Желание с запахом железа.

      Небольшие ножки неспеша топали по длинному коридору. В потёмках идти быстрым шагом элементарно страшно: книги и стекло валяются повсюду. Дублин споткнулись бы с лёгкостью. Итак, они идёт опираясь лишь о стену. Вдали рассматривается знакомый широкий силуэт. Снова пахнет сыростью и едва ощутимыми нотами пота. «Это Леон» — улыбаясь, подумали Райкер. Шаг стал твёрже, словно ощущение наставника давало уверенности, делало походку настойчивее. Впрочем, Дублину всегда было спокойнее, когда рядом находился Леон, что был отцом в их глазах.       — Райкер, идёшь? — голос.       — Да, я здесь. — смущённо отвечает священник, щурясь от широкой улыбки.       Им потребовалось не так много, чтобы сократить расстояние между собой и Леоном. Дублин вытягивает руку, но мужчина неожиданно вскрикивает и опускает голову, сам сгинается, а его рука сжимает одежду в районе груди. Райкер не успевает среагировать: сердце пропустило удар, а руки неприятно охладели. Они кличит наставника и без всякой осторожности подбегает к нему. В углу груди одежда Тремблея потемнела… Райкер почти ничего не видит, но пытается ощупать его. «Леон, всё в порядке? Что случилось?» — посыпались вопросы от подопечных. Страх сдавил грудную клетку, а в воздухе зависло напряжение. Короткие вздохи Леона не складываются в слова. Райкер пытается поговорить: потрясывает за плечо, беспокойно кричит и уже на грани заплакать. Но Тремблей лишь на пару секунд оборачивается, а потом слабо отталкивает друга от себя. Он кричит Дублину прятаться, а затем растворяется в темноте, словно пепел. Свет от окна слишком слаб и узок, но Райкер заметили руку на плече наставника перед этим. За Леоном остался только крик. Всё произошло так быстро, что Райкер до сих пор не может очнуться. В голове нет никаких мыслей, а эмоции бушуют. Происходящее совсем не стыкуется и кажется совершенно ужасающим. Глаза священника стали ещё шире, когда из зала громогласно разнёсся оглушительный треск стекла.       Леон истекает кровью. Она струями течёт на блестящие частички стекла. Они повсюду: в волосах и на одежде Леона, под ним самим, разбросанные по всему полу. Он приземлился прямо под окном, поэтому обзор на помещение был более чем хорошим. Но валяться и осматривать где он (тем более когда он знает где находится) священнику пришлось недолго: Данте цепко берётся за чужой воротник и с разворота выбрасывает Леона на другой конец. Отлетел он не настолько далеко, насколько больно. Стон от горя пронёсся через весь зал. Священник жмурится так сильно, что ему мерещатся слабо цветные узоры. Стоило ему открыть глаза, как взор накинулся на Данте. Он вальяжно, даже качаясь, медленно движется в сторону Тремблея. Оба тяжело дышат и молчат. Леон пытается встать. У него почти получилось сесть, но Базилио помешал ему. Большая нога так сильно давила на грудь священника, что ему казалось его сейчас раздавят. Пот охладел и стал более обильным. В глазах поплыло. В мыслях даже начала всплывать нецензурная брань…       — Ты, оказывается, не один. Вау.       — Меня трогай, а их нет! — прерывая Данте, выкрикнул Леон.       Его голова обессиленно упала на пол, как и до этого. Казалось, что все его последние силы ушли на то, чтобы сказать эти слова. Рана в груди болит.       — Тебя я потрогаю. Ещё как потрогаю. — ухмыляется Базилио, надавливая на грудную клетку сильнее.       Леону мерзко смотреть на эти щёки, что расходятся от улыбки. Поэтому глаза мужчины жмурятся. А Базилио всё равно: он хватает оппонента за волосы и тянет вверх. Тот же пытается взяться за руки Данте, крича. Тремблей даже не пытается что-либо сказать, он просто кричит от боли. Тянущая и сильная боль распространяется по всей голове, словно иглы пронзают каждый волосяной фолликул. Базилио вырвал клок волос, но всё ещё держит Леона у корней. Последнему пришлось встать на дрожащие ноги. Данте держит «друга» на расстоянии вытянутой руки, пальцы жёстко впиваются в корни волос и тянут то вверх, то вниз, издеваясь. Леон, задыхаясь и еле держась на слабом теле, пытается отмахнуться руками. Кончиками пальцев мужчине удаётся зацепить маску Данте, но это едва максимум его возможностей. Охотнику смешно, он поворачивает и опускает голову. Закрывая один глаз, он продолжает смотреть на попытки Леона драться. Священник готов взорваться от злости. Его дыхание поверхностное и прерывистое. Ноги дрожат, а тело окутал слой холодного пота. Потеют даже ступни. Ему страшно, ведь он думает о том, что смерть настигнет его в любой момент. Задумывается о Райкере, пока Данте трясёт его собственную жалкую тушу. Последний рывок за волосы был таким сильным, что Тремблей не вынес: он вложил все свои в силы в ноги и чуть ли не со скачком настиг Базилио у его лица. Тот не успел среагировать, ведь был достаточно расслаблен, чтобы думать о том, что какой-то слабый (и на грани смерти) человек сумеет застать его врасплох.        Выдох и удивлённое «ох». Леон зацепляет пальцами маску Данте и стонет от боли в рёбрах. Каждое движение сравнимо с адскими мучениями. Но Леон сильнее своей боли: он хватается за часть маски у носа Данте и стягивает её. Стягивает почти до подбородка! Виднеется серая кожа и большой рот сквозь слёзы и кружащуюся голову. «Отвратительно» — последняя мысль Тремблея в момент. Момент, когда его сознание ещё могло думать о чём-то, кроме необычайной боли.       Райкер в ужасе всё сильнее. Данте швырнул священника в коридор, обратно. Наставник падал на пол прямо при Дублине! И когда Тремблей смог поднять голову, то указал лишь на маленькую исповедальню. Райкер сами поняли, что в ней нужно спрятаться. Они так и сделали, и сделали это быстро — Данте ещё не видно. В голове дико перемешались все мысли, которые только могли возникнуть в священной голове. «Я хочу помочь Леону», «его убьют? А если я выйду, то убьют меня?» и шёпот наставника лишь изредка замечается ушами. «Не выходи» — говорит он. А из тёмного коридора уже долетает гулкий смех врага, что будто вывернут наизнанку. Леон лежит на полу и теряет кровь. Слабость одолела его. Зрачки двигаются лишь по двум направлениям: к исповедальне и темени коридора. Впрочем, больше смотреть некуда.       — Райкер, пожалуйста, не выходи отсюда, пока я тебе не скажу.       — Леон, ты знаешь его?! — выкрикнули Дублин в сердцах.       — Забери это. — кидая свою Библию, на издыхании отвечает Леон.       Райкер потеет ещё сильнее, когда видит толстую книгу на полу. Страшно выйти. Они тяжело дышит и их глаза бегают от Библии до Леона, что пытается улыбнуться. «Пожалуйста, не пытайся» — думает Дублин, пока трясущейся рукой держится за ручку исповедальни.       — Возьми её. Я подожду. — раздался голос из темноты.       Леон и Райкер в страхе застыли. Пара жёлтых хищных глаз заострилась на них. Наблюдает и усмехается, издевается, играет с ними. Райкеру стало ещё страшнее. У Леона закололо в груди. Данте улыбается шире…       Большая фигура показалась из тени: Базилио вышел. В камуфляжном костюме, с винтовкой сзади. С шапкой и маской на голове, с перчатками на руках. Нигде нет участка, по которому можно было бы понять хотя бы цвет его кожи. Райкер в замешательстве, очень растеряны и до смерти напуганы. Данте шагает медленно, размашисто. Издевательский смешок сметает мысли всех в этом коридоре разом. Он остановился у Леона. Сердце Дублина так отчётливо бьётся в грудной клетке, что кажется скоро вылезет через рот. «Сейчас!» — подумали они и с рывком открыли дверь исповедальни. Толчок чуть не выбил её. Пыль вырвалась из маленького помещения и ноги понесли себя сами. И несчастные глаза Райкера чуть не выпали от напряжения, когда яро выхватывали книжонку. Данте сделал вид, будто тоже тянется за Библией, но на самом деле лишь подыгрывает. Леон пытается отползти. «А ты резвые» — слышится «комплимент» от Базилио. Райкер не прислушивались, просто запрыгнули в моменте обратно. Наставник тем временем отполз к окну. Витраж пропускал всё также мало света, но был достаточно красив, чтобы маленьких лучей было достаточно упиться величием. Но момент, к сожалению, не тот, чтобы восхищаться картиной.       — Райкер, всё будет в порядке. — вздыхая, поникает голова Леона.       — Леон? — одно слово от священника.       Они с ужасом в глазах и душе наблюдает за тем, как Данте снова таскает Тремблея за голову. Буквально подметает его дряблым телом пол. Леон рычит, но уже не пытается отмахиваться. В моменте он прилетает в исповедальню. Он щекой прислоняется к окошку, из которого Райкер смотрит на ситуацию. «Твою мать» — крик в мыслях Дублина. Тремблей скатывается вниз. Одышка. У него перехватывает дыхание, когда перед глазами кажется нога врага. Тремблей кое-как ложится на спину. Ботинок Данте приземляется на нос Леона и давит на него. Частицы грязи попадают на веки и в ноздри мужчины… Ботинок впечатывается в лицо Тремблея, и на нём теперь невооружённым глазом видно узор от подошвы, выделанный грязью. У него и до этого был затуманен и плывуч взор, а теперь из-за грязи даже поднять веки практически не получается. Дыхание затруднено. Мысленно взор Леона обращён наверх, и он уже готовится встречать ангелов… В то время как Райкер отчаянно смотрит за пытками наставника. Они не видит буквально ничего, кроме большого тела врага, но слышать мучения друга им хватает. Это разбивает им сердце. Нога Данте из раза в раз врезается в несчастное лицо оппонента, и много времени не понадобилось, чтобы оставить на Леоне лозу лиловых синяков. А он лишь стонет и прерывисто выдыхает, когда ботинок снова давит на грудь. Боль притупилась, но голова раскалывается, кажется, сильнее и сильнее с каждым ударом. Райкер закрывает глаза и дрожит. «Леон, за что тебе всё это? Господь, пожалуйста, помоги, убереги друга моего…» — шепчет Дублин, думая, что это поможет. Они не прекращает молиться до тех пор, пока не слышит жуткий визг по ту сторону исповедальни. Леону прилетело гораздо сильнее, чем до этого. Мужчина лихорадочно и машинально хватается за него когда чувствует сильный приток жидкости изнутри. Ладони внезапно окрасились красным, когда отпрянули от лица. Данте ухмыляется и снова произносит что-то, что непонятно даже наставнику Райкера. Затем Базилио приземляется прямо на грудь Тремблея, и у последнего складывается ощущение, что его рёбра сейчас сломаются. Или сложатся вместе с ощущением. Убийца стряхивает грязь с век Леона, после чего нахально раздвигает их. Тремблей просто вынужден посмотреть прямо в большие глаза своего врага. Они светятся жёлтым и не моргают, лишь изредка перебегают из одного зрачка в другой. Рот Базилио не унимается и большую часть неразборчивых слов, что задом наперёд говорит он, Леон уже не пытается расслышать. Он не задумывается даже о том, какие же муки сейчас испытывает. И как бы сейчас хотел просто отрубиться. Или в самом деле умереть. Или притвориться мёртвым! Лишь бы только кончились все круги ада, которые он испытывает. Недомогание, головокружение, кровотечение из нескольких ран и головная боль, тошнота от вкуса железа (крови), невыносимые колики в ногах, руках, лице и всём теле в принципе сводят мужчину с ума. «Когда это всё кончится?» — лишь вопрос промелькнул, пока между тем Данте уродовал его лицо новыми синяками. Леон уже не совершает потугов справиться с врагом: поддаётся от бессилия. А между делом Дублин вытирает слёзы, не закрывая глаз, не может отвести взора от любимого человека, которого пытают прямо здесь и сейчас. Они отчасти рады, что за сетчатым окном почти ничего не видно.       Леон снова на ногах. Опирается о стену. Дрожит, холодным потом обливается. Голова лежит на плече, один глаз закрыт, а другим пялится на Данте. А он прижимает к стене, рукой близится к горлу оппонента. Хватает, не жалея. Жёстко хватает. Крепко. Тремблей стонет, стискивая зубы. Жмурится и дрожит с новой силой. Данте заводит это: он даже вздыхает иногда. Сжимает, все силы сосредотачивает на пальцах, чтобы удушить Леона как можно болезненнее для него. Но он не из слабых: сопротивляется из последних сил. Распахивает глаза и скалится, почти рычит на врага. Сквозняк из длинного коридора морозит его лодыжки. Но под адреналином уже полностью плевать на окружение: Райкер, Райкер смотрит! Не сводя глаз, бедные священник пялится на спину Данте. И голову Леона, которая иногда выглядывает из-под неё. Минуты не понадобилось, чтобы Тремблей сумел с ноги атаковать Данте в живот. Прямо в пах! Дублин сжались от страха. «Не всё потеряно» — шепчет они, прижимаясь к окошку исповедальни теснее. Почти падая, но опираясь. Уголки губ лезут вверх.       Но Данте лишь пошатнулся. Отошёл на несколько сантиметров. А у Леона реакция хорошая: он подловил момент и, крепко сжав кулак, нацелился в челюсть Базилио. Но едва мизинцем задел! «Полная лажа» — промелькнуло средь тумана сознания, пока Тремблей падал на Данте. А он ловил. И подхватил бедняка за локти, когда его усталые руки свергнулись на плечи. Райкер хотели было ударить по окошку от разочарования, но не более чем закрыли глаза и опустили голову. Тоска осела дёгтем. Хочется кричать, но ком, огромный ком не позволяет. Тошнит. Всё расплывается. Стоило им снова открыть глаза, как они уже видят Леона на коленях.       — Ногами размахиваешься? Хорошо, я понял как ты хочешь.       Леон сказал что-то нечленораздельное, но оно явно несло негативную окраску. Он мог бы, наверное, постараться ещё, но после проделок Данте он уже уж точно никогда не скажет что-то внятное.       Удар за ударом, зуб за зубом теряет Леон. Кровавые брызги летят налево и направо. Не унимаясь, пока каждый моляр, клык, резец: все до единого не выпадут. Пока рот Тремблея не станет непорочно пустым. Чистым, словно он родился всего несколько минут назад. Пока сам Леон не станет сломанным, коего можно взять под абсолютный контроль. Послушным, кой не будет сопротивляться и противиться. Сумасшедшим, кто отсосёт любой член в обмен на обещание остаться в живых. Ведь умирать так страшно.       Базилио впивается двумя пальцами за щёки Леона и вынуждает мужчину поднять голову. Рот уже не закрывается, нет сил. Теперь хорошо видны зияющие дыры на местах, где должны были быть зубы. Вся верхняя, нижняя челюсть, абсолютно весь рот остался без зубов. Где-то вдалеке, ближе к язычку, от зубов мудрости остались лишь нервы. Они тонкими ниточками, словно гифами гриба, жалко но неподвижно держатся. Вся пасть кровоточит, красная жидкость разливается по губам и капает на пол, перчатки Данте, пачкает их. Тремблей чувствует себя максимально униженным. Просто опущенным. Жалким не то что перед Данте, а больше перед Райкером. Они смотрит на это и ни слова, ни слова вслух! Лишь всхлипы, молитва читается по губам. Но Леон не видит их лица. И пусть не видит дальше, ведь смесь слёз, насморка и слюны делает опухшее, красное лицо Дублина просто мерзопакостным. Очень нелицеприятное зрелище, что со стороны Райкера, что со стороны Леона. Лишь Базилио здесь в выгодном положении, и он без стеснения упивается своей властью над противником. Глумится, смеётся, трясёт голову оппонента, держа пальцами. Потом небрежно отпускает, словно игрушка уже надоела. Однако это лишь иллюзия…              Мужчины повернулись в профиль относительно Райкера. Теперь они видит оголённый и серый, толстый член Данте, свисающий прямо на нос Леона. Леон в свою очередь чувствует сильный запах пота, что исходит от органа. И поджимающий рвотный рефлекс… Единственное, что хотелось ему прямо сейчас — чтобы Бог дал ему сил, и он смог дать отпор. Но Бог как на зло оставил его прямо в решающий жизнь момент.       — Работай, иначе попадёшь после смерти совсем не туда, куда планируешь, ублюдок.       Во взгляде Тремблея собрался ураган презрения, ненависти, боли, обиды и отвращения. Не только к Данте, но и к себе самому. Мысли скомканы, затуманены, а с подбородка капает кровь. Горечь железа одолела, желчь подступает с глотке. Тошнота и головокружение усиливается. Но Базилио пришёл не нежничать, ему более чем нравятся страдания Леона: цепкой хваткой он берётся за макушку Тремблея и насаживает его на член. Делает это быстро. Гладкий и мягкий пенис втиснулся в мокрый, тесный и тёплый рот. Сопротивляться нет шансов: зубов нет, мышцы лица напрягать нет смысла. Сил биться не осталось. Чувство собственной беспомощности и отчаяние поглотили мужчину с головой. Он ненавидит себя сейчас больше, чем что бы то ни было. Больше самого Данте. Больше его члена, что кое-как уместился в кровавой бане ротовой полости.       Леон больше ни о чём не думает. Боль и головокружение заняли всё пространство в голове. Остался упор на то, что происходит извне. Большие ладони Данте лежат на висках противника, двигают голову. Влажный член снова и снова проезжается по кровоточащим дырам, по нитям нервов, что остались от зубов. Рвотный рефлекс не давал о себе знать до того момента, пока орган Базилио не задел язычок. Тогда Леон машинально высунул язык и вздрогнул, издав характерный звук. Он почувствовал такую боль и потуги, что на мгновение показалось, будто желудок пытается самоуничтожиться. Вывалиться прямо изо рта. И желудочный сок подступил совсем не вовремя… Данте подумалось, что это простая кровь. И тогда он ускорился. Ритмичные движения не оставляли Леону шансов не разрыдаться от боли. И слёзы хлынули горячими струями по бледным щекам. Базилио смеётся, глядя на это. Глядя на то, как его беззащитная жертва бесцеремонно глотает его член, и почти вопит от боли и отчаяния. Пока рыдает и скулит, всхлипывая, глазами обращается к Богу. Как же сжалось сердце Райкера, когда они увидели тот пустой, печальный и мокрый взгляд своего наставника, что смотрел прямо в глаза подопечных. В самую душу. И ничто в теле и сознании Дублина не могло остаться равнодушным к тому, что происходит с Тремблеем. «Да за что тебе всё это?» — хлынула новая волна слёз, пока Райкер вцепились в дверь исповедальни, а потом упали на её пол. Ноги больше не могли держать бедное тело. Глаза больше не могли смотреть на муки дорогого человека. Разум терялся, как и уверенность Райкера в том, что они смогут пережить эту ночь. Не убьёт Данте — они убьёт себя сами. И подсознательно Дублин уже готовится к такому исходу…       Леон снова оказывается метнутым на пол. Но боль притупилась. Ссадины на бёдрах стонут не так громко, как рот, что был изнасилован. Тремблей не издаёт никаких звуков, кроме тяжёлого дыхания, характерного свистения и глухих стонов от страданий. Он лежит на холодном полу и уже никуда не смотрит, ведь глаза закрываются при любом удобном случае. Складывается впечатление, что тело Леона каждый раз подбирает момент смерти. И спасаться уже не собирается. А Базилио это только в минус: глумиться над неживым телом куда более скучно. И он, снова нависая над мужчиной, мигом хватает того за ворот плаща. Приближает к себе, расставляет глаза прямо над избитым, мёртво выглядящим лицом Тремблея. «Тебе рано умирать, я ещё не наигрался» — слышится от Данте. Леону на момент показалось, что эта фраза слышна отовсюду. И она будет жить внутри мужчины надолго. Но надолго ли жив он сам? Никто из присутствующих в коридоре не может даже предположить.       Леон снова приземляется лицом в пол. Снова оказывается поцарапанным, порезанным, избитым, оскорблённым. Но он не рыпался, не делал резких движений. Пытался двигаться так, чтобы крови было утеряно как можно меньше. А Данте нравится вид Леона, что полностью в его власти. Базилио за волосы отлепляет мужчину от ковра. И любуется видом, сзади он бесподобен: растрёпанные волосы, что стрижены криво распластались по плечам и закручиваются в петли, спирали на макушке и по бокам. А плащ так и манит, чтобы сорвать его и увидеть кровоточащие раны своими глазами.И Данте не собирается противиться искушению: плащ быстро пал наземь. Леон ощутил новую, необузданную волну адреналина. За всё время издёвок Базилио его так ещё не крыло: глаза вмиг распахнулись, а из груди вырвался сдавленный выдох. Райкер, услышав Тремблея, подняли голову на маленькое окошко, что словно подзывало посмотреть на борьбу наставника ещё немного. Дублин трясётся, но встаёт на ноги и держится за дверь, чтобы не упасть. Зрачки устремились на Леона, который изо всех сил пытается предотвратить самое страшное. Данте держит его и тяжело дышит, не пытается остановить оппонента. Глаза Райкера будто потухли. Лаванда, что украшала их невообразимые и сказочные радужки словно завяла. Ресницы опустились. Мышцы будто окаменели, и Райкер больше ни за что не захочет смотреть на то, как пытают их самого близкого и любимого человека. Тремблей видит нос Райкера из-под фуражки, и невольно кричит их имя. Оно эхом раздаётся в черепной коробке несчастных священника, и тогда они, вскидывая голову, снова видят отчаянное лицо мужчины, что просит о помощи. Обоим кажется, что через несколько секунд всё кончено. Но в, кажется, самый последний момент Райкер выпрыгивает из исповедальни и кричит. «Не трогай, ни за что не дам!» — делает шаг вперёд. Леон тянет руку, чтобы остановить, казалось бы, обезумевших Дублина, но падает на пол. Данте отпустил его, а затем за несколько движений достал винтовку. Тремблей ужаснулся: зрачки его расширились, а мышцы задрожали пуще прежнего. Он прокрехтел что-то, что Базилио не услышал даже краем уха. А Райкер тяжёлыми шагами пытается приблизиться к Леону. Но стоило врагу направить винтовку — движение остановилось. Пот пробежал от виска к подбородку. Мокрая дорожка оставляет неприятные ощущения. Стало жарче.       — Райкер… — мог бы сказать Леон, если бы не отсутствие зубов.       — Отойди, не мешай. Или ты хочешь присоединиться?       Дублин в ужасе открывает рот, а после делает шаг назад. Ледяной пот снова пробил всё тело. Они чуть ли не падают в исповедальню, как вдруг Данте перенаправляет дуло. Леон косится на оружие, после чего обессиленно закрывает глаза. Базилио лыбится, и это видно через маску. Он хватает несчастного за плечо и укладывает на спину. Тремблей лежит и старается не дышать, ведь каждое движение и вдох приносит ему адские муки. И он не хочет думать о том, что произойдёт с ним дальше. Райкер снова плачет.       Леон остался полностью без верха. Его штаны спущены. Более постыдного положения мужчина никогда ещё не занимал. Данте нависает над ним, вот только полностью одетый. Он смотрит прямо в лицо Леона, которое мужчина так пытается скрыть руками или воротом кофты. Он краснеет, но не от возбуждения — чистого стыда. Брыкаться нет смысла, а в глазах всё размыто. Боль заняла все чувства, которые только мог бы чувствовать Леон. Рука Данте неаккуратно хватает того за зад, а после крепко сжимает его. Хриплый выдох последовал со стороны Тремблея, отрывистый вдох со стороны Базилио. Его пальцы спустились к заветному отверстию, и стали щекотать его. Леон снова взялся за рану в груди и скорчился. Тазом он стал ёрзать на месте. Он пытается уйти от грязных пальцев врага, но всё тщетно. Последний лишь прижимает к себе ближе и вторую руку заводит за кофту. Там Базилио ласкает его грудь и рёбра. Иногда сжимая их, паралельно тому нечисть стремится войти в Леона пальцем. Хотя бы одним. Но Тремблей противится этому как может, не даётся врагу никаким образом! Тогда Данте хватает мужчину за рану, и его тело машинально расслабляется. В ту же секунду палец смог проникнуть внутрь. Боль! Новая боль сразила наповал все те чувства и эмоции, что переживал Леон в прошлом. По сравнению с тем, что испытывал Тремблей ещё совсем недавно — нынешняя ситуация ощущается им так, что даже гореть в аду будет приятнее и безболезненнее. Он резко подумал о том, что Бог бросил его. Кинул мучительно умирать, когда он был так предан ему! Молился каждый день, помогал другим! Но Леон не злится. Лишь разочарован в себе. Он мог бы задуматься: «чем я заслужил это?», но у него не осталось сил на большее, чем ёрзать на полу и вздыхать от боли.       Один палец. Два пальца. Быстро. Медленно. Жёстко. Небрежно. Неаккуратно. Тремблею больно как никогда: он чувствует, что его живот разрывается, а раны кровоточат обильнее. Маска Данте приподнята и закрывает теперь лишь нос, языком он проходится по уху и шее оппонента, после чего жестоко кусает. В некоторых местах от укусов остались багровые раны, где-то течёт кровь. Леон жив за счёт адреналина и, старающегося выжить, организма. Сердце бьётся так сильно, что Данте ощущает всю его форму рукой. Гладит и царапает, лезет в рану, что оставил выстрелом. Тремблей устало стонет и плачет, снова плачет, но бережёт последние силы на потом. «Главное не умереть» — думает он только об этом, пока лежит на боку, а Данте насилует его пальцами.       Это продолжалось, как казалось Леону, вечность. На нём всё также только спущенные штаны с бельём, а также дырявые носки. На одной ноге висит ботинок, почти упал. В одной руке Данте охотничий нож, а в другой его винтовка. Леон ещё никогда не чувствовал себя таким беспомощным. Его красное, зарёванное, опухшее, грязное и избитое лицо с приоткрытыми губами очень возбуждает Данте. И он звереет, глядя на это: припадает к большому телу старого знакомого, после проводит кончиком ножа от рёбер до бедра. Тремблей дышит очень поверхностно и быстро, почти задыхается. Его взгляд мечется в разные стороны и не может остановиться. Тело судорожно дрожит. Данте смеется, а после вонзает лезвие в правый бок и ведёт вниз. Леон вскрикивает и задирает голову. Его словно рвут пополам. Базилио не теряется: он хватает того за таз и притягивает к себе. Холодный пол царапает голую спину, нежную кожу Тремблея. Но у него даже нет времени отвлечься на это. Враг просовывает голову между ног, теперь они оказались в таком положении, что лежат на плечах. Член Данте стоит ещё выше. Кажется, что эта машина для убийств вот-вот разорвёт Леона. И Райкер, думая об этом, уже не чувствует ничего кроме ненависти. Они очень устали и, кажется, страх покидает их. Базилио откладывает винтовку и, обхватывая рукой бедро врага, трётся членом о задницу. Глаза Леона больше не могут сфокусироваться: всё плывёт и кружится уже постоянно. Нож снова впивается в его ногу. Горечь подступила к горлу. Желудочный сок вместе с кровью и пеной выливается из пустого рта Леона. Слёзы. Ещё один толчок и Данте смог головкой протиснуться в узкое кольцо мышц. Тремблей уже никаким образом не показывает, что ему больно. Едва корчится. Однако для Данте это не проблема. Он заносит нож над головой, но если бы не вмиг переменившееся лицо Леона, то оружие не попало бы в плечо Райкера. И они бы, возможно, смогли бы адекватно напасть со спины. Но план провалился, и теперь Дублину остаётся только, покачиваясь, отойти куда подальше. Данте хмурится, в моменте хватает винтовку и начинает целиться. Райкер подняли голову, их глаза раскрылись так широко как никогда. Теперь-то в живых их точно не оставят.       Выстрел не заставил никого долго ждать. Тремблей зря решил открыть глаза: его глаза чётко запечатлели момент, как голова подопечных разлеталась по кусочкам. Как кровь хлынула отовсюду, запачкав даже пол рядом с ним. У них даже жизнь не успела пронестись перед глазами… Глаза, полные боли и страданий, наполнились ещё и горькими слезами. Когда Данте снова повернулся к мужчине, то он уже ревел во весь голос, словно маленький ребёнок. Он не может поверить. Он не может, но очень хочет кричать громче. Голос сел. Закашлялся. Дырявый рот издаёт хныканье и отчаянное мычание, а Базилио снова впихивает свой член и выдыхает. Окровавленный Райкером нож снова возникает над головой Леона. Он служит предупреждением, что если Тремблей замолчит — больно будет ещё сильнее. Заставляет кричать ещё истошнее и отчаяннее.       Следующий час ощущался как забвение. Уже смерть, но до ужаса сладкая на ощущения. Железная, кровавая на вкус. Леон теперь полностью голый, а Данте со спущенными до колен штанами. Он снова и снова толкается вглубь несчастной жертвы. А она уже ни о чём не думает: только о том, что это становится всё приятнее. Он лежит и слушает шлёпанье несчастных ляжек вместе с хлюпаньем новых ран, что наносит Данте в моменте. Прямая кишка кровоточит и болит, но это именно то, чего хочет Тремблей сейчас. Ничего более — только боль и чтобы это не прекращалось. Никогда. Леон невольно закатывает глаза и легонько улыбается, а потом из последних сил выдавливает стон. Базилио делает один большой порез, после чего лезет в него пальцем. Слёзы у Тремблея покатились мгновенно. Вновь. Он больше не сдерживает ни единую реакцию организма. Он стал точь-в-точь животное: бессознательное, работающее только на инстинкте спаривания. Закрывает глаза и постепенно отключается… В этот момент Базилио водит пальцем внутри раны, после чего размазывает кровь по телу оппонента. Ран у того много, и все кровоточат, поэтому вмиг тело мужчины окрасилось в более красный цвет. Он еле дышит. Данте тоже. Но он не устал в отличие от Леона. Лежит еле дышит. Его анальное отверстие сжимается и кровоточит, оно почти порвано, но всё ещё сопротивляется. Враг пытался заставить соперника открыть глаза, пристав к груди. Зубы впились в соски несчастного, и голова Данте затряслась из стороны в сторону. Она вскоре отпустила несчастные груди, а потом стала жестоко кусать их. Данте повторил это ещё несколько раз, прежде чем сделать решающий укус, откусив один из сосков. Это не было в его планах, поэтому откушенное быстро полетело в сторону. Базилио вытер рот. Отстранился, оценивает работу: Леон закрыл глаза и грудь его, кажется, уже не вздымается, а всё тело покрыто ранами, порезами, гематомами и кровью. Где-то багровой, где-то совсем ярко-красной, алой. Одна грудь осталась без соска. Осколки стекла, что подобрал на себя Тремблей когда дрался в самом начале, всё ещё виднеются в некоторых местах. Лицо Леона изуродовано ещё сильнее: его нос покосился и всё это время с него капала кровь, синяки укрыли все его щёки, а одна из них и вовсе опухла. Грязь прилипла к его ресницам и подбородку, а огромный след ботинка Данте так и остался на всё его лицо. Рот священника открыт. Видны дыры, что когда-то служили домом для зубов. Данте закрыл глаза и смутился, схватил ноги мужчины покрепче и стал толкаться сильнее. Он смог кончить в него, но не много, ведь изначально не стремился делать этого. Это был лишь очередной акт унижения «старого друга».       Базилио медленно вытащил член, и зад Леона остался в покое. Данте не смутило ни то, что его орган грязный после акта, ни то, что он в крови. Следующие полчаса тело Тремблея летало из коридора в коридор без перебоев. Новые и новые раны и ссадины покрывали тело мужчины. От него пора бы отстать, но Базилио слишком нравится. Слишком нравится смотреть, как человеческая тушка летит и врезается в стену, лавочки, исповедальню, труп подопечных, окно, помойку из книг и бумаг… Данте испытывает искреннее и блаженное наслаждение, когда снова вонзает нож в голый торс, бёдра и ноги, протыкает член Леона насквозь. Базилио нашёл где-то длинный и ржавый, кривой гвоздь и затолкал его в уретру священника. Слабая струя крови поприветствовала мужчину, после аккуратно спустилась на пол по ноге. А Данте продолжал насиловать половой орган Тремблея гвоздём. Потом «ангел» в очередной раз заколол член ножом: на этот раз он разрезал его пополам.       Леон лежит на том же месте, где сумел задеть маску Данте, а потом был кинут обратно к Райкеру. Однако тогда он был хотя бы одет и жив. Но эта ситуация также более менее устраивает Базилио. Он не может остановиться, ведь считает, что с Леона не достаточно. Ощущение, будто Данте уничтожил бы всё, что может остаться от Тремблея вместе с самой церковью. Вместе со всем придаточным, если бы тушка была ещё жива. Но теперь это не интересно, ведь работа выполнена. Больше от Данте и не требовалось. Его игра затянулась. Поэтому он ставит ногу на голую спину Леона, а после приставляет дуло винтовки к его затылку. Громкий выстрел. Разлетевшиеся внутренности головы священника распластались по полу, мозг кусочками распался вокруг. Данте прищурился, окинул взглядом оппонента, а после удалился. Библия была забрана.       Голый труп Леона так и остался лежать на спине: изнасилованный, оскорблённый, весь в крови и собственных выделениях разного рода. Смерть никогда не была чем-то красивым.