Часть 1
26 марта 2024 г. в 20:26
Из конторы, где служил один из многочисленного семейства Прайсов, юный клерк принес странное выражение:
- И чего-чего-чего здесь только нет! А ничего здесь толком нет.
Эту присказку один за другим повторяли отец, мать, служанка, младшие братья и даже Бесси. Один раз так сказала и Сьюзен, когда сетовала на скудость материалов для изящного рукоделия.
- И чего-чего-чего здесь только нет! А ничего здесь толком нет, - вздохнула она тогда.
Фанни покачала головой:
- Сьюзен, в Мэнсфилд-парке не стали бы употреблять такое выражение.
Раньше Сьюзен в таких случаях спрашивала почему и отчего, но с некоторого времени положилась на суждение старшей сестры.
Фанни видела, что ее щеки покраснели, но знала, что это отнюдь не стыд. Это пылкая и немного гневная решимость совершенствовать себя, чтобы быть хоть в малой степени похожей на обитателей благородного и красивого дома, который теперь стал для Сьюзен идеалом. Совсем не тем, чем был ее родной дом.
Справедливости ради, фраза, летавшая по дому, как назойливая муха, и верно хорошо подходила к жизни Прайсов. Здесь действительно много чего не было: красивых салфеток и накидок на мебель, книг, картин, столового серебра и фарфора, добросовестной прислуги… Многого не хватало: света и воздуха, чистоты и опрятности, благоразумия и умеренности. Зато кое-чего, наоборот, было в избытке: крика, шума, суеты, топота, беготни, взаимных попреков, придирок, обид…
Да, Портсмут не шел ни в какое сравнение с Мэнсфилд-парком.
Но, если подумать, в неуютном и бедном доме Прайсов не было мистера Крофорда. От хлопанья дверей, гвалта и топотни у Фанни порой ломило виски, но у нее не трепетало сердце от стыда и гнева, как тогда, когда он изъяснял ей свои чувства, явно неглубокие, а может, и вовсе притворные, а потому докучные и ненужные.
Не было и его сестры, которая избрала себе Фанни в подруги за неимением лучшего, но сама почти не вызывала дружеских чувств. Фанни не хотелось слушать о том, что на каком-то лондонском вечере случилось то-то и то-то, и потому некоей молодой леди удалось за свои деньги получить недурного мужа, хотя она все же продешевила, потому что могла найти кого-то богаче и знатнее; или же, наоборот, еще одна леди, которая уже не столь молода, считает, что вправе выбирать, и приценивается к женихам, но таким образом может остаться старой девой со своим довольно-таки скромным капиталом. Фанни гнала от себя почти злорадную мысль, что где-то в Бате или Брайтоне, в лондонской гостиной какого-нибудь отставного контр-адмирала примерно так же говорят о самой мисс Крофорд, которая мешкает и может не успеть выгодно вложить свои деньги, манеры и дарования.
Не было в Портсмуте и тетушки Норрис, которая так любила напоминать, как должна быть счастлива Фанни, какими благами награждена, какой чести удостоена. Раньше это говорилось лишь о Мэнсфилде и доброте сэра Томаса, но теперь в ее речах все чаще звучали имена мистера и мисс Крофорд. Фанни было невмоготу слушать, какой он завидный жених и как она должна радоваться, что ей позволяют поддерживать дружбу с такой благовоспитанной и приятной подругой, но, конечно, ни в коем случае не думать, что она этой подруге ровня.
А еще в Портсмуте не было Эдмунда. Некому было поддержать ее словом, а иногда и делом, поговорить с ней о том о сем, дать добрый совет или просто слегка приободрить.
Некому было говорить о мисс Крофорд, вспоминать прежние встречи, расхваливать ее ум, таланты, манеры, но печалиться из-за того, что ее способности получили столь неверное направление; радоваться, что их удастся направить иначе, тревожиться, что это окажется невозможно…
И если о многих вещах в своей жизни, о том, что было и чего не было, Фанни точно могла сказать, хорошо это или дурно, малая радость либо огорчение или большая, то она так и не могла решить, легче ли ей от отсутствия Эдмунда или тяжелее.