Золотая пуговица

Филиалы Эрудиции находятся практически на каждой планете. Гильдия старается вкладывать всё в распространение своего Пути и по большей части происходит это за счет академий. В одной из них учится Веритас Рацио — способный ученик, который делает невероятные успехи для своего возраста. Ему всего девять, а подобными результатами не каждый выпускник похвастаться может. Преподаватели пророчат ему хорошее будущее: возможно как члена Общества Гениев, а возможно как профессора Гильдии Эрудитов. Время позднее, по крыше барабанит дождь, все, кроме Рацио, готовятся ко сну. За день он не устал совсем, поэтому сейчас решает прогуляться, дабы чуть-чуть развеяться. Стоит ему выйти на улицу, фиолетовые волосы сразу же завиваются от влажности, и не спасает даже зонт. Благо одно — осень в этом году теплая, поэтому ничего, кроме формы, надевать не приходится. Простой костюм тройка: рубашка, брюки, жилет и пиджак с вышитой эмблемой академии. Вся одежда идеально выглажена и прекрасно сидит. Только вот низ брюк и туфли насквозь вымокли. Как бы Рацио не проснуться завтра с кашлем. Пусть на улице и тепло, но не один человек в такой дождь даже собаку на улицу не выгнет. Хотя один всё же нашелся. К сигонийцам относились и похуже чем к псам, так что то, что мальчишку с аметистовыми глазами выперли на улицу — ничуть не удивительно. На улице тепло, а мальчишка со светлыми волосами дрожит от холода. Пока Рацио прилично одет и скрывается от дождя под зонтом, мальчишка с клеймом «РАБ» на шее кутается в единственную свою кофту, уже знатно истерзанную жизнью. Какаваша ютится под небольшим козырьком, тщетно пытаять скрыться от проливного дождя. Его выперли на улицу просто потому, для этого не нужна причина, он ведь сигониец. Мальчик не сдерживает слёзы, у него нет на это сил, вся энергия ушла в тяжелый труд, за который он даже «спасибо» никогда не получит. Да и зачем сдерживать слёзы, если на улице врядли его кто-то заметит? Зачем говорить «спасибо», если это рабский труд? Рацио замечает его и без задней мысли сравнивает с щенком, которого выбросили, едва дети наигрались, и чья судьба никому не интересна. А что ему делать теперь? Пройти мимо будто там никого и нет? Вернуться в академию? Скорее всего он бы выбрал второй вариант, но в последний момент появляется мысль о том, что возможно вместе с ним уйдёт и последний шанс, последняя надежда мальчишки с аметистовыми глазами хотя бы на что-то хорошее в жизни. Признаться честно, жалкой и никому не нужной жизни. Веритас подходит к сигонийцу и присаживается на корточки. Второй, заметив, что к нему кто-то приблизился, с ужасом поднимает заплаканные глаза. Перед собой Какаваша замечает ребёнка примерно своего возраста, тот выглядит опрятно и спокойно, скорее даже серьёзно, хотя тот на самом испытывает такой же ужас, когда замечает все синяки и ссадины, которые не скрыты под одеждой сигонийца. Наконец взгляд цепляется за аметистовые глаза. Рацио видит их впервые и наконец понимает, почему именно за них ценят сигонийцев. И нет, глаза не аметистовые. Глаза словно два магнита, притягивают к себе и не отпускают. Порыв ветра выбивает Веритаса из транса, что очень кстати, ведь у владельца магнитных глаз кажется вот-вот сердце остановится от волнения. Рацио протягивает ему зонт. — подержи. Какаваша без каких-либо возражений повинуется. Он привык к этому с рождения. Веритас расстегивает золотые пуговицы темно-синего пиджака, на которых та же эмблема, что и на вышивке, и аккуратно стягивает его с плеч, после чего протягивает блондину. — ну что Вы, не стоит. Заболеете же. Наденьте обратно, — он пытается отказаться от протянутой вещи, однако слова эти ничего для собеседника не значат. — это ещё ты мне указываешь что делать? К тому же сам-то не заболеешь? — Рацио не хотел показаться грубым, но первая фраза вылетает сама, он понимает насколько невежливо это прозвучало лишь после того, как накидывает свой пиджак на чужие плечи, но и извиняться за сказаное не торопится. Какаваша в ответ молчит. Что правда, то правда. Он не в том положении, чтобы кому-то возражать. Да и от лихорадок он страдает часто. Удивительно, что живой ещё. Новый предмет одежды сильно контрастирует с внешним видом сигонийца. Усталый взгляд, лишенный надежды, спутанные волосы и гематомы уж совсем никак не вяжутся с классическим пиджаком, который ему ещё и очень велик. У Рацио каждый день тренировки, и он хорошо питается, а вот у Какаваши такой возможности нет, из-за чего он ужасно худой, что делает их небольшую разницу в росте, а уж тем более в положении, ещё более заметной. Похоже Рацио снова в плену. В плену этих магнитных глаз. Новый порыв ветра вызывает озноб и снова возвращает его в реальность. Дабы сгладить это не сильно долгое, но очень неловкое молчание, он решается спросить хотя-бы что-то. — как твоё имя? У Какаваши засверкали глаза. Пусть и из простой вежливости, но кто-то интересуется его именем! Он счаслив, ведь даже с этой простой вежливостью он сталкивается впервые. Мальчишка уже набрал в лёгкие воздух чтобы дать ответ, но его прерывает крик откуда-то из далека: — Веритас Рацио! Тот, кого позвали, оборачивается на голос преподавателя и тяжело взыхает. — они вспомнили обо мне гораздо раньше, чем я расчитывал, — досадно выдохнув, он оборачивается обратно к мальчишке с магнитными глазами. — ещё обязательно встретимся. Он быстро скрывается, совершенно забывая про зонт, который всё ещё находится в руке Какаваши. Рубашка, жилет, брюки, кучерявые волосы сразу же вымокли насквозь. Мальчик промок до нитки и теперь вероятность заболеть в несколько раз выше. Сигониец вскакивает, но не бежит, вовремя его останавливает осознание что ему не догнать владельца зонта и прекрасных фиолетовых волос. — Веритас Рацио… Тихо повторяет он, надеясь запомнить это имя, и садиться обратно. Теперь ему почти не холодно, согревает мысль о том, что кому-то он может оказаться важен, что кто-то может ждать с ним встречи. И даже если Рацио забудет о нем через день, Какаваши всё равно обещает себе помнить его до конца жизни. Какаваша Авантюрин сидит на обитом натуральной кожей кресле, а в руках у него коньяк многолетней видержки. В комнате как всегда тепло и уютно, даже не смотря на начинающийся на улице дождь. Капли бьют по стеклу, чем привлекают к себе внимение топ-менеджера. Он долго смотрит на окно и невольно погружается в воспоминания. В день когда он познакомился с Рацио. Взгляд переходит на Веритаса, сидящего в кресле напротив и читающего энциклопедию. Волосы его уложены и уже давно не вьются от влажности как в детстве. С возрастом они стали жёстче и не обошлось без влияния множества масел, с которыми Рацио принимает ванну. Его взгляд сосредоточен на страницах книги, пока Авантюрин сосредоточен на нём. Сначала он прокручивал у себя в голове события того самого дня, пока не усмехнулся, осознав, что внимание переключилось на рельеф мышц его молодого человека. Ох Эоны, как же он любит этого человека. Любит и никогда не отпустит. Авантюрин бесконечно благодарен судьбе за то, что та преподнесла ему такой подарок. — Веритас Рацио, — нежно протягивает он имя возлюбленного. — Чего тебе? — не отрывая взгляда от книги спросил тот. — столько лет уже прошло, а я всё никак понять не могу… На кой черт ты тогда оставил мне свой пиджак? — нашёл что вспомнить, — равнодушно произнес Рацио и наконец отложил книгу. Он не ответит на этот вопрос Авантюрину. Опять. Снова. Потому что сам не знает на него ответ. Простой наивный и толком не обдуманный поступок, значение которому он тогда не придал. А теперь последствие этого поступка сидит напротив и в очередной раз устраивает допрос. Однако и отсутствие ответа Авантюрина устраивает. Оно дает возможность понять, что не такой Доктор Рацио и всезнающий каким может показаться. И эту сторону Доктора знает только Авантюрин. Что до пиджака, то сохранилась от него лишь одна пуговица. Мужчина даже вспоминать не желает при каких обстоятельствах лишился предмета одежды. Отобрали, порвал, потерял, не важно. Главное что золотая пуговица с того самого пиджака сейчас украшает повседневный костюм Авантюрина. Они оба изменились. Изменились кардинально. Почти ничего в мужчинах не осталось от тех девятилетних мальчишек. И одна лишь золотая пуговица на пиджаке осталась неизменной.