание не быть отвергнутым и еще немного насладиться неведанным ранее чувством все равно пересиливало рациональное мышление и прославленную зрелость. Глыба раскололась окончательно после событий на Ярило. Тогда Дань Хэн, браня излишний героизм Первопроходца, сболтнул слишком много. Вот только никакого отвержения архивист не получил, вместо этого Келус заорал «ну наконец-то!» и сам засосал потянулся к Дань Хэну за поцелуем. И казалось прошло уже много времени с момента этого «ребячества», Дань Хэн успел уже сто раз убедить себя, что это была первая и последняя подобная история странного поведения в его жизни, но нет… Дань Хэн вновь стал чувствовать что-то странное, когда Келус, по просьбе Арлана и Асты, начал присматривать за белым облачком радости — Пеппи. Сначала все было очень даже терпимо — Дань Хэн умилялся тому, как Первопроходец звонко смеялся, почесывая игривого щенка за ушком. Но потом Келус начал проводить с Пеппи слишком много времени — обучал новым командам, кормил дорогим кормом и таскал на руках. Внутри Дань Хэна что-то щелкнуло, заставляя невольно злиться от осознания, что пепельноволосый отдает свое внимание и любовь кому-то еще. «Ну и что с того, что у Пеппи мягкая шерстка и глаза-бусинки?! Зато у меня красивые чешуйки и гладкие рога! А еще меня выгуливать не обязательно! И прививки мне не нужны!» — думал дракон. Он недовольно сложил руки в замок и наблюдал за картиной перед собой. На перроне, прямо рядом с Экспрессом, Келус играл с Пеппи. Маленький щенок радостно бегал за кинутым красным мячом и послушно приносил обратно. Окончательно разозлившийся Дань Хэн, дождался, когда Первопроходец замахнется, а после в секунду догнал маленький мячик и так же быстро подбежал к Келусу. Архивист протягивает игрушку пепельноволосому, а сам поворачивается к Пеппи и, словно какой-то ребенок, показывает ей язык. — Дань Хэн, ты чего? — не понимает Келус. Дракон вновь поворачивается к Первопроходцу и обиженно отвечает: — Я тоже могу погавкать и за мячом побегать. А еще я знаю больше команд… И рога у меня мягкие… И вообще… Тираду Дань Хэна прерывает Первопроходец, который, не стесняясь никого вокруг, начинает громко и заливисто смеяться, от чего в уголках его глаз скапливаются слезы. — Дань Хэн ревнует меня к собаке! Хахаха! Вот умора! — Не издевайся… — дуется видьядхара. Келус спустя некоторое время успокаивается и, еще раз хихикнув, обвивает шею дракона и чмокает его в нос. Дань Хэн тихо выдыхает и притягивает пепельноволосого к себе за талию, чтобы утянуть в уже настоящий поцелуй. — Вроде умный, но такой дурак… — проговаривает Келус, оторвавшись от губ возлюбленного. Дань Хэн утыкается носом в изгиб шеи пепельноволосого, вдыхает родной запах и тихо ворчит: — Все равно я лучше. Келус не спорит. Пеппи тем более.