Jackboys

Отчаяние. У него много обликов. Образов, вшитых в веки. Воспоминаний, дерущих глотку на части. Оно соткано из прошлого. Криков, умерших внутри. Стиснутых до белизны кулаков, лишь бы мир не узнал, как больно. Пахнет порохом. Пахнет кровью и тоской по утраченному. Пахнет мрачным утром, нависающим над крышами погруженного в молчание города. Горизонт красит небо в темно-серые оттенки. В далеких кварталах раздается звук выстрела. Рев байков марает грязную землю в алый. Гетто никогда не спит. В гетто не бывает улыбок. Здесь вечная темнота и убитые мысли. И солнца не бывает тоже. В нашей груди оно уже давно не светит.

***

Обветшалые серые стены, едкий дым в легкие и белый порошок, рассыпанный на столе. За ставнями окон с выбитыми стеклами проскальзывает раскат грома на мрачном небе цвета гейнсборо и звуки выстрелов, ставших привычнее солнца, что больше им не светит. Мазутные облака нависают над городом, чьи улицы утопают в реках крови, кокса и нищеты. В Гарлеме всегда холодно. Здесь и ад, и рай. Разверзнутый в каждой потонувшей в грязи и темноте душе. Группа пацанов выходит из пропахшего дурью и дешевым табаком дома, сжатого в теснине десятков других девятиэтажек со слезшей краской и заваленными мусором подъездами. На их лицах черные балаклавы с прорезями для глаз и рта. Потому что черный — цвет их банды. Байки с ревом выезжают за пределы квартала, гниющего под сводом жестокого неба. Ямахи длинной цепью едут в северную часть Гарлема, покинутую мирными жителями и животными, умершими в привкусе отходов, вредных веществ и газа. Люди следуют за ними каждый гребаный день. Здесь погибает мораль. Здесь набухают вены. Здесь забивают косяки. Плач детей не стихает. Крики и выстрелы заменяют кошмары, добивающие в тяжелые ночи в четырех стенах. Здесь кроме отчаяния ничего нет. В душе остается горечь, убитые лица и слезы родных, оплакивающих своих застреленных на улицах сыновей. Здесь доброту видят только во сне. И жизнь забирает по одной душе в сутки, словно ей задолжали. В северной части гетто дуют промозглые ветры, удары молнии разрушают уцелевшие остатки многоэтажек. Ниггеры в ядерно-салатовых масках выезжают навстречу, держа в руках заряженные автоматы. Выстрел окрашивает темно-серое небо в багряные тона. — What tha dilly yo? — кричит ниггер, грилзы на его зубах сверкают в кромешной тьме. В городе отчаяния ни один фонарь не горит. — Синдикат нападает. Готти объявил нам войну.