виски, бессонница и блядская ревность.

В Минхо виски и бессонница. Паршивое сочетание. Особенно если в два часа ночи. Особенно поверх ебучего конкорданса чувств, и ведь все об одном, разве что контексты разные — об одном конкретном Хан Джисоне.   Он сегодня снова тусуется в очередном блядюжнике, жутко дорогом, стоит отметить, а значит, с Хёнджином. На десятой кряду сторис хлещет шоты с каждым встречным-поперечным, заливисто хохочет, трясёт башкой под ужасно избитый клубный трек, что-то пиздит в попытке перекричать гвалт толпы и музыкальный бит, но выходит так же скверно, как у Минхо спать. Лицо шибко довольное, значит что-то смешное или непотребное — эту ухмылку ни с чем не спутаешь.   Минхо знает, потому что они, вроде как, общаются. Вроде как, дружат несколько месяцев, видятся по выходным и проводят время в общей компании. Вроде, Джисону даже нравится, как Минхо шутит и сколько наливает в стакан, так что почти лучшие подружки.   А ещё Джисону нравятся тусовки, сочинять песни, отвратительно разбавленный ром, коты, пицца с ананасами, синий цвет и курить. Джисону нравится до тошноты сладкий парфюм, большие толстовки, дурацкие значки и мерзкий растворимый кофе. Нравится лето, тёплый свет в квартире, бесконечно базарить ни о чём и подкасты про великих музыкантов.   Это всё Минхо тоже знает на правах почти лучшей подружки, а Джисон о нём знает только имя и пару кринжовых историй с общих посиделок. Хотя едва ли он вообще запомнил хоть одну.   Он не плохой друг, отнюдь, просто он для всех и со всеми. Знает лично, кажется, весь город и для всех классный знакомый: вечно шутит, травит байки, бегает за догоном в магазин, помогает. Со всеми открытый, общительный на подъёбисто-доброжелательном, искренний.   И, как известно, когда ты со всеми, ты ни с кем не близок достаточно, чтобы стоило запомнить любимый цвет или вкус в одежде, марку сигарет, предпочтения в напитках и в людях. Да и как тут запомнить, когда столько людей вокруг? Ну вот Джисон и не запоминает.   Его и без того все любят, если начистоту, так что никакого смысла излишне растрачиваться. Оправданно любят — как такого яркого и живого не? Его любят знакомые, любят бармены всех заведений города, любят таксисты и продавцы в магазинах, любят незнакомцы в клубах и на улицах. Любит Минхо.   Последнее теряется в куче прочего, а потому незаметно невооружённым, но, сука, у Минхо весьма вооружённый. И бессонница пополам с виски с завидной регулярностью, потому что Джисон снова тусуется в очередном блядюжнике, где его со всех сторон отчаянно любят, а он — всех в ответ, но не Минхо.   Будь Минхо в том блядюжнике, может, перепало бы тоже хоть самую малость, но хочется другого. Хочется не крошки с общего стола, а отдельный кусок себе. Добротный такой кусок.   Джисон, если и делится, то на равные части всем, и никого, конечно, не любит особенно. А Минхо и не то чтобы есть за что как-то особенно любить, если уж начистоту. Потому приходится пересматривать туда-обратно блядские сторис и жевать бессмысленно пресную ревность.   Пиздецки глупую ревность.   Ревновать, в целом, — дело пустое, а когда ты ревнуешь кого-то, кто даже на толику не твой, — совсем клиника. Джисон вообще для всех и со всеми, так что оно выходит как ревновать солнце к другим людям, мол, хули оно им светит тоже? Ну долбаебизм же.   Но Минхо и не отрицает, что долбаёб.   Глядит бестолково, как Джисон на экране телефона танцует в компании вусмерть пьяных девушек и парней, как хохочет с ними о чём-то, как тянет губы и прикрывает глаза, и не отрицает.   Только долбаёб мог так отвратительно влюбиться в столь неудачного для этого парня. Вот то самое с щенячьим восторгом, ножами-бабочками в животе, перманентным хороводом непрошенных мыслей, неконтролируемых вздохов, странных реакций типа вставшего осередь тусовки в общей компании члена и краски на ушах от чуть более продолжительного, чем обычно, взгляда. Вот оно. Будь, сука, оно неладно.   Джисон для такого не просто неудачный, а пиздецки. А Минхо с таким вообще раньше за границами книжек и фильмов не сталкивался. Его влюблённости были из разряда «ты бесишь меня меньше остальных», и в ответ на «типичные симптомы влюблённости» у других мог только плечиками пожать да отвесить какую-нибудь шутку. Ну, вот дошутился, клоун, — получай пиздячки по красному носу в качестве трофея.   Минхо читал, что это всё гормоны, что оно ненадолго, да только от того нихуя не легче. Джисона невыносимо хочется, во всех смыслах хочется. И от его разгорячённого вида в майке с коротким рукавом посреди танцпола крутит в кишках, а от чужих взглядов на его теле тянет бить ебальники.   Это уже сторис Хёнджина, и Джисон там сильно второстепенный персонаж (Хёнджин снимает себя с бокалом чего-то на вид безобразно сладкого и катастрофически разнообразно алкогольного, а Джисон поодаль за его спиной), но всё равно перетягивает на себя внимание. Внимание Минхо точно. Он, блядство, всегда тянет на себя всё внимание Минхо. А сам в ответ если и даёт, то столько же, сколько прочим. И это бесит.   Совершенно безосновательно хочется стать тем особенным, кто заберёт всё внимание Джисона. Это, конечно, совсем за границами выполнимого, но, может, хоть чуть больше, чем остальные, бы отхватить.   Минхо, вообще-то, это умеет — привлекать к себе внимание. С лиловой шевелюрой и глупыми шутками это делается на раз-два, а если ещё и танцевать начать, то главная звезда любого вечера. Но Джисон подобным пресыщен, а потому не особенно ведётся. Потому, как и всем, улыбается; как и со всеми, перебрасывается подъёбками; как и всех, слушает внимательно на первый взгляд, но жутко нечестно.   Это всё, блять, жутко нечестно, и угораздило же влезть в эту хуйню.   Минхо понял, что в полной заднице, когда, может, с пару месяцев назад на одной из тусовок играли в злоебучую «Бутылочку» (кто вообще придумал настолько тупую игру?). Джисон с почётным званием первой руки крутанул тогда пустую пивную по часовой, и счастливицей стала девчонка, что весь вечер истекала от взгляда на него слюнями. Таких обычно на каждой вечеринке немало — Джисона ведь все любят, — но эта казалась какой-то нездорово очарованной, и Минхо от её попыток повиснуть у Джисона на шее и от не слишком активных ответных сопротивлений с начала вечера подташнивало. А когда она вскочила после остановки бутылки и полезла к тому на колени, а потом и языком в рот, вообще чуть не вывернуло.   То была не подростковая неловкость от вида чужого поцелуя и не чисто человеческое от того же отвращение — злость. Кислая, едкая, с разгоном от сжатых кулаков и челюсти до желания вылететь из комнаты гиперзвуковым боингом и сломать что-нибудь хрупкое. Возможно, чьи-нибудь колени. Возможно, предпочтительно как раз этой девчонки, но девочек бить нельзя. Как вариант, ещё Джисона, потому что какого хуя он с таким рвением на это блядство отвечает, но его колени немного жаль, они красивые.   В общем, Минхо за неимением альтернативы, не опасной для чужого здоровья и собственной справки об отсутствии судимости, остался сидеть и скрежетать зубами. А Джисон за вечер поцеловался ещё с пятью, кажется, людьми, и со всеми с таким энтузиазмом, будто языком пытался что-то из желудка достать. Минхо в списке не оказалось, но он тогда и не понял, что хочет там быть. Поправочка: хочет там быть единственным, и именно потому чуть не стёр себе от злости всю эмаль.   Понял он это чутка позже — будь проклята способность к рефлексии и череда последующих вечеринок, где Джисона, как и всегда, вообще-то, обхаживали, но теперь Минхо стал втрое активнее замечать. И в десять раз активнее злиться. А ещё думать о том, что у Джисона, вообще-то, правда красивые колени, да и лицо весьма и весьма, особенно когда улыбается.   В общем, неутешительные выводы довольно быстро сделали себя сами. А Минхо чуть-чуть пытался сделать что-то, чтобы от них отбрыкаться, но нихуя не вышло.   И вот он в заднице.   Смотрит, как Джисон на свежей сторис в сотый раз чокается с Хёнджином и ещё несколькими изрядно выпившими, и думает о том, что бессонница и виски — ну пизда какое паршивое сочетание, ведь наряду с сотней неуёмных бестолковых мыслей будит пинками ебанутые желания. Вроде «поехать в этот клуб вотпрямщас и привлечь внимание».   Потому что сколько, нахуй, можно? Потому что это далеко не первый вечер, когда Минхо думает о Джисоне в одностороннем, а тот с беззаботностью перенёсшего лоботомию этого не замечает и даже не каждый раз зовёт с ними тусить. Последнее, конечно, потому что Минхо в будни от таких мероприятий обычно отказывается, но это не важно.   Важно, что Джисона хочется. И, может, не выйдет отхватить отдельный кусок, но уже хотя бы крошек с общего стола отсыпьте, иначе Минхо поедет кукухой.   Собственно, в попытке последнее отсрочить, поехал он после сорока минут сборов по адресу, что Хёнджин заботливо оставил меткой на одной из сторис. В своём лучшем блядском наряде, с укладкой и даже с макияжем. Секьюрити на входе, возможно, приняли его за местного эскортника на ставке, иначе чёрт знает, почему пропустили без вопросов, но оно к лучшему. Внутри душно, пахнет пустым дешёвым весельем, несмотря на статус клуба и, очевидно, обеспеченный контингент: кругом именитые бирки и соответствующее им снисхождение во взглядах. Минхо такие места не слишком жалует, как и людей, им присущих. Слишком уж от них разит надменностью, а если стукнуть, так ещё и звенят пусто. Минхо пусто звенящих предпочитает обходить стороной, чтобы, упаси господи, от звона не оглохнуть.   Может, потому с Хёнджином выходит только нейтрально контачить время от времени в общей компании, но отнюдь не дружить на самом деле — от него богатством и всем, с ним связанным, несёт за версту. Звенит он не так пусто, как многие подобного рода люди, но уши временами всё равно режет.   Джисона же такое не отталкивает, а только увлекает и веселит — его талант находить подход к каждой собаке, да ещё и получать от этого удовольствие, поистине поразительный.   И сам Джисон поразительный.   В частности в том, насколько уверенно всегда стоит на ногах после любого количества выпитого (так же уверенно блюёт, к слову, потом в туалете, и Минхо даже выдалось раз засвидетельствовать, но это мелочи). И вот за этот вечер они с Хёнджином осушили полбара, а Джисон, если в глаза не смотреть, выглядит весьма вменяемым. Даже умудряется не заваливаться в стороны и не смахивать предметы с барной стойки, пока что-то активно рассказывает какому-то случайному парню.   — Виски, — Минхо кивнул бармену, встав аккурат за этим парнем.   Джисон сколько-то мгновений продолжал перекрикивать музыку тому в ухо, а потом замолчал и навалился на стойку, чтобы выглянуть из-за собеседника.   — Минхо? — окликнул он выразительно и тут же соскочил со стула.   Если в глаза не смотреть, то правда выглядит довольно адекватным, но если смотреть, то, конечно, промилле кажется способным сломать алкотестер. Или менталку Минхо — даже раскосые от выпитого, у Джисона ебейше красивые глаза.   — Хан Джисон, — Минхо развернулся к вставшему, сука, довольно близко Джисону и вскинул брови в наигранном удивлении неожиданной встрече. — Выполняешь еженедельный план по алкоголизму?   — Пятилетку за три года, — Джисон пьяно хихикнул и уронил руку Минхо на плечо. Горячая. Чуть сдавило грудь и по спине протащился вагон мурашек. — Во имя всеобщего блага! Чем меньше алкоголя, тем здоровее нация, и я уничтожаю алкоголь ради светлого будущего.   Для человека, уничтожившего примерно пять сетов крепкого (это только то, что Минхо заприметил в сторис), Джисон говорит непозволительно хорошо. Даже любопытно, как скоро ему станет плохо. И где, кстати, Хёнджин, тоже малость любопытно. Возможно, уже пал жертвой алкогольной интоксикации — ему надо сильно меньше многих.   — Супергерой, которого мы заслужили, блять, — Минхо ухмыльнулся, пытаясь не слишком активно вдыхать запах невыносимо сладкого парфюма Джисона. Не потому что не нравится, а потому что алогично очень сильно нравится, и, если не держать себя в руках, настигнет гипервентиляция. А Минхо терпеть не может сладкий парфюм, кстати. И вот это ощущение внутри, как будто лёгкие бессистемно с силой сжимают и разжимают, и от того захватывает дух. — Ты бы позаботился о светлом будущем своей печени.   — Я позаботился о светлом нефильтрованном на утро! — Джисон рассмеялся и сжал пальцы на плече Минхо. Ещё один вагон мурашек протаранил теперь уже затылок. — Давай, кстати, выпьем.   За спиной о стойку звякнул заказанный виски, и Джисон потянулся через того случайного парня, с которым болтал прежде, за своим стаканом. Парень, кстати, теперь бесхозно сидел и наблюдал за чужим разговором, будто ждал, что его пригласят присоединиться или что очаровательный бывший собеседник вернёт ему своё внимание. Первое со стороны Минхо точно нет, а вот за Джисона ручаться сложно и насчёт первого, и насчёт второго. Но пока он выглядит заинтересованным только в том, чтобы выпить, и это радует, ведь выпить он планировал с Минхо. Те самые крошки с общего стола — Джисон выпил уже, кажется, с каждым в этом клубе.   Он выпрямился и поднял добытый алкоголь, чтобы чокнуться. Минхо вытащил из его руки стакан под аккомпанемент немого охуевшего взгляда и поставил на стойку.   — Мама не учила, что оставлять стакан без присмотра, а потом пить из него — плохая примета? — пробурчал на родительском и закатил глаза. Джисон отзеркалил, но не возразил и позволил заказать новую порцию.   —  Ты тут откуда? — спросил после, вдруг почему-то оказавшись ещё ближе, и Минхо не с первой попытки сумел заставить мозг сгенерировать ответ:   — С улицы, очевидно, — хуёвый такой ответ, но Джисон не пожаловался, а только снисходительно ухмыльнулся. От того, как изогнулись его губы, закололо между ключицами.   Минхо не то чтобы редко видел Джисона близко, но оно, когда ты влюблённый долбаёб, каждый раз, как в первый. И не смотреть не выходит, а смотреть не́можно. На чуть обветренный контур губ, морщинки от ухмылки, родинку на щеке, стрелы ресниц, линии скул. Последние у Джисона мягкие, покатые, какие-то абсолютно очаровательные.   — Просто решил расслабиться, — зачем-то продолжил тему Минхо. — А вы почему решили тут отпраздновать вторник?   — Хёнджин предложил, а я от таких предложений не отказываюсь, — Джисон рассмеялся и дёрнул бровями. Бармен поставил на стойку его выпивку. — Тем более, он платит.   — О, ну это повод спасти этот клуб от всей выпивки, — Минхо поднял стакан, предлагая, наконец, выполнить запланированное. Джисон поддержал.   Едва алкоголь успел полуприятно осесть на рецепторах, справа материализовалась компания из двух пьяных девушек и одного на вид чуть более трезвого парня. Минхо видел их, кажется, на одной из сторис — он почему-то запомнил безвкусный синий топ высокой блондинки и торчащие уши паренька.   — Джисон! — та самая блондинка, тяжело дыша, вероятно, от активных телодвижений на танцполе, повисла на плечах Джисона. Тот чуть накренился от неожиданности, едва не завалился на Минхо, но устоял и вывернул голову, вытягивая шею, чтобы посмотреть на подошедшую. — Ты куда пропал? Пошли покурим.   — Мне нужна была подзарядка, — он ухмыльнулся, демонстрируя стакан, и взгляд у него при этом был привычно доброжелательный, с такой долей расположения и приязни, как на лучших друзей смотрят. — Присоединитесь? А потом покурим.   Между их с блондинкой лицами оказалось ничтожно маленькое расстояние, едва ли сантиметров десять, и Минхо вдруг оказался на ничтожно маленьком расстоянии от рукоприкладства. К горлу мгновенно подскочила злость, заскреблась по стенкам гортани кучей безмолвных ругательств, а сердце ускорилось до явственно ощутимого стука в груди. Стол всё ещё общий, чёрт его дери, и другие вот тоже хотят получить свои крошки.   — Давай! — вторая девушка — тоже высокая, но брюнетка — одобрительно кивнула и привалилась к стойке рядом с Минхо. За ней устроился парень и подозвал бармена.   — Минхо, — Джисон чуть неловко отлепил от своей спины блондинку и придвинулся близко к уху, чтобы не так активно перекрикивать музыку. — Это Юна, — кивнул, представляя. Затем на брюнетку и парня по очереди: — Джису и Ёсан.   Минхо кивнул и протянул каждому руку, называя своё имя, как очень приличный мальчик, но мысленно очень неприлично выслал каждого нахуй. Они, конечно, ничего плохого ему не сделали, названная Юной даже сразу отвесила комплимент его образу и цвету волос, но всё равно пускай идут нахуй. Пускай пойдут поошиваются рядом с Хёнджином, где бы он ни был (это, вроде, его знакомые, чёрт знает), или покурят там как-то сами, но не липнут к Джисону, как слепни в жару. Они сегодня уже получили от него втрое больше, чем Минхо, так что пора бы уступить место нуждающемуся.   А Минхо очень нуждающийся.   Теперь и в дополнительной порции выпивки, потому что Юна снова повисла на Джисоне и начала что-то рассказывать на ухо, а тот засмеялся, уложив руку на её плечо.   — Никогда тебя раньше тут не видела, — вдруг заговорила Джису прямо в ухо чуть плывущим голосом, и Минхо насилу не подпрыгнул от испуга.   — Ну, теперь видишь, — попытался изобразить доброжелательную ухмылку, но чёрт знает, что там вышло. — Я редко бываю в клубах.   — Не нравится атмосфера?   — Типа того.   Джису сказала ещё несколько фраз в попытке поддержать диалог, но Минхо имитировать заинтересованность даже не пытался — смотрел, как Джисон базарит с Юной, и жевал ревность. Так активно, что почти хрустели челюсти. Ещё бы чуть-чуть, и какая-нибудь кость точно треснула. Благо, бармен подал сет шотов, что заказал Ёсан.   Минхо не любитель мешать алкоголь, но тут от предложенной стопки не отказался. Если бы предложили следом вторую, тоже с удовольствием бы оформил, но Юна сразу потянула всех курить. Джисона, конечно, за руку, и это, сука, невыносимо. Спасибо, хоть сигарету на двоих курить не начали, иначе справка об отсутствии судимости Минхо точно оказалась бы под нихуёвой такой угрозой.   Ужасная была идея поехать сюда. Будь прокляты виски и бессонница.   В курилке в компании нескольких человек, которых никто не потрудился представить (Минхо не то чтобы было не похуй), нашёлся Хёнджин. Изрядно пьяный, но вполне в состоянии. Они с Минхо привычно обменялись скупыми на эмоции приветствиями и встали поодаль. Джисон сел на декоративную бочку между ним и Юной, прямо напротив Минхо. Задрал левое колено к подбородку, упираясь пяткой в край импровизированного стула, и закурил.   Он болтал со всеми, пока тлели сигареты, и всех слушал, каждому отсыпал крошек своего внимания, постукивал правой пяткой по бочке, улыбался так ярко, будто правда рад этому разговору.   Минхо тем же похвастаться не мог, да и участием в разговоре тоже — молча тянул свой Чапман и глядел на солирующих (большую часть времени на Джисона), пытаясь не слишком пахнуть раздражением. Получалось ещё более скверно, чем спать этой ночью.   И ему бы влезть в диалог, перетянуть на себя одеяло, рассказать что-нибудь, чтобы все засмеялись, и Джисон с ними — привлечь уже к себе внимание, за этим ведь поехал, но в горле першит злость. Злость на эту ревность блядскую, кипящую в желудке; на Юну с её постоянными попытками прилепиться к Джисону; на Хёнджина, что вечно того во все эти блядюжники затаскивает; на собственный долбаебизм, с каждым днём всё активнее прогрессирующий.   Хотелось ещё выпить. Может, даже попробовать встать на супергеройский путь Джисона и осушить полбара во имя светлого будущего нации. Светлым нефильтрованным, конечно, на утро не озаботился, но это чёрт с ним — в аптечке всегда есть Полисорб. Минхо, справедливости ради, давно отменно не напивался — так, пару стаканов виски, и в путь страдать от бессонницы. Может, сегодня оно надо.   — Минхо, кстати, танцует, — вдруг выделилось из слившихся в белый шум голосов. — Минхо, ты ведь можешь посоветовать?   Знаки вопроса из зрачков Джисона прилепились ко лбу, и стоило недюжинных усилий собрать в кучу хотя бы полторы мысли, чтобы осознать, о чём речь.   Ну, во-первых, о том, что Джисон о Минхо что-то да знает, оказывается. Оказывается, те две с половиной истории с общих посиделок он слышал — одна из них как раз была про танцы — и даже запомнил. А во-вторых, сейчас вдруг не стабильно беспечно Минхо игнорирует, а решил на кой-то хуй подключить к беседе, да ещё смотрит так заинтересованно, с приязнью этой, как на лучших друзей. Ему за такие подвиги, вероятно, стоит воздвигнуть внушительный монумент, а Минхо от этих осознаний стоит поскорее бы отойти, потому что ему, вроде как, задали вопрос.   Джисон замешательство, очевидно, заметил, и сразу начал пояснять, мол, вот Лиса (вероятно, та, что с рыжей шевелюрой по правую руку Хёнджина) занимается танцами и ей нужен совет. Минхо проглотил недоумение и фразу «Бесплатно можно получить в ебучку, а не совет по танцам» и вяло втянулся в диалог, постоянно поглядывая на Джисона.   Тот, вообще-то, и прежде так делал: засовывал обратно в разговор случайно оттуда выпавших, потому что он для всех и со всеми, но Минхо как-то не перепадало. Может, потому что на прежних тусовках рядом вечно ошивался Чан — он с Джисоном и познакомил, — с идентичной способностью впихнуть в диалог любого и брал эту миссию на себя. Может, ещё по какой причине. В любом случае, это был, наверное, первый раз, когда Джисон действительно вспомнил про Минхо в общей компании, и не случайно, а вполне намеренно. И это ощутилось ударом под дых с участившимся пульсом после.   И глупо обольщаться — это всё ещё крошки с общего стола, — но Минхо самую малость всё равно обольстился. Он, вообще-то, долбаёб, ему положено делать глупости.   И следующей запланированной глупостью было всё-таки выпить ещё.   Разговор по правилам всех разговоров в курилке закончился на половине чьей-то мысли, когда последний из компании (Хёнджин всегда курит медленнее всех) потушил сигарету, и организованная толпа высыпалась обратно в зал. Юна, естественно, сразу ухватила Джисона за руку и поволокла на танцпол, а тот, естественно, не слишком уж сопротивлялся и прихватил с собой нескольких из курилки, чьих имён так и не назвали. Минхо в список не попал и, чтобы не подавиться насмерть своей двухминутной глупой обольщённостью, поплёлся к бару.   — Твоим кислым ебальником можно детей пугать, кстати, — едва бармен кивнул в ответ на заказ Минхо, слева послышался чуть пьяноватый голос Хёнджина прямо у уха. Снова насилу удалось не подскочить на месте от испуга. Друзья Джисона решили сегодня организовать Минхо инфаркт? Если так, пускай стараются лучше — может, тогда эта ебучая влюблённость отпустит и от ревности перестанет выворачивать суставы.   — Надеюсь, ты уже обделался, малыш, — Минхо упёрся локтями в стойку и окинул подошедшего снисходительным взглядом. Ему, конечно, до талантов завсегдатаев подобных мест в демонстрации снисхождения далеко, но уж что имеется.   — Дорогой, мне сделай, как обычно, — Хёнджин махнул бармену и выразительно посмотрел на Минхо. Или не на Минхо, хуй знает: глаза у него знатно ебутся после выпитого. Знатно и очень выразительно.   Они достаточно раз пили в одной компании, чтобы Минхо знал, что вот ещё два стакана, и его «вполне в состоянии» обернётся во «в плачевном состоянии». Но едва ли собирался пытаться в заботу — не ему потом тащить это тело домой.   Схуяли это тело вообще не пошло танцевать с Джисоном и прочими? Минхо не то чтобы шибко интересно, но самую малость нахуй не нужен собутыльник в лице Хёнджина. Его полупустой звон поверх и без того хуёвого настроения вот совершенно некстати.   — Джисон не говорил, что тебя позовёт, — Хёнджин сощурился.   А он и не звал, блядство. Он слишком занят быть для всех и со всеми, чтобы распыляться на такие мелочи. Танцует сейчас, небось, с этой Юной чёртовой близко, позволяет себя трогать, смотрит своим этим дохуя приязненным. Пару крошек внимания отсыпал при встрече — и на том спасибо. Мог бы и этим пренебречь.   — А ты не рад меня видеть? — Минхо картинно надул губы и вздёрнул брови.   — С таким кислым ебальником — на двоечку из пяти, — Хёнджин закатил глаза, пьяно причмокнул и вздохнул, качнув головой в сторону танцпола. — Ты бы уже не ебал голову и сказал ему. Смотреть тошно.   У Минхо на мгновение в голове заклинило какую-то шестерёнку. Он недоумённо нахмурился:   — Чего?   — Ты понял, чего, — Хёнджин повторил трюк с закатыванием глаз и качнул головой.   Конечно, нахуй, понял, чего. Не понял только, какого хуя.   Во-первых, ждать чего-то такого можно было от Чана, на крайняк, от Феликса (странно, кстати, что эта тусовщица сегодня не здесь), но уж никак не от Хёнджина. Он не из тех, кто обращает на окружающих излишнее внимание; не из тех, кто замечает за другими что-то. Ему с высоты собственной охуенности, в целом, плохо видно обычно. Есть горстка приближённых, в их числе Джисон, о ком Хёнджин что-то знает и кого как-то ценит, а с остальными тактично-нейтральный и крайне незаинтересованный. И Минхо, как бы, вот в список последних попал с первого дня (хоть в какой-то, сука, список попал, и опять не в Джисонов). С чего бы Хёнджину снизойти до его скромной персоны сейчас — загадка повышенной сложности.   А во-вторых, это всё, вообще-то, незаметно невооружённым. У Минхо сильно вооружённый, поэтому он знает, но со стороны оно видно не должно быть. Джисона ведь все любят, там выделиться — надо пиздецки постараться. И либо Минхо не понял, как постарался, либо у Хёнджина спьяну появилось всевидящее око на заднице. Просить его сейчас снять штаны, чтобы проверить, будет странно, так что Минхо просто изобразил долбаёба — тут вообще стараться не нужно:   — Я понял, что тебе бы больше не наливать.   А бармен как раз поставил на стойку два стакана. Минхо едва сдержался, чтобы не опрокинуть в глотку сразу оба.   — А я понял, что у вас, — Хёнджин покрутил пальцем в воздухе, невесть каких «вас» пытаясь изобразить, — видимо, тактика такая, как в стрипухе: смотреть можно — трогать нельзя, — он взял стакан и отхлебнул.   Минхо поморгал на недоумённом и тоже приложился к виски. И ему, конечно, нахуй оно не надо, но стало малость интересно, что это тело имеет в виду.   — Ты о чём? — он попытался изобразить незаинтересованность пополам со снисхождением, но вышло что-то жалкое, кажется.   — О том, что этот, — Хёнджин указал большим пальцем себе за спину, — про тебя пиздит постоянно, а ты смотришь на него, как на икону. Я, конечно, не врач, но ваш диагноз слишком очевидный.   Минхо хихикнул бы над тем, с каким трудом Хёнджин выговорил слово «диагноз», если бы не был так глубоко в ахуе. Тут фоном должна заиграть оживлённая мелодия и прям на лбу полужирным «Directed by ROBERT B. WEIDE», потому что, ну, что блять? А они точно об одном говорят? О Джисоне? И Хёнджин вот только что сказал, что Джисон «пиздит постоянно» про Минхо?   — Джисон про меня пиздит? — Минхо сложность своего лица ощутил физически — от напряжения свело между бровями.   — Не так часто, как про музыку, но тоже заебал, — Хёнджин снова отхлебнул из стакана, а после глянул с явной потехой.   — Уён, повтори нам сет, — перед лицом выскочил чёртом из табакерки виновник торжественного ахуя. С широкой улыбкой, влажным от пота лицом и чуть растрёпанными, очевидно, в танце волосами.   Хёнджин ухмыльнулся в стакан и картинно отвернулся.   Тут же подоспели те безымянные друзья Хёнджина из курилки, а следом Джису и Юна. Минхо на мгновение задумался над вопросом мироздания «Где проебали Ёсана?», но не слишком хотел получить ответ, так что отвлёкся на повернувшегося к нему Джисона.   — О чём сплетничаете, девочки? — тот поставил локти на стойку и подпёр ладонями щёки.   — О тупых людях, — Хёнджин поставил стакан громче нужного и со снисходительной ухмылкой сполз со стула: — Последи, я пойду поссу.   — Не думаю, что он сбежит, — Джисон хихикнул и уселся на освободившееся место. Получив в ответ вялую гримасу, удовлетворённо закинул ногу на ногу.   Минхо закинул в себя остатки виски и заказал ещё, изо всех сил пытаясь сложить во что-то приличное кипу мыслей. С оригами у него с детства было сложно: как ни возьмёт в руки бумагу — выходит либо шапка, либо хуйня. Ну вот с тех пор совершенно ничего не изменилось. На этот раз получилась шапка клоуна, очевидно.   Бармен подал заказанный сет и виски, Юна прибилась к боку Джисона, что-то щебеча, с другой стороны встала Джису, безымянные расползлись вокруг. Все взяли по стопке, дружно после звучного столкновения стекляшек осушили, а Минхо смотрел на Джисона. Бессовестно пялился — вот нужная формулировка. Как он с искренним удовольствием раздаёт каждому по паре слов, как пьёт, как слушает Юну, что снова начала что-то пиздеть. Пялился и недоумевал с такой силой, что кости черепа уже покрылись трещинами.   До того всё это нескладно, что попахивает абсурдом или наебаловом.   Джисон для всех и со всеми. Джисон обжимается с Юной, раздаёт улыбки, смеётся, болтает. Джисон каждый день в новом блядюжнике по-старому социоблядствует. Джисон крошит вниманием на каждого, кто не Минхо, с усердием пятилетки, жаждущего поразить родителей.   И Джисон, если верить Хёнджину, вместе со всем этим что-то там постоянно пиздит о Минхо.   Что именно, история умалчивает, однако контекст диктует некоторые догадки. И Минхо спиздит, если скажет, что ему эти догадки не нравятся, но он уже почти подавился сегодня своей двухминутной обольщённостью, так что второй раз не хочется. Или хочется. Ну, тут хотя бы уже как будто есть весомый повод подавиться.   Хёнджин, конечно, не самый надёжный источник информации, но едва ли ему есть резон врать, что Минхо Джисону интересен. Так ведь на человеческий переводится «пиздит о тебе постоянно»? Минхо, конечно, не профессионал, но скромный жизненный опыт подсказывает, что так. А ещё подсказывает, что люди с теми, кто им интересен, ведут себя чуть иначе, чем Джисон, а потому это всё лишено смысла.   Люди с тем, кто им интересен, проводят время, а Джисон с Минхо наедине едва ли пару раз оставался дольше, чем на несколько минут. Они всегда в общей компании, всегда в окружении всех тех, кто Джисона любит. Если Минхо и удостаивается приглашения потусить вместе, то в последних рядах. «Мы с ребятами собрались у Феликса, хочешь пригнать?» или «Меня тут Хёнджин позвал в бар, ты хочешь?». Никогда не первый и уж точно не единственный. А люди ведь тех, в ком заинтересованы, ставят обычно в начало списка, разве нет? Им внимание уделяют, даже в общей компании, на них смотрят. Их ревнуют, в конце концов, — Минхо по себе знает, блядство. Джисон никого не ревнует и смотрит всегда на всех одинаково, ни на кого особенно. Но те, кто интересен, должны же быть особенными.   Либо Минхо нихуя в этой жизни не понимает, либо Джисон что-то в этой жизни делает криво. Ну, либо Хёнджин в пьяном угаре Минхо с Юной перепутал, и вот про неё Джисон постоянно пиздит. Это было бы очень логично: они вот сейчас трутся рядом, друг другу улыбаются, между лицами опять ничтожно маленькое расстояние — вот так себя ведут с теми, кто интересен.   Бармен снова налил, и Минхо выпил залпом.   — Привет! — послышалось позади. Не слишком приятным голосом, высоким таким, мерзковатым. Ну, это если на вкус Минхо — прочим, вероятно, такой голос показался бы очень милым. Оборачиваться не хотелось — тут вообще-то Джисона показывают, пусть и в не самой приятной компании, — однако плеча мягко коснулись пальцы, и игнорировать стало проблематично. — Классно выглядишь! Познакомимся?   Не слишком приятный принадлежал миниатюрной брюнетке в чрезмерно коротком платье — даже её волосы оказались длиннее. Минхо изобразил, повернувшись, полуулыбку — он ведь всё ещё очень приличный мальчик — и машинально протянул руку:   — Минхо, — сразу понял, что сделал хуйню: ему нахуя это знакомство? Но одёргивать ладонь было бы странно. Девушка протянула свою маленькую со свежим маникюром:   — Лия, — и ухмыльнулась на крохотном. Она вся какая-то неестественно маленькая, как будто не того зелья выпила. Минхо нисколько на пирожок с надписью «Съешь меня» или грибок из Марио не похож, так что ей, очевидно, в другую дверь, чтобы эту ситуацию исправить. — Один тут?   Вопрос с подвохом. Если начистоту, конечно, один, однако сборище супергероев-алкоголиков по правую руку, вроде как, почти считает его частью своей компании. Или нет. Блять, у Минхо в голове и так вопросов больше, чем ответов, а эта мадам ещё подкидывает новые. И Джисон на фоне заливисто над чем-то вдруг захохотал, так ярко, что сердце подскочило в неумелом ассамбле.   — Вообще, нет, — Минхо не сдержался и глянул на смеющегося — сука, красивый. И с руками Юны на плече. Подлецу, говорят, всё к лицу, и Джисон как раз из тех, но вот эти руки ему совершенно не подходят. Эти руки хочется маленько вывернуть нахуй, чтобы не трогали, что не положено.   — Оу, — Лия сконфуженно улыбнулась, когда Минхо вернул взгляд ей, — я помешала?   Вообще, да. Помешала смотреть на Джисона и гонять бестолково в голове кашу туда-сюда, сидя в шапке клоуна собственного производства. Однако, если с другой глянуть, почему бы и не обзавестись здесь хоть одним знакомым, который не к Джисону приёбком, а сам по себе с Минхо готов пообщаться? Может, оно как-то чем-то поможет. Хотя, тут уже, наверное, только топор поможет поперёк хребта. А вдруг у этой Лии припрятан в сумочке?   — Нет, всё нормально, — Минхо махнул головой и растянул губы в подобии доброжелательной. — Выпить хочешь?   Бармен принял заказ. Минхо принял ситуацию, в которой потерял возможность беззастенчиво пялиться на Джисона — Лия встала с другой стороны, — и попытался завести разговор в лучших традициях знакомств: попросил рассказать о себе. Новоиспечённая собеседница тут же защебетала, в какой-то степени даже мило дёргая бровями. Будь Минхо не столь беспросветным долбаёбом, наверное, очаровался бы. Но Минхо крайне беспросветно в Джисоне, а потому думал только о том, где там в эту минуту руки Юны и какого же хуя ни черта не клеится с «пиздит о тебе постоянно».   Он пытался слушать, что там Лия говорит, правда пытался, но смех Джисона на фоне то и дело слал все попытки нахуй. Он бесконтрольно заливался в уши, бился о черепушку невероятной красоты мелодией, а потом оседал на языке кучей сентиментально-противных слов, которые никогда не хватит рвения сказать вслух. Что-то о красоте тона и удивительной мягкости интонаций. Что-то о живости и искренности. Что-то о том, как же в совершенно обычных вещах, связанных с Джисоном, много особенного.   Будь неладны эти блядские гормоны.   Полстакана спустя вернулся Хёнджин. С запахом табака и нашедшимся вдруг Ёсаном, что тут же прибился к Юне, Джису и Джисону. Минхо стоял спиной, потому заметил подошедших, только когда на плечо легла ладонь и вынудила в очередной раз за вечер оказаться в шаге от инфаркта и обернуться:   — А у нас пополнение в компании? — Хёнджин обольстительно (и жутко пьяно) улыбнулся Лие, а потом лукаво глянул на Минхо. «Лукаво» даже, наверное, не то слово, каким этот взгляд можно описать. Испиздахитро — вот какое-то такое подойдёт больше. — Сладкий, представь даму, что ли.   Минхо мысленно закатил глаза, а в фактах нарочито натянуто улыбнулся:   — Хёнджин, это Лия, — кивнул на чуть смущённо сжавшуюся девушку, — Лия, это Хёнджин, — качнул головой на Хёнджина и краем взгляда вдруг уцепился за Джисона.   Тот смотрел. Открыто так, прямо, со странной эмоцией — у Минхо не хватило прозорливости распознать. Что-то между отрешённостью и недовольством. Или задумчивостью и злостью. Или он просто пьяный и ссать хочет, поди разбери. Но от тяжести его взгляда и от того, как уверенно он продолжил ещё несколько мгновений смотреть, даже когда Минхо глянул в ответ, закрутило в животе. И давно он пялился? И почему он вдруг, блять, пялился?   — Странно, что я тебя тут никогда не видел, — обратился к Лие Хёнджин, и та в ответ пролепетала, мол, редко бывает в таких местах. Потом — что здесь круто. После — предположила, что Хёнджин тут бывает часто. Тот согласился и бросил ещё пару фраз.   А Минхо несколько секунд смотрел на уже отвернувшегося к собеседницам Джисона, пытаясь в очередной раз тщетно что-нибудь в голове сложить, но опять, сука, шляпа.   Этот взгляд не был похож на те, какими Джисон сыпет направо и налево, в том числе и на Минхо: весёлые, расслабленные, временами приязненные и почти всегда мимолётные. Этот был странный, густой, будто бы серьёзный. Что там за серьёзность, чёрт знает, откуда она вообще взялась, но от неё стало не по себе.   Хотя, может, Минхо просто наделяет излишней значимостью хуйню после Хёнджинова «пиздит о тебе постоянно», и взгляд там был самый обычный. Может, Джисон сегодня необычно пьяный, а потому глаза ебутся особенным образом, какого прежде не доводилось видеть. А может, это было проявление той заинтересованности, на которую довольно недвусмысленно намекнул Хёнджин? Но с чего бы сейчас?   Жутко тянет обольститься, ещё сильнее — понять наверняка, что творится в этой кучерявой башке, но пока выходит только путаться в недоумении.   Особенно теперь, когда Джисон спрыгнул со стула и потянул Юну и Джису танцевать, одарив Минхо ещё одним взглядом, даже более странным, чем прошлый. Будто с вызовом.   — Минхо обычно не знакомится, — донеслось до слуха голосом Хёнджина. Заискивающим таким, противным. — Так что мне любопытно узнать, почему же для тебя он сделал исключение.   Лия приняла это комплиментом и смущённо заулыбалась, а Минхо отправил Хёнджину испепеляющий взгляд. Тому, очевидно, даже задницу нисколько не подпалило — ухмыльнулся в ответ. Не то чтобы он знает Минхо достаточно, чтобы говорить о его «обычном» поведении, да и не то чтобы ему до Минхо в действительности было когда-то дело. Чего сегодня нечередом доебался — очередной за этот вечер вопрос с подвохом.   Хотя Минхо и правда обычно не знакомится. Это, особенно в последнее время, вхолостую: Джисон, сука, привлекает всё внимание, и на прочих не остаётся. Может, и хотелось бы увлечься кем-то более удачным. Кем-то, кто однозначен; кто не для всех и со всеми, а только для Минхо; кто не ревность и недоумение постоянно будет вызывать, а что-то поприятнее; кто не будет посылать странные взгляды на ровном месте, блять.   Вот что это был за взгляд? Может, Минхо привиделось? Хотя чтобы дважды — это уже попахивает жёлтой карточкой, и речь не о футболе.   — А ещё любопытно, что Джисон об этом думает, — вдруг добавил Хёнджин донельзя выразительно (и с трудом выговорив слово «любопытно»), и в его взгляде Минхо в глаза снова появилось то самое испиздахитро. И невероятных размеров потеха. — Он так резво сбежал танцевать.   Минхо сначала нихуя не понял и две долгие секунды молча смотрел в ответ, пытаясь припомнить, о чём речь, а потом возникло сразу несколько желаний: пиздануть Хёнджина, выпить, ещё раз пиздануть Хёнджина, выпить больше и въебаться с разбегу головой о стену.   Блядство.   — Кто такой Джисон? — после нескольких мгновений молчания подала голос Лия. Она бегала взглядом от Минхо к Хёнджину, пытаясь, очевидно, понять что-то по эмоциям, но по эмоциям первого можно составлять справочник психических расстройств, а по эмоциям второго — оформлять трудовой договор с цирком.   А смешного-то, вообще-то, нихуя. Быть долбаёбом — тот ещё крест само по себе, а быть тупым долбаёбом — вообще талант из ряда вон, достойный скорби и сострадания, и вот Минхо именно это заслужил.   И во взгляде Хёнджина спустя ещё пару долгих немых мгновений второе даже появилось. Ну, сострадание из разряда «жаль ущербного». Он обречённо покачал головой, вероятно, на тщетные попытки Минхо в мыслительный процесс и повернулся к Лие с вежливо-снисходительной улыбкой:   — Не бери в голову, солнышко. Локальная шутка.   Минхо юмор, конечно, оценил. Сто клоунских шапок собственного производства из ста.   Стоп, нет, правда? Да ну нахуй. Этот взгляд...это была ревность? Хёнджин на это столь прозрачно намекнул? Ебучий бред. Минхо, конечно, не гений мысли, но им быть необязательно, чтобы понимать, что всё это снова катастрофически не вяжется. Ревность не вяжется с тем, как активно Джисон весь вечер обжимается с Юной, как минимум. Его названная заинтересованность не вяжется с его действиями, как ни посмотри. Нескладно, сука.   Но Хёнджин не перестаёт упорствовать в своих намёках, и это, блять, странно. Ему, видимо, кто-то платит за сватовство сверхурочные, иначе столь явное рвение совершенно не имеет смысла. Хотя его это всё, кажется, здорово забавляет, так что одна причина продолжать изводить Минхо всё же имеется. Ну и он пьяный, а это убийственно-заёбное комбо.   И ни в чём не повинной Лие тоже прилетело. Она юмор не оценила совершенно: смущённо отвела взгляд в неловкой усмешке, мол, ясно, вы ебанутые.   А они ведь и правда ебанутые: Хёнджин в целом, Минхо — с уклоном в долбаебизм по Джисону. И то, что у первого вдруг оказался запасной глаз на жопе, замечающий долбаебизм второго — теперь, кажется, проблема. Потому что у этого нихуёвые побочки. Поломанный мозг Минхо как самая масштабная.   Если на секунду допустить, что Хёнджин во всём прав (нонсенс столетия), выходит, что Джисон либо ебейше талантливо в своей заинтересованности шифруется, либо придурок лагерный. Возможно, оба, и лагерь этот — для особо опасных в своей пизданутости. Ну, это ведь ненормально: быть заинтересованным в ком-то, ревновать и в то же время самому обжиматься со всеми подряд и не выказывать буквально никаких знаков внимания тому, в ком заинтересован. Но вдруг Джисон правда настолько что-то в этой жизни делает криво? Люди же разные бывают: кто-то адекватный, а кто-то водит близкую дружбу с Хёнджином и любит пиццу с ананасами.   Нет, надо это блядство заканчивать, потому что иначе Минхо закончится значительно раньше.   Если Хёнджин всё-таки во всём прав, то Джисону жутко не понравилась Лия в качестве компании для Минхо. А Минхо, кстати, компания Юны для Джисона с начала вечера пиздец не греет, так что вот есть повод проверить, кто терпеливее. Так ведь обычно делают в тупых подростковых сериалах? Начинают активно обжиматься с кем-то в ответ на обжимания с кем-то другого, чтобы проверить, будет ли реакция. Минхо эти сериалы терпеть не может, но ему и сладкий парфюм не по губе, а ходит нюхает. Да и в крови, вроде как, чуть забродило выпитое, так что добавить в послужной список очередную глупость не кажется прям плохой идеей. Такой, может, хуевастой малость, но не катастрофически.   Однако Лия быть использованной в корыстных вот вообще не заслужила, так что идея всё-таки довольно паршивая. Но у Минхо нет другой. И никакого желания строить из себя человека высоких моральных ценностей тоже.   — Пойдём потанцуем? — он повернулся к смущённо жмущейся Лие и протянул руку.   Взгляд Хёнджина впечатался в затылок с такой силой, что, кажется, останется шрам. Яркий, на всю жизнь, с лаконичным: «Пиздец, ты конченый».   Лия несколько раз растерянно моргнула, но кивнула и последовала за Минхо на танцпол.   Там ещё жарче, чем у бара, жутко грохочет музыка и со всех сторон пахнет мешаниной из пошлости и концентрированного пьяного веселья.   Кудрявая башка Джисона бросилась в глаза мгновенно: в самом центре движущихся будто под совершенно разные треки людей, с руками Юны на плечах и закрытыми, видимо, в удовольствии, глазами. Минхо бы, окажись в подобной ситуации, глаза закрыл только за тем, чтоб не видеть этого пиздеца, но они с Джисоном — ребята разные. Первый адекватный (хотя это уже ой как сомнительно), а второй водит близкую дружбу с Хёнджином и любит растворимый кофе.   Минхо остановился поодаль, но в поле зрения, если Джисон вдруг откроет глаза, и начал двигаться, увлекая Лию. Та быстро растеряла налипшую на неё прежде неловкость и зажглась получившейся на сей раз, вероятно, убедительно улыбкой Минхо. Трек жутко попсовый, на старой доброй прямой бочке, так что изысканность в танце излишня, да и кто выебается, когда отплясывает в клубе? Однако Минхо не то чтобы умеет танцевать в нужной степени плохо для подобной музыки и такого рода мест. Ну, и он приехал привлекать внимание, а потому немного покачался на манер прочих танцующих, а после, выловив момент, двинулся в синкопу в простой, но искусной связке. Лия чуть удивлённо вскинула брови с ухмылкой. Минхо сделал ещё несколько незамысловатых, но эффектных движений, вышел в волну, подходя к девушке ближе и залихватски улыбаясь. Она приняла правила игры и позволила к себе притереться.   — А ты классно двигаешься, — проговорила на пределе возможностей голоса близко к уху и блеснула взглядом. Минхо ухмыльнулся:   — Ты тоже, — даже не лукавство: Лия неплохо чувствует музыку и весьма пластичная, если на первый взгляд.   Минхо бросил через её плечо взгляд на Джисона. Тот открыл глаза и смотрел на Юну с лёгкой ухмылкой. Его руки нашли место на её талии, и Минхо не нашёл идеи лучше, чем уложить свои на талию (такую крохотную, что, кажется, чуть сильнее сожми — сломится) Лии.   Как раз когда та, кокетливо стрельнув взглядом, закинула ладони на плечи, Джисон посмотрел. Минхо тут же отвернулся, будто совершенно не заинтересован, и продолжил двигаться со всей возможной грацией, чувствуя удары сердца чуть явственнее. А после приблизился к уху спутницы, словно хочет сказать что-то, что обычно в таких случаях говорят. Вызывающее или типа того. У него, конечно, ничего такого по отношению к Лие искренне не имеется, но тут главное создать видимость.   В груди затрепетало предвкушение чёрт разбери чего. Ощутимое, яркое, будто вот-вот случится ебучее новогоднее чудо. Только долбаёб стал бы в письме старому курьеру самоката желаний корябать «ревность Джисона» и на полном серьёзе ждать, что сбудется, но Минхо же как раз из тех. Минхо отчего-то в бредовые намёки Хёнджина почти поверил.   Собственно, очевидно, зря.   Джисон продолжал танцевать, как ни в чём не бывало, снова прикрыв глаза, когда Минхо несколько мгновений спустя бросил на него взгляд. Это могло значить ровно две вещи: Хёнджин пиздабол или Джисон ну очень искусно шифруется. И первое, кажется, сильно вероятнее.   Очередная порция глупой обольщённости застряла в глотке так же, как предыдущие, но заднюю давать поздно, так что Минхо продолжил тереться с Лией до конца трека, ловя её смущённо-кокетливую улыбку и дрожь софитов в ресницах.   В тех паршивых подростковых сериалах ведь всегда нужно время, чтобы терпение одного из героев лопнуло, да? Какой же Минхо конченый, Господи, помоги.   Трек плавно сменился следующим умелыми руками диджея — чуть более мелодичный, почти приятный. Не будь ситуация такой ебаной, может, от танца под эту музыку можно было бы даже получить удовольствие. Но ситуация ебаная донельзя, и Минхо получает только очередную клоунскую шапку — уже коллекцию можно собрать — и порцию злости из-за того, как низко оказались руки Джисона на Юне. И они, сука, слишком красивые, чтобы хотелось их сломать. А ту часть Юны, где они весьма, кажется, удобно расположились, вообще сломать не выйдет. Хотя Минхо бы очень постарался: сломать кому-то жопу — звучит как интересная ачивка. Система от Мосян накинула бы за это три с половиной балла крутости. А за провальный план отняла тысячу, очевидно, и вот Минхо с запредельным уровнем гнева вылетает нахуй из игры.   Джисон всё не смотрел. Тряс головой, метал взглядом искры в Юну, улыбался и не смотрел на Минхо.   Лия же глядела во все глаза, да так восторженно, что стало малость не по себе. Ей, очевидно, Минхо правда понравился, а она ему...она ему оказалась очень кстати, чтобы попытаться осуществить невероятно хуёвый план. И, да, Минхо подонок. Причём подонок весьма бессмысленный, потому что Джисону всё же похуй.   То желание пиздануть Хёнджина, что возникло прежде, пожалуй, не стоит игнорировать. Хорошее желание. И желание ещё выпить тоже.   — Джисон — это тот, на кого ты пялишься? — раздался у уха голос Лии, и Минхо будто получил-таки топором из её сумочки по хребту.   Он замер, вперив в девушку недоумённый взгляд, беспомощно моргнул несколько раз и открыл рот, чтобы что-то сказать, но хули говорить? Кроме как притвориться идиотом, вариантов не нашлось:   — Что?   Лия ухмыльнулась и вцепилась в плечи, вынуждая снова начать двигаться под музыку:   — Ты слишком красивый, чтобы не оказаться геем, — и жутко искренне рассмеялась.   Минхо не понял, унизили его или сделали комплимент, но ухмыльнулся:   — Я запомню, — покачал головой, с трудом глотая скребущий гортань стыд.   — Хотя я не сразу поняла, что твой друг имел в виду, — Лия снова захихикала, не переставая дрыгаться под бит.   — Он и сам не понял, — Минхо закатил глаза, снисходительно ухмыльнувшись, а после дёрнул бровями: — Не хочешь меня ударить?   Он бы себя ударил, да так отменно, чтобы на раз. Не только потому что поступил, как говнюк, по отношению к Лие, но и чтобы ебучие красивые руки Джисона на чужой заднице не лицезреть. А они, сука, всё там и деваться никуда, кажется, не планируют.   — Может, немного, — Лия сощурилась. — Но ты купил мне выпивку и классно танцуешь, так что не так уж обидно.   — Извини, — очевидно, тут обычное «извини» как мёртвому подорожник в слюнях, однако, наверное, лучше, чем ничего. Лия махнула головой:   — Ну, если ты купишь мне ещё коктейль, я подумаю, — и снова засмеялась. Так расслабленно, будто правда совсем не удивилась и даже не особенно задета. А после уложила обе ладони на левое плечо Минхо и зашагала вокруг, пританцовывая. За спиной остановилась, притираясь всем телом, и добавила прямо в ухо: — Это вот тот с блондинкой в синем?   Минхо едва заметно кивнул, глазея на то, как Юну мажет в руках Джисона. Лия подвигалась ещё пару мгновений за спиной, а после крепко ухватилась за плечи и вынудила развернуться.   — Красивый, я ещё за баром его заметила, — оценивающе поджала губы, не переставая покачиваться в такт, и выразительно посмотрела в глаза. Минхо тоже поджал губы, но скорее обречённо. Да, пиздецки красивый. Софиты подсвечивают кожу его рук, чуть влажную от пота, и путаются в кудрях, а на лице до невозможного блаженное выражение. И Минхо, вроде, уже отвернулся, но картинка пульсирует на радужке. — И как он смотрел, тоже заметила, кстати.   — Как? — ухмылка вышла ещё более жалкая, чем все эмоции этой ночью.   Лия сколько-то молча танцевала, поглядывая за спину, а после странно улыбнулась и приблизилась к уху:   — Ну, вот так, как сейчас смотрит.   Минхо насилу не крутанул башкой до свернувшихся шейных позвонков, чтобы проверить. Джисон смотрит? Он всё-таки смотрит? Ебучие подростковые сериалы. Сердце подпрыгнуло, пьяно, неуклюже — в стиле танцующих вокруг.   — Это у вас игра какая-то? — Лия снисходительно нахмурилась, не переставая тянуть ухмылку.   Ага, игра, «долбаебэлиас» называется. Это та версия, где вместо объяснений слов тебя молча шлют нахуй, и геймовер.   — Долгая история, — Минхо дёрнул плечами и качнул головой.   Пиздёж, конечно: не такая уж история долгая. История до смешного абсурдная и непонятная — вот это сто процентов. От неё болит голова и чешутся костяшки пальцев. И в неё нужно уже, блять, внести ясность, потому что с каждым мигом отъезд чердака, кажется, всё ближе.   — Я никуда не спешу, — Лия потрясла шевелюрой, а после задумчиво добавила, глядя за спину: — А этот парень пошёл в туалет, кстати, с очень недовольным лицом, — и стрельнула многозначительным взглядом.   Минхо всё же обернулся: Джисон вразвалку двигался в сторону уборных, разгребая по пути танцующих. Какое ебаное подростково-сериальное клише. Раньше думалось, что в жизни всё не так, как в кино, а сейчас совершенно очевидно, что это правда — в жизни зачастую всё ещё тупее.   И пойти следом за Джисоном — абсолютная глупость. Но это неплохой шанс внести ясность, вообще-то. Спросить, может, уже напрямую, и дело с концом. Или засосать его, блять, прижав к стенке, и посмотреть, чем кончится. Минхо, конечно, храбрости выпил недостаточно для подобного, но там достаточная дозировка равно смерть от интоксикации, а это пока преждевременно.   А Джисон ведь, в целом, пьяный. Шансы получить в ебучку в случае чего при таком раскладе пятьдесят на пятьдесят, но, наверное, сегодня есть повод пойти ол-инн. Сегодня нужно уже хоть как-то пойти, потому что Хёнджин раскрутил рулетку, и от её вращений подташнивает. Ставка на красное зеро — несуществующая, но с вполне реальной возможностью проиграть задницу. Пиздатый план, надёжный — швейцарцы бы позавидовали. Особенно если учитывать, какой же хуёвый из Минхо по жизни игрок.   Хотя, вообще-то, проиграть задницу Джисону — не такой уж плохой исход.   — Его просто тошнит, думаю, — Минхо покачал головой, пытаясь мысленно взвесить ебаность рисующейся в голове перспективы. Весы треснули нахуй — вот настолько перспектива ебаная.   Лия закатила глаза и пихнула в плечо:   — Так иди волосы подержи, учить тебя что ли? — и хихикнула. — Коктейль мне купишь после.   И Минхо пошёл.   Ухмыльнулся на идиотском, ещё раз извинился перед Лией и погрёб в сторону туалетов.   В играх перед дверью, за которой возможен потенциальный пиздец, можно ткнуть на квиксейв и не париться, что тебя там убьёт — ну, откатишься к последнему чек-поинту, не велика потеря. А в жизни разрабы — пидоры, и ни одна сука не запарилась над механикой сохранения. Тут, если за дверью тебя убьёт, ты умрёшь. Нельзя будет вернуться, налутать побольше про запас и со знанием дела распиздить босса со второй или третьей попытки. Тут попытка одна. А у Минхо, к слову, налутано целое нихуя и психическое расстройство. Но, в целом, если NPC-Хёнджин всё же не напиздел, даже с этим вероятность на успех имеется.   Да и за дверью этой, не как в играх — совсем хуй знает, что тебя ждёт. За этой дверью Джисон. А они с Минхо, вообще-то, почти лучшие подружки. Почти. Почему так страшно, чёрт знает.   Сердце зачастило, мысли застучали по черепушке, и ни одной связной. А нужно же будет что-то сказать. Спросить, почему Джисон такой придурок, как вариант, или раскрыть своё не заметное, как казалось прежде, невооружённым. Едва ли будет воспринято серьёзно —  Джисон не из тех, кто серьёзным бывает чаще одного раза в год, так что вариант с «засосать, прижав к стенке» кажется даже более резонным. Тут сложно воспринять неоднозначно, думается. Хотя Джисон столь талантливый в своей пизданутости, что без проблем бы и с таким справился.   Но ведь не просто же так он смотрел, правда?   Минхо помялся у двери в туалет несколько долгих секунд и вошёл. Внутри оказалось двое: длинноволосый статный парень в чёрной брендовой кожанке ценой, вероятно, в крыло самолёта и Джисон, застёгивающий штаны за две копейки из секонда напротив дома. Второй что-то рассказывал — сука, даже за две минуты в толчке найдёт себе нового знакомого и запиздит до смерти, — а первый кивал, высоко задрав подбородок. Услышав щелчок дверной ручки, оба повернулись. Собеседник Джисона ничего интересного для себя в случайном посетителе туалета не нашёл и сразу отвернулся, а вот Джисон смотрел на пару секунд дольше. Всего пара секунд, но Минхо столкнулся с его взглядом, как с ебучим локомотивом. Сначала обычный, чуть заинтересованнее безразличного, как всегда и смотрят на неожиданно вошедших, а после, когда вошедшего узнал, может, на полсекунды другой. Снова будто бы серьёзный — странный, непривычный. Он исчез с поворотом головы так же быстро, как появился, однако у Минхо разом отъебнуло половину хп.   Джисон договорил какую-то мысль пареньку (Минхо даже не пытался вникнуть, о чём речь) и направился к раковинам с ухмылкой. Паренёк что-то ответил и двинул на выход. Одарил Минхо, прежде чем уйти, пренебрежительным взглядом, и щёлкнул дверной ручкой. Пару мгновений относительную тишину (если не учитывать долетающие с танцпола басы) разрывал шум воды, а после зазвучал голос Джисона:   — Я профессию столько не выбирал, сколько ты писсуар, — и смешок. Привычный, тёплый, подъебисто-доброжелательный. Такой, какие Джисон отпускает каждому, с кем общается.   Он глянул на Минхо через зеркало, и взгляд снова обычный, приязненный, с хихиками на радужке. Очаровательно пьяный, особенно вкупе с улыбкой. Тусклый свет сплетается с чуть влажными сбитыми кудрями и рисует на покатых скулах причудливые тени.   Блять.   — Это называется ответственный подход к делу, — Минхо сглотнул внушительных размеров ком в горле и безуспешно попытался в шутку. Джисон, несмотря на провальность попытки, ухмыльнулся, отрывая бумажные полотенца:   — Смотри, не обоссысь из-за своей ответственности, — он вытер руки, бросил полотенца в урну и шагнул к выходу.   Что произошло дальше, Минхо понял не сразу. В голове пронеслось тайфуном несметное число мыслей, и, прежде чем удалось вычленить и проанализировать хоть одну, тело двинулось само. Двинулось в сторону Джисона и припечатало того к стене чуть сильнее нужного. Только в момент звучного «Воу!», сорвавшегося с чужих губ, вышло осознать масштаб хуйни, но отступать поздно. Отступать ещё глупее, чем всё прежнее (а это нихуя себе уровень), потому Минхо ровно мгновение охуевше смотрел в столь же охуевшие напротив и прилепился к губам, уложив руку на кудрявый затылок.   Как-то раз по дурости выдалось получить удар током от электрощитка в подъезде, так вот оно ощущается так же: по всему телу разносятся болезненные искры, немеют конечности и кружится голова. Но там было хуёво, а тут хочется чтобы убило нахуй.   Тут губы Джисона несколько секунд были напряжены, а после двинулись, и талии коснулись руки, притягивая теснее.   Вот сука! Какая же Хан Джисон сука!   Минхо почти застонал — сложно сказать: от негодования или от восторга, — но сдержался, ощущая ползущие по плечам мурашки и шум крови в ушах. Провёл языком по губам Джисона, сжимая волосы на затылке в пальцах, и влез в рот. Там сладко-солёно, жутко алкогольно и невероятно хорошо. Примерно так, наверное, люди спиваются — оно не может не вызвать зависимость.   Ужасно приторный аромат парфюма в носу, ладони на теле, губы в губы и приятное головокружение, как от крепких сигарет.   Благослови, Господь, виски и бессонницу. Поехать в этот блядюжник было самой потрясающей идеей из всех, какие только посещали непутёвую голову.   И даже если акция разовая; даже если после Джисон скажет, что ему это всё на хуй не упало; даже если Хёнджин пиздабол, Минхо долбаёб, а Джисон просто пьяный и перепутал с Юной — плевать. Оно уже того стоит.   Хотя за последнее, конечно, Минхо всё-таки повредил бы парочку красивых коленей.   Джисон вцепился пальцами в ткань на талии, а зубами — в нижнюю губу Минхо, чуть оттягивая, и тут уже не вышло сдержать стон. Негромкий, но едва ли можно было пропустить, и Джисон не пропустил — сильнее впечатал в себя, скользя руками по спине.   Резко бросило в жар, а потом будто окатило ледяной водой из шланга, когда пальцы коснулись голой кожи на талии под рубашкой. За ними потянулись борозды мурашек, а в лёгких застрял намешанный с воздухом восторг.   Минхо не целовался с таким отчаянием, наверное, никогда. Никогда не трясся так очевидно от чужих касаний. Никогда, блять, не чувствовал всё это так остро, будто глефой по коже.   Так вот почему в фильмах и книгах героев так пидорасит от прикосновений тех, кого любят. Минхо всегда думал, что это художественная гиперболизация, но оно, пожалуй, даже приуменьшено в искусстве, оказывается. На деле это настолько ярко, что никакими приёмами и красками не передашь.   Джисон касается, и хрустят кости; целует, и лопаются какие-то сосуды; стонет, и в венах сворачивается кровь. Сердце упирается, пытается гонять её по телу, но оно слабое, и выходит скверно. Особенно когда на боках от ногтей остаются чувствительные линии, а на языке горит привкус алкогольной мешанины.   — Ты подонок, Хан Джисон, — выдохнул Минхо, насилу оторвавшись от губ.   — Я? — Джисон вскинул брови с ухмылкой.   — Иди нахуй, — и снова поцелуй, глубокий, с тремором в пальцах и эйфорическими искрами на обратной стороне век.   Услышать щелчок дверной ручки сквозь набат сердца в ушах было бы проблематично, а вот полифонию пьяных голосов и вдруг ставший громче бит — вполне. Дверь распахнулась, и в туалет ввалилась компания из трёх парней, шумно что-то обсуждающих. Минхо мгновенно отнесло от Джисона на два больших шага. Будь в крови чуть больше алкоголя, столь резкое движение закончилось бы поездкой в травму, а так — только ударом бёдрами о раковину. Джисон на секунду опешил (с его дозой алкоголя в крови быстрая реакция — что-то на сложном), а после ухмыльнулся, зачёсывая ладонью кудри. Минхо пару секунд стоял неподвижно, пытаясь привести в норму дыхание и проглотить застрявшую в глотке панику, а потом тоже зажевал ухмылку.   Вошедшие разбрелись справлять нужду, всё так же активно о чём-то болтая и совершенно не обращая внимания на помятых в другом углу туалета.   Джисон постоял несколько секунд, будто о чём-то размышляя, а после отлепился от стены и подошёл к соседней от той, что приняла на себя удар бёдер Минхо, раковине. Поправил футболку и — не то чтобы очень незаметно — член в штанах.   — Покурим? — глянул с донельзя лукавой улыбкой.   Минхо втянул носом, безрезультатно пытаясь оправиться от ахуя.   — Покурим.   По пути в курилку Минхо понял несколько вещей. Первая: вставший член в этих штанах не слишком заметен, но крайне некомфортно ощущается. Вторая: Джисон охуенно целуется даже пьяным, а его руки на теле чувствуются так невероятно, что и сравнить не с чем. Третья: Хёнджин не такой уж пиздабол, возможно. Четвёртая: это пиздец. В паршивых подростковых сериалах моменты с расшаркиваниями после поцелуя, разговоры и прочую относительно интересную поебень обычно скипают, и сразу хэппи-энд. Сразу все друг друга любят, друг с другом счастливы и ебутся каждые десять минут экранного времени. А в жизни создатели — пидоры, и никто не подумал выкинуть из сценария лишнюю тягомотину. И до ебли раз в десять минут (если, конечно, вообще выдастся) нужно ещё пережить какие-то объяснения, которых у Минхо, к слову, не имеется. Ну, то есть, имеются, наверное, но их бы сформулировать и словами через рот, а рот занят охуевшим молчанием. И сигаретой, а это святое.   Джисон не богохульствует и тоже молчит. Хотя, возможно, он — потому что сказать нечего.   То, что с таким рвением ответил на поцелуй ведь, в сущности, ничего не значит, пожалуй. Он и на той вечеринке, где играли в «Бутылочку», каждому отвечал, как в последний раз. Может, ему просто весело. Может, ему оно в итоге всё же нахуй не упало, и это было забавы ради. Минхо сегодня столько раз давился обольщённостью, что следующий точно будет насмерть, так что как-то даже и не слишком хочется знать. Но немного, наверное, хочется.   Минхо склонен думать, что что-то в этой жизни понимает, и реакция тела Джисона довольно однозначная. И касания его однозначные. Люди не прикасаются так, когда похуй. Не отвечают так отчаянно, когда поебать. Не увлекаются так забавы ради.   Как известно, когда очень хочешь поверить, увидишь и почувствуешь что угодно — таково уж устройство человеческого мозга, и Минхо себе там, в туалете, сочинил ощущение, будто Джисон всё же целовал его не так, как всех тех на вечеринке с «Бутылочкой». Иначе. Тоже отчаянно, но будто с каким-то чувством.   Что там было за чувство и сколько в ощущении Минхо правды, поди разбери. И что сейчас сказать, чтобы не прозвучало ебано, тоже неясно.   А вокруг куча пьяных курящих, шумной болтовни, дыма и напряжения. Джисон последнего, кажется, не чувствует — сидит расслабленно на облюбованной бочке и тянет сигарету, чуть опустив веки. А вот Минхо последнее чувствует изо всех сил. Так старательно, что сводит живот.   Уже хуй знает, проклинать в итоге виски и бессонницу или боготворить. Всё, сука, смешалось: кони, люди, — и попытка внести ясность обернулась ещё большей сумятицей и вставшим членом.   А Джисон даже со вставшим, сука, членом после поцелуев с Минхо для всех и со всеми: стрельнул внезапно подошедшему парню сигарету, перекинулся парой фраз на полупьяном, поулыбался. Приязненно так, как обычно.   И Минхо теперь, когда удалось вот только что словно бы урвать себе отдельный кусок, ревнует только сильнее. А это, может, даже не был отдельный кусок — те же прежние крошки с общего стола, просто чуть больше случайно выдалось выхватить.   — Так почему я подонок-то? — вдруг спросил Джисон, подняв глаза, когда стрельнувший сигарету отошёл. Его губы сложились в донельзя хитрую и ровно настолько же красивую ухмылку. Запрещённый, сука, приём.   Минхо затянулся (просто чтобы повременить с ответом) и попытался скукурузить снисходительную мину, но получилось в очередной раз что-то жалкое. Раздражение вкупе с недоумением и алкоголем горчит на языке.   Джисон подонок, потому что отвратительно сильно желанный, и ровно настолько же непонятный. Ядерная физика, блядство, проще, чем он. По поведению прочих почти всегда сразу ясно намерения, а по поведению Джисона ясно, что диспансер без его скромной персоны простаивает. Вот хули он такой довольный? Сидит, тянет губы в ухмылке и время от времени сигарету, вальяжно качает ногой и смотрит так беспечно, будто не лизался с Минхо несколько минут назад до звёзд перед глазами. А были ли у него перед глазами звёзды?   Блядский пиздец.   — Я скину тебе список причин на почту, — Минхо хотел бы придумать что-то остроумное, но желания с возможностями в жизни редко совпадают, особенно когда имеешь дело с Хан Джисоном.   Когда имеешь дело с Хан Джисоном, внутри виски и бессонница с завидной регулярностью, ревность разрядами бьёт по нервам, а недоумение такое мерзкое, что блевать хочется.   Надо спросить прямо, что у того в голове, и дело с концом, но едва ли он ответит серьёзно. Едва ли в том поцелуе правда было какое-то особенное чувство. Минхо просто долбаёб, а потому наобольщался сегодня на пару жизней вперёд, наохуевал примерно на столько же, но за этим, кажется, неизбежно разочарование и ещё больше виски и бессонницы.   А Джисон и дальше будет для всех и со всеми, дальше будет потрясающим, дальше будет каждый день в новом блядюжнике по-старому социоблядствовать, отсыпать внимания всем, кто не Минхо. А поцелуй с Минхо станет очередной его ачивкой в социоблядстве. Маленькой, незначительной, не стоящей того, чтобы запомнить. И с ебучей клоунской шапкой на голове.   — Приложи к нему лонгрид о том, почему ты засосал меня в туалете, — голос Джисона так резко выдернул из пиздостраданий, что Минхо едва не укачало. Будь в лёгких дым, закашлялся бы туберкулёзником.   Джисон не то чтобы не бывает прямолинейным — он только таким и бывает обычно, вообще-то, но тут было неожиданно. Пиздец как, сука, неожиданно. А вокруг всё ещё куча пьяных курящих, и такие формулировки ну самую малость компрометирующие. Да ещё и сказал, блять, так громко. Минхо не то чтобы стеснительный — просто не любит случаться избитым за углом клуба. Хотя, в клубах вроде этого контингент, пожалуй, весьма лояльный, но это вообще не отменяет роста уровня напряжения в районе задницы.   И, ладно, наверное, дело не только в том, что вокруг люди, — дело ещё и в том, что Джисон смотрит. Благо, не тем серьёзным взглядом, а почти обычным, потешливым, но в контексте даже он ощущается иначе.   — Ты не слишком сопротивлялся, — лучшая защита — это нападение, или как там обычно говорят?   Минхо для себя искренне считал, что лучшая защита — это не связываться с придурками, но уже связался на свою голову на кой-то хуй, так что едва ли остался выбор.   — А зачем мне сопротивляться? — Джисон резанул по горлу очередной очаровательно-хитрой ухмылкой и снова затянулся. Минхо завис, потому что хуй знает, насколько вопрос риторический. Хуй знает, что он вообще значит. Хуй знает, что вообще происходит. Джисон спокойнее мёртвого, но бросается провокациями. И либо ему просто весело наблюдать за страданиями ущербных типа Минхо, либо ситуация вырисовывается интересная. — Ты мне нравишься, — прилетело вдогонку вместе с облаком дыма.   И блять.   Ситуация вырисовывается интересная.   Интересная до крайности, и у Минхо что-то из грудины пизданулось с громким стуком в живот.   Вот так просто, да? Вот так на похуе Джисон говорит, что Минхо ему нравится, после того как весь вечер лобзался с Юной, а до этого хуеву кучу времени занимался социоблядством с прочими. И всё это в набитой людьми курилке. Охуенно.   А можно как-то посбавить накал? Иначе у Минхо к ебени матери расплавится мозжечок.   Что вообще это «нравится» значит? Слово это, вроде как, можно рассматривать с нихуёвым размахом. Минхо вот пельмени нравятся и тёмное пиво, а ещё танцы нравятся, но там уровень запредельный. И вот оно на языке Джисона что значит? А все те люди, с которыми Джисон социоблядствует, тоже ему нравятся?   — А Юна в курсе? — бросил Минхо, пытаясь придать голосу максимальное спокойствие, и затянулся.   Голосу спокойствие придать, в целом, вышло, кажется, а вот внутри неспокойно настолько, что из ушей норовит начать выплёскиваться.   Джисон дважды моргнул, меняясь в лице. В глазах что-то блеснуло донельзя ослепительно, а ухмылка стала ещё шире. И опаснее. Он соскочил с бочки и шагнул ближе будто бы жутко заинтересованно. Минхо насилу не попятился.   — А твоя подружка в курсе, что я тебе нравлюсь? — и снова тот взгляд, серьёзный, глубокий.   Вот на этом моменте Минхо закончился. Вот сейчас отъебнуло последние жизненно важные, и можно, в целом, с почестями за самоотверженность в долбаебизме в гроб. Он, конечно, держал лицо всеми силами, но внутренний коллапс ощущался катастрофическим.   Джисон ревнует. Джисон, чёрт его дери, правда ревнует и теперь это подтвердил. Ухмылка с губ не пропала, но глаза тёмные и почти дырявят голову — тут уже сложно трактовать неоднозначно. И смотреть в ответ пиздецки сложно, но отвести взгляд ощущается невозможным. Это, во-первых, будет выглядеть жалко, а во-вторых, Джисон слишком потрясающий, чтобы отворачиваться. С этой чистой и открытой темнотой во взгляде — совершенно по-новому потрясающий. Минхо так филигранно наебнулся в адмирацию, что сместились позвонки.   Сварганить бы какой-нибудь остроумный ответ на скорую руку, чтобы прикрыть хоть как-то свой ахуй пополам с восторгом, но все мысли разбежались по углам шугнутыми общажными тараканами. Да и толку прикрывать уже, в сущности, никакого. А просто поцеловать, чтобы не пришлось ничего говорить, в курилке, набитой людьми, — затея спорная. Осталось только молчать и держаться за взгляд, режущий остротой до костей.   Минхо и не думал, что Джисон умеет так смотреть: долго, серьёзно, с горсткой несказанного на дне зрачков. И что может молчать дольше двадцати секунд.   — О, Джисон, вот ты где! Ты чего не отвечаешь на сообщения? — задребезжал вдруг за спиной до зубного скрежета знакомый голос Юны, и Минхо невольно закатил глаза.   Вроде, поблагодарить бы её за спасение от волнительного молчания и болезненно рассекающего кожу взгляда, а вроде и нахуй она сюда припёрлась? Лучше уж напряжённо помолчать с Джисоном ещё пару часов, чем в очередной раз ставить под угрозу свою справку об отсутствии судимости. Но Минхо, как и всегда, не оставили выбора.   — Ты сказал, что ненадолго, — Юна встала по правую руку Джисона, и тот посмотрел на неё совершенно обычно, будто не было в его взгляде мрака, размозжившего Минхо голову, несколько секунд назад. Как у него это получается? Такое умелое жонглирование эмоциями зашито в ДНК или этому на специальных курсах учат?   — Ну так я и ненадолго, — Джисон дёрнул плечами с беспечной улыбкой. — Уже соскучилась?   Юна неопределённо (скорее довольно) хмыкнула и попросила сигарету. Джисон протянул ей пачку с какой-то шуткой, в которую Минхо не потрудился вникнуть, потому что слишком в этот момент трудился не полопаться во всех местах от недоумения и негодования. В ответ прилетел смешок. Джисон достал зажигалку, и нет бы протянуть её из руки в руку, чтобы подкурилась сама — вжикнул колёсиком и поднёс к кончику сигареты, зажатой между её губами. Джентльмен, блять.   И будто не было этого разговора буквально минуту назад. Будто Джисон не сказал вот только что, что Минхо ему нравится. Будто не было провокационных фраз с намёком на ревность. Минхо не настолько пьян, чтобы это придумать, а Джисон ровно настолько идиот, чтобы после этого как ни в чём улыбаться Юне, флиртовать с ней и отпускать шутки. Что это, блять, значит?   Минхо окончательно заплутал в попытках хоть что-то понять. Единственное, что понять вышло наверняка — Джисон конченый, но это не то чтобы новость.   Юна принесла в клюве какую-то сплетню и начала её в красках излагать, Джисон затянулся уже почти дотлевшей сигаретой, слушая, а Минхо почувствовал себя бесхозной табуреткой и долбаёбом одновременно.   Ебучие виски и бессонница, блять, ну нахуй всё это.   Он послушал белый шум с минуту и уже хотел было ретироваться к ебени матери, потому что игра в хуйню непозволительно затянулась, но Джисон резко бросил бычок в пепельницу и достал из кармана телефон:   — Слушай, мы пойдём Хёнджина найдём, ему хуево, — посмотрев пару мгновений на экран, перебил Юну. Та недоумённо поморгала, а после вызвалась присоединиться, но Джисон остановил, мол, в мужском туалете ей делать нечего, кивнул Минхо и, не дождавшись реакции, потопал к выходу.   Хорошо, что реакции он не ждал — от Минхо не стоило, он уже не способен реагировать адекватно. У него вместо мозгов кисель, на голове восьмой ряд клоунских шапок и дёргается глаз.   А от Хёнджина ждать такого завершения вечера стоило. И не то чтобы очень хотелось побыть второй нянькой для непутёвого алкоголика, но ноги всё равно понесли за Джисоном. Возможно, отчасти за тем, чтобы отвесить всё же по коленкам.   Хёнджина в туалете не оказалось, но спросить, какого хуя, Минхо не успел:   — Ты не ответил на вопрос, — Джисон прошествовал к раковинам, упёрся в одну из них бёдрами и глянул с вызовом, сложив руки на груди.   Ах, вот так обстоят дела. Вот настолько он охуевший. Он прерывает разговор, чтобы пофлиртовать с Юной, а потом утаскивает Минхо в туалет под ложным предлогом, чтобы этот разговор продолжить. Это, блять, совершенно за рамками, причём за рамками здравого смысла. Минхо шумно выдохнул недоумение вкупе со злостью, вдруг яростно защипавшей горло, и качнул головой:   — А тебе правда интересно знать ответ? — раздражение распирает грудь, и хочется куда-то деть руки, потому что жутко зудят.   Джисон помолчал мгновение, а после оттолкнулся от раковины и сделал два шага к Минхо:   — Я бы не спрашивал, если бы нет, — ещё один шаг. Взгляд провоцирующий, острый, будто бы сколько-то игривый. Минхо в этой игре блядской проиграл, даже не начав катку, кажется.   — Ревнуешь? — слово вырвалось само, но не то чтобы хотелось забрать обратно.   Пускай ответит, блять, потому что это невыносимо. Отчаяние от бессилия и недоумения уже на таком уровне, что совершенно плевать, насколько глупо это выглядит и каким пиздецом может обернуться. Да и каким пиздецом оно может обернуться, в сущности?   Джисон остановился достаточно близко, чтобы можно было почувствовать тепло его тела и запах этих невозможно сладких духов, будь они неладны. Раздражение от этого запаха почти мгновенно притупилось — снова запрещённый приём. Джисон вообще знает, что играет нечестно, или ему на правила в целом похуй? Минхо смотрел прямо в его ставшие опять ненормально тёмными глаза, изо всех сил стараясь не съёживаться от напряжения, и дышал изо всех сил.   — Да, — твёрдо, будто молотком по голове стукнул.   — С чего вдруг? — раздражение притупилось, но Минхо его помнит. И всё ещё нихуя не понимает, что с Джисоном, чёрт возьми, не так, а потому пусть объяснит, раз решил возобновить эту светскую беседу.   — Ты мне нравишься, я же сказал.   С Джисоном всё, сука, не так, спасибо за объяснение. То, что говорит подобное вот так просто, что смотрит так глубоко, что пахнет, что поразительно однозначный в своей неоднозначности. Или неоднозначный в однозначности. Хуй пойми, Минхо уже заебался блудить в его значениях.   — Поэтому с Юной обжимался? — он вздёрнул подбородок и приподнял брови, ощущая, как в крови закипает то ли волнение, то ли новая волна раздражения, то ли остатки выпитого.   — Не то чтобы ты намекал, что я тоже тебе нравлюсь, — Джисон склонил голову и едва заметно ухмыльнулся.   А хули тут было намекать, когда Джисон для всех и со всеми? Когда вечно на приколе, вечно не заинтересован, вечно отсыпает внимания всем, а Минхо — только по особым случаям? Джисон пиздецки неудачный для того, чтобы влюбиться, и это казалось с самого начала очевидным. Минхо, конечно, хотел отхватить его внимания, но никогда на самом деле не верил, что выгорит. Что возможно быть для Джисона кем-то.   Когда Хёнджин завёл свою шарманку этой ночью, парадигмальный сдвиг был таким масштабным, что едва не раздавило. И всё ещё норовит размазать, если уж начистоту. И Джисон нихуя не делает ситуацию проще, даже когда отвечает на вопросы, так что, вероятно, эта область за гранью человеческого понимания. Что-то сродни теориям о параллельных вселенных, чёрных дырах и прочем сильно далёком и очень масштабном.   Но кое-что всё-таки стало понятно наверняка — Джисон придурок лагерный, и он даже сам это подтвердил. В очередной раз.   — Не то чтобы это повод лобызаться со всеми подряд, — Минхо сложил руки на груди, а Джисон посмотрел так, будто действительно в недоумении, мол, как это не повод? Чёрт знает, в шутку или на самом деле, там любое возможно. Есть ли уже вообще смысл пытаться оценить? Минхо сглотнул, и из глотки вырвалась ухмылка: — Ну, вот я намекнул, дальше чего?   Театр абсурда, право слово. И он — главный актёр.   Джисон хихикнул:   — Заебись ты намекаешь, слушай, — и ямочки на его щеках абсолютно очаровательные.   — Зато эффективно.   Джисон пиздецки неудачный, чтобы влюбиться, ещё более неудачный, чтобы ждать взаимности, и просто катастрофически неудачный, чтобы пытаться понять. Но такой невозможно красивый и жутко желанный, что и хуй-то с ним, наверное. Тем более, если и правда маячит возможность стать для него кем-то.    Вероятно, никогда не кем-то достаточно важным, чтобы стоило запомнить вкусы в еде, марку сигарет и предпочтения в музыке, но Минхо, наверное, не то чтобы на самом деле слишком сильно в этом всём нуждается. Сигареты он себе и сам купит — не маленький. Оно всё, конечно, по-прежнему слабо стыкуется, однако это нормально, вероятно, — люди-то разные. Джисон вообще не факт, что человек.   И для Джисона кто-то — не то же самое, видимо, что кто-то для Минхо. Вообще, блять, не то же самое, и с этим предстоит ещё устроить еблю с плясками и попутным переломом черепа, но тут либо принять грядущие черепно-мозговые, либо послать к чёрту. А посылать к чёрту того, кто так пиздато целуется, просто грешно, даже если он конченый.   И Минхо всё ещё до крайности долбаёб. А Джисон в кои-то веки рядом, пахнет, улыбается и смотрит, чёрт его дери, только на Минхо. Это ненадолго, пожалуй, так что, пока есть время и повод, может, стоит позволить себе пообольщаться посильнее.   И просто поцеловать уже, потому что эта ебучая сцена из плохого подросткового сериала непозволительно затянулась.   Минхо ухватил Джисона за ворот футболки и притянул к губам, ибо да в пизду это всё. Не слишком резко, но достаточно настойчиво, чтобы словить в ответ ухмылку. Мягкую, лёгкую, до смешного сильно сжавшую грудину.   Движения губ не такие рваные, как в прошлый раз, не такие жадные — просто нуждающиеся. И Минхо всё-таки, наверное, не вообразил себе, что Джисон целует его не так, как всех тех прочих. Тут определённо есть чувство. Ебейше странное, конечно, но оно ведь Джисона — там всё ебейше странное. Всё, кроме его рук на теле, его языка во рту и его запаха, впитавшегося в кожу — это не странное. Это до одури потрясающее, и дереализация сильная до разводов на веках и головокружения.   — Эффективно, — Джисон нескоро и не слишком охотно оторвался, но из рук не выпустил. — И ты тоже ревнуешь, — ухмыльнулся в губы донельзя довольно.   Минхо вроде и хотел съязвить, потому что, ну ебать, возьми хрустальную сову, догадливый ты мой, а вроде и хотел только чтобы Джисон заткнулся и снова поцеловал. Второе случилось раньше, чем Минхо успел открыть рот.  

***

  В Минхо виски, ром и текила. Паршивое сочетание, особенно в тех объёмах, в каких он пил этим вечером, но, когда оказываешься рядом с Джисоном на супергеройском пути алкоголика, такое просто случается. И ахуй от того, что Минхо рядом с Джисоном на этом пути оказался, тоже случается с завидной регулярностью. Периодические издания такой стабильностью похвастаться не могут, с какой Минхо охуевает.   Джисон всё ещё для всех и со всеми, шутит, травит байки, бегает за догоном в магазин, помогает, открытый на подъёбисто-доброжелательном, будто ничего не изменилось, но теперь наряду с тем в рандомные моменты уволакивает Минхо с чужих глаз и отдаёт добротный такой кусок себя, пока прочие жуют крошки с общего стола.   Охуеть? Да просто пиздец.   Оно стало происходить само по себе.   Джисон через пару дней после той ебучей ночи в жутко дорогом блядюжнике пригласил потусить в другом, чуть менее дорогом, в своей привычной: «Мы тут с Хёнджином решили поехать, го с нами», а Минхо согласился, потому что, во-первых, всё ещё долбаёб, во-вторых, они в ту ночь так по-человечески и не поговорили — только пососались до тесноты в брюках в туалете и там же спасали-таки в итоге Хёнджина от алкогольной интоксикации.   Джисон в этом чуть менее дорогом со всеми болтал и отсыпал всем внимания, как и всегда, и Минхо уже успел тогда построить башенку из клоунских шапок и несколько раз подвергнуть мысленно риску свою блядскую справку об отсутствии судимости, а потом случилось сообщение «В туалет», руки Джисона на талии и его язык во рту. Минхо охуел, но выебнуться не успел — оно с чужой ладонью на члене сложно выходит.   — Всё ещё ревнуешь? — пизданул тогда Джисон, встав на колени, и Минхо не ответил бы, даже если бы захотел.   Ответил он на предложение потусить у Джисона дома спустя ещё несколько дней. В перманентном ахуе, но ответил, и там до разговора дело снова нихуя не дошло. Потом повторилась ситуация на очередной вечеринке у Феликса: Джисон был сколько-то для всех и со всеми, а после уволок Минхо на балкон и целовал так, будто хочет проглотить.   И вот спустя хуй знает сколько месяцев они так ни черта по-человечески и не обсудили, а в Минхо виски, ром, текила, член Джисона и непрекращающийся ахуй.   — Быстрее, — выдох пополам со стоном вышел жалкий и ну пиздецки пьяный.   — Куда-то спешишь? — Джисон ухмыльнулся в затылок, поднимая теплом дыхания кожу на цыпочки.   — Ты подонок, Хан Джисон, — ведёт жутко, а от жара внутри сводит живот.   — М-м-м, придумай что-нибудь новое, — движения чуть ускорились, и это вкупе с ужасно сладким ароматом Джисоновых духов в носу почти смертельно. Минхо простонал, даже не пытаясь сдерживаться, и привалился лбом к стене.   Вообще-то, не то чтобы они совсем ни черта не обсудили. Джисон в один из вечеров в каком-то контексте взаимных подъёбок про злоебучую ревность, вдруг ставшую лейтмотивом чуть ли не каждой встречи, сказал что-то вроде:   — Кстати, ты же у нас мастер намёков. Дай совет: как намекнуть, что можно больше не ревновать?   — Советы только за деньги, — Минхо состроил лицо лица и ухмыльнулся.   — Эх, блять, — Джисон сымитировал самую драматичную досаду из возможных и хихикнул. А после нескольких мгновений молчания добавил: — А я-то хотел как-то с выебоном сказать, что никого другого не хочу.   Минхо тогда ничего не ответил: молча не слишком продолжительное поохуевал, в том числе от этого блядского серьёзного взгляда, временами выпрыгивающего, как скример на пиратском сайте, ухмыльнулся и полез целоваться.   И решил, что, в целом, а хули говорить, так что больше и не пытался (да и не то чтобы до этого с большим энтузиазмом).   С энтузиазмом он сейчас в очередной раз простонал, ощущая немоту в конечностях и искры под веками. Джисон прикусил кожу на шее, набирая темп, и шлепки кожи о кожу, вероятно, непозволительно пошлые и столь же для клубного туалета громкие. Но сквозь шум в ушах и алкогольный туман в голове оценить сложно. Дрожь протянулась по ногам, сильная до трещин в костях.   — Кончай, — загнанно шепнул Джисон в ухо — только звук его голоса способен пробиться через любой шум, — и Минхо почти отключился от импульса, прошедшего по телу.   В нём виски, ром и текила. А ещё непрекращающийся ахуй пополам с восторгом каждый ёбаный день, потому что, оказывается, можно быть для Хан Джисона кем-то. Можно не жевать каждый день бессмысленно пресную ревность. Можно, как в паршивых подростковых сериалах, чтобы все друг с другом счастливы и ебутся каждые десять минут экранного времени. Можно, чтобы было просто хорошо.   А ещё виски и бессонница, оказывается, — не такое уж паршивое сочетание.