Искры во льду

      Инцидент, несмотря на мирную его развязку, весьма подпортил впечатление о визите — по крайней мере королеве. Королевский двор надолго не задержался в Утесе, даже несмотря на неудовольствие короля, который большую часть времени проводил на охоте и шероховатостей в отношениях Ланнистеров не заметил. Хотя Тайвин устроил и внуку, и дочери по суровой воспитательной беседе, и к поведению обоих, как заметила Алисента, у него больше не было претензий, принц, очевидно, как и его мать, перестал получать удовольствие от визита. После злополучного вечера Джоффри прятал под рукавом повязку, Серсея прятала за приветливым фасадом недовольство, а Алисента за свисавшим с диадемы сапфиром прятала не менее синюю отметину на лбу.       Даже после отъезда гостей у Леди Утеса ненамного убавилось обязанностей. Ей приходилось подсчитывать убытки, прибирать комнаты после гостей и отменить некоторые из распоряжений, а еще отыскать вещи, которые были забыты кем-то и их убедительно просили вернуть. К счастью, под руководством Алисенты было более чем достаточно слуг для всех этих действий, но даже многократные разъяснения и повторения одного и того же вызывали в ней раздражение.       Прошло еще несколько недель, Утес был приведен в порядок, и все наконец успокоилось, но Алисента все еще чувствовала прежнюю выматывающую усталость в душе и теле. Мейстер Крейлин после недолгих размышлений пришел к выводу, что Леди Утеса уже некоторое время была в тягости, однако уже знакомые ей признаки беременности списывала на усталость. Это многое объяснило, и Алисента с облегчением удалилась на покой. Ей казалось, что пройдет еще много времени, прежде чем она почувствует себя готовой вновь принять гостей, необязательно даже коронованных. — Если у меня будет сестра, то я всегда буду ее защищать, — заявил Герольд, когда Алисента объяснила сыновьям свое новое положение. Она неспешно прогуливалась с детьми по берегу Закатного моря, держа Герольда за руку. Лореон искал в песке ракушки и бежал показывать их матери и старшему брату, песок летел у него из-под ног во все стороны. — Я всегда буду защищать ее, как и тебя. И Лореона буду — он же мой младший брат, — добавил Герольд.       Алисента наклонилась и поцеловала своего первенца в лоб, не тая своей гордости, которая становилась постоянной спутницей ее мыслей о Герольде. Она, конечно, объяснила сыну, что ради своей же безопасности не следует толкать принцев, даже и не наследных, но все равно Алисента была горда, что сын за нее заступился.       Лореон подбежал к ним, держа в ладонях новую порцию ракушек, и Алисента открыла бархатный мешочек, который висел на шнурке у нее на запястье, чтобы сын сложил свои находки туда. — Почему папа никогда не ходит с нами гулять? — спросил Герольд, когда Лореон снова радостно хохоча унесся на поиски ракушек. Как старший брат, он, видимо, желал вести взрослые разговоры вне досягаемости детских ушей. — Он очень занят, милый, — Алисента ободряюще сжала руку сына. — Ему приходится управлять всеми Западными землями, которые простираются далеко-далеко. Когда ты вырастешь, это все станет твоим. — Я не хочу быть все время занятым, — возразил Герольд, хмурясь. — Но ты же хочешь, чтобы папа тобой гордился? — И ты. — Я уже тобой горжусь.       Алисента снова открыла мешочек, завидев бегущего к ним обратно Лореона. Герольд придал своему лицу безмятежное выражение и одобрительно кивнул брату, хотя в его руках песка было больше, чем ракушек.       В один из дней, когда Алисента была увлечена вышиванием львят на детском одеяльце, Эйли вошла в покои своей госпожи. Алисента уже давно была одета, а для обеда час еще не настал, и у нее не было для служанки никаких поручений, но все же Эйли была здесь, глядя на Алисенту с едва заметным сомнением. — Миледи, вы просили вам сообщить, если произойдет нечто, что мне покажется достойным вашего внимания.       Алисента в самом деле давала такое распоряжение когда-то давно. Леди Утеса должна знать, что происходит в замке, однако по негласному закону никто не может знать больше слуг. Поэтому в союзниках ей часто пригождалась ее верная вездесущая служанка.       Эйли привела свою госпожу в одну из комнаток, где ночевали служанки. В дневной час все койки были пусты, и Алисента поначалу решила, что здесь вовсе никого нет, пока в пространстве между кроватями не заметила стоящую на коленях и склонившуюся над тазом девушку. — Если она отравилась, разумнее было бы позвать мейстера Крейлина, — мягко сказала Алисента, почуяв запах рвоты уже после того, как сама ощутила такой знакомый, но от этого не менее неприятный прилив тошноты. — Она не отравилась, миледи, — печальным голосом ответила Эйли.       Пока служанка поднималась, чтобы сделать реверанс, Алисента заметила у девушки под передником округлившийся живот, немногим меньше ее собственного. — Ты Лиа, верно? — уточнила Алисента. Она видела эту служанку и прежде, особенно часто — во время визита в Утес короля, а потом Лиа как-то внезапно исчезла, и только теперь, увидев ее миловидное бледное лицо, Алисента вновь вспомнила о существовании этой девушки. — Его милость обещал, что все будет в порядке, — слезы полились из ее больших зеленых глаз. — Обещал, что мне понравится. Мне и понравилось, а потом… потом я поняла… Я надеялась, что ошиблась, миледи…       Зеленые глаза были не единственным, что роднило ее с Ланнистерами. Золотые волосы были заплетены в тугую косу, кончик которой по несчастью успел окунуться в малоприятное содержимое таза и теперь уныло повис, мокрый и дурно пахнущий. Может, Лиа была незаконнорожденной дочерью кого-то из Ланнистеров, а может, дочерью одной из незаконнорожденных дочерей или сыновей. Бастардов Ланнистеры неохотно вписывали в семейное древо. Однако Лиа была на редкость красива — таких девушек король как раз и примечал. Неудивительно, что эту он наградил ребенком. Однако от этого было не менее горько — и служанке, и ее госпоже.       Лиа продолжала ронять слезы, пытаясь прикрыть живот руками. Эйли с сочувствием глядела на девушку, но все, что она могла для нее сделать, Эйли уже сделала. Теперь судьба избранницы короля зависела от Алисенты.       Леди Утеса протянула служанке свой платок. Осмелься Лиа обратиться к ней за помощью раньше, можно было бы решить вопрос с помощью лунного чая. Мейстер Крейлин, конечно, не выдал бы ей подобный напиток, но с содействием Миранды лунный чай удалось бы заполучить. Теперь его использование было бы рискованным.       Не нужно было обладать особой проницательностью, чтобы понять, что Серсея, узнав о случившемся, будет в бешенстве. Мысль о том, что ее муж сделал бастарда в ее отчем доме, возможно, с одной из ее родственниц, заставила бы королеву совершить очень импульсивный — может, даже жестокий — поступок. Пострадал бы, конечно, не король, а бедняжка-служанка и ее малыш, за которых некому было вступиться. Подобные новости распространяются быстро — кто-нибудь непременно догадается донести обо всем королеве в надежде получить награду за верную службу. — Кто-нибудь еще об этом знает?       Лиа обреченно покачала головой. — Нет, миледи. Я скрывала это так долго, как могла, а когда все стало заметно, я сказалась больной и не выходила из этой комнаты.       Алисента не знала, как отреагировал бы ее супруг на подобные новости. Точно так же, как он однажды вступился за жену, он мог бы вступиться и за честь дочери.       Тайвин по крайней мере был жене верен — хотя бы телом. Сердцем он был верен леди Джоанне, но даже если бы Роберт пользовался подобием этой тактикой, дело обстояло бы лучше. Вспоминай король о своей почившей невесте даже десять раз на дню — от мыслей не появляются бастарды.       «Я Леди Утеса, — наконец решила Алисента. — Со своими слугами я в состоянии разобраться сама». Девушку нужно было спрятать от чужих глаз, пока ребенок не родится. Но если Лиа — бастард кого-то из Ланнистеров, то едва ли у нее найдутся родственники за пределами Утеса, которые могли бы позаботиться о ней в такое нелегкое время.       И Алисента вспомнила о Бриони, которая все еще жила с дочерью в Ланниспорте. Тайвин не так давно начал выделять жене на расходы больше средств — излишки Алисента могла отдавать Бриони и Джой. Если бы Лиа тоже поселилась в их доме, то Бриони смогла бы помочь девушке пройти через испытание, которое самой ей уже было знакомо. И Алисенте будет спокойнее, зная, что ситуация под контролем, даже если сама она из-за беременности вновь не сможет выбираться в город достаточно часто.       Она с грустью вспоминала то недолгое время, когда она навещала Бриони и Джой вместе с маленьким Герольдом, и она понятия не имела, что ее сын мог что-то запомнить — тогда он был еще крошкой. — Раньше мне снилась девочка с золотыми волосами и зелеными глазами.       Сад казался еще одним чудом Утеса Кастерли, вроде того, когда Старые боги открыли в стене пещеры жилу золота. А может, один из предков, от кого ее супруг унаследовал свою решимость, однажды задался целью устроить на скале сад и не остановился, пока здесь не заблаухали растения. Глядя на Утес издали, могло показаться, будто спящий лев лапой прикрывает этот цветущий островок. Алисента чувствовала себя таким львом — ей хотелось заслонить сына от всех невзгод и трудностей этой жизни.       Алисента сидела, прислонившись спиной к дереву, пока ее сын бродил вокруг между цветочными кустами. — Таких златовласок здесь много, — с улыбкой ответила она. — Нет, это было не здесь, — возразил Герольд. — Она жила в маленьком домике.       Он срывал цветы, пытаясь обхватить пальцами сразу по несколько стеблей. Сад от обрыва отделял парапет, к счастью, достаточно высокий, чтобы Алисента могла не волноваться. Однако сердце ее, вопреки увещеваниям разума, оставалось неспокойно, ведь Герольд так быстро рос, а потому она не спускала с сына взгляда. — Нам часто снятся люди, — согласилась Алисента. Она не хотела переубеждать его — пусть думает, что то был сон. Так даже безопаснее. — Для кого эти цветы? — Для тебя, — он вручил матери букет. Алисента улыбнулась, принимая от сына подарок. Все цветы были разные, их стебли были один короче другого, и ей в ладонь впился шип затерянной в букете розы, но это был самый ценный подарок в ее жизни. Гораздо ценнее, чем те букеты, что служанки приносили в ее покои каждое утро. — А это для Мириэль, — Герольд сорвал еще один цветок. — Тебе она нравится? — спросила Алисента. — Да, у нее такие же красивые волосы, как у тебя.       Хорошо, что ты не знаешь, почему, с грустью подумала Алисента. Если бы Гвейн был с ней, она не испытывала бы такую тоску, видя как их дети играют вместе, даже не подозревая, что родство их гораздо ближе, чем кажется. Гвейну не суждено было увидеть свою дочь, и ему удалось познакомиться лишь с первым из своих племянников. Уже второй раз Алисенте придется рожать, не слыша за дверью обеспокоенных возмущений брата из-за того, что его не пускают к ней. — Мы скоро сравняем счет, — шутила Миранда. — И ты сравняешь счет с королевой тоже. Если у тебя родится еще один мальчик, ты обойдешь Серсею по количеству сыновей. — Спасибо, но у меня нет желания начинать еще и войну маток, — утомленно отвечала Алисента. Будь ее воля, она бы наладила с падчерицей отношения, но Серсея едва ее терпит с самого их знакомства. — Она уже начата, — возражала Миранда.       Родила Лиа немногим раньше Алисенты — причем не одного ребенка, а двоих. Алисента из-за собственной подходящей к разрешению беременности не смогла сразу навестить домик в Ланниспорте, но потом она это сделала. У служанки родились два мальчика — крошечные копии короля и друг друга, темноволосые и синеглазые. Ни следа золота в волосах или зелени в глазах. Если прежде Алисента могла усомниться в том, действительно ли Лиа понесла от короля, теперь, видя близнецов, разумнее было бы сомневаться в том, действительно ли Лиа их мать.       Сама Алисента была бы уже не прочь наконец родить дочь, но это снова был мальчик. Его назвали Герионом. Подобная мысль возникала и при рождении Лореона, но тогда еще оставалась надежда на возвращение пропавших искателей приключений. Проходило все больше времени, и все яснее становилось, что Герион не вернется. Его имя перекочевало в сундучок для игры в «Угадай Ланнистера». Герион бы оценил такой жест, Тайвин — нет. Назвать новорожденного сына в честь брата он согласился, но про нового участника игры ничего не знал. У каждого в этой семье был свой способ почтить память Гериона Ланнистера.