Один вечер и одна ночь

Я разглядываю себя в зеркале долго, все пытаюсь как-то пригладить волосы, поправить галстук, но ни то, ни другое никак не хочет вставать на место. Пристально всматриваюсь в это лицо, пока оно не начинает казаться чужим. Это я? Кажется, да. Все отличительные черты на месте, а то, что выражение в глазах какое-то совсем уж чуждое — это ничего. Никто не будет смотреть в них так внимательно. И на волосы, и на галстук тоже — какой людям толк рассматривать меня на чужой свадьбе? Соберется толпа гостей, и все они будут смотреть только на звезд программы. Чарли и… Кристофер? Что-то вроде того, хотя я не уверен. На приглашении было написано — но совсем вылетело из головы. Я не думаю долго, прежде чем аппарировать, потому что чем больше думаешь, тем больше шанс, что придумаешь никуда не идти. Знаем, проходили — по этой причине я и так с начала лета выходил из дома раза два. Лучше уж нырнуть, не сделав до этого вдох, а потом — будь что будет. Глаза с непривычки жмурятся под ярким летним солнцем. Гости прибывают один за другим, непрекращающийся поток людей — они появляются на площадке для аппарации снаружи отеля и пешком идут к саду, куда ведет вымощенная камнями дорожка, украшенная зачарованными композициями из цветов — сдержанными, даже можно сказать строгими, идеально подходящими под характер Чарли — и, наверное, его избранника. Я мешкаю пару минут, прежде чем двинуться в ту же сторону. Кажется, собралась уже приличная толпа. Я пересекаюсь взглядами с только что прибывшими магами, улыбаюсь им и получаю улыбку в ответ. Это даже странно, хотя и не неожиданно — просто за последние несколько дней я так накрутил себя, что представил, как меня шумно выгоняют отсюда или тихо просят уйти. Но реальность совсем не такая страшная: на самом деле ни у кого из присутствующих, кроме части семьи Уизли, нет ко мне никаких претензий. Нужно просто почаще себе это напоминать. Все тебя любят, Поттер. Никто не собирается с тобой драться. Дыши спокойно. Заходя в сад, я оглядываюсь и понимаю, что знаю здесь совсем небольшую часть присутствующих — наверное, потому что те, с кем я знаком со времен учебы, как и я не застали присутствия Чарли в Хогвартсе. Рассматриваю людей, не заостряя ни на ком внимания; не хочу, чтобы показалось, будто я кого-то высматриваю. Но я высматриваю, конечно — Молли, Джинни или Рона, чтобы ненароком не оказаться в поле их зрения. Уверен, они знают о моем нахождении здесь, но все равно не хочется испытывать судьбу почем зря. Вижу Чарли, который пытается общаться с половиной гостей одновременно — всем от него что-то нужно, и он, улыбаясь, разрывается между родственниками, друзьями и прессой. Он выглядит просто потрясающе в своем белом костюме с приколотым на лацкане розово-бежевым цветком, с собранными в хвост длинными рыжими волосами. От восхищения дыхание перехватывает на короткое мгновение, пока я не замечаю еще одного мужчину поблизости. Я не видел его никогда раньше, но точно понимаю, он-то точно здесь сегодня для того, чтобы жениться. Как же его зовут? Кэмерон? Он красив такой настоящей, правильной красотой, какая, наверное, должна представляться, когда читаешь определение красоты в энциклопедии. Черный костюм, уложенные черные волосы и такая широкая и яркая улыбка, что от нее, кажется, по земле скачут солнечные зайчики. Я влюбился бы в него в эту же секунду, если бы не находился на его же свадьбе. Он тоже разговаривает с гостями — стоит окруженный людьми, переводит сияющий взгляд от одного лица к другому и иногда поглядывает на часы. До начала еще минут пятнадцать, и я думаю, чем занять время. Пялиться на новобрачных — в принципе, неплохая идея, но я все еще открыт для других вариантов. Я смотрю вокруг немного растерянно, а в следующую секунду происходят две вещи одновременно. Первая: вокруг начинает играть негромкая инструментальная музыка, подготавливающая атмосферу к свадебному маршу. Вторая: незнакомый жених Чарли снова меняет собеседника, оборачиваясь, и я вдруг осознаю, с кем он говорит. Напротив улыбающегося красавчика стоит Северус Снейп. Сердце мое немедленно останавливается. Уши закладывает, лицо становится горячим и, наверное, ужасно красным. Время замедляется, ветер перестает дуть, солнце гаснет и мир заканчивается. Ну или что-то вроде того. Еще через секунду все возвращается на круги своя. Оглядываюсь украдкой и понимаю, что совершенно никто не заметил моей смерти и последующего возрождения. Я пялюсь на Снейпа беззастенчиво минуты полторы, пока они о чем-то говорят с таким дружелюбным видом, даже десять процентов от которого я никогда не видел на Снейповом лице. Впитываю, поглощаю каждую деталь его профиля. Глаза, нос, движение губ, собранные в низкий хвост волосы. Торжественная мантия, похожая на обычный костюм. Я бы так и застыл в этой позиции, никогда бы больше не ушел с этой точки, если бы Снейп вдруг в ответ на что-то, слегка запрокидывая голову, не засмеялся. Но он делает это, и я отворачиваюсь. Звук до меня, конечно, не долетает, но мозг все успешно додумывает сам. Делаю пару вдохов и выдохов, собираясь переключиться на что-то другое, но голова будто против моей воли поворачивается в их сторону, глаза смотрят без моего намерения. Натыкаются прямо на его взгляд. Я так и застываю вполоборота, не контролируя ни единую мышцу в своем теле. Это единственное объяснение тому факту, что что-то дергается на моем лице, и я слишком запоздало понимаю, что это улыбка. Одним уголком рта, но все же. Снейп смотрит на меня несколько секунд, а затем безэмоционально кивает и возвращается к разговору. Вот и все, вот и все. Ничего страшного. Даже ни одного Гарри Поттера не пострадало в процессе. Больше ничего не случится. Я продолжаю смотреть, и потом — случается. Он пожимает жениху руку, отходит от него и начинает лавировать между людьми. Почему-то — в мою сторону. От того, чтобы тут же аппарировать обратно домой, меня останавливает только то, что я так и не научился делать это без палочки, а доставать ее сейчас — это уж слишком. И я стою, как вкопанный, пока моя смерть в черной мантии идет ко мне ровным шагом. — Добрый день, — говорю я ей. И голос не дрожит, и я все еще, вроде бы, жив. — Сэр. — Добрый, — отвечает Снейп с легкой усмешкой. — Могу я поинтересоваться, что привело вас в такой ужас? Ужас? Я не в ужасе. Или в ужасе? У меня на лице написано? — Я не в ужасе, — мгновенно падаю в отрицание. — Еще немного, и у вас глаза вылезут из очков. Я вздыхаю. Моргаю медленно. Он стоит слишком близко. Нормальное расстояние начинается от ста миль. Я в ужасе. — Просто не ожидал вас тут увидеть, — отвечаю, а сам думаю: никогда. Я никогда в жизни больше не ожидал его увидеть. — Что вы здесь делаете? — Пришел на свадьбу друга. Что это вообще за вопрос? Не знал, что у вас могут быть друзья, думаю я, но говорю: — Не знал, что вы с Чарли… друзья. — Потом вспоминаю, что в свадьбе участвуют два человека: — Или с его, эм, женихом? — Второе, — кивает Снейп. — Мы с Коннором коллеги. Я бы не заявился без приглашения, не беспокойтесь, Поттер. Сердце зачем-то снова пытается остановиться. Коннор, вот как зовут жениха. Поттер — вот как зовут меня. Ну конечно. — Я с ним еще не знаком, — говорю зачем-то. — Я вас представлю, — говорит Снейп. И я практически не приходя в сознание следую за ним глубже в толпу, откуда выйти незаметно уже не такая простая задача. И он знакомит меня с Коннором, красавчиком в черном костюме. Мы перекидываемся парой фраз — я без подробностей узнаю, что они с Чарли встретились в Лондоне два с половиной года назад и что он про меня уже что-то знает. Интересно, хорошее или плохое. Это в зависимости от того, откуда брать информацию. Когда до начала церемонии остается пять минут, усиленный Сонорусом ведущий приглашает гостей занять свои места, и толпа, как волна в океане, приходит в движение. Чарли и Коннор куда-то скрываются, Снейп тоже теряется среди людей. Нас не рассаживают, стихия просто заносит меня на один из стульев в предпоследнем ряду в левой части сада. Когда все успокаиваются, садятся и начинают разговаривать с соседями, я вижу впереди по диагонали знакомый уже низкий хвост и часть горбоносого профиля. Я очень хочу не пялиться. Я пялюсь на него, как на солнце во время затмения — отчаянно, отверженно и неотрывно, не беспокоясь о том, что могу ослепнуть. Проходит еще пара минут, прежде чем он оборачивается и смотрит мне прямо в глаза. Черт. Кажется, я прожег дыру. Так тебе и надо, Снейп. Нечего быть таким… Снейпом. Я отвожу взгляд не сразу, а потом еще секунду чувствую, что сам он не торопится этого делать. Или просто придумываю себе. Не знаю и не хочу знать. Через несколько минут музыка становится громче, некоторые из гостей начинают озираться. Только тогда я замечаю, что весь первый ряд занят рыжими головами, и ненамеренно прячу глаза. Затем откуда-то сзади медленно, гордо и невозможно красиво наконец выходят Чарли с Коннором, и у цветочной арки впереди их встречает пожилой маг. Вся церемония занимает минут тридцать — приветствия, официальные слова, клятвы, длинное запутанное заклинание, обмен кольцами, поцелуй… Улыбки, объятия и всеобщее счастье. Из первого ряда поднимается миссис Уизли и объявляет, что новобрачные с ближайшими родственниками отправляются делать закатные фотографии, а гости пока приглашаются в шатер на коктейльный час перед ужином. Стихия снова выносит меня туда, куда, по ее мнению, мне совершенно необходимо попасть. В шатре играет легкая музыка, официанты с подносами шныряют между высокими круглыми столиками, разбросанными по площади. Люди сразу разбиваются на группы, кучкуются у этих столов, и мерное щебетание чужих голосов заполняет пространство. Я подхватываю треугольный бокал с чем-то бледно-розовым с подноса пролетающей мимо девушки в белом фартучке и отхожу в сторону, на границу навеса с внешним миром. Солнце клонится к закату, и тени ото всех предметов выглядят необычайно длинными. Я пью коктейль и смотрю на солнце, на эти тени, выглядываю где-то вдали силуэты обнимающихся в разных позах и комбинациях перед фотографом людей. Считаю, сколько разных оттенков розового и желтого раскидано на садовых клумбах, начинаю даже считать гостей, но быстро понимаю, что это бесполезно, и вместо этого пересчитываю столики. Двадцать шесть. Много, много людей. Я пытаюсь обмануть себя, что не задерживаю взгляд на Снейпе ни на мгновение больше, чем на других, но этот самый я почему-то оказывается чересчур прозорливым и никак не может качественно обмануться. Я пробегаю по нему глазами минимум десять раз, прежде чем меняю пустой треугольный бокал на высокий наполненный. Снейп постоянно с кем-то говорит, и смотреть на это так странно и непривычно, будто это кто-то другой натянул на себя его кожу, научился говорить его голосом и смотрит его глазами. Ни одного знакомого выражения лица, разве что брови кривит совершенно так же. Я вспоминаю человека, который втоптал меня в грязь пять лет назад, и не узнаю его в этом Снейпе. От этого осознания внутри приятное удивление перемешивается с давно забытой горькой обидой, которую я, как приличный человек, еще пару лет после случившегося упоительно обсасывал со всех сторон, пока не осточертело окончательно. Коктейль в желудке плохо влияет на коктейль в голове. Мне хочется пойти и высказать ему что-нибудь, я даже делаю несколько шагов по направлению к столу, где он так мило общается с несколькими незнакомцами, стоит, облокотившись небрежно и, кажется, пьет шампанское, но останавливаюсь вовремя, не успев наломать слишком много дров. Понимаю, что сколько-то все-таки наломал, когда он опять встречается со мной внимательным взглядом издалека — глаза прищурены, брови немного нахмурены, это выражение лица пригвождает меня к полу на секунду, а затем я поспешно делаю вид, что шел куда-то в другое место. С улыбкой паркуюсь у столика с четырьмя пожилыми леди — наверное, тетушками или бабушками Уизли — и встреваю в их разговор так органично, будто сразу же так и собирался. Столик со Снейпом остается на периферии зрения, и от этого глаз чешется изнутри. Обернуться, посмотреть — не надо — но очень же хочется — нельзя, нельзя, нель… С реакцией даже на периферии у меня все отлично — недаром лучшим ловцом Хогвартса был когда-то. То, что Снейп с бокалом в руке отходит от стола, долетает до моего сознания, кажется, за мгновение до того, как действительно происходит. Я с удвоенным старанием киваю в ответ на реплику одной из пожилых леди, пока у меня где-то сбоку открывается третий глаз и следит за Снейпом — иного объяснения, почему я вижу его передвижения так четко, не находится. Он в метрах десяти по прямой, но с обходом всех столиков — наверное, в пятнадцати… До столкновения остаются считанные секунды — и откуда я вообще взял, что он идет ко мне? — когда к шатру приближаются Чарли с Коннором, дюжина родственников с обеих сторон и фотограф, и гости начинают им аплодировать. Как и все присутствующие, Снейп оборачивается в их сторону, и я тут же позорно сбегаю. Может, и не ко мне шел. Неважно. Остаток коктейльного часа я провожу за шатром на одном из запасных стульев, выставленных на траве за колышущейся на ветру белой шторой, и разглядываю облака. Ни одно из них не похоже на Снейпа. Затем повеселевшая от коктейлей стихия перетекает на несколько метров вперед, на крытую веранду отеля, где начинается ужин. Длинный П-образный стол уже полностью сервирован, и люди разбредаются по местам. Я в неуверенности стою и жду, пока решение само не придет мне в голову, но свободных стульев становится все меньше, и в итоге я падаю на первый попавшийся, слева от которого сидит какой-то мужчина, а справа место еще пустует. Я улыбаюсь сидящим напротив и они улыбаются мне. Сбоку мелькает какая-то тень, а затем на стул рядом садится человек. Я узнаю его как будто бы просто по духу, и даже взгляд не поднимаю, а сердце уже немедленно требует покинуть грудь. Я смотрю на тарелку салата перед собой и думаю, что если бы это дурацкое сердце пробило сейчас мои ребра, то упало бы точно на подушку из зелени. Потом я бы подвинул эту тарелку к Снейпу. Он бы не стал это есть. Пока остальные усаживаются, я, не поднимая глаз, спрашиваю негромко: — Преследуете меня? Но он слышит, наклоняется ко мне и отвечает: — Может быть. Этот голос бьет по ушам, забирается внутрь, рвет перепонку и вонзается прямо в мозг. Я чувствую его близость, а через долю секунды — ее недостаток. Кошусь в сторону — он сидит на своем стуле абсолютно ровно. — Зачем? — говорю спокойно. — Хотел спросить, как дела, — краем губ ухмыляется он. — Ну, спрашивайте. Последние из людей садятся на свои стулья, и впереди, во главе стола, миссис Уизли поднимается и начинает что-то вещать. — Как ваши дела, Поттер? — спрашивает он вполголоса, чтобы не мешать другим. — Нормально, — так же тихо отвечаю я и откидываюсь на спинку, смотрю Снейпу в затылок. Он закрывает мне весь обзор. Хотя не то чтобы я собирался смотреть на кого-то ещё. Потом он молчит, будто бы внимательно слушает восторженную речь миссис Уизли — а может быть и на самом деле слушает, кто его разберет. Она объявляет начало пира и приглашает всех желающих не стесняться и поднимать тосты за новобрачных. Бокалы шампанского в чужих руках тут же неровными рядами взлетают в воздух, кто-то встает сказать свой тост, где-то уже начинают звенеть вилки. Снейп с бокалом в руке тоже откидывается на спинку стула, и мое периферийное зрение с исключительной четкостью транслирует мне в голову изображение того, как внимательно он на меня смотрит. — Вам очень идет эта мантия, — вдруг говорит он бархатно, но в то же время так обыденно, будто только и делает, что сыплет комплиментами дни напролет. Я поворачиваю к нему голову резко, пораженный, ожидавший чего угодно кроме этого. Снейп смотрит мне в глаза и пожимает плечами, видя мою реакцию. Делает глоток шампанского, не отводя глаз. — Кхм, спасибо. — Вы сильно изменились, — говорит он, ставя бокал на стол и наконец отворачиваясь. Потеряв зрительный контакт, я мысленно выдыхаю. — Вы тоже, — отвечаю, не думая, и приступаю к еде. Где-то на фоне то ли друг, то ли родственник Коннора толкает речь. — Пришли на вечеринку, мило болтаете со всеми. Ведете себя, как обычный человек. Третьим глазом, шестым чувством вижу, как Снейп бросает на меня взгляд, приподняв бровь. — Я и есть обычный человек, Поттер, — отвечает он. Я непроизвольно фыркаю от этого абсурдного утверждения и давлюсь листом салата. Кашляю деликатно всего один раз, хотя хочется разразиться на весь зал, как иногда делал дядя Вернон. Кряхчу: — Скажете еще. Снейп закатывает глаза: — Стоит только немного сменить стиль общения, и все сразу спрашивают, что случилось, а затем начинают приглашать на свадьбы. — Действительно, кошмар, — усмехаюсь я. И напряжение почему-то постепенно отступает. Каким-то невероятным образом мы продолжаем разговаривать. Пустые тарелки самостоятельно улетают из-под носа, сменяются блюда, бокалы вновь наполняются шампанским, а Снейп спрашивает меня, чем я занимаюсь по жизни, и комментирует качество местной еды. Я готов поклясться, что это точно какой-то незнакомец притворяется Снейпом, просто чтобы надо мной поиздеваться. Хотя, чтобы надо мной поиздеваться, он мог бы вспомнить, что произошло пять лет назад, но он почему-то вообще ни единым словом не касается тем прошлого. Мысленно я молюсь и матерюсь одновременно. Завожу легкий бессмысленный разговор с четырьмя нашими соседями по столу и почти чувствую себя человеком. Пропускаю торжественный вынос торта, потому что, разомлев от еды и шампанского, опять сижу, откинувшись на спинку стула, и пялюсь Снейпу в затылок. Старательно отвожу глаза, когда он поворачивает к кому-нибудь голову так, что я теоретически могу попасть на периферию его зрения. Кто знает, может, она ему транслирует все так же качественно, как мне — моя. И самые глупые из самых глупых мыслей в этот момент летают в моей голове. Не знаю, как затылок может быть красивым, но у него такой есть. И с такой прической я его никогда раньше не видел, а теперь вот увидел и будто познал истину. Не скрытые более волосами уши почему-то тоже красивые. И висок, и щека, и остро очерченная нижняя челюсть. И мне даже видеть этого не надо, чтобы знать, как красиво шевелятся его губы, произнося самые обычные слова. Я абсолютно уверен, что он в курсе, насколько внимательно я на него смотрю. Но он ничего не говорит по этому поводу. После выноса и разрезания торта я успешно пропускаю и его употребление. А когда объявляют окончание ужина и начало вечеринки, сама собой распахивается широкая стеклянная дверь веранды и я с удивлением понимаю, что снаружи уже совершенно темно. Оттуда играет музыка и веет тихий ветерок. Стихия теряет свою мощь, и уже не толпа вытекает обратно на улицу, а лишь ее половина, и то — очень медленно и постепенно. Многие остаются за столом, не желая прерывать беседы, а кто-то просто сидит со скучающим видом. Я встаю, тоже собираясь пойти проветриться, и усиленно делаю вид, что Снейпа не существует. Я не буду на него смотреть, гадая, пойдет ли он со мной, продолжится ли это странное взаимодействие между нами, потому что если нет, то будет слишком жаль. И я иду. Иду один, и Снейп идет тоже. Не за мной, не со мной, но я точно знаю, что он по крайней мере встал из-за стола. Летняя ночь вливается в мои легкие, точно вода в горло умирающего в пустыне. Я вдыхаю глубоко, пока в них не кончается место, а потом стою и просто смотрю вперед, в сад и на его границу с лесом — где-то там, я видел, есть несколько скамеек вдоль извилистой дорожки. Можно сбежать и больше не возвращаться сюда, но уже почему-то не очень хочется. Здесь шатер, теперь уютно подсвеченный летающими оранжевыми фонариками и прыгающими по полу разноцветными бликами. Бодрая музыка играет громко, но не настолько, чтобы раздражать человека, который не планирует танцевать. Многие пока еще только стоят у края, рассматривая происходящее, но некоторые — особенно пожилые тетушки, которым уже нечего стесняться, — пустились в пляс. Я с полуулыбкой наблюдаю за ними и за тем, как к ним постепенно присоединяются все больше человек. Затем в противоположном конце шатра я замечаю бар — настоящий, с барменом, барной стойкой и высокими стульями. В магическом мире такое редко увидишь — обычно все как-то само происходит, никто по минуте не трясет твой коктейль со льдом, он просто прилетает в твою руку безо всякого усилия с чьей-либо стороны. Туда я пока не иду. Стою и смотрю на этот лес, как дурак, будто никогда леса не видел. Хотя на самом деле уже давно — и лес не видел, и сад, и небо, и ночь. Заперся в доме и думал, что все нормально. Но, кажется, нет. Иду вперед, в темноту, просто немного посидеть в одиночестве. Это, наверное, шампанское путает мои мысли, когда я вместо того, чтобы просто впитывать ночь, начинаю опять думать про Снейпа. Было бы, конечно, странно ожидать, что этого не случится. Я даже вполне себе обманулся, решив, что иду сюда не для этого. Я мусолил ту свою обиду со всех сторон так долго, что теперь она не может стать чем-то большим, чем просто старое воспоминание. Воспроизводить его не стыдно и не грустно — я будто всего лишь включаю фильм, который не имеет к моей жизни никакого отношения. Хотя пялился я на Снейпа тем летом девяносто восьмого так же неотрывно и интенсивно, как сегодня во время торта. Просто не мог отвернуться, не мог закрыть или отвести глаза. Только сегодня это продолжалось две минуты, а тогда — практически все три месяца, пока мы отстраивали Хогвартс. И я не знаю, какого черта мне в этом Снейпе понадобилось, но этот вопрос я закрыл уже слишком давно. О тех временах у меня больше вообще нет никаких вопросов, они утеряли свой смысл, выцвели, растворились в истории и разлетелись на пыль. Я не спрашиваю себя, почему тоже иногда ловил на себе его взгляды. Не спрашиваю, почему, когда я пришел к нему тогда на исходе августа, он решил так резко отреагировать на мое признание. Я очень давно уже не спрашиваю себя, почему после этого он не вернулся в школу. И я определенно не хочу поднимать сегодня эту тему. И благодарю Мерлина за то, что тот иррациональный порыв что-нибудь ему предъявить так и остался нереализованным пару часов назад. Свет и музыка от шатра почему-то прибавляют спокойствия: нет ни чувства полного одиночества, ни перегрузки ненужными взаимодействиями. Я понимаю, что провел здесь уже приличное количество времени, когда прислушиваюсь и улавливаю смену настроения в музыке. Люди устали, навеселились, и теперь им начали включать медляки. Скоро расходиться. Поэтому можно и вернуться. Иду по краю шатра, обходя небольшие скопления общающихся гостей, поглядываю на танцующие пары. В центре замечаю уставших и счастливых Чарли и Коннора, покачивающихся в обнимку. А чуть в стороне — Снейпа с какой-то женщиной. Он танцует с ней — я не смотрю, как и насколько близко, меня словно отбрасывает ударом тока, и я отворачиваюсь резко, кусая губы и на ходу прикрывая глаза. Дохожу до бара, карабкаюсь на стул, по-детски ставлю локти на стол и прячу лицо в ладонях, пытаясь хотя бы дышать. Получается плохо. Пальцы дрожат, лицо горит, а в голове назойливо жужжит желание обернуться. Это мазохизм? Запретный плод? Обычное сумасшествие? Наверное, все одновременно. За еще несколько вдохов и выдохов я немного прихожу в себя, заказываю коктейль и все-таки решаю обернуться. Это худшее из всего, что я могу сейчас увидеть, но мне просто необходимо посмотреть. Я хочу знать, как он держит ее, наклоняется ли к ее уху, чтобы что-то сказать, гладят ли его пальцы ее талию, блестят ли его глаза… Я оборачиваюсь и вижу, как он за руку отводит ее к краю танцпола. Он делает легкий кивок, она — незатейливый реверанс. Затем он уходит. Через несколько шагов он останавливается и начинает оглядываться. Встречаюсь с ним глазами. Когда он, не отрывая взгляда, в третий раз за день начинает идти в мою сторону, сердце подскакивает в горло и норовит вылезти через рот. Мне кажется, что я опять все неправильно понял, но между нами остается метров пять, и здесь больше некуда сворачивать. Может быть, он идет к бару? Почему он смотрит на меня? Мельком благодарю бармена, который ставит передо мной — хотя уже перед моей спиной — пузатый бокал с чем-то красным. Снейп доходит до меня, останавливается в полуметре, смотрит и молчит. Смотрю и молчу. Пульсация крови в ушах заглушает музыку. Он протягивает мне руку. Глаза у него блестят. — Вы приглашаете меня? — хрипло спрашиваю очевидное. — Да, — подтверждает он. — Нас увидит сотня человек. — Беспокоитесь о своей репутации, Поттер? — усмехается он, кривя бровь. И сразу же продолжает: — Вы потанцуете со мной? Чувство такое, будто эти его глаза превратились в какой-то гипнотический узор. И я, как в тумане, вкладываю свою ладонь в его. Пару шагов мы просто проходим, отдаляясь от бара, а затем он разворачивается ко мне. Я приклеиваюсь взглядом к его глазам и свободную руку кладу ему на плечо, а он своей обнимает меня за спину. Я не дышу. Он делает шаг на меня, и я, повинуясь, отступаю. Мозг не помнит, какие сигналы нужно посылать ногам, чтобы те пришли в движение, но все равно получается что-то сносное. Вторым шагом Снейп тянет меня на себя, сильной рукой задавая направление. Я чувствую себя плавящейся свечой, которой до того, чтобы расплыться лужей по полу, нужно еще всего десять секунд. Снейп ухмыляется, приближает свое лицо к моему уху. — Вы в ужасе, — говорит он немного хрипло. — Да, — отвечаю я, облизывая губы. — Но это ничего. Мы движемся медленно, я не путаюсь в ногах и не хватаюсь за Снейпа слишком крепко, не отрываюсь от его глаз. В них что-то совершенно непривычное, чего там не могло оказаться ни при каких условиях. Взгляд его теплый и какой-то… Восхищенный. Или это просто шампанское так на него действует. Но даже если и так, я хочу впитать в себя этот взгляд в таком количестве, в каком он позволяет. Окружение смазывается в сплошной размытый хоровод бликов и звуков. Никого больше не существует. Затем он смещает руку ниже — со спины на талию — и еле ощутимо притягивает меня к себе. И говорит как-то слишком честно: — Мне пришлось час танцевать с другими и ждать, пока вы нагуляетесь. …Что? Я чуть не спотыкаюсь на месте. — Но ожидание стоило того? — спрашиваю уже практически без сознания. — Несомненно, — тихо говорит он, вновь наклоняясь ко мне. Затем рассматривает мое лицо несколько долгих секунд и наконец произносит: — Вы необычайно очаровательны, когда краснеете, Поттер. Мы уже почти не танцуем в нормальном понимании этого слова. Просто топчемся, покачиваемся на месте, держась друг за друга, не обращая внимания на музыку. Со стороны, наверное, выглядит чертовски странно. Я пытаюсь сдержать отчаянно рвущуюся на лицо улыбку и, наверное, краснею еще сильнее. — Никогда бы не подумал, что мне будет делать комплименты сам профессор Снейп. Он слегка дергает бровью и говорит: — Зовите меня Северус. Горячая волна пробегает по телу сверху вниз. Надеюсь, он не чувствует моей дрожи. Отвечаю: — Я не смогу, но ладно. И мы танцуем. Я смотрю на него до тех пор, пока в глазах не становится мутно. Ноги слабеют, и я чуть сильнее сжимаю свою руку в его ладони. — Мне нужно сесть, кружится голова. Взгляд его сразу же становится серьезным, он останавливается и сжимает пальцы в ответ: — Я вас провожу. За руку он ведет меня к барной стойке и отпускает только тогда, когда я твердо усаживаюсь на высоком стуле. Сам садится на соседний. Я оборачиваюсь к бармену и вижу одиноко стоящий коктейль, который он подал мне раньше. Я бы сказал, что весь лед там уже растаял, но правда в том, что меня не было тут всего минут пять; это только в субъективной реальности прошло шестнадцать часов. Прошу стакан воды и медленно прихожу в себя, насколько это возможно. Снейп сидит рядом и не отвлекает от важного процесса. — Это было… Очень мило, — наконец неловко выдавливаю я. — Согласен. И ваша драгоценная репутация даже почти не пострадала, — усмехается он. Хмурюсь и делаю глоток воды: — В каком смысле «почти»? — Ну… Поворачиваюсь к нему с подозрением — он смотрит куда-то в сторону. Слежу за направлением его взгляда и не вижу ничего особенного. Кто-то танцует, кто-то нет. Снейп кивает на молодого человека, стоящего у края шатра. Под мышкой у него зажата колдокамера. — Это один из репортеров «Пророка», и смотрел он на нас чрезвычайно заинтересовано. Я падаю лбом на стол и стону: — Не-е-е-ет… Все кости в теле мгновенно исчезают, и я превращаюсь в слизня. Спускаю ноги с подножки барного стула, тянусь ими к полу, сползаю с сидения вниз и сажусь на эту подножку, прячась под столом. Нет, нет, ну только не репортеры, пожалуйста! Снейп с удивлением заглядывает под барную стойку, а затем тихо смеется. Сквозь мое страдание этот звук прорывается, как через толстый слой воды, но все же достигает ушей. И я улыбаюсь. Снейп выпрямляется, а потом протягивает мне под стол тот самый бокал с подтаявшим красным коктейлем. — Расслабьтесь. Ничего страшного не произошло. Беру бокал, пробую и даже не чувствую себя глупо в этом положении. — Зачем вообще журналисты на свадьбе? — ворчу я из-под стола. — Потому что это свадьба знаменитого драконолога и держателя элитного магазина, и всем, конечно же, будет крайне интересно об этом почитать? Я бурчу что-то невразумительное в ответ, собираюсь с мыслями и через пару минут вылезаю, сажусь обратно на стул. — Не беспокойтесь, про нас ему пока нечего писать, — говорит он мирно. Потом наклоняется ко мне и почти заговорщически понижает голос: — Если вы, конечно, не хотите дать ему повода. Я чуть не давлюсь коктейлем, но вовремя беру себя в руки. И делаю вид, что пропустил эту нахальную фразу мимо ушей. — Спасибо, но популярности в газетах мне хватило на несколько жизней вперед. — Поэтому вы не появились в них ни разу за последние несколько лет? — Снейп бросает на меня короткий взгляд. — Вы читаете «Пророк»? — неподдельно удивляюсь я. — И великие умы иногда наслаждаются крайне простыми вещами, — криво усмехается он. В голосе его я чувствую такую неприкрытую провокацию, что если бы она оказалась лишь плодом моего воображения, я бы выдал себе награду за самую бурную фантазию в мире. Это удочка, заброшенная в пруд. Ловушка, присыпанная сухими листьями. Мышеловка, которая сломает мне шею, как только я попадусь. И я попадаюсь так самоотверженно, будто был создан для этого. — И какие же еще простые вещи приносят вам наслаждение? Снейп улыбается одним уголком губ и сразу приходит в движение. Он встает со стула, двумя пальцами подхватывает бокал, в котором осталось полглотка моего коктейля, и опустошает его. Обходит меня и останавливается слева, вполоборота: — Например, прогулки по саду в приятной компании. — Полагаю, сегодня эту роль буду играть я? — Именно. Ночной летний сад так же прекрасен, как был час назад, но теперь к чувству свежести и легкости добавляется волнение от осознания того, кто сейчас шагает рядом. Все силы я направляю на то, чтобы делать вид, что все нормально. Мы идем по дугообразной вымощенной дорожке куда-то в сторону от шатра, не знаю куда конкретно — я, конечно, уже все здесь обходил, но ни черта не запомнил. Одинаковые клумбы, скамеечки, стильно подстриженные деревья, копии знаменитых статуй, пара маленьких фонтанов. Взгляду не за что зацепиться. Музыка постепенно отдаляется, одинокие фонари стоят слишком далеко друг от друга, чтобы нормально осветить путь. Я медленно иду со Снейпом куда-то в тишину и темноту, и прохладный воздух немного освежает мою голову. Реальность заползает в нее медленно, словно сомневается в чем-то, и я выталкиваю ее наружу без единого сомнения как совершенно ненужную сейчас вещь. Доходим до края сада — от остального мира его отделяет красивый каменный забор, за которым начинается поросший деревьями овраг. Рядом с этой природной естественностью территория отеля кажется слишком искусственной, геометрически правильной, будто ее намеренно приподняли на десяток метров над этим лесом. А может, и не будто — отель для волшебников, от них можно и не такого ожидать. Я думаю над этим вслух, нарушая тишину, но почему-то не нарушая покоя. — Согласен. Эти волшебники уже совсем с ума посходили, — фыркает Снейп. — В «Придире» раз в месяц печатают подборки свежеизобретенных заклинаний — одно абсурднее другого, — улыбаюсь я в ответ. — Каждый раз начинаю сомневаться в разумности человечества. — В моей памяти со школьных лет сохранилась тонна странных, специфических заклинаний. Мы придумывали их в свободное время, использовали пару раз и никогда больше к ним не возвращались. Я бросаю на него быстрый взгляд: — Покажите. — Сейчас бы вспомнить те, которые по сегодняшним меркам не считаются темной магией, — ухмыляется он после мгновения задумчивости. Затем отступает на шаг, достает палочку, наставляет ее на меня и говорит с азартным вызовом в голосе: — Защищайтесь. — Дуэль на странных заклинаниях? — удивляюсь я, но тоже достаю палочку. — Исключительно безвредных, — кивает Снейп. Затем, в качестве примера, он бросает в меня первое заклинание из своей коллекции — подстриженная трава под моими ногами вдруг начинает удлиняться, за секунду вырастает до уровня груди и колышется вокруг, как шелестящий зеленый кокон. Я в растерянности провожу по ней рукой, и в месте касания она раздвигается, как живая. — Развлечение первокурсников на перемене, — усмехаюсь я и в ответ наколдовываю Снейпу камни в карманах. Выхожу из кокона, и Снейп тоже смещается в сторону. Мы движемся по кругу, как два собирающихся напасть друг на друга зверя, с той только разницей, что вместо нападения он приклеивает рукава моей мантии к ее бокам, а я запускаю ему птицу в волосы и смеюсь, когда она, зацепившись когтями, вытягивает прядь из его хвоста. Снейп поднимает бровь и колдует рядом с моим лицом призрачное изображение профессора Макгонагалл, неодобрительно качающей головой, а я вызываю под Снейпом резкий порыв холодного ветра, поднимающий полы его мантии. Он за миг оглядывает себя, затем затуманивает стекла моих очков, и в этой секундной дезориентации я слышу пару быстрых, мягких шагов по траве, сзади ко мне почти прижимается тело, а когда туман спадает, я понимаю, что Снейп держит свою палочку у моего горла на манер кинжала. — Победил, — шепчет он мне на ухо и касается палочкой шеи. Затем так же быстро отходит на изначальную позицию с играющей на лице хищной улыбкой. Мы продолжаем игру. Заклинания летят быстро, и мы, наверное, все больше походим на сумасшедших, но это сейчас совершенно неважно. После еще нескольких выпадов я призываю цветочное облако вокруг его головы — разноцветные лепестки осыпаются на одежду, а летающая пыльца заставляет его сощуриться на ту секунду, которая необходима мне, чтобы тоже подобраться поближе. Встаю перед ним и тоже приставляю палочку к шее. Цветы исчезают, Снейп фыркает и открывает глаза. Косится на палочку, поднимает бровь и говорит: — Не оригинально. Я пожимаю плечами: — Но хотя бы победил? Снейп одним резким, неуловимым движением выхватывает палочку из моей руки, и я не успеваю возмутиться или испугаться, как он подходит ко мне вплотную, глядя в глаза. Говорит тихо: — Ничья, — и прячет ее во внутреннем кармане моей мантии. Дыхание у меня перехватывает. Он так и остается на этом месте и смотрит так внимательно, что воздух вокруг как будто начинает густеть. Я кладу ладонь на его грудь, указательным пальцем касаясь холодной пуговицы сюртука, и тоже не отвожу глаз. Внезапно он бросает недовольный взгляд куда-то в сторону, туда, откуда мы пришли, и издает раздраженный вздох. — Петрификус или уходим? — спрашивает Снейп. — Что?.. — Я оборачиваюсь, и сердце мое тут же падает на дно желудка. Там, на одной из десятка одинаковых скамеек, под светом оранжевого фонаря сидит тот самый парень с колдокамерой и выжидающе смотрит на нас. Хочется кричать, рычать и убивать. Я делаю глубокий, очень медленный вдох, а затем такой же терпеливый выдох. Снейп усмехается: — Можем сразу Аваду. — Лучше уходим. Он не медлит ни секунды: сгребает меня за талию и тут же аппарирует. Мы появляемся где-то на улице с точно таким же запахом цветов — я удивленно оглядываюсь и понимаю, что мы на площадке для аппарации этого же отеля, так и стоим, прижатые друг к другу, и ни один из нас, кажется, не собирается отпускать. — У вас есть понятие личного пространства? — пытаюсь усмехнуться я, хотя сердце мое колотится на пределе своих возможностей. — Есть, — тихо отвечает он. — Но сейчас в нем нет необходимости. — Тогда сделайте что-нибудь полезное с его отсутствием, — выдыхаю я. — Точно? — Он приближает свое лицо к моему так близко, что я чувствую тепло его дыхания на своей коже. Я смотрю на его губы, затем в глаза, затем еще раз туда и обратно. — Да. Его губы прикасаются к моим медленно, невесомо, он почти не двигается, просто держит их сомкнутыми до тех пор, пока я сам не предпринимаю попытку усилить контакт. Целую его долго и настойчиво — сначала как нормальный человек, а потом полностью схожу с ума, подключая язык, зубы и руки. Обвиваю его шею, хватаюсь, будто бы не смогу устоять сам, и от ощущения теплой кожи под пальцами разряды электричества летят по телу. Я его, наверное, вообще никогда в жизни не трогал, на самом деле, и никогда не думал, что смогу. Отрываюсь несколько мучительно прекрасных минут спустя, дышу глубоко, чувствую на себе тяжелый, немного безумный взгляд его блестящих в темноте глаз. — Что сейчас конкретно происходит? — спрашиваю шепотом, не думая. — Мне кажется, это вполне очевидно, — хрипло отвечает он. — Я просто… Не понимаю, почему вы… Почему вы это делаете. Он кладет мне руку на щеку и большим пальцем касается нижней губы. — Когда жизнь дает второй шанс, большая ошибка — им не воспользоваться. Я нервно усмехаюсь. Ну да, с первым шансом он поступил… Странно. Вдалеке слышатся чьи-то веселые голоса, и я опять пугаюсь, что нас увидят, но в этой почти беспросветной тени с такого расстояния кого-то разглядеть может разве что кошка. Надеюсь, Макгонагалл здесь нет. Не видел, по крайней мере. С удивлением понимаю, что все эти люди идут к отелю. — Они остаются на ночь? — спрашиваю почему-то снова шепотом. — Это была одна из опций в приглашении, — кивает Снейп. — Вы вообще читали его? — Нет. Он молчит несколько секунд, глядя в сторону, а затем внезапно говорит: — Я тоже взял для себя номер. — Сердце единожды бьет меня в грудь изнутри, точно железный кулак. — На случай непредвиденных обстоятельств. Я не верю в то, что вдруг стал его «непредвиденным обстоятельством», но реальность как будто хочет заставить меня в это поверить — в этой реальности Снейп снова целует меня, пока гости не скрываются в здании и еще несколько минут сверху — чтобы наверняка. Затем отходит на шаг и одним коротким взглядом зовет за собой, и я держу его за руку всю дорогу до дверей, отпускаю только, когда мы заходим в тускло освещенный холл. Я прячу глаза от ведьмы на ресепшене и от самого Снейпа, пока мы идем до номера, а там, сразу после щелчка замка, он пригвождает меня к двери всем своим телом, и его озверевшие руки врываются под мою одежду, сжимают почти до боли, и искры в его глазах сверкают все ярче. И я не думаю ни о чем ни в этот момент, ни два часа спустя, не позволяю мыслям улетать слишком далеко, держу их под контролем, даже когда срывающиеся с губ стоны означают полную потерю этого контроля над собственным телом. А потом, когда ранний летний рассвет сквозь наскоро задернутые шторы уже бросает лучи на его обнаженную кожу, я никак не могу сомкнуть глаз, просто лежу на его плече и вдыхаю его запах, слушая тихое дыхание, ощущая такую настоящую тяжесть его руки на моей спине. Свет — это еще не значит утро. Это слово несет в себе груз решений и разговоров, необходимость встать на ноги и сделать следующий шаг. И пока я лежу здесь, будто вне времени и пространства, можно все еще считать это ночью. Излишне светлой и теплой, но обычной ночью, которая не закончится, если ее об этом не попросить. Я не прошу. И не хочу знать о том, что случится со мною утром.