Его объятия

его объятия всегда спасали. спасали, когда мать приходила домой пьяной и поднимала руку на сына, не брезгуя выражениями, рушащими жизнь. спасали, когда на теле не оставалось живого места от многочисленных драк и побоев. спасали, когда его накрывала ломка и не получалось дышать, а губы неизменно шептали «аарон…», от чего сердце сжималось от боли. он этого не заслужил. эти губы его целовали, заставляя все то же сердце биться со скоростью, равной скорости света. они же умоляли его перестать. перестать. большие руки обхватывали его тело и спасали. он слабак и он точно бы сорвался, если бы не спокойное дыхание его парня и глаза, что всегда были наполнены нежностью, даже когда по полу ванной были разбросаны таблетки, а глаза становились стеклянными. разочарования не было. кевин был слишком добр и терпелив. аарон его не заслуживал. и снова ломка. снова плохо настолько, что хочется рвать на себе волосы и хочется еще. его снова обнимают. и ему снова стыдно. потому что он видит в глазах кевина беспокойство и страх. аарон сжимает в кармане пачку таблеток. он не должен жить, кевину будет лучше. определенно точно лучше. всего лишь нужно…он вздыхает, потому что не может. не тогда, когда на него смотрят так. аарон зависим. он не может остановиться, как бы сильно не старался. кайф по венам и пустая голова. хочется снова, невозможно терпеть. но он должен. должен. эти же руки обнимали его, а пальцы рисовали на бледной спине узоры, когда они лежали на койке в больнице за сотни километров от его дома. кевин приехал, сорвал все планы и приехал к нему, будто так и надо. и снова объятия и легкие поцелуи, чтобы забыть, чтобы отвлечь, чтобы больше никогда не возвращаться. он, кажется, сделает все, чтобы помочь, и это подкупает, сносит голову. не кажется. кевин поглаживает аарона по спине, когда в их съемную квартиру приходит полиция. паника, удивление, и…да блять, кто знал, что этот придурок додумается избить парня, что пытался продать аарону травку? ни капли восхищения…ну, может чуть-чуть. его большие руки обхватывают худое тело и ставят аарона на пороге их дома, а, опухшие от многочисленных поцелуев, губы добавляют, что «котов принято первыми пускать в дом». придурок. аарон улыбается. кевин этого не видит. в этом доме часом позже аарона прижмут к совсем новому дивану и будут целовать, а крышу окончательно снесет от удовольствия. аарон громко стонет потому, что это их дом и им никто не помешает. особенно сейчас. и он просит большего. просит быстрее. потому что это слишком приятно. и ему не стыдно. правда, честно. (нет) еще через час его прижимают к себе и он ворчит, но не может сдержать улыбки. аарон любит эти руки слишком сильно. и он этого не скажет. слишком много чести. а потом эндрю. объятия спасают, когда внезапно объявляется брат, а мать умирает. аарон плачет. кевин его обнимает. аарону стыдно. Но он лишь сильнее сжимает рубашку кевина. они сидят на полу обшарпанной больницы. в соседнем кабинете эндрю, но аарон туда не зайдет. он зол и ему больно. он ненавидит брата. брата… - нельзя вечно на него обижаться, ты в курсе. его гладят, словно кота. - да что ты понимаешь. - аарон. окей, они помирились. ну, как помирились... аарона все еще бесит эндрю, еще больше его бесит парень эндрю. конкретный придурок. слишком болтливый, слишком прилипчивый, слишком рыжий, что начинала болеть голова. все в нем было слишком. но он готов был это терпеть. терпеть всего лишь за счастливую улыбку на его губах, короткий поцелуй и бесконечную теплоту в руках. его объятия спасают аарона. он тяжело дышит, сильнее и сильнее прижимая к себе кевина. тот пытается что-то сказать, успокоить, но аарон слишком тяжело дышит, слишком рассеянно смотрит. сердце кевина сжимается от жалости. теперь уже аарон слишком. кевин знает, что аарона мучают кошмары, поэтому не спрашивает. аарон знает, что кевин знает, поэтому не уточняет. а еще кевин хочет налить своему парню воды. а еще аарону страшно. именно поэтому он висит на нем, словно детеныш коалы, хватаясь за широкую шею. и дышит. руки слегка подрагивают. все нормально. он привык. но кевин все равно протягивает ему таблетки. и обнимает. прижимает к себе, пока тот засыпает, и будет прижимать всю ночь, пока тот не проснется. потому что он знает, насколько аарону это важно. и тот не сопротивляется. кладет голову на грудь и считает вдохи. становится легче. его окутывает усталость и привычный запах. он тонет в этих объятиях. бывших наркоманов не бывает, так? и ему слишком хорошо рядом с кевином, чтобы не пошутить про наркоту. его объятия спасают и успокаивают. собирают по кусочкам тогда, когда это необходимо. когда слишком хочется сорваться. он любит кевина и, благодаря ему, кажется, начинает любить брата. а еще его бесит нил. он слишком рыжий. уж простите.