Сколько ты слышала?
14:21
Только самое интересное. Я тобой горжусь, ты наконец сделал это) 14:21 Негодование Брюса только возрастает, и он быстро печатает ответ.Будь добра, не делай так больше.
14:22
Извини, не могла упустить такой шанс. Мне бы ты об этом так просто не рассказал, признай :'( 14:22 Он ничего не отвечает на сообщение, хотя на подсознательном уровне понимает, что девушка чертовски права. Возможно, если бы не ситуация с наушником, она бы узнала об этом ещё через неделю, а то и месяц. Окей, я не за этим. Хотела сказать, что не приду сегодня, мама запланировала семейный ужин. Если что-то случится, могу отправить дрон. Не скучай, мышь) 14:23Ок, удачи.
14:23
Тебе тоже, пока-пока 14:24 Уэйн выключает телефон и откладывает его обратно на край стола. Он страшно устал, а потому отсутствие Тиффани даже играет ему на руку. Вдруг ему повезёт и он сможет поспать, кто знает?***
Тиффани не приходит и на следующий день, уже по каким-то другим причинам, в подробности которых Брюс решает благополучно не вдаваться. Меньше знаешь — крепче спишь. Насколько ему известно, семья Фокс постепенно оправляется от смерти отца, и даётся им это всё ещё не легко. По словам самой Тиффани, Люк — её младший брат — постоянно плачет, вспоминая о Люциусе, а мама так вовсе впала в затяжную депрессию, не желая выходить из дома. Они были разбиты. Сам Уэйн часто вспоминал про своего незаменимого коллегу и приятеля, и его до сих пор гложила вина за смерть Фокса. Кто знал, что механизм Загадочника был всего лишь приманкой? Однако, Брюс предпочитает на этом не зацикливаться. В ином случае, чувство вины за свои грехи рано или поздно сожрёт его целиком и без остатка. Компания из стаи летущих мышей сегодня особенно тихая, а потому хозяин пещеры решает, что пора наконец-то подняться наверх. За последнюю неделю он поднимался в поместье крайне редко, и теперь даже то меньшинство «жилых» комнат таковыми уже не казались. Хотя нельзя сказать, что казались хотя бы до этого. Толкая вперёд потайную стену, соединяющую платформу лифта и малую гостиную, Брюс осматривает комнату. Вид покрытых пылью полок, книг и абажуров вызывает в нём смешанные чувства: что-то между отвращением, злостью и жалостью. Пока его любовь к порядку бьёт тревогу, тот задаётся вопросами. Почему он не замечал этого ранее? Если бы Альфред увидел, в каком состоянии находилось поместье Уэйнов, то наверняка ужаснулся бы. Брюс не уверен, но думает, что именно он воспитал в нём такую чистоплотность. Уэйн плохо помнит, было ли это действительно так, и от этого на душе скребутся кошки. Для Брюса сталкиваться с чувством того, что он что-то забыл, настолько же неприятно, как вспоминать ужасные моменты из своей жизни. И то, и другое заставляет чувствовать себя потерянным, брошенным. Брюс в отчаянии осматривает забытую комнату и твёрдо решает, что должен привести её в порядок. Этой ночью Готэм спал спокойно, никаких вызовов не поступало, а бэт-сигнал в небе не загорался. Можно позволить себе уделить время уборке. Для того, чтобы приступить к наведению порядка, ему приходится приложить немного усилий. Лишь спустя полчаса, отыскав на кухне потерявшуюся тряпку и очищающее средство, Уэйн возвращается в гостиную. Вопреки тому, что комната звалась малой, она была довольно просторной и вмещала в себя немало мебели, за которой тоже требовался определённый уход. В связи с тем, что Брюс здесь почти не ошивался, пользуясь комнатой только для того, чтобы по-быстрому выйти из пещеры на кухню за очередным полуфабрикатом и спуститься обратно, мебель тоже попала под горячую руку времени. Дорогое кресло, обшитое натуральной кожей, покрылось небольшим слоем пыли, как и другие вещи в комнате. Брюс печально осматривает помещение и решает не терять времени: принимается за работу. Протирая книжный шкаф, доверху заполненный разного рода литературой, мужчина рассматривает разноцветные обложки и переплёты. Бо́льшая часть этих книг — классика, которую его заставляли читать в детстве. Будто бы в свои тридцать он помнит, что читал в возрасте пяти лет? Забавно, что некоторые сюжеты Уэйн действительно помнил, так твёрдо они врезались в его юную память. Половину из этих произведений ему порекомендовал прочесть Альфред, пока вторую половину читал сам дворецкий. Нельзя сказать точно, было это так из-за рейтинга, или из-за того, что та литература действительно была для него нова, учитывая, что Ал был человеком учёным. Брюс проводит тряпкой по полке над камином, рассматривая большую семейную фотографию. Он отчётливо помнит её ещё с детва: Томас Уэйн, Марта Уэйн и их маленький сын. Чем старше он становился, тем больше сомневался в том, была ли это действительно его семья. Когда говорят о семье, люди всегда представляют что-то тёплое и домашнее, родное. Брюс же испытывал только давящую горечь. Отец — чистокровный обманщик и мошенник, мать — забытая и преданная всеми женщина, и оба десятки лет покоятся под землёй. Если говоря о семье люди имели ввиду нечто подобное, то это сильно разочаровывало. Вспоминая о семейных фотографиях, Брюса как молнией шарахает. Почему у него нет фотографий с Альфредом? Фотографии, конечно, были, и в большом количестве, но все они — детские, с родителями. На каждой из таких Ал стоял где-то сбоку и скромно улыбался, будучи ещё молодым. После того, как погибли родители, Брюс предпочитал совсем не фотографироваться, исключая прессу и редкие интервью. Впервые в жизни он задумывается над правильностью этого решения. Представляет, как если бы рядом с огромной рамкой висела ещё одна, поменьше. Пенниуорт единственный, кого Уэйн мог считать своей семьёй — настоящей семьёй. Никто не волновался за него так, как волновался дворецкий. Это, в общем-то, было взаимно. Каждый раз, возвращаясь в пещеру после тяжёлой драки, он встречал именно Альфреда, смотрящего на него, как отец на маленького сына с разбитыми коленками. И, как правило, одаривал его печальной полуулыбкой. Так где же сейчас Альфред? Где его семья? Брюс громко вздыхает. Нет, это какой-то кошмар. Так продолжаться больше не может. Закончив с уборкой, он забирает из холодильника вино, купленное на днях. Уэйн направляется в уже прибранную гостиную, перед этим прихватив с собой дорогой стеклянный бокал. Налив в него вина, он ставит его на кофейный столик рядом с бутылкой и достаёт из кармана брюк телефон. Если он не сделает это сегодня, то не сделает никогда. Нужно наконец взять себя в руки. Брюс делает смелый глоток вина и ставит бокал на место. Голова, будто намеренно, опустошается всё больше и больше с каждой секундой, стоит ему начать думать о предстоящем сообщении. А что писать, собственно? Ему стоит спросить, как у Альфреда дела? Как-то глупо выходит. Брюс фыркает в ответ на собственную мысль. Может, извиниться? Тогда за что? За то, что он не смог отказаться от себя? Или за то, что Альфред решил обеспечить себе спокойную жизнь и не участвовать в его крестовом походе? За то, что разочаровал его? За то, что довёл до тремора? Может, стоит оповестить Ала о своём состоянии? Сказать, что он ещё не умер от голода или недосыпа? Поблагодарить его за многолетние старания? Посыпать соль на общую рану? Пенниуорт, очевидно, продолжал волноваться за Брюса даже после своего ухода, но это было ужасное начало для сообщения. Брюс отпивает вина. Нет-нет-нет, это сплошной абсурд! Ещё с минуту он сидит в тишине, перебирая варианты, но никакой из них не подходит. Казалось бы, в чём проблема? Он раздувает из летучей мыши слона. И всё-таки, надо просто спросить, как его дела. Да, точно. Наверное, это не так уж и плохо... Уэйн, набравшись смелости, уверенно хватает со стола телефон. Заходит в мессенджер и смотрит на пустующий чат с бывшим дворецким. Их история переписки не была объёмной, ведь пользовались они ей изредка: только в случаях, когда Брюс не мог говорить, а им нужно было срочно связаться. Как правило, они говорили через тот самый микронаушник, и Брюсу понадобилось много времени, чтобы привыкнуть к отсутвию фирменного «Мастер Брюс» в его правом ухе. Ещё больше времени понадобилось, чтобы привыкнуть к голосу Тиффани. Брюс смотрит на клавиатуру в телефоне и вновь недоумевает. Как ему стоит начать? Официально поприветствовать? Написать простое «привет»? Брюс пробегается взглядом по буквам и пребывает в ступоре. Почему всё так сложно? В голове промелькает мысль отложить телефон и написать Пенниуорту как-нибудь позже, но Уэйн быстро от неё отмахивается: «Нет, так нельзя. Нужно сделать это сейчас». Некоторое время Брюс мечется в попытках написать красивое приветственное письмо, как и полагалось случаю, прилагая при этом все свои авторские навыки и красноречие, однако, когда терпение, воображение и вино исчерпаны, он отправляет Альфреду лишь одно короткое сообщение.Привет, Ал. Как ты?
3:04
Уэйн замечает время отправки и усмехается. Великолепно. Он не заметил, как просидел в гостиной полтора часа. Когда Альфред это увидит, то вряд ли удивится. Брюс убирает телефон в карман и подходит к зашторенному окну. Отодвигая штору в сторону, он видит яркие огни ночного Готэма в сотне метров от поместья. Скоро начнётся ноябрь, и город сможет на несколько месяцев забыть о былом тепле на улице. Бэт-сигнал всё ещё не появился на небе, а это значит, что у Брюса есть ещё два с половиной часа, чтобы поспать. В последнее время он совсем ничего не успевает...***
Через неделю Брюс, как и планировал, возвращается в Аркхэм. На этот раз в нужное время, заранее предупредив о визите доктора Леланд. Первая неделя ноября проходит довольно спокойно. Погода в Готэме не бушует, хотя градус стремительно идёт на понижение, а в последнии дни так вовсе твёрдо держится на нуле. Сегодня, в пасмурную среду, Брюс даже отказывается от излюбленного пиджака, надевая заместо него длинное пальто, но ничего не может заставить его изменить своим принципам и отказаться от рубашки. Пока в поместье становится лишь немного прохладнее, в пещере стабильно обитает холод. За много лет к этому можно без труда привыкнуть, а потому от изменений в климате Брюс дискомфорта не испытывает. Когда он заходит в лечебницу, удивляется: помещение уже отапливается. Вероятно, особенно чувствительные пациенты могли не на шутку мёрзнуть по ночам, а потому отопление пришлось включить раньше, чем обычно. Это не должно было быть чем-то удивительным, но Уэйн уверен, что раньше о благополучии пациентов беспокоились гораздо меньше. Такие изменения его определённо радуют. Интересно, что думает по этому поводу Джон?.. Уже через несколько минут Брюс в сопровождении Леланд и дежурного направляется к нужной палате. — Хочу сообщить, что ваш «приятель» постепенно идёт на поправку, — спокойно говорит Джоан, выделяя злополучное слово, которое так и не выветрилось с их прошлой встречи. — За последнюю неделю в его тестированиях я наблюдала только положительные результаты. Но это не значит, что ваши полномочия изменились, Мистер Уэйн. Вы всё ещё должны быть осторожны с ним. Брюс ничего не отвечает, кивая в знак понимания. Доктор, пусть и без былого скепсиса, продолжала пристально за ним следить. Такое негласное внимание с её стороны слегка напрягало, однако больше радовало: Леланд действительно переживала за Джона и его состояние. Последний не врал, ведь и вправду являлся её «любимчиком», даже после возвращения в лечебницу. В Аркхэме он был в надёжных руках, что слегка обнадёживало и смягчало ситуацию. К сожалению, только слегка. Дежурный стучит в дверь, оповещая пациента. На этот раз доктор Леданд остаётся неподалёку, чтобы посмотреть на поведение Доу при встрече с посетителем. В комнате вновь слышится неразборчивое шуршание, переходящее в слабый топот. Проходит несколько секунд, прежде чем дежурный открывает дверь в палату. Джон без промедления налетает на Уэйна с объятиями, стоит тому лишь оказаться в его поле зрения. — Брюс! — восклицает он, сковывая посетителя в своих руках и тесно-тесно прижимаясь к чужой груди. Брюс неосознанно задерживает дыхание, не в силах пошевелиться. Джон отстраняется, и его лицо почти буквально светится от радости. Губы растягиваются в глянцевой улыбке, обнажая зубы. Уэйн невольно вспоминает, какой неприятной была фирменная улыбка Доу, когда он увидел её впервые, здесь, в лечебнице. Тогда она была больше похожа на оскал, хотя и ситуация была совершенно другая... Палату освещает блеклая мерцающая лампа. В голове продолжает гудеть так, будто в черепную коробку подсадили рой разъярённых пчёл, а избитые несколькими минутами ранее рёбра начинают ныть от подступющей боли. Брюс с огромным трудом поднимает голову, чтобы посмотреть на человека, который только что спас его от ещё большего количества возможных побоев. Возвышающийся над ним парень неторопливо поворачивается, брезгливо отряхивая руку, коей приложил одного из психов о чугунную батарею. В глаза сразу же бросаются тёмные волосы, отливающие зелёным под тусклым светом. Они встречаются взглядами, и неизвестный лукаво прищуривается. Уголки губ незнакомца медленно растягиваются в язвительной ухмылке, почти сразу превращаясь в полноценную улыбку. Он улыбается во весь рот, оголяя два ряда желтоватых зубов и скалясь, отчего его лицо выглядит неестественным и даже жутким. Что-то внутри Брюса истошно вопит о исходящей тревоге, пока снаружи тот лишь недоверчиво хмурится. Улыбка уходит с лица незнакомца так же быстро, как и появилась, сменяясь внезапным волнением. «Дружище? Ох, приятель, ты в порядке? — он подходит ближе и присаживается на корточки напротив Брюса. В голосе не чувствуется ни грамма былого злорадствования, лишь искреннее сочувствие. Незнакомец приподнимает брови, пока его взгляд с интересом бегает по лицу Уэйна. — Выглядишь не слишком хорошо. Скорее наоборот...» Улыбку Джокера на Эйс Кемикалс Брюс предпочитает даже не припоминать. Посетитель снова смотрит на Джона, радостного и счастливого. Доу бегает глазами по лицу Уэйна, подбирая слова, пока не замечает за его спиной доктора. Он слегка отстраняется, приветственно махая женщине рукой. Та слабо улыбается и кивает, после чего покидает их, оставляя дежурного одного в коридоре. Они проходят в палату, и дверь за спиной Брюса с хлопком закрывается. Джон, всё ещё светясь от радости, теребит пальцы из-за подступающего волнения. Он смотрит в голубые глаза напротив, открывает рот и молчит. Не находит слов. — Как ты? — на удивление тепло и спокойно отзывается Брюс, смотря на пациента. Сегодня был далеко не самый замечательный его день, но сохранить хорошее настроение до этой встречи всё-таки удалось. Джон беззаботно пожимает плечами, неловко улыбаясь. Он присаживается на край скрипучей койки рядом с тумбой, отчего матрас под его весом слегка прогинается. Доу хлопает рукой по свободному месту рядом с собой, и Брюс, не теряя времени, принимает приглашение и садится рядом. — Я в порядке. Сегодня был хороший день, — Джон беззвучно хихикает, загадочно поглядывая на приятеля. — Я видел, как двое парней в комнате отдыха начали драться. У меня почти получилось их разнять! Доу слабо машет рукой, жестикулируя, его голос полон энтузиазма. Брюс внимательно наблюдает за ним до момента, пока не начинает бегло осматривать комнату, не находя ничего примечательного. Неожиданно внимание привлекает фотография в рамке на прикроватной тумбе. На фотографии Брюс узнаёт их с Джоном селфи. Разве в прошлый раз её здесь не было?.. — Что это? — кивает он в сторону тумбы. Джон несколько секунд осматривает тумбочку, явно не понимая, чего от него хотят. Сразу после он меняется в лице и вновь поворачивается к собеседнику. — Ты про фотографию? — весело спрашивает тот, явно довольный таким вниманием к деталям. — Хочешь взглянуть? Джон берёт фоторамку в руки, любуется несколько секунд и неуверенно протягивает Уэйну. Последний, не колеблясь, берёт её в руки со всей осторожностью. Очевидно, что для Доу это было чем-то важным. Брюс проводит большим пальцем по деревянной раме, прощупывая гладкую лакированную поверхность. Джон на фотографии взволнованно улыбается, держа камеру над собой. Бэтмен на фоне получился гораздо менее счастливым, кривясь от яркой вспышки, отчего застеклённая карточка выглядит довольно комичной. В любом случае, Уэйну она не слишком нравится, но возникать на этот счёт он не станет: главное, что она нравится обладателю. Брюс отлично помнит, как они стояли на крыше полицейского участка, обсуждая сделку с ноутбуком, словно бы это было вчера. — Ох, ты бы знал, как я горжусь этой фотографией! Джон восторженно усмехается, пока его взгляд мечется от рамки до лица Брюса. Он внимательно выжидает его реакции. — Её не было здесь в прошлый раз... — звучит больше как вопрос, нежели утверждение. Несколько секунд Доу молчит, принимая задумчивый вид и активно перебирая воспоминания. Его глаза резко округляются, стоит ему вспомнить. Он начинает нервозно хихикать и прикрывает рот рукой, явно находя в этом что-то забавное, чего Брюс определённо понять не может. — О, ха-ха, — он бережно забирает рамку обратно, когда Уэйн возвращает её ему, — я спрятал её! Брюс молчит и выгибает бровь в недоумении. Проходит несколько секунд, прежде чем он начинает неосознанно сводить брови к переносице, выражая тем самым весь свой скепсис. — Почему? — Ко мне не приходил никто, кроме докторов, и я подумал, что у меня всё заберут... — Джон снова хихикает, с неким азартом поглядывая на приятеля. Его голос становится тише. — ...Снова. В ту же секунду Уэйн перестаёт хмуриться. Он понимает, почему так произошло и что Джону наверняка было обидно потерять почти все свои собственные вещи, коих, если память не изменяет, было не слишком много даже тогда. Удивительно, что ему вообще разрешили держать в палате что-то личное, учитывая, что он натворил. Тем не менее, пока Джон вёл себя спокойно, шёл на поправку, а доктор Леланд была готова идти навстречу, всё было не так уж плохо. Брюс с сожалением выдыхает. Внезапно пациент вскакивает с кровати и восклицает, жестикулируя и уверенными шагами петляя по тесной комнате. — Тем более, мы в Аркхэме, Брюс! Если с ней что-то случится, я, наверное, с крыши спрыгну! Это же фотка с Бэтменом! Типа, с настоящим Бэтменом! Резко Доу останавливается и оборачивается к Брюсу. Он изучающе осматривает его заинтересованное лицо и на несколько секунд замолкает. Джон осознаёт, что только что сказал. В один момент они встречаются взглядами, от чего тот смущённо опускает голову, поправляя себя же: — Н-но фотки с тобой тоже крутые, правда! Даже круче, чем с Бэтменом! Я ими дорожил! — Джон принимает виноватый вид. — Жаль, у меня их не осталось... Брюс смотрит на Доу снисходительно, подавляя рвущиеся вверх уголки губ. Возможно, их всё ещё подслушивают, а потому выражать мысли приходится слегка... Завуалированно. Он отлично понимает, что именно хочет донести до него друг и как все те фотографии были ему важны. Везде, где Джон обосновывался ранее, можно было обнаружить десятки его фотографий, большинство из которых являлись сделанными наспех селфи. Уэйн быстро обнаружил у Доу пристраистие к фотосъёмке, и для этого не надо быть гением. Он любил фотографировать всё и вся, что было красивым по его мнению. Забавным было то, что фотографий и вырезок с Брюсом у него было даже больше, чем с Харли. Гораздо больше... Почему-то Уэйн не был удивлён, когда увидел их впервые. Удивляться и не стоило. Дело обстояло просто: ещё год назад, в Аркхэме, когда они с Джоном познакомились, тот даже не пытался скрыть своего интереса, как и не делал в будущем. Доу, если судить верно, интересовался личностью Брюса Уэйна ещё до их знакомства и внимательно наблюдал за имеющейся на тот момент ситуацией в Готэме. В будущем Джон познакомился с Харлин, в том же Аркхэме, после чего оказался на свободе, при этом всём стабильно питая интерес к Брюсу, который только подогревался после их личной встречи. Насколько последний правильно помнит, он всё ещё оставался «экстренным контактом», названным Джоном в лечебнице когда-то, по словам Авесты. Интерес к Уэйну со стороны Доу затмевал даже интерес к Харли, а уж тем более к Бэтмену. Джон всё время бегал за ним хвостиком, и именно слова и наставления Брюса были для него в приоритете. Именно Брюсу он верил так, как никогда и никому до этого. Чувствуя, как к горлу подступает чувство вины, плотно сжимаясь кольцом у шеи, Брюс старается отмахнуться, но воспоминания всплывают перед глазами самостоятельно. Низкий, хрипящий гогот эхом расходится по маленькой комнатушке, когда Тёмный рыцарь сгибается от боли в проходе. Смех, больше напоминающий истерические завывания, звенит в голове, словно колокол. Лишь приподняв голову, Бэтмен замечает стоящего к нему спиной Джона. Точнее, то, что от него осталось. Джокер стоит перед огромным пластом фанеры, на котором мельтешат цветные листы. Только приглядевшись, Брюс понимает, что это фотографии. Их совместные фотографии, среди которых любимое селфи Джона, расположенное в самом центре. Фото с похорон Люциуса Фокса, когда они впервые встретились спустя год, где они улыбаются. Бэтмен отворачивается — смотреть становится слишком больно. «Я был полным идиотом, — хрипит Линчеватель севшим голосом, рассматривая фотографии. — Я с таким увлечением следил за тобой. Восхищался тобой. Хотел быть похожим на тебя...» Джокер разворачивается, и Брюс видит его глаза. В них разливается явная обида, заполняющая всю радужду и выходящая за её пределы влагой на глазницах. «...Хотел быть любимым тобой». Брюс опускает взгляд. Хотелось бы думать, что это кошмар, если бы это не произошло жалкие полтора месяца назад. Когда он вновь поднимает голову, внезапно обнаруживает, что Джон понуро и задумчиво рассматривает фотографию в рамке. Наверное, он тоже вспоминает об этом иногда... — Знаешь, я ведь действительно хотел быть героем, — говорит Доу тихо, почти задушенно, но в скорбящей тишине даже это звучит громко. Он поднимает полный сожаления взгляд на Брюса. — Я не хотел, чтобы всё так вышло, правда. Уэйн лишь молчит, внимательно наблюдая и слушая. — Всё было так сложно... — Доу снова начинает петлять кругами, шаркая аркхэмовскими тапочками по полу и рассматривая фото в руках. — С одной стороны... Вау! Я сражался с Бэтменом! Просто представь! Это же пик крутости! — фальшиво радуется и активно жестикулирует он, включая всю свою харизму на максимум. Но затухает так же резко, как и загорелся. — А с другой — Бэтмен сражался со мной. Доу вновь поднимает голову на мужчину напротив, видимо, проверяя, понимает ли тот, что он имеет ввиду. И, о да, ещё как понимает и сочувственно смотрит на него в ответ. — В голове не укладывается, как до этого дошло. Всё же так хорошо начиналось! — он разводит руками и подходит к тумбе, ставя рамку на место. — Джон... — Нет, дослушай, — наступательно перебивает Доу, продолжая монолог. — Я так хотел работать с Бэтменом, что был готов на всё, буквально на всё! Я даже обманул Харли несколько раз, а я не люблю лгать! Мне нужно было это сотрудничество, потому что только работая с Бэтменом я нашёл себя. Настоящего себя. Джон продолжает наворачивать круги, нервозно выкручивая себе пальцы. Ему становится тяжело говорить, и Уэйн слегка хмурится, но негодования не демонстрирует. — Это было то, чего мне так не хватало! А в результате я снова всё испортил и все остались ни с чем, — бормочет он с досадой, после чего кивает в сторону ноги Брюса, куда на Эйс Кемикалс был с размаху всажен разделочный нож.— С побоями, разве что. — Но, дело такое, — Джон делает паузу, останавливается и отчаянно выискивает понимание в чужом взгляде, — что мне уже всё равно. Кто прав, кто виноват — плевать, это не имеет значения. Теперь я здесь, и я, наверное, действительно сумасшедший! Они молчат и смотрят друг другу в глаза. Тишина в этот момент давит прессом на черепную коробку, пока взгляд Джона медленно стекленеет и начинает бегать по всей палате, не находя себе места. Он сипло хихикает, руки подрагивают и тянутся к лицу, голос дрожит: — Я запутался, Брюс. Проходит несколько мучительных секунд, прежде чем Уэйн набирается духу и подаёт голос: — Джон? — зовёт он, не скрывая волнения, пока брови складываются домиком на лице. Он собирается что-то сказать, но приятель, кажется, берёт себя в руки. — Нет! Нет, нет, я в порядке! — отрицает Джон, тревожно посмеиваясь. Он безжизненно смотрит на него сверху вниз, пока безуспешно пытается подавить приступ смеха. Доу делает глоток воздуха ртом, поворачиваясь к посетителю спиной и скрываясь от внимательного взгляда. Прячется и, видимо, понимает, что если потеряет над собой контроль, то Уэйна будут вынуждены сразу прогнать. Это неправильно. Это всё неправильно. Брюс поднимается на ноги и делает небольшой шаг, будто на пробу. Доу, то ли не замечая, то ли намеренно игнорируя, не поворачивается, но сразу замирает, спиной ощущая надвигающуюся фигуру. Джон вздрагивает, стоит ему почувствовать, как чужая ладонь осторожно ложится на его плечо, на что разворачивается в пол-оборота и смотрит на посетителя удивлённо. Уэйн быстро соображает и, схватив того за руку, сгребает в неловкие объятия — никакими словами он не сможет объяснить ему свои чувства. Джон стоит неподвижно, по инерции уткнувшись куда-то в чужое плечо. Лишь спустя несколько секунд Брюс чувствует и понимает, что Джон дрожит. То, что происходит между ними — незаконченный анекдот, от которого никому не смешно. Им давно стоило разобраться во всём: в чувствах, мыслях и прошлом. Была бы возможность? Всё то время, пока они не виделись, а Джон пребывал на реабилитации в Аркхэме, Брюс интенсивно анализировал ситуацию. И если брать всё целиком и полностью, учитывать все факторы и не сглаживать углы — без нецензурщины было не обойтись. Джон, будучи человеком довольно эмоциональным и, частично, зависимым от чужого мнения, вполне осознанно выбрал себе некий «идеал» в лице Брюса, чьему примеру старался следовать. Джон доверял ему безоговорочно. Даже больше! Доверял настолько, что позволял нагло собой пользоваться, зная об этом. Настолько велика была его нужда в этом… В Брюсе. Уэйн, конечно, старался идти навстречу, помогать добрым словом и наставлять на путь истинный, но этого никогда не было достаточно. Наперекосяк всё пошло тогда, когда Джон решил, что раз теперь они друзья, а Уэйн тоже ему доверяет, он может помогать Бэтмену «вершить правосудие». Их мнения на этот счёт, как оказалось, сильно разошлись, из-за чего они пришли к непониманию с каждой из сторон. Бэтмен доверил новоиспечённому «герою» свою мораль и кодекс, и тот, поняв это по-своему, решил действовать. К его сожалению, Тёмный рыцарь не оценил это так, как того хотел Джон. Бэтмен почитал это неправильным. Джон посчитал неправильным то, как поступил с ним Бэтмен. А что было дальше, каждый из них отлично помнил. В первое время Брюс злился. Ох, ещё как! Злился по большей части на самого себя, когда ему пришлось лицом к лицу столкнуться с последствиями того, что он натворил — Джокером. Долгое время он не понимал, что вообще чувствовал по отношению к Джону и этой ситуации. В первую очередь, разумеется, вину, но за кучей её слоев скрывались и другие, не слишком приятные чувства. Брюс пришёл к выводу, что разбираться с этим бессмысленно. Ему жаль, ведь они друг друга подвели. В самый ответственный момент он не смог дать Доу понимания, которого тот так жаждал, и теперь им вместе приходится расхлебывать эту кашу. — Джон, — снова зовёт он шёпотом, сцепляя руки за его спиной. Брюс молчит некоторое время, собираясь с мыслями, после неловко продолжает. — Я, конечно, не Бэтмен, но думаю, что он на тебя не злится. Он слышит, как Доу приглушённо хихикает ему в плечо, и чувствует облегчение. Джон, наконец, обнимает Брюса в ответ. — Ты действительно так думаешь? — он слегка отстраняется, чтобы посмотреть в глаза приятеля. Его взгляд снова трезв и ясен. Доу вопросительно выгибает бровь, с неподдельным интересом и сомнением ожидая ответа. — Я уверен. Джон замолкает и сочувственно улыбается. Они так и стоят друг напротив друга, по-глупому улыбаясь, пока Доу не обнимает мужчину снова. Лишь через время до Брюса доносится приглушённое «спасибо», но он не обращает на это никакого внимания. Долгое, очень долгое время Уэйн отчаянно полагал, что после всего произошедшего от Джона осталась только его тень. Был только Джокер. Но Джон не потерялся. Он всё ещё здесь, рядом с ним. И Брюс ужасно этому рад.***
На следующую ночь, когда часовая стрелка только-только переваливает за полночь, в небе загорается бэт-сигнал, вследствие чего Бэтмен спешит на крышу полицейского участка, заведомо предполагая, кого он там встретит. Брюс не ошибается: около внушительного прожектора он обнаруживает удручённого комиссара, стоящего к нему спиной с сигаретой в руках. Примерно через неделю после погрома в Готэме и неразберихи с Агентством, Джим смог вернуться на должность комиссара. Некоторое время у него были большие проблемы с работой и участком, но разобраться с ними всё-таки удалось. Плюсом, его самовольное со стороны Уоллер отстранение было очень спонтанным, что, возможно, играло как смягчающее обстоятельство, а потому Гордона быстро вернули на его законный пост. Комиссар, по его же словам, на некоторое время серьёзно задумался о том, чтобы действительно уйти из полиции навегда, только быстро отбросил сомнения. Жизнь потеряла краски, когда его уволили, и Уэйн его понимал. Их личные взаимоотношения в тот период тоже потерпели большой подрыв, но позже, когда всё улеглось, Джим попросил прощения и они провели небольшую беседу на эту тему. Так и пришли к тому, что всё ещё оставались напарниками и коллегами. Временами Брюс думал, что только его с Гордоном сотрудничество спасает Готэм — слишком оно ценное и плодотворное. Бэтмен, наконец, выходит из полумрака на лунный свет, почти бесшумно прочистив горло, дабы проверить работу модулятора. Это, разумеется, не осталось незамеченным. — Доброй ночи, детектив, — приветствует комиссар рукой с сигаретой, поворачиваясь лицом к ночному гостю. Темный рыцарь делает короткий кивок, не желая лишний раз разбрасываться словами. Он подходит ближе и складывает руки на груди, рассматривая мужчину напротив. Джим тоже был готов к переменам в погоде, а потому его излюбленный бежевый плащ нашёл замену в лице утеплённого серого пальто. На Готэм неизбежно надвигалась суровая зима, в конце концов. — Извини, что поздно. Сегодня в участке полный бардак, — говорит Джим спокойно, делая долгую затяжку. — Сам понимаешь. Бэтмен молчит, хотя достаточно хорошо представляет, что происходит в полиции в последнее время. Не смотря на то, что все установки Уоллер в участке давно сошли на «нет», последствия приходилось разгребать и по сей день. Да и инцидентов в городе вовсе не поубавилось, что задачу никак не облегчало. Как гендиректор, он может смело предположить, что за кошмар происходит с бумажной волокитой. — Что-то произошло? — спрашивает Бэтмен своим привычным замогильным голосом и сдвигает брови. — Не совсем, — на секунду комиссар замолкает, чтобы сделать затяжку. — Но было бы хорошо, если бы чего-нибудь не произошло. Гордон поворачивается спиной и подходит к парапету, что-то обдумывая. Он убирает свободную руку в карман, а его голос становится заметно тише. — В Ист-Энде на днях начался новый оборот наркотиков, — в своей строгой манере бормочет он. — И всё бы ничего, если бы это были старые вещества, но там распустили что-то новое. Бэтмен откровенно выпадает от такого заявления. Не от его ужаса или удивления, а от банальной нелепости. Готэм — огромный и многолюдный город, концентрация преступности в котором зашкаливает до рекордных показателей. Как коренной житель Готэма, Брюс с самого детсвтва регулярно сталкивается с убийцами, насильниками и отбитыми к чёрту сумасшедшими. Его родителей — самых богатых людей в городе — у него на глазах застрелил в переулке пропитый наёмник, чёрт побери! И всё это ещё не касается наркотических и запрещённых веществ, а если взять во внимание и их, то ситуация усугубляется в сто крат. Так в чём дело? С каких это пор полицию самого преступного города в США волнуют наркотики? Тем более, если речь идёт об одном из самых неблагоприятных районов города? — ...Комиссар, если у вас появились средства, чтобы бороться с наркоторговцами... — Ты не понимаешь, — спокойно перебивает тот, поворачиваясь лицом к Бэтмену. — Наркомания — это, конечно, плохо, но я бы не стал звать тебя из-за такой мелочи, зная, что сейчас у нас есть проблемы и посерьёзнее. Тёмный рыцарь хмурится и ещё больше недоумевает, но молчит и ожидает пояснения. — После того, как это вещество стало распространяться среди подзаборников и бездомных, их десятками начали увозить в клиники с отравлением, тахикардией и галлюцинациями. Ну не поверю я в то, что все эти люди случайно попутали дозировки и так же случайно слегли. Двадцать восемь человек за одну неделю. Бэтмен меняется в лице, и Гордон смотрит на него с пониманием. С такими показателями ситуация на глазах набирает обороты. С этого и стоило начинать. — Это, в общем-то, всё, — чеканит Джим, вновь закуривая. — У меня очень мало информации, и вся она из посторонних источников. Эти случаи огласке не подлежали и подлежать не будут, про них даже в полиции не говорят. Но в подленности я убедился. Несколько секунд они молчат, пока Брюс раздумывает над полученной информацией. Когда-то давно в городе уже были попытки ударить по низшим слоям общества, но ничем серьёзным они не оборачивались. На деле и от потери почти трёх десятков наркоманов в Готэме ничего не поменяется, но, судя по тому, с какой скоростью это всё происходит, не грядёт ничего хорошего. — Кто-то из них погиб? — Не знаю, но думаю, что да. Учитывая, что они попали в клиники с тяжёлыми симптомами... Комиссар не стал продолжать, делая затяжку и строго смотря на коллегу. Последнему пояснения не требовались. — Не может такое произойти случайно. Кто-то решил перетравить людей, как крыс, понимаешь? — говорит Гордон оживлённо, точно возмущённый имеющейся ситуацией. — Это варварство! Джим вновь поворачивается и подходит ближе к парапету. Он тушит об него сигарету и поправляет очки, продолжая снова спокойным тоном: — Не могу отправить туда наряд, а информации совсем нет. В идеале надо раздобыть образец, но вряд ли всё будет так просто, — задумчиво делает паузу и добавляет. — В общем, если вдруг найдёшь что-нибудь — сообщи. Брюс кивает, скорее себе, чем Джиму, ведь тот всё ещё стоит к нему спиной. Сколько он себя помнит, в Ист-Энде всегда происходила оживлённая наркоторговля. С десяток лет назад, ещё во времена деятельности Фальконе, там как-то прикрыли чёрный рынок. Но что тогда, что сейчас — район стабильно остаётся неблагополучным и доверху забитым криминалом. — Хорошо, я вас понял, — грубо отрезает Бэтмен, пока в его голове непроизвольно начинает вырисовываться схема дальнейших действий. Работы предстояло немало, но разве это когда-то его пугало? На несколько секунд на крыше заново воцаряется тишина, пока комиссар её не прерывает: — Будь осторожен, постарайся не спугнуть наркоторговцев, — говорит он тихо. — Узнают, что район прочищают — спугнём всех, а нам нужно как можно быстрее найти зацепки. Жестикулируя рукой, Гордон медленно оборачивается, чтобы взглянуть на собеседника, однако встречает лишь пустоту. Несколько секунд он в недоумении оглядывается, пока до него не доходит, что его действительно оставили одного. Джим обречённо вздыхает. Эта странная особенность Бэтмена — бесследно исчезать в любой момент разговора — порядком раздражала. Но что он мог поделать? Бэт-сигнал в небе исчезает, оставляя над Готэмом лишь мрачные тучи.