***
СССР нервно крутил топором в руке. Нужно утихомирить пыл, остыть кипящей голове. Надо что-то для этого сломать. То, что не жалко. От этого обычно становится легче. Ну, конечно же глаз упал на дрова. И успокоится, и дело полезное выполнит. Совет вынес из дровника кучу длинных поленьев и побросал на зелёную траву, считая, что этого ему будет достаточно. Союз ставил каждое на большой пенёк и с каждым широким и сильным взмахом топора выкрикивал. Но, конечно, некоторые поленья он рубил неаккуратно, так как некоторые из них падали на бок, а ставить ровнее раздражало ещё больше, поэтому, как приземлялись деревяшки на пенёк, так русский и кромсал. Ноги разошлись взад и вперёд, замирая в устойчивой позе, тело равномерно качалось, а мускулистые руки крепко сжимали инструмент и били по дровам от души. На улице было жарковато, поэтому мужчина в процессе снял взмокшую от пота футболку, позволив своему торсу дышать. Выделяющиеся мышцы богатого рельефа блестели на ярком солнце. Ещё в начале рубки Союз слышал отдаляющийся от их двора шум ревущего двигателя мотоцикла. У Рейха, видимо, свои методы успокоения. Да и вообще им стоило бы отдохнуть друг от друга на данный момент. Совет никак на это не отреагировал — куда хочет, туда и едет.***
Вскоре вечерело. Савелий периодически похаживал на участке, всё вглядывался на дорогу и прислушивался к шуму проезжающих машин в далеке — Август нигде не замечался. На звонки не отвечал, на сообщения тоже. Это тревожило русского, что тот, пока ждал, выкурил несколько сигарет. А поехать поискать не было вариантом, ведь непонятно, где этот немец находится сейчас — город большой, мало ли он завернул в какой-нибудь переулок. Тем более он так спонтанно без предупреждения не укатывал. Совет уже был морально готов извиниться и спокойно поговорить.***
Раздался телефонный звонок, разрушающий тяжело давящую на русского тишину в кромешной тьме. Он не смог заснуть от волнения, но звук взбодрил его и мигом заставил взять трубку. — Ало? — душа радовалась, что любимый наконец-то ответил, хоть и в столь поздний час. — Hallo, Sov... Schläfst du? — Союз сразу понял: Рейх пьян, да настолько сильно, что не может внятно на своём родном языке говорить, о русском вообще стоит промолчать. Совет еле-еле смог перевести чужой бубнёж и продолжил разговор уже на немецком, раз тот не соображал на каком-либо другом. — Nein, natürlich nicht, wie kann ich um..., — отстранил телефон от уха, чтобы уточнить время, а после вернулся к разговору, — ...2 Uhr morgens ohne dich schlafen? — слова шли, как по маслу — годы практики с носителями языка, — Soll ich dich abholen? — Wagen Sie es nicht, zu mir zu kommen, vergessen Sie mich und meine Nummer! — кричал немец, преподнеся трубку ко рту. После всех слов сбросил звонок и согнулся в три погибели, сидя на стуле за барной стойкой. По голове била громкая музыка и возгласы весёлых людей. Из неё выходил всякий пьяный бред. СССР непонимающе смотрел в экран телефона, пытаясь переварить произошедшее, что начал сомневаться о своей трезвости. Скоро снова полился звон — Третий одумался, видимо. — Savochka, vergib mir... Sava, bitte bring mich von hier weg... bitte..., — тараторил измученным жалостливым голосом. — Okay, okay, wo bist du? — Союз уже, вскочив с кровати, быстро одевался, придерживая трубку плечом. — Ich bin... äh... in dieser Bar... wo wir gerne sitzen und trinken, — название заведения Август благополучно забыл, но, к счастью, помнил, что они вместе тут часто были. Савелий повторил эти слова про себя, пытаясь понять, какой именно бар, но сразу же в его голове стрельнуло воспоминание. — Ich verstehe alles, warte auf mich, Schatz, ich bin schon in Eile, — после того, как он услышал в ответ мычание, отключил звонок и побежал к машине.***
Протискиваясь через веселящуюся толпу, мужчина искал взглядом одно не веселящееся воплощение и, возможно, спящее где-нибудь. Поиски быстро увенчались успехом благодаря преимуществу в высоком росте — Рейх лежал, сгорбившись, на барном стуле, подложив руки под голову. Союз подошёл к нему и легонько потряс, будя. К счастью, получилось всё с первого раза — тот поднялся и пооборачивался в недопонимании, но как увидел знакомую фигуру, так вцепился за одежду с мольбами забрать его домой и кучей извинений (при обращении к бармену было подтверждено, что Рейх заплатил за всю выпивку, значит, можно уходить со спокойной душой). Мужчина с трудом перетащил пьяного из заведения на улицу и уложил на заднее сиденье, дабы тот мог чуть-чуть поспать в более комфортном месте. Вдруг вспомнилось, что немец не налегке сюда прибыл. За пару секунд поисков взглядом мотоцикл был обнаружен на парковочном месте у здания. Совет подумал, как перевести его в гараж, ведь Третий не в состоянии, а он сам просто-напросто не умеет. В таком случае, байк пришлось оставить до завтра в надежде, что его каким-либо способом не угонят.***
— Всё хорошо, Рейх, потерпи немножко, скоро ляжешь спать, — русский снимал обувь немца, который, в свою очередь, стонал от раскалывающейся головы. Ноги чертовски ломило, что хотелось их ампутировать для избавления от ноющей боли. СССР взял того на руки и аккуратно понёс в спальню на просторную кровать с фиолетовым балдахином. Постель встретила обессиленное тело с прохладой и нежностью. Союз присел рядом, поглаживая лоб Рейха, задевая белоснежные волосы. Он ожидал каких-нибудь пожеланий от любимого. Третий открыл глаза, пытаясь рассмотреть Совета, и поднялся на локтях. Русский в это время уставился на него в немом вопросе, но немец только молча подполз и опрокинул того на кровать, усаживаясь на живот. — B-bitte... Verzeih mir. Ich-..., — со страдающе-жалостливым взглядом начал молить Август, но резко замер, нахмурив брови. Его глаза панически забегали, а губы сжались. Тело бросило в дрожь. — Brechreiz? — Сава сразу понял в чём дело и сам запаниковал, дабы на него не вышло всё содержимое чужого желудка. После того, как немец кивнул в положительном ответе, русский, резко поднимаясь, сказал ему побыстрее бежать в туалет. Старший провёл младшего к унитазу, чтобы тот по дороге не запнулся и не врезался. А когда прибыли, Третий упал на колени и облокотился на ободок в ожидании одного из неприятнейших явлений организма с тряской тела и редким скулением. Совет стоял сзади и гладил по голове, ласково успокаивая. — Ich kann nicht, — с дрожью в голосе взвыл бывший нацист. — Meine Sonne, komm schon, es ist besser, jetzt zu kotzen, als weiter zu leiden, es wird einfacher für dich, du kannst alles tun, — приятные слова ласкали душу Рейха, как и чужая рука его макушку, поэтому он сосредоточился и извергнул всю гадость из желудка в сопровождении кашля. Под пару хвалебных слов немцу стало не так ужасно, но он продолжил сидеть в том же положении. Вдруг ему протянули стакан воды с таблеткой для хорошего самочувствия. Мужчина из-за большого количества алкоголя в организме отреагировал на этот заботливый жест заторможенно, но безоговорочно принял препарат и выпил всю жидкость, отдав стакан обратно. — Nun, alles ist in Ordnung, aber du hattest Angst, lass uns ins Bett gehen. Уже в кровати оба лежали в объятиях друг друга: Рейх упёрся лицом к тёплым ключицам, прижав к своей груди согнутые в локтях руки, а Союз притягивал его ближе, поглаживая спину. Русский не засыпал до первого чужого храпа, так как ожидал выравнивания тяжёлого и обрывистого дыхания немца, а когда тот затарахтел, как трактор или мотоцикл, то он со спокойной душой погрузился в сон — этот звук не помешает. Завтра они поговорят. Храпящий Рейх — это редкое явление, которое можно наблюдать только при условии, что Третий прилично пьян.***
И вот наступило утро после тяжёлой и, по ощущениям, бесконечной ночи. СССР пробудился первым. Его глаза встретили замученное лицо напротив. Брови напряжены, это было понятно по сведению их к переносице. Чёрные ресницы подрагивали, как и веки. Возможно, Рейху снился всякий неприятный бред, не дающий спокойно отдохнуть, но этого не понять, если лично не спросить. Союз нежно коснулся пальцами его щеки, аккуратно поглаживая кожу, а также отодвинул пару прядей волос от глаз. "Бедолага", — единственное, что пронеслось в голове мужчины. Савелий ещё какое-то время поглядел на любимого, не убирая руку от лица, ласково провёл ей по шее и обнажённому плечу и решил уже вставать, умываться, готовить завтрак и подготовить все средства, чтобы Август оклемался. Сквозь треск масла на раскалённой сковороде, русский услышал звук льющейся воды в ванной, а после и тяжёлые приближающиеся к кухне шаги. Он оглянулся и наблюдал за тем, как Рейх подходил к нему, а затем обессиленно повис на тёплом оголённом плече. — Расскажи, щто я вчег'а натвог'ить? — немец старался говорить на русском изо всех сил, но язык тяжело проворачивался, особенно на шипящих звуках и [р], которые и так в обиходе звучали заметно в его речи, а тут целое похмелье. — Setzen wir uns zuerst hin, denn diese Geschichte wird Sie schockieren, trinken zur Linderung Gurkengurke und dann erzähle ich es Ihnen., — Союз ответил ему на немецком, чтобы не утруждать в переводе и так больную голову. Третий взял рядом стоящую открытую полуторалитровую банку солёных огурцов, сделал маленький глоток, но резко сморщил гримасу от неприятного вкуса и отвернулся, высунув язык. — Ich versichere Ihnen, Sie werden sich besser fühlen, wenn Sie einfach mehr trinken, — наблюдал на ним Совет. Бывший нацист хлебнул ещё, как просил коммунист, терпя вкус. Он приземлился на стул в ожидании улучшения самочувствия, облокотив голову на свой кулак. — Рассказывай, я слушаю. — Ну, ты уехал в бар, напился до безобразия, позвонил мне с мольбами забрать тебя в 2 часа ночи, кстати, мотоцикл до сих пор там и стоит, — говорил всё вкратце, параллельно накладывая омлет в тарелки и ставя их на стол, — по приезде домой ты измучился своим состоянием, блеванул в унитаз, но я благополучно уложил тебя спать. О, запись нашего звонка у меня сохранилась, хочешь послушать? — садясь на место, Союз достал телефон, зашёл в нужное приложение и подал Рейху, когда тот протянул руку, не поднимая на него взгляда, а пялясь в тарелку с завтраком. Третий нажал на кнопку воспроизведения и прослушал весь их разговор. Он не знал, как реагировать на всё это, внутри была смесь негативных эмоций. Как чертовски стыдно слышать свои же пьяные бредни, будучи трезвым, так ещё его таким видел другой человек. Хотя перед ним не настолько совестно, потому что тот мог лицезреть арийца во всяких состояниях. И не осуждал его, и не высмеивал, а просто помогал справляться, как мог. Немец высоко ценил его. Но всё равно стыдно, особенно за грубость в сторону русского. — Чёрт, чёрт, и это был всё я? — он отложил телефон обратно и закрыл лицо руками, — Я, конечно, люблю выпить, но, как мог до такого докатиться? Надеюсь, никто меня таким не видел, — от рассола физически стало чуть-чуть легче, но не морально. — Тебя мог видеть таким бармен, который подобных каждый день встречает. Думаю, он привык уже и просто выполняет свою работу, поэтому не обратил внимание на тебя, — видно, Рейху от этого полегчало, и Союз решил отвлечь его от темы, — Ты, давай, ешь, в животе пусто. С энергией станет легче. Всё будет хорошо. Действительно. Август приступил к трапезе и заметил поставленный рядом с порцией стакан воды. — А зачем вода? Ты же знаешь, что я люблю кофе. — Кофе повысит твоё давление, и тебе станет хуже, поэтому вода один из лучших вариантов питья с похмелья. А ведь он прав. До этого Третий замечал усиленные головные боли от кофе с утра после выпивки.***
— Давай теперь поговорим, — русский сел на край кровати возле немца. — Да, я уже давно хочу этого, — Вогель вздохнул, — Прости меня, пожалуйста, за то, что накричал, за то, что нагрубил. Я вообще повёл себя, как ребёнок в теле взрослого. — И ты прости меня, солнце, но не будем искать виноватых — оба "хороши" — оба повели себя по-детски. — Ага, вместо того, чтобы остынуть в моменте и спокойно обсудить, разбежались, как обиженные идиоты, а я ещё и нахуярился, — Август встал с кровати и подошёл к зеркалу, замедляя шаг при приближении к нему, — Ох... Но я очень сильно боюсь старости. Всегда был молодым и прекрасным, а возраст взял своё. Не хочу, уродливо выглядеть и слышать, как недооценивают мои возможности из-за блядских морщин, — начал повышать голос, смотрясь в зеркало, — а я до сих пор на многое способен! — он обнял себя за плечи, отведя взгляд от стекла, — Ладно, хоть, что седину не видно благодаря белым от природы волосам, — секунды молчания, — А вдруг все думают, что я полностью седой? Савелий подошёл сзади, положив ладони на чужие плечи. — Тише, тише, не стоит так себя накручивать. Многие могут подумать, что ты просто красишь волосы в пепельный блонд, потому что у тебя на проборе чёрные корни, которые никак не скрываются, по твоим словам. Так что по этому поводу тревожиться не нужно, — Рейх поднял голову и смотрел на их отражения, — И самое главное, нам, воплощениям государств, не грозит быстрое старение. Мы все — бессмертные существа. Не забывай, когда твои дети выросли и повзрослели, твоё старение приостановилось на возрасте за 30-40. Всё, — Союз махнул руками в стороны, рассекая воздух и изобразив это слово жестом, — Пока наши дети не заведут своих детей, то и они, и мы не постареем дальше. И, как я знаю, никто из них в ближайшее время не собирается создавать семью, тем более наши сыновья встречаются. Радуйся. Мы не простые смертные, — русский был воодушевлён этими фактами. — Я искренне рад за них, честно. Я за любое счастье для своих лучиков. Это, конечно, звучит эгоистично, но я рад и за нежелание детей заводить семьи — не смог бы носить звание "дедушка". Ты вообще меня во всём порадовал. Спасибо, — мужчина улыбнулся и, повернувшись к любимому, обнял его, — Но постараюсь всё-таки принять эту неизбежную участь, как ты. — Ты для меня всегда остаёшься красивым и симпатичным в любом состоянии, в любом виде. Коммунист гладил своего немца по голове и, наклонившись, поцеловал в макушку. Тот решил воспользоваться моментом, когда лицо русского было ближе к его, а затем прижался губами к чужим, но таким родным. Рейх держался ладонями за голову Союза, не желая никуда его не отпускать, и проводил большими пальцами седые виски в то время, как сам Совет опустил руки на открытые бока, поглаживая их. — Точно, я подзабыл, — Третий отстранился и подошёл к письменному столу, стоящему неподалёку от кровати. Он открыл один из выдвижных ящиков и достал оттуда свой личный дневник с ручкой. Вооружившись очками, мужчина уселся на место и приблизил наконечник стержня к чистой странице. — Опиши, как прошли мои последние часы того вечера, желательно в подробностях.***
СССР принял свои седые волоски на чёрном кудрявом одуванчике в качестве прожитого опыта и носит их с гордостью, но сам не терпит, когда из-за его состаренного вида кто-то сразу списывает мужчину в утиль. Они оба со своим долголетием и несоответствием внешности с настоящим возрастом подобрали себе "человеческий" возраст, который как раз подходит под нынешний вид. В таком случае, Союзу 55 лет, а Рейху — 44. И они называют именно эту цифру при знакомстве с людьми. Но существует много проблем из-за того же бессмертия. Например, чтобы не вызвать подозрения у простого люда и поднятия лишнего шума, что, мол, "сколько я их уже не встречаю, они за столько десятков лет не постарели, это странно". Поэтому некоторые воплощения, изжившие свои годы правления, вынуждены переезжать в другие города или даже страны каждые 40-50 лет. Но есть другой вариант, если не хочется покидать родину, — отшельничество — поселиться в какой-нибудь глубинке, где мало живых душ или вовсе нет.