Маленькими шагами навстречу друг другу

— …ейл? Ге-ейл? За звоном в ушах было практически ничего не слышно. Гейл потёр переносицу, словно это бы помогло ему избавиться от пульсирующей боли в голове. Сосредоточиться хоть на чём-то казалось чрезвычайно сложной задачей — особенно, когда всё двоилось и плыло перед взором. Внезапно он услышал громкий треск и шипение прямо рядом со своей головой, а затем виски пронзил холод — поначалу вызывая ещё более сильный всплеск боли, но затем принося облегчение. Удалось даже наконец сфокусироваться и увидеть встревоженное лицо Уилла. — Ты как? — спросил колдун, прикладывая ладонь с морозным заклинанием Гейлу ко лбу. — Честно? Ужасно, — пробормотал тот, осматривая окружающую обстановку. Опять та самая комната с неровным полом. Монстров поблизости не наблюдалось — и то хорошо. Карлах сидела на скамейке у противоположной стены и бинтовала свою изрядно посеченную руку. Затем подняла на него глаза и недовольно фыркнула. — Ой, прям уж! Не хрустальный. Кажется, она сама была серьёзно ранена — кое-где порезы доходили до кости, — но не жаловалась. Аверно было не самым приятным местом для жизни; наверняка она уже попросту привыкла к подобному. Впрочем, Уилл всё равно бросил на неё взгляд с укоризной — нельзя ведь относиться к чужим ранам с таким безразличием. — Да не парься ты так, — вздохнула Карлах. — Ничего ему не будет, я не сильно приложила. — Не хочу знать, что тогда в твоем понимании «сильно», — подал голос Гейл, отодвигая руку Уилла от лба. — А что мне ещё, по-твоему, следовало сделать?! Я наши задницы спасла вообще-то! — обиженно воскликнула Карлах и в сердцах ударила кулаком по колену. Затем зашипела от боли и потрясла руку. — Я вам благодарен, но мне надо идти искать… — Гейл попытался встать, но Уилл положил ладонь ему на плечо. — Сиди пока. Я дам тебе лечебное зелье. У нас их, к сожалению, довольно мало, но на тебя найдётся. Он вытянул деревянный ящик с подпалинами из-под скамьи и снял с него крышку. Драгоценные запасы на чёрный день: редкие свитки, несколько кусков сушёного мяса и десяток различных склянок. — Слушай, Гейл, — Карлах завязала края бинта и проверила узелок на прочность. — А с чего ты взял, что Тав и твоя дочь в Аверно? — Я своими глазами видел ритуальный круг, который нарисовала Лидия, — ответил Гейл, но затем задумался. Очень крепко задумался. Могут ли они быть вообще не здесь? Вот дьявол… Как же сразу в голову не пришло! Он переоценил свою дочь: то, что она верно подобрала предметы и идеально скопировала рисунок, вовсе не гарантировало, что она справилась с жестом. В конце концов, соматические компоненты заклинаний всегда давались ей тяжелее всего. В таком случае, она могла случайно открыть портал в совершенно другое место… — Никогда бы не подумал, что Карлах может сообразить лучше меня! — с досадой воскликнул Гейл, вскакивая с места. Голова от этого начала болеть с удвоенной силой, но он стиснул зубы и постарался не думать об этом. Ему нужно было спасать свою семью, где бы они ни были — только это имело значение. Наконец найдя флакон с зельем лечения, Уилл поднялся на ноги и хотел было протянуть его волшебнику, но тот уже быстрым шагом направился к выходу. — Стой! Зелье хоть выпей! — Оставь. Вам нужнее, — Гейл задержался в проёме и глянул на товарищей через плечо. — Спасибо за помощь. Он хлопнул дверью так сильно, что старые доски затрещали, угрожая развалиться. Взметнувшийся пепел кружил в воздухе, и Карлах задумчиво следила за ним взглядом до тех пор, пока тот снова не осел. — Скажи мне, а это было оскорбление или комплимент? — Похоже, и то и другое, — пожал плечами Уилл, присаживаясь на скамью рядом с возлюбленной, и протянул ей зелье лечения. Карлах потрясла флакон, пытаясь смешать осадок с мутной красноватой жижей, а затем задумчиво отхлебнула. — Тогда я оскорблена и польщена.

***

Часы тикали так громко, что Таре уже хотелось уронить их на пол и сломать механизм. Тик-так, тик-так — прямиком ей в голову, заставляя с каждым тиком нервничать всё сильнее. Чем дольше не было мистера Декариоса, тем хуже она себя чувствовала. Это всё моя вина. Моя вина. Я отвлекла миссис Декариос, и случилась беда. Зачем только я её позвала. Чёртовы письма… Зажмурившись от яркой вспышки, Тара начала нервно дёргать хвостом. Неужто нашлись? Всё в порядке? Ничего страшного не произошло? Но едва свечение погасло и трессум смогла проморгаться, как она сокрушённо прижала уши к голове — мистер Декариос вернулся один. — Они не там, — выпалил Гейл, отвечая на немой вопрос Тары. — Где же они тогда? — трессум удивлённо наклонила морду, подёргивая усами. — Сейчас буду выяснять. Гейл сел за рабочий стол и открыл верхний ящик тумбы — тот был доверху наполнен разнообразными флаконами с вытяжками, эссенциями и отварами. В отдельной корзинке валялись перевязанные разноцветными нитями кульки с порошками и кристаллами, а полка над столом была забита пустыми колбами и ёмкостями, чтобы смешивать в них новые зелья. В коллекции волшебника были компоненты практически для любого эликсира или сложных чар. — Тара, принеси из детской расчёску Лидии, на ней наверняка остался хоть один её волос, — отдал указания Гейл, расставляя на столе несколько бутыльков с эссенциями и чистую пиалу. Смахнув рукой совершенно ненужные ему сейчас пергаменты и свитки на пол, он подхватил с края стола ступку и положил в неё несколько засушенных цветков какого-то растения. Быстро растерев хрупкие лепестки, высыпал их в пиалу и залил сверху несколькими различными экстрактами — с каждой каплей смесь начинала всё сильнее бурлить, меняя цвета и вспыхивая неоновыми отсветами. Состав был почти готов; оставался лишь главный ингредиент. Едва Тара вернулась в комнату, Гейл опустился к ней и забрал расчёску из её зубов. Повезло! Один волос, лишь один — но больше волшебнику было и не нужно. Опустив волос своей дочери в смесь, Гейл принялся наблюдать за расходящимися по поверхности цветными кольцами по мере расплавления субстанции. Маленькие пузырьки от кипения и запах кедровой смолы говорили о том, что всё получилось как надо — ещё бы не получилось, архимаг он или кто? Подождав несколько минут — минуты эти показались Гейлу бесконечностью, — он наконец опустил палец в состав, проверяя, не слишком ли тот горячий. Для обожжённых в Аверно пальцев — конечно, горячий. Но ждать ещё больше сил просто не было, так что Гейл цыкнул и принялся чертить прямо на столе поисковый круг. Смесь шипела и въедалась в древесину, оставляя после себя бороздки, но через пару мгновений испарялась, превращаясь в облако едкого пара. Гейл сверился с компасом, прежде чем рисовать лучи основных осей, — а затем парой быстрых движений начертал их волшебным составом. Как только всё было готово, архимаг глубоко вздохнул и положил обе ладони на круг — стоило ему произнести вербальный компонент поисковых чар, как углубления в древесине столешницы заполнились светящейся эссенцией Плетения. Тара запрыгнула на стол, с волнением наблюдая за пульсирующим сиянием — оно медленно расходилось от центра к внешнему кругу до тех пор, пока не утихало на концах лучей. — Плетение всемогущее, лишь бы они нашлись, — со всхлипом пробормотала она. Гейл почесал трессума за ушком, пытаясь утешить. Словно бы у него самого всё не сжималось в груди от страха — чары всегда работали превосходно, так почему в этот раз поиск происходил так долго?.. Внезапно круг засиял равномерно — совершенно нехарактерно для такого заклинания, в нормальной ситуации на нём должна была возникнуть светящаяся точка, — и у Гейла перехватило дыхание. Несколько бесконечных мгновений — и всё потухло. Плетение моментально вытекло из бороздок, рассеиваясь в воздухе и оставляя после себя лишь подпалины в углублениях. — Милостью Мистры… — пробормотал Гейл, прикидывая радиус действия заклинания: по его расчётам, оно должно было добивать как минимум до соседнего города. — Лидия либо слишком далеко — дальше, чем Невервинтер, либо на другом плане, либо… — Даже не думайте, мистер Декариос. Она жива. И миссис Декариос тоже жива, — с дрожью в голосе произнесла Тара, сама не вполне веря своим словам. Как же это могло случиться? Гейл был совершенно уверен, что за всё пережитое он заслужил спокойную и благополучную жизнь. Ему казалось, ничто больше не могло помешать его счастью — ни боги, ни иллитиды, ни смертоносные сферы, притаившиеся под книжными корешками. И как всегда: самым страшным злодеем оказался он сам. Сам, своими собственными руками в который раз решил разрушить свою жизнь. Как же он мог быть настолько беспечен? Неужели Тав была права, и ему следовало внимательнее ограждать Лидию от всего, что могло представлять опасность? «У меня всё под контролем»… Идиот. — Это моя вина, — мучительно свёл брови Гейл и вздохнул. — Давайте не будем сейчас выяснять чья это вина, — Тара спрыгнула со стола ему на колени и попыталась замурчать, чтобы немного утешить его. Но замурчать не получилось — сама была на грани истерики. Гейл приобнял трессума и ткнулся подбородком ей в холку. Тара сразу же сложила уши — не любила, когда об нежную кожу ушек тёрлась колючая борода мистера Декариоса, — но прильнула к нему. — Время так быстро летит. Кажется, Лидия совсем недавно была такой крошкой, ещё меньше тебя. В руках держать было страшно… — пробормотал Гейл, прижимая трессума к себе так крепко, что у той дыханье спёрло. — Во имя всех богов, только не начинайте! — Тара закряхтела, пытаясь вздохнуть полной грудью. — Вы же так себя доведёте. — Ещё говорить не умела, а уже с таким интересом следила за пляшущими огоньками и пыталась поймать их своими маленькими ладошками… — Мистер Декариос, вы так и меня доведёте, — она дёрнулась, пытаясь вырваться из его хватки, но Гейл даже не заметил. — Не надо, прошу… — Потом стала постарше, так всё время просила: «Папа, сделай светяшки»… Тара перестала дёргаться и всхлипнула — больше не могла уговаривать себя не думать об этом всём. При мысли о том, что малышка взаправду могла умереть, у неё чуть не встало сердце. — Ещё немного, и я зареву, — прохрипела она. — Честное слово, зареву. — А ведь этим утром она почти научилась их делать сама… Тара издала кошачье-истошный вскрик, переходящий в душераздирающий вой. Трессумы, как и кошки, не умели плакать слезами — что несколько ограничивало их возможности в излиянии эмоций. — Не реви, Тара. А то я тоже заплачу, — прошептал Гейл, поглаживая её мягкую шерсть и перья на крыльях. На самом деле ему было настолько плохо, что он даже заплакать бы не смог. Боялся лишний раз вздохнуть — словно не имел права дышать в мире, в котором нет его дочери. Только смотрел стеклянными глазами в одну точку, в сотый раз перебирая в голове все доступные ему заклинания и чары. Прокричавшись, Тара отпрянула от него, уже не ощутив никакого сопротивления, и серьёзно посмотрела ему в глаза. — Давайте прекратим жалеть себя, мистер Декариос. Этим мы делу не поможем. Они живы, слышите? Просто очень далеко. Возьмите же себя в руки и придумайте что-нибудь ещё. Вы же умнейший человек и превосходный волшебник! Гейл кивнул и посмотрел на свои обожжённые пальцы, пытаясь отвлечься от тягостных мыслей. Через что только они с Тав не проходили. И справились ведь, выжили. Даже тогда, когда шансов, казалось, практически не было. — Перед битвой со Старшим мозгом, когда мы с Тав стояли посреди разрушенного Верхнего города, — внезапно начал он, — я вполне допускал такой исход, что те минуты могли быть для нас предсмертными. Хотел попрощаться с ней на всякий случай и притянул к себе, чтобы поцеловать. Почувствовать её тепло, быть может, в последний раз… А она отпрянула, засмеялась, погрозила пальцем и сказала: «Никаких поцелуев, пока не победим». Словно у неё не было ни малейших сомнений в этом, — Гейл усмехнулся и посмотрел на Тару. Тара кивнула с пониманием: вполне себе то, что можно ожидать от миссис Декариос. — И пришлось победить, а как иначе? Она ведь должна была мне поцелуй. — У вашей жены поразительная сила духа. — Я знаю. Знаю как никто другой. Она удивительная: самоотверженная, оптимистичная, храбрая до безрассудства… — едва он представил глаза Тав, неизменно полные куража и решимости, как сам воспрял духом. — Если только она вместе с Лидией — с ними совершенно точно всё в порядке. — Тогда вперёд, мистер Декариос. Скажите мне, чем помочь, и я всё сделаю, — воодушевилась трессум и в нетерпении начала переминать лапами по его ногам. — Боюсь, ты мне никак не поможешь… — вздохнул Гейл. — Помочь мне сможет только божественное вмешательство. — Вы что, собрались идти к этой кошёлке?! — Тара так возмутилась, что даже не заметила, как выпустила когти. Поскольку точила их она всегда очень старательно, Гейл цыкнул от боли и схватил её за лапы. — Тара! — увидев, как она втянула когти назад, отпустил её. — Даже если тебе не нравится Мистра, это не повод отзываться о ней в таком ключе. Она же богиня, как-никак. — Да от этой… — Тара нервно дёрнула усами, пытаясь подобрать слова помягче, но так и не смогла придумать подходящего эпитета, — в вашей жизни одни проблемы! Вы сначала сами чуть не убились, позарившись на её могущество, потом она вас за это чуть не убила. Хоть у вас и у самого-то рыльце в пушку, но приказывать вам взорвать себя за это было уже явно чересчур! Так ведь после всего этого вы ещё и служите ей как ни в чём не бывало… — Не согласен насчёт последнего, — Гейл нахмурился, подталкивая трессума слезть с коленей. Тара покорно спрыгнула и уселась рядом на полу. — Вообще-то вчера между нами возникли… серьёзные разногласия. Не уверен, что она вообще захочет меня видеть, но я сделаю всё возможное. — Во имя Плетения! Вы ещё и умолять её будете? — Мне плевать, что ты об этом думаешь, Тара! — наконец рассердился Гейл и встал со стула. — Речь идёт о жизнях моих самых дорогих людей. Преклонить голову перед Мистрой — не большая цена за их спасение. Трессум прижала уши к голове и попятилась — на самом деле подумала, что заслужила выговор. Разве стоило так протестовать, если богиня действительно сможет помочь? Разве спасение жизней не было достаточно серьёзным поводом, чтобы забыть о своих эмоциях? Как мелочно, как недостойно с её стороны… На самом деле всё это было Гейлу глубоко противно. Он ненавидел унижаться перед кем-то, ненавидел молить о помощи — тем более, когда был почти уверен, что ничего не выйдет, ведь Мистра наверняка была очень зла. Но готов был наступить себе на горло и забыть о гордости — лишь бы найти свою семью. Ничто другое не имело значения. Только они. Так что Гейл решил попытаться: опустился на колени, сложил руки и принялся так истово молиться, как никогда не молился в своей жизни. Мраморный идол богини над столом был всё так же холоден — ни единого намёка на то, что она соблаговолит его услышать. «Не взывай ко мне своими молитвами»… Вот угораздило же поругаться с Мистрой именно тогда, когда она оказалась больше всего нужна! Своими собственными руками в который раз создал себе проблемы. Болван. Пожалуйста, услышь меня, Мистра. Изящные черты мраморного изваяния, казалось, были искажены в усмешке. Неужели она на самом деле оставила его? Неужели больше никогда не удостоит своим присутствием? Неужели холодный камень будет смеяться над ним, напоминая о его глупости? Пожалуйста… Я всё для тебя сделаю. Тишина. Богиня не хотела отвечать не его мольбы. Хотела наказать его — пусть. Да только это касалось не его одного. Ради Лидии, ради Тав — Гейл склонил голову и зажмурился. Прости меня, Мистра. Я раскаиваюсь. Всей своей душой. Маленькая искра ужалила Гейла в шею, и он распахнул глаза — нити Плетения начали потихоньку раскручиваться вокруг идола, насыщая воздух трескучей энергией. Богиня открывала для него канал. Она услышала. Она смиловалась. Нельзя было медлить — вдруг передумает — так что архимаг сразу же потянулся к идолу, чувствуя, как засасывает туннель магической энергии, соединённый с Верхними планами. Тишина. Затем успокаивающий перезвон, словно от сотен маленьких колокольчиков: каждая звезда в астральном море вела свою мелодию, будто исполняя партию в чарующей космической симфонии. От этого даже почти прошла голова, а душа наполнилась спокойствием и надеждой. Мистра стояла перед ним, окружённая сиянием — как всегда прекрасная, величественная, всемогущая. Богиня мягко улыбалась. На самом деле, её совершенно не заботили угрозы Избранного — она ведь даже не думала обижать его маленькую дочку. Всего лишь хотела проверить, унаследовала ли девчонка таланты отца. Кто знает, какую пользу может принести Лидия спустя десяток лет? Или, напротив, вред — если достигнет больших успехов, чем сам Гейл, в попытках завладеть божественным могуществом… Мистре совершенно не хотелось допускать ту же оплошность, что едва не стоила ей жизни — и теперь она внимательно приглядывала за одарёнными волшебниками. Говоря откровенно, её даже слегка растрогала реакция Гейла — когда он прибежал к ней таким злым, таким напуганным. Вопреки её холодным словам, она отлично увидела, насколько он изменился, как растерял весь свой эгоцентризм. Теперь он готов был кинуться в любое пекло, даже не думая о последствиях для себя — лишь бы защитить ребёнка от того, что посчитал угрозой. Отныне Гейлу было что терять, а значит, его стало проще держать в узде. Человек, ответственный не только за себя, но и за свою семью, уже никогда не вздумает поставить на кон жизнь ради эфемерных шансов стать новым божеством пантеона. Но не могла же она никак не отреагировать на хамство со стороны смертного! Кто будет уважать богиню, которая разрешает так с собой обращаться? Паства должна знать своё место. Даже Избранному непозволительно грубить ей. Любое неповиновение должно караться наказанием — и Мистра ещё была крайне отходчивой богиней. — Так-так-так, Гейл из Глубоководья. Только вчера отмахивался от меня, угрожал, дерзил… — Мистра с укором посмотрела на волшебника, и тот виновато отвёл взгляд. — А сегодня я вдруг снова тебе понадобилась. — Я редко о чём-либо прошу, но сейчас мне очень нужна твоя помощь, — Гейл снова посмотрел ей в глаза. — Речь идёт о жизни и смерти. Моя дочь открыла портал, и я понятия не имею, куда он вёл. — Твоя дочь жива. Совсем недавно я чувствовала, как по полотну Плетения расходятся волны от её прикосновений. Жива! Слава Плетению, слава Мистре, слава всем другим богам. Гейл умиротворённо выдохнул, переходя практически на стон от радости. От сердца сразу отлегло; самого страшного пока не случилось. — Где она сейчас? — Не знаю, — Мистра едва уловимым движением пожала плечами. — Я не следила, как ты и хотел. Ты ведь велел мне держаться от неё подальше. Издевается. Всё-таки обиделась. В мутном и тяжёлом, словно парное молоко, воздухе астрального плана потрескивали нити Плетения — расходились прямо от Мистры. Удивительная всеобъемлющая паутина, пронизывающая все планы, и целиком подвластная Леди Тайн. Каждое заклинание, каждое прикосновение к Плетению не может остаться не замеченным. Гейл насупился и стиснул зубы; затем помотал головой, понимая, что ему снова придётся усмирить свою гордыню. — Я не имел права указывать тебе что делать, это было неучтиво с моей стороны. Мне жаль. Приструнила его. Поставила на место. Мистра довольно улыбнулась — теперь её божественному достоинству ничего не угрожало. — Я на самом деле не знаю, — наконец произнесла она. — У меня много разных дел, кроме как присматривать за твоей дочерью. Могу сказать лишь только, что она на Абейр-Ториле. — Какое облегчение! То, что она на этом плане — это уже замечательные новости. — Но с этого момента я буду следить: как только она вновь соприкоснётся с Плетением, я выйду с ней на связь. Скажу, чтобы никуда не уходила, а затем сообщу тебе координаты. Невероятно. Мистра — Мать всей Магии, богиня — готова была откликнуться на просьбу смертного. Сделать что-то для него. Снизойти. Говоря откровенно, это самое меньшее, что она могла сделать для Избранного, служившего ей не один десяток лет, даже рискуя собственной жизнью. — Я так тебе благодарен, словами не описать, — произнёс Гейл и виновато потупил голову. Совсем недавно он злился на Мистру, считал её угрозой для ребёнка, а теперь она была его единственной надеждой. Не отказала ему, хотя могла. — У тебя будет возможность выразить свою благодарность иным путём: выполнив для меня несколько смертельно опасных поручений. Ну конечно, куда же без этого. Других у неё не бывает. — А теперь ступай. И ещё… — богиня немного помедлила, заметив, как выжидающе на неё смотрит Избранный. — У тебя очень способная дочь. — Само собой. Вся в меня, — ухмыльнулся Гейл и щёлкнул пальцами. Сияние мгновенно окутало его, рассыпаясь разноцветными искрами и вновь вливаясь в пёстрое полотно Плетения. Мистра весело хмыкнула. Некоторые вещи всё же не меняются. Совершенно.