* * *
Пол года назад
Снято. Это был последний дубль не такой уж и долгой съёмки по сравнению с другими, однако у Энджела было чувство, будто с него сняли очень тяжёлый груз. Он так устал, что почти не запомнил того, что говорил в конце дубля. Вваливаясь в гримёрную, тут же упал на диван лицом вниз, прикрывая глаза. Мягкий на ощупь халат сполз с плеч и задрался у подола, но порнозвезда даже не собирался его поправлять. Хотелось убиться, а сильнее этого только спать. Потихоньку проваливаясь в усталый сон, он слышал сквозь пелену дремоты, как за дверью пакует манатки команда операторов, как Валентино обсуждает что-то с Тревисом, как беседуют актёры суккубы, которые выебали сегодня последний дух из Энджела. И вот проходит пара минут, Энджел наглухо уснул, а за ним даже никто не зашёл. Так даже лучше, может быть он сможет хотя бы немного выспаться. Не смотря на безумно расплывчатый график, завтра у него выходной. День спокойствия. Глубоко вздохнув и прокряхтев, Энджел перевернулся на спину. Он, кажется, отлежал себе пару конечностей, блядство. Еле открывая глаза, он закинул одну из рук ко лбу. — Сука… — тихо выругался, осматриваясь. В его гримерной всё было по прежнему: большое зеркало в пол у двери; вешалка с всевозможной одеждой и париками для съёмок, множество от которых Энджела уже тошнило; пурпурный будуар с крутящимся стулом рядом; двери на балкон и белые пушистые тапочки возле дивана. Всё такое знакомое и приевшееся. Переоделся в свой привычный костюм, вышел на балкон, закурил. Оперевшись локтями нижней пары рук, энджел глянул вниз, замечая парочку операторов у одной из колон. Что они тут забыли? Сколько вообще сейчас времени? Два грешника что-то мирно обсуждали, пока один из них проверял комплектацию съемочной аппаратуры, а второй перебирал какие-то бумаги и, кажется, с трудом запихивал их к себе в сумку. Энждел не знал их имён, хотя и видел не первый раз. Грешники продолжали беседовать, когда один из них спокойно похлопал друга по плечу, скорее всего, выкидывая какую-то шутку, на что второй лишь тихо посмеялся. Стало некомфортно. Тошно… Ему нужно написать Черри и по-хорошему встретиться с ней. С этой мыслей он исчез за дверьми, словно никогда не выходил на балкон.* * *
Географ пропил свой глобус с таким же успехом, как Хаск сейчас пропивал свою заплату. А если говорить точнее, он снова выпивал на рабочем месте. Выпивал закупленный хозяином заведения алкоголь, суммы которого регулярно вчитались из зарплаты местного бармена. Прикладываясь губами к горлу бутылки, он снова делает глоток, последний на сегодня, ведь бар нужно было уже закрывать. Посетителей не было уже несколько часов, и только один на голову отбитый пианист, которого приглашали сюда время от времени, играл какую-то незаурядную мелодию себе в удовольствие. Когда-то это место было чуть ли не самой горячей точкой на всём круге зависти. Лет 30 назад оно считалось не просто баром, а полноценным кабаре. Большое помещение вечно кишило импами, демонами и другими грешниками, а суккубы и инкубы были чуть ли не постоянными гостями этого заведения. Джазовые мотивы играли круглые сутки с этой невысокой сцены. Высокие дамы, чем-то вечно напоминавшие Хаску тюльпаны, исполняли фламенко или канкан. Постоянно билась посуда, и разливался алкоголь, но это отнюдь не делало заведение хуже. Теперь от джазовой обители увёртливых кавалеров, хитрых дам и умелых музыкантов остались только бетонные колонны, пошарпанный паркет, да барельефные полки со скудной пищей на складе. Хаск работал здесь много лет, и работает до сих пор. Он имел всё: начиная от собственного казино и заканчивая ежечасными удачными руками в той или иной покерной раздаче. Конкурентов у него не было, да и быть не могло. Он ел, что хотел; пил, что хотел; покупал, что хотел; спал, с кем хотел; он жил так, как сам того хотел. Всё произошло слишком быстро, словно он никогда не был оверлордом, словно у него в жизни не было славы и свободы. Аластор, назло всем возмущениям кота, вынудил его работать в здесь, прокомментировав тем, что хочет, чтобы его новый подчинённый не существовал без дела, не сидел на шее и всегда был в зоне досягаемости. Издевательство. А Аластор любил издеваться, ещё как любил. Хаск терпеть не мог эту злосчастную широкую улыбку на его лице. Тошно от одной только мысли. Протирая стойку небольшим серым полотенцем, Хаск тяжело вздохнул и потянулся в спине. Позвоночник выгнулся и прохрустел. «Старость — не в радость» — подумал он. Утомился. Мысли каждый день крутились вокруг одного и того же: не справляешься, не вывозишь. Хотя ожидать чего-то хорошего в аду было бы наивно, на то он и ад. А ведь всё могло быть хорошо, если бы в тот день, он не поставил бы на кон свою душу… На что только надеялся, идиот. Никому не верящий, ничего не слышащий оверлорд пал так же, как и сотни других, однако Аластор подчёркивал, что Хаску очень повезло не примкнуть в ряды многочисленных теневых приспешников радио демона. Хотелось бы знать, что хорошего в этом ебучем везении. Он непринужденно вышел из-за металлической стойки. Пьяный взгляд скользнул на пустой зал, на тусклые желтоватые лампы, свет которых отражался в каждом стакане и каждой бутылке, убранной Хаском на полки несколько минут назад. Смутные тени прошлых заказов обволакивали его память, отпечатываясь на каждом шаге к выходу, словно невидимые наручники, носящие его душу. «Раньше было лучше» — эта фраза ежечасно пронизывала его мысли. Если от воспоминаний о том, что ты кому-то принадлежишь раньше спасала приятная обстановка, то сейчас всё изменилось. Его сердце уже давно устало биться в такт веселым мелодиям бара, с которым он был связан каждую ночь. Хаск вышел на улицу, где уже давно занимался рассвет, и потянулся в карман брюк за пачкой сигарет. Закурил. Привычный для него порядок действий. Глубоко затягиваясь, оставил сигарету во рту, зажимая между острых зубов, и устало опустил руки, засовывая в карманы. Это просто очередной день. Очередной бессмысленный день бессмысленного года этой до истомы бессмысленной жизни. Тошно.* * *
От Валентино ничего не слышно почти двое суток. Энджел с удивлением смотрел на пустующую переписку, где, казалось, было бы уместно подрисовать перекати-поле. Вариантов несколько: он напился до беспамятства, Вокс «конфисковал» его телефон, или он занят чем-то настолько важным, что не может найти и минутки, чтобы вынести мозг своему лучшему мальчику. Казалось бы, Энджел рад, что его оставили в покое на некоторое время, но почему-то казалось, что оно обязательно вернётся удвоенной болью на следующих съемках. А может и нет, кто знает. Переполненный подкожной тревогой, но полный «показушного» негодования внешне, Энджел сделал большой глоток коктейля, в очередной раз проверяя экран телефона. Они сидели в излюбленном Черри баре. Уж очень ей симпатизировал местный официант, о котором она уже не первую неделю выла Дасту. Под бликами закатного солнца, светившего из окна, стеклянные бокалы в руках обоих играют разноцветными отблесками, розовым у Энджела, а у Черри — золотым. Вокруг неудивительно много людей. Гости, беседуя за стойкой, украшенной сверкающей посудой, лишь украдкой поглядывают в сторону известного порнозвезды за столиком неподалёку, но Энджел привык, ему льстит такое внимание в свою сторону. — Энджи, забей ты хуй на него, — Черри не унималась в попытках успокоить друга. — Может он сдох вообще. — Не могу, он меня заебал, — громко отвечая, он всё же старался не строить никаких причино-следственных связей в голове. Уж слишком привык, что по его душу идёт охота, привык чувствовать себя жертвой обстоятельств и научился обороняться от нападок. А когда нападок нет — даже не знаешь, чего ожидать, это и пугало. Пугало быть не готовым. — Просто я не знаю. Что мне делать дальше? У меня же не выходной, почему этот гандон мне не пишет? — протараторил Энджел, нервно вскидывая руками. — Уже сутки прошли. Строить из себя злого и недовольного — это самый простой способ избежать летящей в голову эмоциональной пули. Нет, ему не вовсе страшно. Нет, ему не вовсе тревожно. Сейчас он позлится, и ему полегчает. Полегчает… Черри тяжело вздохнула, опустошая свой бокал и отвечая: — Не ной. И себе, и мне настроение этим Валом испортишь. Шли мысли о нём нахер, — выпалила девушка, выхватывая из рук Даста напиток и допивая его самостоятельно. —Эй! — он возмутился такому жесту подруги, недовольно хмурясь. — Коза, — поднялся с места, снова направляясь к бару, чтобы заказать новый коктейль. А лучше два. Мысленно уже поклялся себе, что если Черри снова покусится на его напиток — Энджел оторвёт ей руки. Возвращаясь, замер на полпути, держа в руках два бокала. Рядом с их столиком крутился тот самый официант, который так приглянулся Черри. По выражению лица подруги, можно было легко догадаться, что диалог начала уж точно не она. Слегка растерявшись, девушка уводила взгляд на поверхность стола, продолжая что-то активно обсуждать с ним. Она была, по своему обыкновению, шумной и активной, даже когда смущалась. И всё же, Энджел приблизился, натягивая на лицо хитрую ухмылку. — Сладкие, воркуете? — ехидно вкинул Даст, опускаясь на стул. — Энджи — это… — Черри улыбнулась, переводя взгляд на нового знакомого. Протянув последнее слово, она якобы намекала официанту представиться. — Серафим, — на удивление, высоким, совсем не подходящим ему голосом, ответил парень. Действительно, смотря на его большие закрученные рога и накаченное крупное тело, Энджел представлял, что он звучит чуть иначе… Даже не чуть, а совсем иначе. — Типа святой? — Черри хихикнула, поднимаясь и хватая официанта под локоть. — Энджи, извини, мне нужно срочно отлучится в ближайшую церковь, где делают таких красавчиков, — выпалив это, Черри потянула официанта на себя и потащила к выходу, всё так же держа за локоть. Официант не сказал ничего ни на восклицания Черри о его имени, ни на то, каким наглым образом она только что потащила его на свидание. Лишь ошеломлённым взглядом оглядывался вокруг. Как только они оказались у выхода, Черри оглянулась и показала Энджелу рукой знак «ок». Даст лишь поднял большой палец вверх, поддерживая подругу в её попытке подкатить к симпатичному парню. Хотя, сам Энджел не назвал бы его таким уж и симпатичным, каким его считала Черри. Обменявшись немыми намёками, они потеряли друг друга из виду: одна удалилась с Серафимом, а второй остался один. Снова. Какое же блядство. Энджел расстроился, но не подал виду. Блядь не должна публично грустить, максимум, негодовать и злиться. Чтож, пусть хотя бы Черри развлекается, кто Энджел такой, чтобы препятствовать её удовольствию. Всё же, настроение Даста — не проблемы той, кто всегда выручала, когда ему было херово: вытаскивала из дома, рассказывала шутки, иногда утягивала в драки. Она помогала ему не думать о том, как бывает иногда тяжело. Энджел, конечно, и видел моменты, когда девушка перегибала, но сейчас об этом хотелось думать меньше всего. Черри хорошая и заслуживает другой компании, помимо Энджела. Да… Именно. Поднося первый бокал ко рту, Даст сделал крупный глоток. Чуть не подавившись, подумал, что новый коктейль в разы крепче предыдущих. Или же это разливается горечь во рту от того, что он снова остался один? Да ну, бред. Снова открывая переписку с Валентино, Энджел тяжело вздыхает. — Может ты правда умер? — невзначай рассуждал он вслух.* * *
— Тупые выродки! — Валентино ругался на группу импов с чертежами в руках. Его речь обжигала, как огонь. Слова резали, как лезвие профессионально заточенного ножа. — Чем вы тут занимаетесь!? — С-сер… — один из импов подал голос, смотря снизу вверх на своего босса. — Мы не могли успеть отстроить здесь всё за н-ночь… — Ты забыл с кем ты разговариваешь, mi dulce? — Валентино злобно оскалился, потягиваясь рукой к ноге и хватаясь за позолочённый пистолет. — Н-н-нет!! С-сер, прошу! — имп практически завизжал, замахав руками перед лицом. — Чем ты, сука, всю ночь занимался? — Валентино был уже готов прострелить этому наглецу башку. Его терпение медленно лопалось. — Мы всё сделаем, если вы успокоитесь, — голос подала имп из группы неподалёку. Сложив руки на груди, она испепеляла сутенёра недовольным взглядом. Смело, однако. — Вы в душе не знаете как долго мы возились здесь и сколько припирались с барменом, — огрызнулась она. — … — он прищурился, осматривая девушку. Для импа чересчур высокая, а ещё эти густые красные волосы… Стройная фигура, большой размер груди. Валентино ехидно улыбнуться, отталкивая раздражавшего импа, с которым говорил пару секунд назад. — Mi amore, почему же в строительной бригаде работает такая дама? — А вам бы только шлюх поискать? — она продолжала смело огрызаться — Майли, — девушку толкнул в бок другой имп из группы, явно намекая, что ей стоит заткнуться. Девушка лишь тяжело вздохнула, молча возвращая взгляд на Валентино, абсолютно не видя смысла в отрицаниях и нелепых отведённых взглядах своих коллег. — Какое чудесное имя, — сутенёр как-то чересчур по-злодейски улыбнулся, глядя сверху вниз на красноволосую девушку. Из соседней комнаты раздались приближающиеся голоса, а после в покалеченном временем дверном проёме показался прошлый владелец, а следом за ним невысокий котоподобный грешник. — Я поговорю с Аластором, — в сотый раз повторил седой мужчина, направляясь к выходу из здания — Ну ахуеть, какого хера мной теперь помыкает какая-то бабочка проститука?!А вот это уже интересно.
* * *
Он — животное. Не человек, и даже не личность. Просто постыдная пародия на что-то чувствующее, что-то дышащее и существующее. Пересобранный тысячи раз из ошмётков миллиона скуренных бычков, луж разлитого по полу вонючего коньяка, да снятых порнушных клише в ебучей студии. Блядскую натуру не скрыть ни за какой улыбкой, ни за какой камерой и ни за чьим телом — худшая из издержек профессии порноактёра. «Валентино был прав» — единственная мысль, пронзившая красной ниткой его разум с такой же остротой, как игла вену. Тот, кто поддается окутывающему сердце и разум бреду, плюет на жизнь, забываясь в омуте запретного плодового вкуса. И правда ведь, похер, он уже потерялся, всё дальше погружаясь во тьму. В его прозрачном блестящем взгляде в серый потолок мерцает отсвет безысходности, но сердце все равно не хочет принимать правду. Оно терзается в муках самообмана, погруженное в грезы и иллюзии. Сейчас он полежит и ему станет лучше. Обязательно станет, только потом. Позже. Станет. И каждый вдох напоминает о том, что он погряз в этом бездонном океане слепой зависимости. Не только от наркотика. Слабак. Он зависим от людей вокруг него, а это ебёт мозги похлеще всякого Валентино. Чувство постоянной грязи, одиночества и обмана всегда шло с ним в подоле. Ничтожество. В его душе звучит эхо совести, которое мгновенно глушит мысль: «я не нужен даже себе». Кровь пропитана ядом, разум отравлен, а тело разлагается. Уродство. Он — урод. Энджел не помнил, как и когда перешёл с марихуаны на героин, не помнил, как вместо того, чтобы просто нюхать, начал ещё и колоться. Он не помнил, как вступил на этот путь, но понимал, что теперь уже слишком поздно развернуться. Истинный свет давно исчез из его жизни, как звезда затерялась в ночном небе. Его спасение только здесь. На этом полу.