Глава X
29 марта 2024 г. в 23:07
Мэриан не могла поверить в это.
Не могла поверить в то, что суд признал её невиновность.
Ей постоянно казалось, что мозг лишь умело подсовывает удачный для неё расклад, заменяя суровую реальность чудесной фантазией, в которой она теперь всем покажет и докажет, что она не виновата.
Мэриан настолько не верилось в происходящее, что она считала всё это совершенным абсурдом.
Разве справедливо считать, что на ней, убийце, нет вины?
Несправедливо.
Но суд считал иначе. И Мэриан, не помня себя от счастья, попыталась поверить в сказанное судьёй. Иначе, если Мэриан сама в это не поверит, в это не поверит никто.
Она представила, как приходит в школу с этой новостью. И нет, ей не придётся кричать об этом повсюду, не придётся ходить с плакатом «Я — не убийца». Жёлтая пресса сделает это за неё. О том, что на Мэриан нет вины, новостные каналы и газеты будут трещать уже сегодня вечером, а Мэриан лишь остаётся наслаждаться тем, что всё закончилось.
Или нет?
При мыслях о миссис Эллингтон девочка помрачнела.
Жена Эллингтона не выглядела как человек, готовый простить ей такое. Она смотрела на неё очень недобро, почти сурово, когда Мэриан в состоянии полушока-полусчастья выходила из зала, где проходило судебное заседание.
«Зачем ты думаешь о всяких глупостях? — приободрила большую Мэриан маленькая. — Всё будет хорошо, вот увидишь. Всё закончилось. На тебе нет вины. И Грейс с её подружками больше не посмеют называть тебя убийцей», — напомнила она, растягивая губы в улыбке.
«Это верно, — легко согласилась большая. — Ты права. Давай лучше отмечать нашу победу и то, как всё благополучно завершилось», — предложила она, стараясь загасить в себе огонёк тревожности, пусть и, возможно, бессмысленной.
Дождь всё ещё идёт, льётся струйками с крыш, и один из таких ручейков полился Мэриан за шиворот, едва она вышла на улицу из здания суда. Лужи на асфальте больше не пугают, и в них теперь не хочется утонуть от страха перед неизведанным. Мэриан опускает голову и смотрит на своё отражение в маленькой лужице. От капель дождя зеркальная поверхность луж рябит, и девочке не удаётся хорошо рассмотреть себя, но её волосы снова яркие, снова красно-рыжие, как и были в спокойное время. Мэриан улыбается, и в её душе распускаются цветы, а в животе порхают бабочки, которых не смущает дождливая погода. Им хорошо и тепло, дождя они совсем не боятся. Летают себе, машут цветными крылышками.
Мэриан тоже не волнует дождь. Ей сейчас так хорошо, так радостно, что даже если бы она оказалась где-нибудь в Антарктике, её бы всё равно согревало счастье и умиротворение.
Она смотрит на родителей, но те почему-то не улыбаются. Серж и Марджери выглядят спокойнее прежнего, но как-то не так. На лице Мэриан тоже пропадает улыбка, потому что глупо улыбаться, когда улыбаешься только ты.
— Папа, что-то не так? — тихо спрашивает она, внимательно взглянув на отца.
Тот косо смотрит на дочь, но не останавливается, продолжая двигаться к машине.
— Мы позже поговорим об этом, Мэриан, — устало говорит он.
— Ты не рад? — не понимает она, и бабочки в её животе одна за другой замертво падают вниз.
— Мы позже обсудим это, — повторяет отец, стиснув зубы.
Мэриан от разочарования замедляет шаг, и цветы вянут в её душе.
Дождь, который раньше не ощущался от захлёстывающей её волны эйфории, теперь отлично ощущается. Капли попадают на её ещё тёплое лицо, губы, нос и лоб.
Внутри словно тоже полил дождь, только не так, накрапывая, а как из ведра.
Когда Мэриан после зимних каникул приходит в школу, к счастью, никто её не приветствует как «Кровавую Мэри». Все ведут себя довольно тихо, с Мэриан даже не контактируют. И она поначалу этому очень радуется, пока ближе к концу занятий не подходит Грейс.
Староста подкрадывается к Мэриан в коридоре и делает вид, что очень занята своим маникюром. Мэриан в ожидании замирает, желая послушать, что же Моррисон скажет ей. Но когда неприятельница долго молчит, не обращая на Мэриан никакого внимания, О’Коннор решает уйти обратно в класс, и тут Грейс, всё так же не отвлекаясь от разглядывания своих ногтей, начинает:
— Ты это… не думай, что так будет продолжаться вечно, — произносит она надменным тоном. — К тебе здесь никто не будет относиться хорошо. Даже не мечтай, — выплёвывает она, наконец посмотрев на Мэриан.
— Я и не мечтаю, — громко фыркает О’Коннор. — За собой следи, а, — дерзит она, тут же поразившись тому, как не стесняется отвечать Грейс. Старосту это взбесило, и она, отбросив свои длинные чёрные волосы назад, тыкнула пальцем в грудь Мэриан.
— Ты просто жалкая. Радовалась бы, «Кровавая Мэри» — ещё очень хорошо для тебя. Почти величественно. Ничего похуже не хочешь? — Грейс нервно дышит, бледнея.
— Ты бы на себя посмотрела, швабра, — храбрится Мэриан, скалясь. — Когда научишься честно учиться, а не лизоблюдничать у учителей, тогда и поговорим, — бросает она, и на её лице расползается довольная улыбка.
«Так ей, так ей! — радостно пищит маленькая Мэриан в голове у большой, танцуя какие-то странные танцы. — Наконец-то мы можем дать отпор этой мерзкой Грейс!» — счастливо смеётся она, придумывая фразочки ещё оскорбительнее.
У Грейс дёргается глаз, но она не подаёт виду, что её задевают слова одноклассницы. Девочка щёлкает пальцами, и к ней подходят уже заранее надрессированные подружки.
Грейс стоит в середине, к её левому плечу подходит низкорослая пухляшка Бритни, а к правому худющая дылда Аманда с впалыми щеками и вечным прищуром, будто всегда что-то подозревающая.
Бритни можно было бы назвать довольно миловидной, если бы она постоянно не корчилась и не гримасничала, пытаясь подражать злой ухмылке их «предводительницы». Жёлтые волнистые волосы, подстриженные под удлиненное каре, красиво сочетались с её смугловатой кожей. Бритни точно не оставалась незамеченной среди всей этой кучки серых лондонцев. Её портила только фигура — то единственное, что было в ней «не так». Но можно сказать, что со своей неординарной для Лондона внешностью и телосложением она была похожа на хорошенькую куколку-пупсика с мягким животиком и блестящими глазками.
Мэриан бы не имела ничего против Бритни, если бы та так яро не поддерживала Грейс. О’Коннор так и не было ясно: Бритни симпатизировала Грейс по-настоящему или только хотела, чтобы Грейс взяла её под своё крыло, тем самым оберегая от бодишейминга со стороны остальных девочек в их классе.
Про Аманду и говорить было нечего. Она — обыкновенная серая мышь, ничем не выделяющаяся. Каштановые волосы примерно до талии, которые совсем не вились, не смуглая и не бледная кожа, тонкие губы, которые она часто поджимала вне зависимости от ситуации и темы разговора, тонкие брови и невыразительные карие глаза не слишком широкого разреза, которые становились ещё уже, когда она их прищуривала. Аманда была настолько тощей, что, когда была в одной блузке без пиджака, у неё торчали рёбра, а сама девочка была похожа на сухой прутик: того и гляди — переломится.
— Как думаете, девочки, — обращается к ним Грейс, — какое новое прозвище дадим нашей милой Мэр-р-риан? — она противно картавит имя и кивает в её сторону, а О’Коннор невольно пятится, потому что одно дело — спорить с одной девочкой, а совсем другое дело — сразу с тремя, которые будут закидывать тебя клишированными фразочками, а ты даже не будешь успевать отвечать каждой, пусть у тебя и ответы лучше, оригинальнее.
— М-м-м, — некрасиво мычит Аманда, уперевшись руками в бока. — Даже не знаю, — она пожимает костлявыми плечами.
Всё правильно, эта скелетина никогда не отличалась особым умом.
— Ну что ты, Аманда, — мило говорит Грейс, при этом цедя воздух от злобы. — Подумай.
Аманда лохматит сухие волосы и смотрит в потолок, размышляя.
— Что насчёт «рыжей уродины»? — предлагает Бритни, вопросительно глянув на Грейс.
«Как же я ошибалась насчёт тебя», — тяжело и медленно вздыхает Мэриан, от нервозности дёргая себя за воротничок рубашки.
— Отлично, дорогая! — радуется Грейс и улыбается подруге. — Будешь «рыжей уродиной», — нежно и до противного ласково обращается она к Мэриан, воротник которой уже некрасиво поник и из белого стал серым — до этого Мэриан на перемене поводила пальцами по стенам в коридорах, проверяя их на наличие пыли. Очевидно, пыль была.
— Да, будешь! — смеётся Аманда и приглаживает растрепавшиеся волосы. — Куда она денется. А ещё её веснушки похожи на высыпания, — заявляет она, и Мэриан рефлекторно хочется ощупать своё лицо. Она борется с этим желанием, хватаясь за собственную юбку.
— Это не веснушки, а конопушки! — пытается спорить Мэриан.
— Да какая разница, — отмахивается Аманда от неё, как от назойливой мухи.
— А что такое высыпания? — громко шепчет Бритни, наверное, даже не подозревая, что шёпот слишком громкий, и это сейчас слышат все.
— Прыщи, — насмешливо отвечает Грейс за Аманду. — Вот что это.
— А, да, похоже! — быстро соглашается Бритни. — Тогда ещё её можно звать прыщавой.
— Но у меня нет прыщей! — возмущается Мэриан, топая ногой.
— Появятся, ещё успеют, — бесстрастно сарказмирует Грейс, снова делая добрый тон — такой добрый, что если бы Мэриан не знала Грейс так хорошо, то подумала бы, что говорит Моррисон это совершенно искренне.
— Появятся, — поддакивает Бритни Грейс, и Мэриан становится обидно, что она когда-то думала о Бритни хорошо. Очень зря, как оказалось.
— Конечно, появятся, — повторяет Аманда. — Кстати, Мэриан, у тебя вообще хоть есть ресницы, м?
— Зачем ты спрашиваешь, и так же видно, что нет. У нас всех есть, у неё нет, — ехидничает Грейс.
— И брови у неё светлые, — добавляет Бритни.
— Ну, одним словом — уродина, — Грейс хихикает.
— Да ещё и рыжая, — соглашается Аманда, но конец её фразы заглушает визг звонка на урок.
Перемена кончилась, и одноклассницы и девочки из параллельных классов забегают в кабинеты. Мэриан сначала дёргается в сторону двери, но что-то её останавливает, и она остаётся стоять, гордо задрав подбородок. В её душе горечь, боль и обида, а главное — непонимание: она признана невиновной, но всё так, как и прежде, ведь над ней по-прежнему издеваются и смеются. А во взгляде холод и абсолютное равнодушие. Она хотела сделать взгляд, как у Грейс — надменный и насмешливый, но Мэриан не знала, как будет выглядеть со стороны с таким взглядом, поэтому перед «применением» ей нужно ещё потренироваться перед зеркалом, чтобы точно не выглядеть смешно.
— Мы поговорим позже, — обещает Грейс, осклабившись, и, тряхнув волосами, разворачивается, идёт в сторону их класса.
— Пока, — гаденько улыбается на прощание Аманда, а Бритни показывает язык.
Подружки Грейс спешат за ней, оставив Мэриан одну в коридоре, совершенно униженную и оскорблённую.
Когда они уходят, О’Коннор опускает подбородок, а глаза странно начинают поблёскивать: то ли от своеобразного освещения, создающего эффект мокрых глаз, то ли от слёз.
— Ма-а-ам, — Мэриан слегка боязливо и негромко зовёт, пока та суетится возле полок в магазине и ищет ту самую фирму бумажных полотенец, которую они обычно берут.
— Да где же они, — раздражённо бормочет женщина, перебирая пачки полотенец. — Всегда же тут стояли. Зачем они устроили перестановку, всё хорошо было и так. Лучше бы цены пониже сделали, — закатывает глаза она.
— Мам, — ещё раз окликает её Мэриан, сильно наклонившись корпусом вправо и вниз, потому что корзина с продуктами в правой руке изрядно клонила её к земле.
— Не мамкай, — бурчит мать.
Мэриан вздыхает и перекладывает корзину в другую руку, потому что правую она уже попросту не чувствует.
— Ладно, чего тебе, Мэри? — смягчается женщина, развернувшись к дочери.
У Мэриан лицо тотчас светлеет, и она выглядит более радостной. Но разговор предстоит нелёгкий и, наверное, ей стоило поговорить с мамой об этом раньше. Но как раньше, если такое шоу ей её ненаглядные одноклассницы устроили сегодня? Мэриан не хотелось даже вспоминать о Грейс, не то что обсуждать её паршивое поведение. А ещё, когда Мэриан придёт на следующий день в школу, наверняка только директор и учителя будут называть её по имени или фамилии, а для всех остальных она будет только «рыжей уродиной» или «прыщавой». Хотя, может, Грейс с Амандой и Бритни уже посовещались и придумали для Мэриан что-то поужаснее, хотя, куда ещё ужаснее-то…
— Говори уже, — слегка злится мать, видя, как Мэриан задумалась о чём-то.
— А, — девочка приходит в себя. — Мамочка, у меня к тебе есть одна просьба.
— Большая или очень большая? — мать подозрительно щурится.
— Небольшая, — взволнованно отвечает Мэриан и молчит, ожидая, когда мама снова что-то спросит.
— Ну? — торопит её женщина, и, оказывается, в тот момент нужно было говорить, а не ждать, когда спросят.
— Мама, ты можешь мне, пожалуйста, купить то, чем можно замазать конопушки, покрасить ресницы и брови? — быстро выпаливает Мэриан.
— Что-о? — Марджери вскидывает брови и широко раскрывает глаза. Её чуть раскрытый от удивления рот теперь напоминает маленькую букву «о».
— Ну, да, мам, — неловко мямлит Мэриан, будто подтверждая, что та не ослышалась.
— Не поняла, — говорит женщина. — Косметика? Тебе? Зачем? — сыплет она вопросами, и Мэриан сейчас чувствует себя так, будто с каждым вопросом её ноша в корзинке становится тяжелее. Она уже не может держать ее, пальцы отваливаются на обеих руках, и девочка аккуратно ставит корзинку на пол под неодобрительный взгляд матери.
— Меня обзывают в школе прыщавой и рыжей уродиной. А ещё говорят, что у меня нет ресниц и не видно бровей, — признаётся Мэриан и ёжится, когда детально вспоминает нападки банды Грейс.
— А когда у тебя появились прыщи? — удивляется мать. — Уже появились? — она наклоняется ближе к дочери и пристально рассматривает её лицо. — Что-то я раньше их не видела. А где они? Я и сейчас не вижу, — женщина хватает за подбородок дочь и сама поворачивает её лицо в разные стороны, чтобы лучше осмотреть кожу.
— Да мама! — нервно смеётся Мэриан, её хихиканье больше похоже на начинающуюся истерику. Она аккуратно убирает пальцы мамы от себя. — У меня, к счастью, нет их, но одноклассницы говорят, что мои конопушки похожи на прыщи, — тихо говорит она, вздыхая. — Я говорила им, что это конопушки и что они у меня всегда были, но они не слушают меня и продолжают издеваться, — смущённо говорит она, стараясь разжалобить маму. — Мне очень обидно.
Мать фыркает и безразлично ищет полотенца на полке, отвернувшись от Мэриан.
— Конопушки ты никак не замажешь, поверь мне. Их всё равно будет видно, — говорит она, зевая. — А свои детские ресницы и бровки я не дам тебе портить всякой тушью и карандашами. От косметики ресницы и брови могут выпасть.
— Мама, у тебя же не выпадают, всё же хорошо, — пытается спорить Мэриан, но та не даёт ей закончить:
— Я не куплю тебе никакой косметики, точка. А ещё ты должна сама уметь постоять за себя, — отчитывает Мэриан мама, и девочка уже жалеет, что начала этот разговор.
— Но Грейс настроила всех против меня! — восклицает Мэриан, размахивая руками. — Это несправедливо! Я никому ничего плохого никогда первая не делала!
— Кто такая Грейс? — недоумевает мать, перестав шерудить руками по полкам.
— Ну, я тебе про неё говорила, она староста класса, — объясняет Мэриан, уже без желания продолжая этот диалог.
— А, Грейс, — вспоминает Марджери без особых эмоций. — Да, помню. Что поделать, такова жизнь, — она пожимает плечами, и по её тону и реакции становится совершенно ясно, что ей плевать на старшую дочь, что ей нет дела до того, кто там обижает Мэриан, как её обижают, что ей говорят. Просто нет дела — и всё.
— Но я ничего плохого не делала! — повторяет Мэриан уже без особой надежды, просто потому, что ей жаль себя и свои права, которые она не смогла отстоять.
— Ты убила человека. Что ты хотела? — мать переходит на шёпот. По тому, как она это говорит, видно, что больше не намерена продолжать этот разговор и что, если Мэриан ещё попробует спорить, её ждет суровое наказание, потому что Марджери не любит повторять дважды.
— Меня же оправдали, — тихо говорит Мэриан одними лишь губами. — Почему все так не желают признавать меня невиновной? Почему все знают лишь то, что я убила Джексона, но при этом никто не знает о том, что этот Джексон сам виноват и вполне заслужил быть убитым? — беззвучно продолжает она, потому что ей горько, очень горько на душе от понимания и осознания того, что ни в школе она никому не нужна, ни дома.
Казалось бы, следствие же закончилось. Её оправдали. Объявили, что на ней нет вины. Но всё осталось так же, как и раньше. Наверное, дело не в её вине, а в том, что просто появился ещё один и самый главный повод ненавидеть Мэриан. Наверное, просто не существуют люди, которые бы понимали её, жалели, любили.