И в них не читалось того мрачного, морозного безразличия, которым Винсент награждал весь мир вокруг себя.
Будто бы одни лишь его глаза заново приписали Роди какую-то значимость, которую у него, как самую желанную конфетку у беспомощного и слабого ребенка, однажды вырвали прямиком из рук. Оставили ни с чем. Опустошенным, безутешно рыдающим и готовым ползти до последнего вздоха за отобравшим его единственную радость, сдирая в кровь колени и роняя крокодильи слезы на холодный твердый пол. Как вдруг ему, уставшему и изнеможденному, что никак не может поспеть за негодяем, лишившим его счастья, удается натолкнуться на того, кто предлагает ему вместо утерянной конфеты горстку изюма. Пускай они и в корне отличаются, и второе предложение куда менее привлекательное, чем первое... Истосковавшийся по утешительному вкусу чего-то сладкого, он охотно и цепко схватит протянутую руку и чуть ли не как собака начнет жадно поедать преподнесенное «лакомство», особо не чувствуя пищу в своем рту, а просто довольствуясь тем, что кто-то не прошел мимо и решил его накормить. Но Роди, несмотря на присущую ему в некоторых моментах незрелость и абсолютно нездоровое самосознание, все же не совсем бы отнес себя к истощенному голодранцу, готовому без задней мысли принимать какие-либо «угощения». Потому хоть и хватался за лицо, часто и судорожно дыша от несуразно приятного и хрупкого неверия в свои домыслы и беспокойно ерзая ногами по полу, осознавал, что вряд ли их кратковременная связь когда-нибудь станет хотя бы похожей на дружескую. Они из разных миров. Несовместимы характерами, целями, взглядами, привычками и положением в обществе. В конце концов, они элементарно мужчины. Не созданные друг для друга существа по умолчанию, которые по определенным обстоятельствам «предались греху». И вряд ли смогут смотреть друг на друга в неоскверненном и высокодуховном ключе, что полностью уничтожает возможность тесных «братских» взаимоотношений. Ламори никогда не был сильно верующим человеком, но религиозное воспитание вывести крайне трудно, потому предрассудки оставались, мешаясь с его собственными чувствами непонимания и потерянности, распутной и порочной тяге к тем, к кому она будто бы и не была задумана природой, ставшая происками людской глупости, ненасытности и похоти. А уж питать какую-никакую искреннюю любовь к представителю своего пола казалось преступлением настолько тяжким, что будто бы после того, как это случится, отмыться не получится никогда. Хоть бог никогда особо и не благоволил ему, будто игнорируя его существование, почему-то он смертельно боялся быть наказанным за подобные вещи. Лучше уж они унесут это все действо с собой в могилу, притворившись, что ничего и не было. Мало хорошего в сближении после всего произошедшего. Разочарованность, сожаления и тягучая тоска от сделанных выводов пробиралась в середину грудины, сжимая внутренние органы. Но ничего страшного, ведь все равно Роди сможет насладиться чувством этой практически неуловимой важности, так как рабочие отношения никто не отменял. Просто он более не сможет смотреть на Винсента так же, как раньше, сохранив в себе все то смятение и двойственность чувств, что рано или поздно угаснут, исчезнут и оставят его существо в прежнем знакомом состоянии. Да и мало ли, может, найдется новая пассия или вернется Манон? И все встанет на свои места. Каждый пойдет своей дорогой и более никогда не пересечется. Как бы не было больно и жалко. К слову, о Манон. Если Винсент и правда с ней расстался, то как же она сейчас? Плачет ли? Скучает ли по нему? Хочет ли вернуть отношения с Роди после краткосрочной гулянки? И стоит ли ее в таком случае проведать, не подавая виду о своей осведомленности? Пожалуй, сейчас не самое подходящее время. Но ему все так же необходимо узнать все возможное об этом разрыве, чтобы хотя бы одна недосказанность разрешилась и можно было принять какое-либо решение для себя. Каким бы трудным и болезненным оно не оказалось. Так Ламори мог бы гадать и строить стратегии на будущее и дальше, вот только время уже на это закончилось. Мимолетно взглянув на циферблат часов, он обнаружил, что пробил час пойти и реализовать данное Шарбонно предложение, раз и навсегда покончив с этой неурядицей. Роди напоследок осмотрел пространство комнаты, освещенной ярким светом из окна, которое в парящих повсюду частичках пыли стало выглядеть только хуже, отчего он слегка скорчил лицо, почесал затылок и в очередной раз решил забить на глядевший на него беспредел до своего возвращения. Он обулся, поправил рубашку, собрался с мыслями и наконец отправился наружу, в которой почувствовал себя лучше. Ничего особо не поменялось. Разве что прибавилось прохожих вроде матерей с колясками, спешащих по своим делам работяг и медленно идущих куда-то стариков. А так — все тот же теплый ветер, умиротворяющие шуршания листвы и подсохшие сверкающие лужи, мимо которых размеренно и неторопливо шел Роди по направлению в чайный магазин, посетителем которого становился довольно редко. Манон любила пить всевозможные чаи, пока ему они казались ничем особенным, а некоторые и вовсе странноватыми. Так-то особой нужды у него поглощать их и не было, пока существуют соки, газировка и, наконец, пиво — другое его мало привлекает и заботит. Проходя сквозь небольшие улочки, дома и строения которых были выполнены в различных архитектурных стилях, начиная от старых готических построек и заканчивая более модернистскими, казавшихся на вид проще и компактнее безо всяких люкарнов и причудливых угловатых крыш, Ламори достиг своей цели. Перед ним оказался небольшой магазин в коричнево-бежевых тонах и вывеской с вычурным названием «Le Jardin de Thé». Впрочем, такая витиеватость была заслужена, потому что Манон никогда не жаловалась на продукцию, продаваемую в нем, даже наоборот, охотно и ярко нахваливала, что впоследствии дошло до ее знакомства с владельцем этого скромного заведения и его женой, с которой они разделили это маленькое хобби и сумели вывести его в относительно прибыльный бизнес, закупая товары из-за границы. Тогда Роди почувствовал легкую зависть и невольно подумал, насколько здорово было бы заниматься чем-то, приносящим им с Манон и деньги, и удовлетворение, пока они бы одновременно с этим строили где-нибудь свое семейное гнездышко. Но у жизни на все свои планы. Прокрутив теплые и туманные воспоминания в голове, Ламори с нежной грустью обвел взглядом фасад здания, дернул ручку двери со стеклянным окошком посередине на себя и прошел внутрь под звон колокольчика. Выполненное в мягких пастельных тонах небольшое пространство с немногочисленными товарными полками со строго и безукоризненно ровно выставленной продукцией всегда создавало хорошее впечатление и вызывало желание походить и посмотреть, чего же такого интересного предлагает ассортимент этого опрятного и гармоничного магазинчика. Сегодня за кассой стояла жена владельца, имени которой Роди уже не помнил. Она была чем-то занята, возможно, вела какие-то подсчеты, судя по ее сосредоточенному лицу и бумагам в руках. Он не стал ей мешать и тихонько побрел по памяти в небольшой отдел, где предположительно могло находиться зерновое кофе. На удивление, в магазине, помимо него и владелицы, были еще покупатели — двое мужчин, которые что-то усердно пытались выбрать в чайном отделе. Обойдя их, Роди пришел к тому, что так искал. Было достаточно вариантов, выбрать из которых с легкостью он не мог. По иронии судьбы кофе ему не был люб из-за того, что обострял его беспокойность, отчего его питье стоило не то что поумерить, а лучше вовсе прекратить. Потому сказать наверняка, какой из этих всех вариантов будет лучшим, затруднительно. Ламори, насупившись и приняв задумчивую позу, подпер подбородок рукой, локоть которой уперся в подложенную под нее другую руку. «Если возьму самый дешевый, это будет как-то грубо и есть риск того, что эта же баночка вернется мне в голову. Но если я возьму самый дорогой, то не факт, что он будет самым качественным... Еще и небось он начнет меня поддевать, типа, откуда деньги взял, раз карманы все дырявые... Блин! Как же все... До нелепого сложно!» — ворчал про себя Роди, сто раз пожалевший, что вообще вызвался этим заниматься, когда мог бы безо всяких долгов уйти с миром. Присев на корточки, он стал раздраженно и внимательно рассматривать самые нижние полки, пока надежда рационально выбрать подношение Винсенту, больше походящее на откуп, все еще теплилась в нем. Когда случайно отвлекся от своего вынужденного занятия, он краем уха уловил диалог других посетителей, слушая их приглушенные изречения: — Погоди, ты прям уверен? По-моему, он как-то не так выглядел, — нерешительно и с неприкрытым скепсисом проговорил как можно тише один из мужчин. — Лоран, ты меня пугаешь! Совсем памяти нет уже? Я на все сто процентов уверен, что это он, — ответил ему куда более твердый и нахальный голос. Ламори не стал вслушиваться, поняв, что случайный разговор двух незнакомцев все равно не представлял никакого интереса, поразмышлял над выбором, провел небольшой сравнительный анализ и пришел к выводу о том, что возьмет средний по цене, раз уж другие варианты кажутся совсем провальными. Только его рука потянулась к заветной банке, так сразу послышались шаги где-то позади, и кто-то громко и четко сказал за его спиной: — Эй, Роди, это же ты? Давно не виделись. Внутри у него все похолодело, и он замер, сильно сжав банку в руке и пространно уставившись на неподвижно стоявшую перед ним продукцию. Как обухом по голове. Это еще кто? Неужели кто-то из давно забытых знакомых решил напомнить о своем существовании? Но тогда почему он совсем не может узнать этот закидонистый мужской голос? Роди поднялся с корточек, настороженно и напряженно обернулся на мужчину, расположившегося на некотором расстоянии от него. Высокий, одет в черные штаны и такую же по цвету кожаную куртку, волосы темно-каштановые, кудрявые и пышные, беспорядочно торчащие во все стороны и наползающие на высокомерно глядящее на него лицо. Он так и не узнал его, потому слегка нахмурился и непроизвольно прижал к себе банку одной рукой, с недоумением таращась в нагловатые глаза напротив и неловко пытаясь спросить: — А вы...? — Это ж я, Ричард! — с зубастой ухмылкой и изогнутой в изумлении бровью ответил он, на что все так же получил сконфуженный и непонимающий взгляд, после чего продолжил, — с экономического? Не помнишь, что ли? Ты вроде как на гостиничном бизнесе учился, нет? «Так это с колледжа тип. И чего он тут только забыл? К чему все эти любезности? Да кто ты вообще?» — с презрением высказался про себя Роди, но ответил с притворным и неловким пониманием, рефлекторно отведя глаза, криво улыбнувшись и ухватив себя за заднюю часть шеи: — Я просто плохо помню те учебные времена, ха-ха, вот сразу и не признал. — Ну, ты с нами особо долго и не был, что уж тут говорить, — отозвался Ричард, убрав руки в карманы и с подлинным интересом уставившись на собеседника, — а ты, собственно, куда пропал? Поменял специальность? — Я, э... — замялся Роди, все его тело окаменело и пропустило через себя неприятный заряд, вызванный неудобным вопросом. Он не любил говорить о своем периоде обучения. И особенно о том, как был исключен за прогулы и абсолютно провальные результаты практически по всем дисциплинам. А уж что его из-за этого ждало дома — и упоминать страшно. Тут точно хвастать нечем. Он и не хотел там учиться. — Кхм, отчислился, — обреченно выдавил из себя Ламори, свел брови в одной точке и поджал губы, всем своим видом показывая, что таким расспросам он совсем не рад и пора бы уже заканчивать, если у его нежелательного собеседника остались хоть малейшие намеки на тактичность и эмпатию. — Мы так и подумали, что с твоими способностями ты здесь не задержишься, — отпустил короткий и ядовитый смешок Ричард, вытащил руки из карманов и в снисходительном жесте развел их в стороны, подняв плечи и отрицательно замотав головой, — да уж, и как оно? Бедные твои родители, наверное, так были разочарованы. Роди сдавил банку в руке до побеления костяшек и еле слышного хруста подмявшегося пластика. Лицо его помрачнело пуще прежнего, и он исподлобья сверлил глазами своего оппонента, что не только не обращал внимания на его неприветливый вид, а будто бы не замечал вовсе. «Кем ты себя возомнил, чтобы говорить такие вещи?» — мимолетно пронеслось в голове у Роди, зубы его легонько издали скрежет от сжатой челюсти, и кадык нервно перекатился в горле. — Эй. — И ладно, прошлое — это прошлое, — подовольствовавшись усмешками в сторону своего бывшего и несостоявшегося однокурсника, Ричард не позволил ему ничего ответить и вернулся в прежнее положение, убрал ухмылочку с лица и нацепил менее надменное выражение, — сейчас ты как? Устроился куда? Может, «остепенился»? — намекая на какие-либо сподвижки в личной жизни, спросил он. — Да так, официант в местном ресторане, — пробормотал Ламори, не удержавшись от ответа про работу, и все еще внутренне негодовал, питал искренную ненависть к Ричарду от полного принижения в отношении себя. — Официант? Интересно, — задумчиво протянул он, почесав подбородок, затем вновь обратился с неподдельным любопытством на не пышущего дружелюбием Роди, — я тут вспомнил, что недавно в одной узконаправленной газетенке с рецензиями на разные бистро писали, что в «La Gueule de Saturne» наблюдались проблемы с обслуживающим персоналом. Ты, случаем, не там работаешь? Сердце пропустило удар. Молчание. Он вытаращил на Ричарда глаза. В каком таком смысле «проблемы с обслуживающим персоналом»? Это что, и правда про него что-то там где-то пишут? Еще и в таком ключе? Вот так новости. Обомлевший Роди поднял брови и встал неподвижно, как каменное изваяние. Ураган мыслей, догадок и эмоций заставлял трепещать все его потерянное и теперь немного напуганное существо. Конечно, были и сменщики, но что-то ему подсказывало — речь вряд ли бы шла о них, зная, какие вещи он успел наделать во время своей «службы». Ведь все, кто совершал даже мельчайшие промахи, получали серьезный выговор вплоть до увольнения. Наверное, один он такой «особенный», что косячит на постоянной основе, но максимум зла, ему причиненного, заключался лишь в одной размашистой пощечине. И то, будто бы он получил ее совсем не по причине того подлого пакета, что не выдержал вес мусора в нем и разлетелся по всей кухне. Роди прошиб холодный пот от осознания того, что его действия в действительности могут иметь какие-то последствия. Причем, не только для него самого, но и для других людей. Очень любопытно, а... Он видел эти самые опусы про упорный труд лично нанятого им сотрудника? Если еще ничего не произошло, значит ли это, что пора бы призадуматься о скорейшем увольнении, пока все относительно спокойно? — Да ну! Серьезно? — в полном шоке ответил на карикатурный ступор Ламори Ричард, после чего как-то недоуменно-ехидно улыбнулся и затараторил, — как так вообще получилось? Каким образом ты вообще там оказался? Ты что, умолял Винсента Шарбонно на коленях, чтоб тебя взяли на эту вакансию? Ха-ха-ха! Поверить не могу! С каждым предложением у Ламори все больше отвисала челюсть, а лицо по цвету начинало напоминать свежевыбеленный холст. Он знает Винсента? Хотя это вполне логично, ведь имя владельца ресторана не является секретом. Но, судя по тону, совершенно точно можно сказать, что этим двоим удавалось свидеться лично. Возможно, и не раз. И что теперь? На его жизнь уже можно вешать новопридуманный фразеологизм про дороги в Рим, только в виде: «Все дороги ведут к этому проклятому Шарбонно»? — Кстати, где ты так умудрился повредиться? — неожиданно вывел его из состояния сырой курицы Ричард, что, видимо, решил удостоить пристальным вниманием после случайно вытянутой информации, рассматривая марлевую повязку, — только сейчас пригляделся и заметил. Боже правый! Это не он тебя поколотил за плохие отзывы? Роди чуть было не выронил банку из рук. Точно, марля. И этот злополучный укус за ней. Надо же было этому засранцу вгрызаться в него, как в какой-то праздничный торт, еще и в такое видное место! Черт бы побрал весь этот парад безумства из дурацких совпадений и неминуемо следующего за ними стыда! — Бывает же в жизни всякое, — подуспокоился Ричард, и градус его вредительного веселья медленно начал идти на убыль, — я просто шучу, если что, ты не грузись особо. Хоть у шефа характер не сахар, но до такого он никогда не доходит, так что я ничего не наговаривал, ладно? Огромные круглые глаза Роди, переполненные какой-то неуместной и первобытной паникой, уставились на собеседника, и сделали его самого походящим на сумасшедшего, у которого началось обострение симптомов психического недуга. Пытаясь сохранить спокойное выражение на собственной физиономии, он с грохотом проваливался до такой степени, что у него начинали слегка трястись губы, как у замерзшего. Почему именно сегодня надо было напороться на этого приставучего придурка? И каким хреном он хоть и «пошутил», но по сути угадал, что все эти следы связаны с любящим пускать в ход свои необычайно острые зубы господином Шарбонно? Какая проницательность, просто великолепно! — Роди? — вдруг беспокойно позвал его он, недоуменно подняв бровь, — ты так на меня посмотрел, я даже испугался. Погоди. Он же... Точно тебя не бьет? А то из-за твоей реакции можно подумать иначе. — Чего, — вышедший из остолбенения и насквозь промокший, с нелепой гримасой страха, удивления и чего-то истерического пискнул Роди, затем резко взглянул на несуществующие часы на своей руке, громко охнул и нервно начал причитать, — бо-о-оже, а время-то сколько! Я очень спешу, прям очень-очень, так что пойду! Давай, удачи, всего хорошего! Он пронесся к кассе и громко поставил банку кофе прямиком на стол, заставив вздрогнуть продавщицу. Его ошалелый и растрепанный вид напрягали ее крайне сильно, но она, не задавая лишних вопросов, несмотря на непреодолимое желание узнать, что старого знакомого привело в такой необычный вид, пробила товар, получила деньги и широко распахнутыми глазами и маленьким кивком проводила пулей вылетевшего Роди, успевшего напоследок прикрикнуть: «До свидания». — Вот это его жизнь помотала, — подошел мужчина к оторопевшему от такого поведения Ричарду и со смятением смотрел то на дверь, то на своего знакомого. — И не говори, — отозвался он и раздраженно почесал макушку, — что так шугаться? Неужто Шарбонно его и правда кошмарит настолько, что он аж бедный удирает от одного лишь упоминания этого имени? Хотя... Впрочем, если он такой придурочный и на работе, то я бы тоже со всей строгостью отнесся к нему. Если бы и не уволил вовсе. И зачем ему только такие неприятности — совершенно непонятно... — Кто там кого кошмарит? Ты о чем? — недоуменно спросил Лоран, направляясь к все еще растерянной продавщице, — оставь ты его уже. Какая разница, что у него вообще происходит в жизни? Сдался он тебе? — Я не рассказывал? — спросил с нотками легкого удивления Ричард, — ах, ну да, эти все ресторанные бизнесы не твой профиль, потому ты ничего и не знаешь. Подзабыл немного, прости. — Мне до сих пор неинтересно, если честно, — безразлично пожал плечами Лоран, оплачивая свою покупку и после направляясь на улицу. — Не отмахивайся от меня так, ну ты что, — не отставал он, нагоняя, — там ситуация довольно занимательная. Тот Шарбонно, про которого я говорил, владелец одного довольно популярного бистро, спонсируемого им самолично! Что уже крайне похвально в нашей экономической ситуации, не находишь? Более того, ему не только удается крепко держаться на плаву и поддерживать свое дело, он и сам не промах в плане готовки. Нет, даже не так. Его работы безупречны настолько, что даже называть их так примитивно, как «еда», просто-напросто будет неуважительно — это своего рода произведения искусства. Текстура, форма, оформление — все это абсолютно безукоризненно и выверенно, сразу чувствуется почерк опытного и искусного повара. Поистине впечатляюще, разок увидеть и более не забудешь. Может, раз ты приехал сюда, привести тебя как-нибудь туда? Пускай он редко готовит сам, меню и уровень персонала на самой кухне довольно хороши. Да и всегда можно договориться, ведь я помогал ему одно время с рекламной кампанией. И человек он очень даже благодарный! По моей просьбе пустил меня посмотреть на процесс готовки, который оказался довольно информативным, по крайней мере, как для любителя. Звучит недурно, не правда ли? — Слышать от тебя высокую похвалу в чью-то сторону так странно, — неловко ответил на всю эту тираду восхищений Лоран, размеренно шагая по разбитой временем плитке, — возможно и получится куда-нибудь выбраться, не знаю. Лоран подумал о чем-то пару секунд, и какая-то определенная мысль вызывала на его лице видимую озадаченность, отчего он повернулся к своему знакомому, открыл рот, но не в состоянии сформулировать свою речь отвернулся и пробормотал: — Только... Хм, непонятно. — И что же тебе не понятно? — громко шаркая по асфальту, наотмашь переспросил Ричард. — В твоем описании его «творений» меня кое-что немного смутило, — задумчиво протянул Лоран, — когда говорят о всяких забегаловках, обычно первым делом хвалят вкус, а не внешний вид, потому что это единственная основная причина ходить в подобные места. Но про это я и слова что-то не услышал. — Эх, — вздохнул он, демонстративно прочистил горло и явно подготовился распинаться о чем-то, — к твоему обывательскому сведению, это не совсем так. Процесс приготовления в своей высокой и изящной форме направлен не только на то, чтобы удовлетворить низменное желание насыщения. Это полноценный и сложный творческий процесс, в котором творец выражает себя и свое отношение к миру, передает свое видение потребителю путем многих характеристик. И какие-то из них будут более выраженными, пока другие, в свою очередь, менее. Достоинства блюд Шарбонно в том, как они выглядят и как они ощущаются, и это крайне уникально, потому что вкус, хоть и совершенен, здесь играет вторичную роль. Лично я такого не пробовал никогда до ознакомления с его работами, потому был очень впечатлен, — с воодушевлением закончил свои помпезные речи, затем слегка толкнул спутника в плечо и ехидно добавил, — тебе однозначно не дано понять, раз ты выдаешь такие приземленные суждения. — Оно и к лучшему, — цыкнул Лоран, недовольно потер место, в которое его пихнули, сердито посмотрел на самодовольную лыбу собеседника и устало выдохнул, — не понимаю, к чему эти все сакральные смыслы в таком заурядном и обыденном деле. — Ты только доказываешь своими словами то, насколько такие повара, как Винсент Шарбонно, гениальны для деревенщины вроде вас. Потому надо обязательно тебя притащить в «La Gueule de Saturne». Возможно, тогда твой мозг сможет осознать хоть толику подлинного мастерства талантливого повара, а? — поддразнил его Ричард, пока они вместе преодолевали бесконечные переулки. — Без разницы уже, только отстань от меня со своими мыслительными потугами, — демонстративно ускорил шаг он, оставляя позади Ричарда, который не собирался отставать и практически шаг в шаг поспевал за ним. В абсолютно противоположном направлении Роди нашел себе местечко отдышаться и посидеть после стремительного побега, расположившись на бордюре под раскидистыми ветвями дерева, бережно укрывшего его от палящих лучей солнца. Все как обычно. Стоит ему встретить «отголоски прошлого», так он не может выдерживать это прямое столкновение дольше минуты. Потому что они снова и снова напоминали ему о том, кем он является на самом деле и как люди к нему относились и продолжают относиться. Еще и выяснил, что успел поднасолить Шарбонно, пускай и ненамеренно. Возможно, Роди хотел бы как-нибудь напакостить ему, чтобы тот не сильно зазнавался, но это было крайне глупо и жалко с его стороны, потому что он буквально не более, чем официант на полставки. Да и портить кому-то заработок — не в его стиле, когда он прекрасно осведомлен о том, как тяжело достается эта желанная монета, без которой жизнь стала невозможной. Его искренне волновал лишь один вопрос. Когда-нибудь уже начнется белая полоса? Или ничего такого не предвещается в ближайшие лет двести? Проведя ладонью по лицу и посмотрев вверх на зазоры между листвой небесно-голубого цвета, Роди мягко и вымученно улыбнулся, про себя подумав о том, что выполнение этого маленького поручения за свой бюджет было все-таки не зря! Хоть и компенсировать все моральные травмы, нанесенные Шарбонно своей работой, в полной мере не получится, это будет лучше, чем ничего. Он поймет. Так Роди в легком дискомфорте дошел до злополучного бистро. Обойдя его сбоку, Ламори стал медленно подниматься по скрипучей железной лестнице. Стоило ему только ухватиться за нагретые перила и поднять голову, так сразу он увидел стоящего на площадке Винсента, что вальяжно облокотился на ограждение локтями и подался чуть вперед корпусом, смотря прямо на него. Помимо свежей и дымящейся сигареты в руках, что не успела вытлеть до его прихода и являлась абсолютно естественным атрибутом Шарбонно, на его лице появился доселе невиданный объект. Очки! Роди сначала опешил и на секунду усомнился в том, что вообще пришел по адресу. Этот высокий и точеный силуэт, облаченный в черный, переливающийся на свету иссиня-пурпурными бликами, словно волнами, халат; аристократично бледная кожа, что становилась еще белее в таком ярком освещении; смольные и блестящие волосы, элегантно развевающиеся ветром... Да что же это за обворожительный мужчина в то и дело отражающих солнечный свет очках, так сильно похожий на угрюмого и уставшего Винсента? — Прибыл, — пробасил он, делая очередную затяжку и создавая ямочки на своих щеках, с прищуром вгляделся в удивленное лицо на пролете ниже. — А? — нелепо тонко воскликнул Роди, проморгался и убедился в правильности пункта назначения, но все еще боязливо и настороженно поднялся на площадку, — что это у тебя на лице вообще? Я уж подумал, что не туда зашел. — Даже не знаю, — снисходительно отозвался Винсент, уводя взгляд от него куда-то далеко в простирающиеся внизу строения и выпуская изо рта дым, — может быть, очки? У тебя вроде есть глаза и мозг, чтобы понять, что это. — Нет, я имел в виду не то, — неловко ответил он и почесал затылок, поняв, что ввязал себя в бессмысленный и глупый разговор, — просто ни разу не видел, чтобы ты их носил, вот и удивился. Это типа новый аксессуар? Тебе... Тебе идет, — вырвалось у него изо рта, отчего он пристыженно кашлянул и прикусил язык, чтобы больше никакой чепухи с него не слетало. — Ага, — криво ухмыльнулся Винсент и насмешливо поднял бровь, пристально и самодовольно глядя на Роди, — отличный аксессуар, который помогает видеть, что вообще происходит вокруг. Головой подумай, зачем мне носить декоративные очки с линзами-пустышками здесь? Перед кем мне красоваться, еще и таким сомнительным способом? Но раз тебе понравилось... Наверное, все не так уж и плохо. — Так у тебя зрение плохое!? — шокированно ответил он, сам не понимая, почему его это так поразило, и лихо решил сместить фокус внимания со своего случайно сбежавшего из закромов сознания комплимента, — и как ты без них справляешься на работе? А меня без них тебе насколько хорошо видно? Вот сейчас, например, — с искренним любопытством вопрошал Ламори, подойдя практически в упор к Винсенту и будто бы одним взглядом прося снять очки. — Линзы, Роди, они все еще существуют, — закатил глаза Шарбонно, слегка сдвинул оправу вниз по прямой и изящной переносице и оценивающим взглядом окинул мужчину напротив, после чего повернулся обратно к перилам и невозмутимо поправил очки, — с такого расстояния, к сожалению, достаточно четко. — Чего-чего? «К сожалению»? — опешил Ламори и тихо усмехнулся, оскорбленно поправив свою рубашку и помотав головой в стороны, затем обиженно буркнул, — я что, настолько плохо выгляжу? Мог бы и не так прямо говорить, грубиян. Винсент посмотрел вдаль, не нарушая тишину, подошел к маленькому столику, пристроенному около входной двери, затушил сигарету о пепельницу и взял закурить новую: — Нормально выглядишь, — как ни в чем не бывало переубедил его он и спиной оперся о прохладную стену, скрытую в тени, параллельно щелкая зажигалкой,— более важно другое. Честно говоря, я уже практически поверил в то, что ты сбежал с концами. Но нет, снова ты тут. Забавно. — В смысле сбежал? — в непонятках отозвался Роди, — с какими еще концами? — Вид был у тебя такой, словно ты из тюрьмы смотался, когда уходил, — сверлил его взглядом Шарбонно, одну руку прижав к себе, а второй выкуривая очередную сигарету, — вот и подумалось. В таких случаях обычно не возвращаются. Хотя с тобой может приключаться что угодно. — Ну и фантазии у вас, — угрюмо ответил Роди, демонстративно отвернувшись и вытянув руку с банкой перед собой, — твой кофе. Как ты и просил... Вернее, как я обещал, да. «Черт, и правда так заметно было?» — занервничал Ламори, спрятав свое волнение за личиной возмущенного недовольства, пока мелкая дрожь предательски била его руку. И как на зло Шарбонно не сразу взял преподнесенный ему откуп, постояв и подумав о чем-то о своем пару секунд. Но все же он соизволил усмирить распаляющееся беспокойство и осторожно забрал свой кофе, задумчиво его разглядывая с непроницаемым выражением лица. «Только не это. Неужели ему еще и не нравится?» — звучно взглотнул Роди и поджал губы, прикусив внутренную часть щек и заняв себя открывшимся видом из домов, извилистой дороги и парочки пышных деревьев. — Спасибо, — коротко бросил Винсент, после чего незамедлительно отправился к двери, открыл ее и зашел внутрь. — П-пожалуйста, — машинально ответил Роди одновременно со звуком захлопнувшейся двери и сопровождающего его еле слышного скрипа петель. Ламори сначала не понял. И это... Все? Так просто ему удалось отделаться, даже нет нужды в любезностях и прочем? Воодушевившись, он посветлел и непроизвольно с великим удовольствием выдохнул. Но стоило ему засобираться уходить, как резко вспомнил, что у него есть острая и маниакальная нужда исследовать дом на предмет... Чего бы то ни было, лишь бы подозрительного. Как минимум, что там была за закрытая дверь? Кому в здравом уме нужно закрывать комнату на ключ в собственном доме, если скрывать нечего? И если ему не удастся узнать столь величайшую тайну пугающего дома, как же он будет спать по ночам? Интуиция требовала, настаивала на своем, вновь и вновь заставляя его идти на этот неоправданный риск. Но риск чего? Или он просто-напросто ищет любую возможность прилепиться к Винсенту и влезть на его территорию? Взъерошив волосы и оскалившись, Роди тихонько выругался и в фрустрации вдарил ногой по металлическому полу под ним. Через пару мгновений брождений взад-вперед он решился подойти к двери и постучать. Назвав себя заслуженно идиотом, он дождался ответа очень скоро. Когда равнодушное и ничем не тревожимое лицо Винсента, глядящее на него сверху вниз, показалось в щели между стеной и дверью, та тут же отворилась полностью, на что Роди вытянулся по струнке, нервно улыбнулся и состроил невинно-обеспокоенные глазки. — Ты все еще здесь? Что опять с тобой стряслось? — с нотками усталости нашел в себе силы спросить Шарбонно, скрестив руки на груди. — Э, ну, — растерялся Ламори, после чего с немигающим взглядом и тем же дурацким выражением лица пялился на высокую фигуру перед ним, — мне... В общем... Мне срочно надо в туалет. Очень. Можно я воспользуюсь твоим? Винсент постоял в проходе, после чего с нескрываемым раздражением цыкнул, ушел с пути чуть в сторону и с неловкостью ответил: — Господи. Раз так срочно, то проходи. — Ох, просто выручил, благодарю, — протараторил он, влетел внутрь и просочился между стеной проема и Винсентом, случайно задев его грудь плечом и толкнув. Пройдя сквозь гостиную, кухню и войдя в ванную, Роди закрылся и стал срочно думать, как бы ему по-быстрому все проверить и не спалиться в тысячный раз. С другой стороны, один раз ему же удалось не попасться! Может, прокатит и сейчас. Ему просто нужно заглянуть в комнату, только и всего. Узнать, что за ней прячется, что Винсент предпочитает утаить. Ему постепенно стало казаться, что эта мания познания перевернувшего его жизнь мужчины стала своеобразным ответом на родившуюся в нем идею. Идею того, что Шарбонно видит его насквозь, в то время как ему самому о нем практически ничего неизвестно. Ни о Манон, ни о его свирепой и грязной сущности, ни о его пристрастиях — все из этого ему было неведомо в полной мере. Он даже не знал, что у того посаженное зрение. О чем речь? Такую несправедливость нужно срочно устранить. Но его так же пугало то, как медленно интерес естественным образом сместился от Манон к Винсенту. Изначально он полез в эту всю передрягу ради нее. Все началось с нее. Но пришло к нему.Он увел ее. Забрал ее.
И в итоге — чтобы что? Если верить Винсенту, то Манон была им брошена. А судя по его впечатлениям о ней и отношению к женщинам и мужчинам, доверять этому можно весьма уверенно. Если Роди и правда нужна только она, то сейчас ей была дарована свобода. Она свободна. Толку слоняться здесь? Наживать себе неприятелей, хоть и в виде одного человека? Или так и хочется усидеть на двух стульях?Убирайся прочь, пока не напоролся на то, что тебе не понравится.
Но будь то природная глупость и любопытство, Марианна Вашер или, худший из всех вариантов, Винсент Шарбонно — Роди всегда умел мастерски совершать идиотские поступки и выбирать самые проигрышные варианты развития событий ради утоления своих желаний. Поэтому вместо того, чтобы уйти после совершенных дел, он осторожно убирается прочь из ванной комнаты, стараясь не издавать и единого шороха настолько, насколько позволяет его конституция тела и вес на половицах. Роди выглянул из-за угла проема и, увидев Винсента, что-то вычитывающего на этикетке с кофе и не обращающего внимания на окружение, прошмыгнул дальше. Цель была так близко, что даже не пришлось утруждать себя лишними вымученно-невесомыми шагами. Шпонированная дверь из темного дуба предстала перед ним, словно непреодолимая скала, которую нужно было обойти, чтобы попасть на другую сторону. Роди серьёзно занервничал в предвкушении. Что, если она открыта? И если он потянет эту холодную, железную ручку, она поддастся и отворится, открыв нечто, так тщательно упрятанное за ней?Что же там?
Что же?
Что?
От одного только воображения у Роди возникло легкое головокружение и утяжелилось дыхание до того, что стало трудно вбирать воздух в легкие даже ртом. Дрожащими пальцами его рука протянулась к ручке, глаза, переполненные небывалой смелостью и заинтригованностью на грани безумия, статично таращились так, будто в попытке углядеть что-либо сквозь нее. Схватил. Брови сдвинулись в одну точку, нижнее веко дернулось, и он шумно испустил дрожащий вздох. Если она откроется... То это станет чем-то знаменательным. Какое крышесносное и будоражащее чувство. Рука сжалась сильнее и дернулась. Ручка послушно опустилась вниз. Вот только дверь не открылась. С характерным глухим звуком она воспротивилась внешнему воздействию, оставшись в своем прежнем состоянии. Ламори обреченно отступил. Ладонь отпустила ручку сама и в легком мандраже медленно ушла вниз. Он был немного расстроен, но так же и успокоен. Судьба сама его отводит, значит, так и должно быть. Проведя пальцами по растрепанным рыжевато-русым волосам и машинально прикусив нижнюю губу из-за все еще не прошедшего напряжения, Роди повернулся и увидел испытующе осматривающего его мужчину, угрожающе облокотившегося плечом в стену около входа на кухню, тем самым полностью загородив проход. — А ты все не уймешься, — низко проговорил он, что-то опасно сверкнуло в его руке, — какая в этот раз причина твоего нахождения не там, где нужно? Потерялся? Прошел мимо? — Винс... — голос его дрогнул, а сердце забилось бешеным ритмом в груди, когда он испуганно глядел в преисполненное морозным и неуместным безразличием бледное лицо и замер около двери. — Я тебя внимательно слушаю, — с язвительной ухмылкой, в которой не читалось ничего хорошего, продолжил Винсент, перебирая пальцами частично укрытый за спиной предмет, — удиви меня. Придурок. А что ты хотел? То, что ты был обделен умом самой матушкой-природой, и не ведаешь, что творишь, не значит, что всякий человек похож на тебя. Как ты хочешь отпереться на этот раз? Что ты можешь сказать ему? — Какое многозначительное молчание. Хорошо, давай я спрошу первым, — саркастично ответил Винсент и поднял бровь, как неожиданно в его руке возник нож и указал прямо на Роди, — что же такое ты здесь разнюхиваешь? Мне очень интересно, почему тебе приспичивает влезть туда, куда не просят. Ламори, завидев этот холодный, острый и блестящий объект, устремленный на него, забыл, как дышать. В висках запульсировало, когда он судорожно захрипел и инстинктивно сделал шаг назад. Слишком опасно. — Винсент, — пролепетал Роди тихим и сломанным голосом, в панике ухватившись за стену в поисках какой-никакой опоры, чтобы хоть как-то поддержать свое тело, колени которого подкашивались, — т-ты... — М? — вопросительно отозвался он, затем с холодным расчетом осмотрел нож в своей руке и задумчиво покрутил его между пальцами, вновь обратив свой взор на загнанного в угол зверя в коридоре своего дома, — а, это. Можешь не бояться, случайно прихватил с кухни, когда решил проверить, что ты там так долго делаешь. Этот ответ не принес Роди особого успокоения. В этих острых и свирепых глазах читалось то, что лишь отчасти сказанное ранее является правдой. Но даже эта самая часть казалась настолько ничтожно маленькой, что у Роди окончательно поплыл мозг от животного ужаса. — Знаешь, проглатывать язык и не отвечать — идея так себе, — будто специально поигравшись с ножом для еще более властного вида, усмехнулся Шарбонно, — ты ищешь здесь что-то конкретное? Какой-либо компромат, чтобы опорочить мою репутацию? Не волнуйся, он у тебя уже есть. Можешь более не бродить, как лунатик, по моему дому. Ламори даже и не слышал, что ему говорили. Ментально он был явно не здесь. Но он думал. Думал о чем-то своем. — Вот только если ты хоть кому-нибудь расскажешь о том, чем ты вчера со мной занимался, тебе на пользу это тоже не пойдет, — демонстративно-задумчиво приложил к своей щеке нож тупой стороной и тянуче-насмешливо проговорил, — так что смотри сам, если кишка не тонка. — Б-брелок... — Чего? — Я п-потерял брелок, — в прострации сказал он, все еще перепуганными глазами глядя на Винсента, — хотел проверить... Вдруг он здесь. Конечно, Роди это все выдумал. Слова Винсента проходили сквозь его уши, не достигая центра обработки информации извне, потому ему не было никакого дела до его монолога. И отвечать на него он не собирался. — Брелок, — повторил и подозрительно нахмурился Шарбонно, очевидно не убежденный в правдивости сказанных слов. — А-ага, он... Он самый, — робко проговорил Ламори дрожащими губами, даже и не пытаясь сделать ничего убедительнее.Это твой выбор, пускать меня или нет.
Даже если ты мне не веришь.
— Странно, — коротко отрезал Винсент, — я лично развешивал твои вещи в этой комнате, но ничего не выпадало. — Не знаю, — отозвался Роди, замявшись и схватив себя за обратную сторону шеи, и постепенно делал свой голос чуть более устойчивым и обычным, так как градус страстей понизился, стоило его оппоненту не указывать на него ножом, — где тогда я его потерял? Он был в кармане моих штанов. — Я тем более понятия не имею, — небрежно бросил он и нашарил свободной рукой в маленьком кармашке своего халата небольшой ключ, пока в его глазах читалась вызывающая и непоколебимая уверенность.Что бы ты не искал — здесь ты этого не найдешь.
— Если надо, я открою. Сам сможешь посмотреть Откроет? Так просто? Но зачем тогда вообще закрывать, если ничего такого там и не было в помине? Какого черта? Роди захотелось громко и истерично рассмеяться, а после рухнуть на землю замертво. Сердце колотилось, как припадочное, сокрушая его сознание и заставляя видеть весь мир и крошечным, и огромным одновременно. Он сходит с ума. Все это разрушает его рассудок изнутри, разваливает его понимание того, что реально, а что — плод его воспаленного ума. Какая же несуразица. Полный бред. Что происходит здесь? Что происходит с ним? Почему он беспрекословно следует всем этим навязчивым мыслям, выставляя себя абсолютным неадекватом перед единственным на данным момент человеком, которому на него не окончательно все равно? Еще и подозревает его в черт знает чем? Щелчок пальцев перед его мертвецки бледным лицом вывел из состояния помутнившегося рассудка, и он перевел свой рассеянный взгляд на слегка обеспокоенное лицо Винсента. По крайней мере, ему оно таковым показалось. — Так ты будешь заходить или нет? — переспросил он, одновременно толкнув дверь в стену, открыв ранее не доступную комнату, — если нет, то скажи прямо. Хотя, судя по всему, ртом ты пользоваться вообще нигде не умеешь, раз сразу не сказал про свой этот брелок. — Ой, да, сейчас, — прозрел и очухался Роди, опасливо пройдя туда, куда он так яростно хотел попасть минутами ранее. Какое разочарование. Комната как комната. Немного обшарпанная, много пыльная. В углу скромно устроился голый костяк кровати, старая и потрепанная временем тумбочка, какие-то плотно упакованные коробки, скрипка в углу, огромное окно, открытое настежь, какие-то натюрморты, повешенные поверх отслоившихся обоев. И сложенная сушилка для белья. Совершенно ничего примечательного. — Ты пришел сюда по сторонам смотреть или искать свою потеряшку? — недоверчиво уточнил Винсент, наблюдая за то и дело крутящейся головой удивленного Роди, — как он выглядел хоть? — Ох, это был... — потерялся он, но быстро сгруппировался, — это был маленький медведь, коричневый такой... С бантиком. Красным, — наполнял он деталями несуществующую вещь, проходясь по периметру комнаты и вглядываясь себе под ноги. — Нашел из-за чего так страдать и носиться, — презрительно высказался Шарбонно, присматриваясь к полу, — я бы его увидел. Так что вряд ли твой медведь здесь. — Жаль, — с частично наигранной грустью в голосе пробормотал он. Ловить тут нечего. Роди засобирался уходить, вот только у него потемнело в глазах. Он ощутил тошноту и пошатнулся, когда попытался направиться к выходу, и его нога окончательно подвела его. Ламори не чувствовал землю под собой, смутно понимая, что навернулся и в скором времени его грузная тушка окажется внизу. Но этого не произошло. Его схватили со спины под локти, послышался какой-то отдаленный басистый звук, разобрать который ему не представлялось возможным. Он был еле как оттащен в сторону и аккуратно посажен на пол с опорой в виде балок кровати за собой. — Р... И... Звук становился четче. Все еще ничего не было видно. Звенело в ушах. — Ро... Ди... Так смутно напоминает его имя... — Роди! Да приди ты уже в себя, черт тебя дери, — почувствовав, как кто-то трясет его за плечи и крайне громко говорит с ним, Ламори наконец смог очнуться, и окружение вновь перестало быть полотном, сотканным из рябящих помех. — Боже мой. — Скажешь еще, — перестал тормошить его Винсент, отпустил плечи и раздраженно вздохнул с облегчением, пока усаживал себя на крайний деревянный бортик кровати так, что его ноги стояли рядом с поникшим и обмякшим телом зачинщика всех бед, — когда ты уже перестанешь устраивать мне все эти представления? Я от них не в восторге. Хватит. — Ты...! Бля, — не сдержался Роди, схватился за голову и медленно вдыхал и выдыхал воздух, заходящий из настежь открытого окна, — когда ты... На меня... И с ножом... Черт, я слишком перенервничал. Меня сейчас вырвет. — Ты настолько сильно меня боишься? Совсем дурак? — ровно и спокойно проговорил Шарбонно, оперевшись локтями о бедра и сложив руки в замке, и серьезно посмотрел на бледный и блестящий от пота скругленный профиль Ламори. — С этим сраным ножом в руке — да, — истерически ответил Роди, не отцепляя пальцев от волос, тем самым спутывая их, — ты хоть представляешь, как это выглядит со стороны, прежде чем что-то делать? Вот куда ты его сейчас дел? И зачем вообще держишь эту комнату запертой? — Когда ты решил, что в лежачем состоянии тебе живется лучше, мне пришлось бросить его на пол, — ответил он, заставив собеседника повернуть голову в сторону двери, где и правда небрежно валялся тот самый режущий предмет, — а комната закрыта, потому что она мне ни к чему. Разве что белье сушить здесь лучше всего, потому что из-за большого окна хорошо продувает и все быстрее высыхает. К тому же, — прервался он на секунду и приложил руку ко лбу, сгорбившись, — здесь жила моя мать. Я на самом деле не очень люблю эту комнату саму по себе. — Ох, — Ламори мягко усмехнулся, скрыв перекошенное от пережитой тревоги выражение лица своими руками, — кто же знал, что ты на самом деле такой сентиментальный. Даже не знаю, имею ли я право спросить, что случилось и куда делась твоя матушка. — Как тебе будет угодно, — пожал плечами Шарбонно и распрямился, — отношения у нас не сложились. Хоть она и жила здесь, когда я был младше, уже давно переехала в Англию. — Ясно, — понимающе ответил Роди, все больше и больше приходящий в себя с каждой минутой, затем уставился в угол комнаты, — она на скрипке играла? — Нет. И это альт, — небрежно опроверг он, поправив очки и с какой-то нечитаемой эмоцией смотря в ту же точку, — ранее ходил в музыкальную школу. Приходилось играть, пускай и получалось очень посредственно. — Ха-ха, — изнеможденно выдавил из себя Ламори и сел поровнее, — я на гитаре так играю до сих пор. Наверное, даже на том же уровне. Удивительно, у нас есть что-то отдаленно общее. — Наверное, — отвлеченные разговоры, по всей видимости, неплохо сработали, потому Винсент решил спросить самое основное, — ты сейчас можешь встать? Тебе стало лучше? — Да. Немного. — Помочь подняться? — Нет, — апатично отказался, медленно и с усердием вставая, — не нужно. — Тебе лучше отдохнуть. Может, тебя проводить до дома? Или ты останешься здесь? — Нет, я пойду домой. Сам, — отряхнул края рубашки от прицепившейся пыли с пола он, наконец сумевший крепко удержать себя на ногах. Когда Ламори побрел прочь, Шарбонно так же поднялся с места и последовал за ним. — Ах да, точно, — случайно толкнув ботинком нож, Роди нагнулся, поднял его и почувствовал ярко выраженный запах, — ты им лимоны резал, что ли? — Именно, — утвердительно ответил Винсент, подошел вплотную к своему оппоненту и забрал у него из рук испачкавшийся предмет. — Погоди, ты пьешь кофе с лимоном? — в неверии проговорил он и поморщился, — это же несусветная гадость. — Если бы ты не чувствовал ничего, когда ешь, ты бы понял, — холодно парировал, — лимоны — это единственное, вкус чего я очень слабо могу распознать. И это не гадость, а эспрессо романо. Так, для общего развития. — Эспрессо? Это который горький? — услышав более подробные разъяснения, Роди ужаснулся еще больше, но решил смириться с дикими пищевыми привычками, потому что они были, во-первых, не его, и, во-вторых, являлись вполне себе обоснованными, — как же тяжело так жить. Когда они прошли к самому выходу из помещения, Ламори устало и с некой призрачной теплотой посмотрел на решившего его сопроводить Шарбонно, что пока ничего не ответил: — Ну, надеюсь, что ты разберешься с этим. До встречи на работе. — Да, — вдруг сказал он, будто выведенный из своих собственных раздумий, проникновенно и как-то двусмысленно уставился на Роди нестерпимо томным, изнемогающим и нуждающимся взглядом, — ты прав. Это и правда тяжело. На что он мог лишь с усилием проглотить слюну, неуклюже растянуть губы в снисходительной улыбке и смиренным кивком сказать короткое «прощай». «И зачем только ты смотришь на меня вот так? Это просто выше моих сил», — пронеслось мимолетной мыслью у Роди в голове, пока гулкими шагами удалялся из места, в которое, по крайней мере в своих мечтаниях, он не вернется. Весь оставшийся день Роди провел в почти что вегетативном состоянии. Он не пытался ничего убрать, ничего приготовить, даже не включал телевизор. У него не было ни на что настроения. Его будто пыльным мешком огрели. И факт того, что завтра выходить на смену, только усугублял положение, делая его совершенно невыносимым. Но идти и просить слезно даже трехсекундный отгул у своего начальника после всех проделок было настолько непозволительно и нагло, что и думать об этом не хотелось. Сидя на потрепанном зеленом диване, Ламори с пустой головой втыкал в стену и считал количество облезлых фрагментов в ней. Когда число перевалило за двадцать, он заметил, что за окном сильно стемнело. Роди лег спать в надежде на то, что хотя бы сон будет к нему нежен и бережен. Но дождался только очередной порции ночных кошмаров, которые заставляли его просыпаться чуть ли не каждый час, стараясь уничтожить и микроскопическую вероятность выспаться. Когда ему это надоело, он решил, что больше не будет спать. К несчастью, только на сегодня. «Вставший» невероятно рано, в сумеречном полумраке пасмурного дня он лежал с полуоткрытыми глазами и утомленно рассматривал потолок. Затем поднялся. Присел. Зевнул. И лег обратно. «Сегодня могу прийти пораньше на работу. Вот это я молодец», — сонно подумалось ему, и уголки его губ натянуто поднялись вверх. Обычно он всегда приходит впритык, а тут может устроить неожиданный сюрприз. От такого подбора слова Роди непроизвольно прыснул со смеху, потому что получать такие сюрпризы — последнее, о чем мечтают нормальные люди. Нет, они даже не знают, что такое вообще может существовать. Когда время подходило собираться, он лениво соскребся со своего спального места, натянул на себя форму, по стандарту не завязал свой галстук-бабочку, кое-как уложил в край непослушные волосы, которые все равно умудрились торчать во все стороны после всех приложенных усилий, расстроился, вышел на улицу, после чего расстроился еще сильнее из-за отсутствия велосипеда и поковылял до ресторана. Серые тучи неспешно плыли по небу, и ветер был уже не таким приятным, как вчера, обдавая холодом. Но Роди не сильно ощущал какой-либо дискомфорт. Дойдя до конечного пункта, он остановился и осмотрел место уставшим взглядом. Как же оно ему надоело. Это просто невозможно. Сначала Ламори походил туда-сюда, но когда ему и это наскучило, он решил попытать удачу и постучать по стеклу, вдруг кое-кто уже на месте. Не ожидая на свой скромный стук какого-либо ответа, Роди уж было повернулся спиной и засобирался вновь гулять по округе, как вдруг раздался какой-то звук. — Роди? — прозвучал до боли знакомый бархатистый голос, — сегодня ты что-то совсем рано. — О, Винс, — без особого энтузиазма откликнулся он, развернулся, туманным и проженным взглядом посмотрел на своего начальника, — доброе утро. Я думал, что ты еще не пришел, но все равно решил проверить. Как удачно. — Что-то не очень доброе. Выглядишь потрепанно, — неловко подметил Винсент и вышел на улицу, — ты вообще спал сегодня? — Сегодня? — заторможенно протянул Роди, медленно моргая и задумчиво поворачивая голову в сторону, — не. Можно сказать, что не спал. Кошмары замучили. — Заметно, — бросил Шарбонно, затем обошел своего сотрудника спереди и раздраженно хмыкнул, — это потому у тебя все такое помятое и перекошенное? Почему бабочка опять развязана? Если не умеешь ее завязывать, не носи вообще. — Я знаю, — виновато ответил он, все еще смотря куда угодно, только не на отчитывающего за дело человека около него, — прости. — Агх, — на пике своего недовольства Винсент закатил глаза и звучно выдохнул, ухватив Роди за болтающиеся ленты несостоявшегося галстука, заставив того дернуться и непроизвольно шагнуть навстречу, после чего стал бодро и искусно перебирать пальцами в определенном порядке и строгих направлениях, — обычно я такое прощаю, но если сегодня ты будешь шататься в этом ущербном виде, то это будет полная катастрофа. Находящийся в трансе Ламори вроде и слушал все сказанное с пристальным вниманием, а вроде и не слышал ничего совсем. На самом деле, он по большей части флегматично смотрел за тем, как тонкие и длинные пальцы стремительно и красиво формируют у него на шее аккуратную и строгую бабочку. — И будь добр, не оскверняй гостей этим убитым взглядом, — закончив свое дело, приказал ему Винсент и смахнул что-то с его крепких плечей, параллельно поправив топорщившийся жилет, — постарайся хотя бы немного быть более приятным внешне. Это и правда невыносимо. — Как скажете, босс. — К твоему счастью, сегодня нашлась тебе вынужденная подмога, — с нотками странноватого разочарования не к месту добавил Шарбонно, — тем не менее, я персонально запрещаю всем расслабляться. Без исключений. Надеюсь, ты понял. — Да, не беспокойся, — отрешенно постарался подтвердить свое глубинное осознание данных ему инструкций Роди. Он так устал. Чужая рука неожиданно слегка похлопала его по плечу, будто пытаясь утешить и приободрить. В глубине непроницаемых глаз заплескалось мучительное сочувствие. Такая красивая, но пустая постановка, вызывающая болезненный трепет в груди, подобный ослабшим крыльям умирающей птицы. В ресторане было особенно шумно и оживленно сегодня. Практически полная посадка, людские голоса, светские разговоры ни о чем, приглушенная музыка. Какое-то бесконечное и мельтешащее движение, частью которого являлся и Ламори. Как ему было и сказано, он старался быть дружелюбным и милым настолько, насколько позволяла его измученная и невыспавшаяся оболочка. Улыбался широко и приветливо, звонко и с воодушевлением спрашивал, что же дорогой гость хочет заказать из строго составленного меню, стараясь внимательно слушать и принимать все к сведению. Где-то неподалеку гоношилась и резво бегала между столиками то ли недавно нанятая, то ли пригнанная работать с другой смены молодая официантка в безупречной официальной форме, небольших каблуках и аккуратно забранной прической. Но Роди не обращал на нее никакого внимания, пускай иногда чувствовал ее невинно любопытствующий взгляд. Мусор скопился. Как раз есть время избавиться от него, когда есть пара свободных рук и ушей для гостей. Механически проследовав к освободившимся столам и собирая оставленную посуду на поднос, он направился на кухню. Кое-как открыв дверь, он боком вошел внутрь и осторожно, словно мышь, шел сквозь душное от всего накопившегося жара помещение к баку. — Минуту. Что это ты сейчас сделал? Нарушил какофонию из шипящих и скрипящих звуков басистый и суровый голос. Повара тревожно и недоуменно переглянулись. — Ты, справа, — рявкнул Винсент и грузными шагами направился к застывшему от неожиданности парню, пихнул его в сторону, схватив за руку, и взял тарелку, где был какой-то салат, на вид с которым было все нормально, — ты собирался это отправить в зал? — Ш-шеф, заказ готовился слишком долго из-за большой нагрузки, пришлось поторопиться, чтобы не заставлять гостя ждать... — боязливо отозвался он, опустил голову и украдкой смотрел на спину Шарбонно, — времени переделывать уже не было. — Хах. Времени не было? — громко усмехнувшись, Винсент развернулся, взял одной рукой за грудки виновника, грубо потянув на себя, пока другой чуть ли не в лицо зарядил ему тарелкой с блюдом, тыкая его в нее носом, — а теперь смотри внимательно, сукин сын, что конкретно чуть не ушло на чей-то стол. Ты превратил ебучий nicoise в nuisance. Тунец, блядь, абсолютно сырой. Ты вообще хоть секунду держал его на огне? Я тебя спрашиваю. — Д-да, шеф! — безысходно пролепетал он, не в силах противостоять такому агрессивному напору, — н-но он... — Кто «он»? Ты сейчас собираешься заслуги своего крошечного мозга приписать этому несчастному тунцу? Он виноват в том, что ты своими клешнями нихера не можешь? — резко отпустив самого презренного человека на кухне в данный момент, Винсент свирепо швырнул тарелку ему прямо под ноги, отчего та с громким треском и лязгом разлетелась по полу и частично осталась вместе с остатками еды на обуви потерявшего дар речи парня, — помяни мое слово, еще одна попытка оправдать свою халатность хоть каким-либо образом, я за себя не ручаюсь. — И-извините, — дрожащим голосом пробормотал он, руками вцепившись в края своей униформы и отшатнувшись назад. — Что ты там мямлишь? Гребаное посмешище, — Шарбонно распинал воцарившийся под ногами хаос и вновь подошел в упор к мужчине перед ним, чтобы точно не дать шанса оправиться и хоть на миг перестать осознавать свое плачевное положение, широко открытыми глазами с суженными зрачками пронзая все его ничтожное существо насквозь, — хочешь извиниться — работай, как нормальный человек. Если еще раз я замечу подобные выходки, то вылетишь отсюда в самом непотребном виде. Ты меня понял? — Ш-шеф, я... — Не слышу ответа. — Да, шеф! — взмолился он, непроизвольно сжавшись, и окончательно отвернулся от своего начальника, так как до смерти боялся встретиться с ним взглядом. — Живо за работу. — Будет сделано, шеф! Роди, ставший случайным свидетелем этого занимательного спектакля, завис и бессмысленно пялился в сторону гущи событий. Единственная мысль, которую это все спровоцировало, была до смешного и неадекватного проста и необременительна: «Видимо, не у меня одного сегодня не самый удачный день». — Я к вам всем обращаюсь в последний раз, — прохрипел Винсент, запах табачного дыма стал еще насыщенней, — если вы, необразованные ублюдки, будете устраивать беспорядки и учинять прочий беспредел на моей гребаной кухне, я лично позабочусь о том, чтобы никто из вас до конца жизни не смог притронуться к кухонной утвари. Меня не волнуют причины, страхи, недомогания и любой другой бред, что посещает ваши бестолковые головы. Вы здесь ради одной-единственной задачи, и уж соизвольте хотя бы ее, сука, выполнять как следует. Все понуро опустили головы и методично продолжили делать свою работу, пока напряжение витало в прокуренном воздухе. — Тц. Уже всю пачку выкурил, — сминая ни в чем не виноватую сигарету о практически заполненнную пепельницу, выругался шеф-повар, скрестил руки на груди и стал еще более пристально наблюдать за всем процессом. И не дай боже хоть кто-то позволит себе и малюсенькую оплошность. Так Винсент, распаленный и на грани избить кого-нибудь по полусмерти, случайно зыркнул в угол, где стоял безо всяких признаков мыслительной деятельности Роди, что, видимо, решил погреть уши и поиграть в непричастного зеваку. Когда Ламори понял, что его заметили, причем смотрели на него довольно угрожающе с очень говорящим требованием удалиться отсюда, он быстренько ретировался с места преступления, имея наглость смотреть прямо без положенного по регламенту покорного заискивания, не сильно озабоченный отлетной неуравновешенностью, что вырывалась из его начальника буквально пару секунд назад.Для него это не является секретом, что Винсент Шарбонно может и похлеще, если захочет.
В глубине своего сознания Роди непроизвольно позавидовал тому, как открыто и несдержанно он может избавляться от всего этого раздражения. Встав у стойки выдачи, он отвлеченно ждал, когда что-нибудь наконец подадут. С каждой прошедшей секундой почему-то он чувствовал себя все хуже, что выражалось в тянучем ощущении в груди, слабости и легкой одышке. Не надо было столько торчать в этом адище, в который превратилась кухня во всех возможных смыслах этого сравнения. Через какое-то время на гладкой поверхности стола появился поднос с тарелкой с тем самым проклятым «нисуазом», состоящим из чуть обжаренного тунца с нежно-розовой серединкой и аппетитной тонкой корочкой, свежего зеленого салата, нарезных кусочков вареных яиц и ярко-красных маленьких помидоров, сверху политый заправкой жидковатой консистенции, внешне придавшей освежающий блеск холодному салату. Рядом с ним стояли прозрачный бокал и бутылка с беловато-прозрачным вином, которое надо было разлить заказавшему эту опцию сегодняшнего меню гостю. Роди подхватил поднос и понес кушанье туда, где его ожидали. Столик на двоих ближе к окнам, за которым сидели хорошо одетые мужчина и женщина средних лет, неспешно разговаривая о чем-то своем. Глаза случайно выцепили в окне силуэт, частично скрытый в сгущающейся тьме вечерней улицы и жутко выглядывающий из-за угла. Наблюдая за ним, он, как заколдованный, шел дальше. Резко вывернувшись и скрючившись, будто ломая себе руки и шею, сторонний наблюдатель шатающейся походкой пролетел мимо окон, заставив Ламори дрогнуть от неожиданности, пока его нога запнулась о складку серого ковра, которую до этого он так старательно избегал.Грохот. Треск. Подобно урагану поднявшийся несмолкаемый гомон.
Он был плашмя опрокинут на пол. Бутылка, влетевшая в стол, разлетелась вдребезги, окатив своим содержимым сидевшего на стуле мужчину, которому, как ни странно, такое совсем не понравилось. Острая боль пронзила его колено, на которое пришелся основной удар. Небольшой осколок порвал штанину и прорезал кожу, выпуская из раны алые струйки крови и пачкая ковер темными пятнами. Его временная коллега тут же подлетела к нему с перепуганными охами и ахами, панически бормотала какие-то вещи, отчаянно пыталась своими тонкими и слабыми руками поднять его с пола и, по всей видимости, параллельно старалась не допустить возникновение потасовки, что-то старательно объясняя мужчине, уже готовому набить Роди лицо за такую эффектную подачу заказа. Как же шумно. Голова раскалывалась, не в состоянии соображать. Тело не слушалось. Окружающие его звуки смешались в один неразборчивый и невыносимо громкий шипящий шум. Былая усталость мгновенно перетекла в неконтролируемую панику, от которой он хрипел, когда пытался дышать через казавшиеся чем-то сдавленными легкие. Отдаленно улавливая какие-то непонятные звуки и наблюдая за растревоженными поварами, стоявшими ближе всего к стойке, Винсент выбросил очередную сигарету, раздраженно отошел от своего пункта наблюдения и пригрозил: — Не отвлекаться. Работайте дальше. Если бы Шарбонно решил не идти и не смотреть, что происходит вне кухни, возможно, смог бы сохранить себе оставшиеся нервные клетки. Но увы. — Мне кажется, сегодня кто-то точно не выйдет отсюда живым, — шепнул на ухо человеку рядом один из поваров, на что получил единодушное согласие всех присутствующих. Ламори было невдомек. Его то и дело хватали женские руки. Слышались нечленораздельные крики и ругательства разъяренного клиента. Издевательски беззаботно играла музыка. Кругом творился сущий хаос, пока он сам из последних сил пытался подняться с пола, ладонями напарываясь на остатки стекла и еще сильнее калеча себя.