Где живёт свобода

Резару снилось небо.       Но не той приветливой синевы небо, каким он привык его видеть, а хмурое и тяжёлое. Тучи, цепляясь за верхушки гигантских деревьев, грозно нависали над островом и словно бы норовили утопить его в пучинах разбушевавшегося моря. Резар взмывал всё выше, пытался вырваться из туманного плена, но лишь продолжал утопать в густых облаках. Кажется, кто-то его звал, отчаянно звал, однако отыскать зовущего никак не удавалось, ведь с каждым взмахом крыльев голос становился глуше и глуше…       Над ухом раздалась звонкая птичья трель. Резар, проморгавшись, отогнал надоедливую раннюю пташку и завозился в гнезде. Кажется, пора было сменить мох: этот уже высох, и постель была не очень-то мягкой. Хотя можно было просто потерпеть до линьки. Тогда уж никакой мох не понадобится.       Остров только-только начинал просыпаться. Одна за другой подавали голос птицы, где-то сверху слышалось громкое хлопанье крыльев. Резар, встав, лениво потянулся и поправил съехавший с плеча хитон. Затем легко перепрыгнул с края гнезда на крепкую ветвь, подставил лицо бодрящему ветру и спикировал вниз, на землю, примяв ещё мокрую от росы траву. Та приятно холодила босые ступни.       Скинув с себя остатки сонливости, Резар величаво прошествовал вдоль реки. На пологом её берегу девушки с соседних гнёзд толпой собирали ягоды. Они синхронно обернулись на шум и, застыв, проводили Резара восторженными взглядами, отчего уголки его рта невольно приподнялись.       Резар знал, что он привлекателен. Знал, что его подтянутое загорелое тело и походящее скорее на работу гениального скульптора лицо очаровывают как женщин, так и мужчин. Знал, что каждый восхищается размахом его сильных ястребиных крыльев и изящностью отточенных движений. Знал и этим знанием наслаждался.       Вернее, обычно наслаждался. А сейчас… Сейчас хотелось чего-то другого. Только вот Резар никак не мог понять, чего именно. Но необъяснимость этого хотения никак не мешала ему неприятно скрести мелкими коготками на душе, заставляя раздражённо отмахиваться от особо настырных ухажёров.       Из раздумий Резара вывела одна из поклонниц: девушка, преградив путь, протянула ему небольшую плетёную корзину, полную крупных ягод. Он собрался было мягко отказать юной, явно не покинувшей родительского гнезда гарпии, но та смущённо впихнула ему угощение и тут же убежала к подружкам, которые всё это время хихикали и возбуждённо вытягивали головы.       Резар пожал плечами и опустил руку в корзинку. Еда была очень даже кстати. Тем более такая сочная и сладкая, м-м…       Впрочем, долго наслаждаться завтраком ему не дали: стайка малышни, ещё толком не научившейся летать, но уже научившейся носиться сломя голову, едва не сбила его с ног. Ребятня, естественно, даже не озаботилась тем, чтобы извиниться, а самый высокий из них и вовсе, обернувшись, показал кому-то язык и крикнул:       — Чу-удик!       Остальные тут же хором подхватили:       — Чудик! Чудик!       Резар громко шикнул на негодников, и те с визгами и хохотом разбежались кто куда. Покачав головой, Резар вздохнул и повернулся к «чудику». Тот мгновенно опустил глаза и сделал вид, что крайне занят работой над чем-то, лежащим у него на коленях.       При более близком рассмотрении «что-то» оказалось странной конструкцией из ровных деревянных палок, скреплённых между собой верёвками и натянутой тканью.       — Опять мастеришь, Юрве? Что на этот раз?       — А что, не видно? — буркнул он, сдунув упавшую на лоб тёмную прядь волос, но так и не подняв головы.       — Хм… крыло? — предположил Резар. Уверившись, что ни на что более это создание не походило, цокнул языком: — У тебя ведь, наверное, ещё с прошлого раза синяки не сошли.       Юрве так-то всю жизнь свою только и делал, что синяки получал. Сперва — когда учился летать. Потом — когда его, маленького несмышлёныша, почуявшего запах свободы, поймали пираты и, лишив самого для гарпии ценного, выкинули на русалочьем рифе. Затем — когда дрался со сверстниками, придумывавшими одно прозвище обидней другого. И, наконец, когда он загорелся идеей вернуть давно утраченную способность летать.       — Корзинки у тебя лучше получаются, — заметил Резар, протянув ему ту, что получил от девушки. Сделал её точно Юрве: ни у кого больше не получалось таких аккуратных, но при этом прочных. — Ты небось опять поесть забываешь…       — День едва успел начаться, а поклонники уже одаривают тебя вниманием?       — С чего ты взял? — обиженно фыркнул Резар. — Как будто я сам ягоды собрать не в состоянии.       — А это любовное признание мне предназначается, надо полагать? — съехидничал Юрве, отложив в сторону самодельное крыло и опершись спиной о ствол дерева.       — Какое ещё… — Заглянув в корзину, Резар заметил маленькую восковую дощечку, до этого, видимо, скрывавшуюся под ягодами. — Ох, не хочешь — не ешь, мне больше достанется.       Он повернулся к Юрве спиной и, усевшись на землю, потребовал:       — Вместо того чтобы заниматься этой бесполезной ерундой, лучше крылья мне почисть.       — Неужели тебе так нравится надо мной издеваться?       — Издеваться? — возмутился Резар. — Между прочим, любой на твоём месте был бы вне себя от счастья, услышав от меня такую просьбу!       — Я тоже вне себя, — пробубнил Юрве, — но далеко не от счастья.       Тем не менее, в следующий момент Резар почувствовал, как шею легко царапнули когти — Юрве убрал его волосы. Хотя те не должны были мешаться. Не успели ведь ещё настолько отрасти. Позвонки к крыльям тоже имели мало отношения… Наконец пальцы коснулись перьев и принялись аккуратно их перебирать. Резар довольно зажмурился. Самому вычистить крылья было трудно, а другие, стоило им только дать коснуться своих пёрышек, почему-то начинали слишком уж многое себе позволять.       — Да-да, вон там… А теперь чуть выше и немного влево. Да-а…       — Я тебе что, космет?       — Не знаю, — выдохнул Резар. Он в самом деле не отказался бы завести себе, как это делали люди с материка, искусного раба. Хотя зачем какой-то космет, когда есть Юрве? От невольника и не знаешь, чего ждать, а Юрве… Он всегда где-то рядом. Всегда, немного поворчав, выполняет любые просьбы. Всегда нежен в прикосновениях. — Но получается у тебя неплохо.       — Может, тебе ещё и спинку размять? — прошипел Юрве, резко переключившись на основание крыла, где нежный пух сменялся кожей.       Резар окончательно разомлел и, распластав крылья, бухнулся на колени Юрве.       — Ну и что ты разлёгся? — толкнул — но не столкнул — его тот. — Тяжеленный ведь, раздавишь!       — Не бухти, — отмахнулся Резар. Он потянулся к валяющейся неподалёку корзинке и, выбрав ягоду покраснее, запихнул Юрве в рот. Затем ткнул ему пальцем меж густых бровей. — И не хмурься, морщины раньше времени появятся.       — А из-за кого я, по-твоему, хмурюсь?       — Откуда мне знать?       Юрве тяжело вздохнул. Затем поднял с земли длинное бело-коричневое перо и, повертев в руке, спросил:       — Неужели настолько приятно?       — Приятно, — подтвердил Резар. И, сонно зевнув, пробормотал: — Тебе не понять.       — Угу, — Юрве аккуратно, едва касаясь переливающихся на солнце перьев, провёл рукой по крылу, — мне не понять…       

***

       Резар, оглянувшись, беспокойно заёрзал на ветке. Было непривычно тихо. Вернее, тихо не было — птицы всё ещё пели, ребятня внизу всё ещё носилась, а девушки и вовсе плясали у костра. Но звуки словно отошли на задний план, отчего у Резара в ушах стояла звенящая тишина. Чтобы хоть как-то разбавить её, Резар начал себе под нос напевать строки песни, подслушанной на днях у русалок, которую те, наверное, тоже услышали у какой-нибудь гарпии с соседнего острова.       — Дороги сплелись в тугой клубок влюблённых змей, — он сделал небольшую паузу, прислушавшись, — и от дыхания вулканов немеет крыло…       И вновь замолк, побоявшись привлечь излишнее внимание. Резар любил петь, но приятный мелодичный голос, кажется, делал его ещё обворожительней в глазах охочих до ухаживаний гарпий. Пение, в общем-то, обычно и считалось чем-то вроде романтического жеста, что Резара крайне раздражало. Поёшь — значит, влюбился… Глупости. Русалки ночами напролёт поют, но разве любят кого? Разве что себя.       Бросив последний взгляд на суетившихся внизу гарпий, Резар поднял голову. На небе не было ни облачка. Самое то, чтобы облететь остров. Или к реке спуститься — в такие ясные ночи вода приятней всего.       Резар поднялся в воздух, глубоко вдохнул, наслаждаясь оставшимся после погожего дня теплом. Потом поднялся выше, взмыл над раскидистыми кронами, но долго полетать не вышло: кое-что внизу привлекло его внимание. Кое-кто.       Юрве безмятежно спал, прислонившись спиной к небольшому стройному дереву и уронив голову на грудь. У него вообще-то было своё гнездо, и даже на дереве, пусть всего на высоте трёх метров. Но спать он там, кажется, никогда не спал, только складировал всякую бесполезную всячину. Неужели нельзя было найти место поудобней? Спина ведь завтра наверняка болеть будет…       Нагнувшись над Юрве, Резар поправил его съехавший хитон. Солнце садилось, и закатные лучи розовым светом ложились на бледные щёки. Резар опустился на корточки. Это лицо… похожее скорее на работу простого ремесленника, чем искусного скульптора. Почему к нему так сильно хочется прикоснуться? Почему так тяжело оторвать взгляд от этих незамысловатых черт? Резар приподнял подбородок Юрве и провёл большим пальцем по нижней губе.       Та дрогнула. Юрве приоткрыл глаза. Они были похожи на ночное небо — тёмные, глубокие, с далёким отблеском звёзд. Резар накрыл их ладонью. Слишком многое они видели, слишком зорко смотрели. Юрве мазнул по коже ресницами, послушно опуская веки, и Резар встал на колени. Оставил сперва короткий поцелуй на щеке, потом прижался к губам. Положил голову на плечо, позволил погладить себя по бедру и сам скользнул рукой под чужой хитон. Придвинулся ещё ближе, неровно выдохнул, когда их руки соприкоснулись, и ткнулся лбом в ствол дерева.       — Поцарапаешься, — тихо сказал Юрве и, чуть поёрзав, положил его голову себе на грудь. Резар вдруг почувствовал себя маленьким, хотя был крупнее Юрве.       Лучше бы он и был маленьким. Крошечным дроздом. Незаметным в гуще листвы, с едва слышимым тонким голоском.       На живот брызнуло тёплыми каплями. Резар дёрнул крылом, отчего трава зашелестела, и убрал руку, всё ещё закрывавшую Юрве глаза. Уронил её на землю. Юрве набрал ртом воздух, будто бы собираясь что-то сказать. Резар подумал было, что он попросит остаться, — хотя давно уже не просил, — и замер, чтобы не спугнуть готовых прозвучать слов. Но Юрве так ничего и не сказал, только шумно выдохнул. Резар тоже выдохнул, и крылья, расправляясь, повторили за ним.       

***

Где-то вдалеке громыхала гроза. К вечеру точно должен был пойти дождь, но это никак не мешало гарпиям готовиться к празднеству в честь наступления нового месяца. И богов отблагодарить нужно было, и… самим повеселиться.       — Пожалуйста, Резар, — ворковала Антея, для которой притащить его на растерзание своим многочисленным друзьям и подругам было главным весельем, — чего тебе стоит? Посидишь немного, выпьешь амбросии, может, найдёшь даже себе кого-нибудь…       — Кого же? — насмешливо спросил Резар и, возможно, слишком уж грубо скинул руку Антеи со своего плеча, потому что она тут же поджала губы и встопорщила свои аккуратные бледно-серые крылышки.       — Что с тобой в последнее время? Прогневил богов, и те наказали тебя бессилием? Или ты считаешь себя лучше других?       Она выпорхнула из воды, окатив Резара брызгами и намочив поднявшейся волной подол хитона. Обернулась напоследок, потом гневно зашагала прочь. А Резар ведь ещё хотел спросить, не видела ли она Юрве: того не наблюдалось ни у гнезда, ни у облюбованных им деревьев, ни у реки.       Он всё-таки спросил, но Антея лишь бросила:       — Сдался мне этот чудила.       Оставшийся в одиночестве Резар опустил взгляд на взбаламученную воду. Так же неспокойно было и у него на душе. Юрве нужно было найти, поймать и, вцепившись своими острыми когтями, не отпускать до самого утра. Резар не знал, зачем, но точно знал, что нужно.       Он вышел на берег. Не оставалось ничего, кроме как снова взглянуть с высоты.       Резар посмотрел в серое небо и, взмахнув крыльями, поднялся над землёй. Пролетел вдоль извилистой ленты реки, но в воде и по берегам все сплошь были с крыльями. На полянах тоже никого, кроме веселящихся гарпий и жрецов, движущихся к главной площади — единственному месту на острове, которое было вымощено камнем. А там, где деревья стояли плотно, едва не сталкиваясь кронами, ничего толком было и не разглядеть, даже с превосходным зрением Резара.       Он покружил немного и решил спуститься к скалистым берегам моря. Юрве там, конечно, никак оказаться не мог, разве что сползти каким-то неведомым способом вниз по утёсу, но… мало ли.       Резар хотел уже спуститься, но тут его взгляд выхватил тёмную макушку и знакомые поникшие плечи. Юрве был у обрыва. Раньше он всегда испытывал свои изобретения у себя на дереве или на крутом берегу реки, но теперь, кажется, собирался испробовать их над морем. Кости ведь переломает… в лучшем случае. Резар начал снижаться.       — Юрве! — крикнул он.       Тот вскинул голову к небу, и Резар понял: у него не было с собой никаких изобретений, никаких крыльев из палок и ткани или из обменённых на корзинки перьев. Юрве стоял в шаге от пропасти, но он не хотел взлететь. Он хотел упасть.       — Юрве! — снова крикнул Резар, стремительно приближаясь. Но хватанул рукой только воздух: Юрве уже шагнул.       Резар мазнул растерянным взглядом по пустому обрыву и, сложив за спиной крылья, упал следом. Он не видел ни моря, ни ласточек, сновавших у своих гнёзд, только спину с белой тканью хитона. Не спущенного, как у остальных, до самой талии, а закрывающего собой два огромных шрама. Почти ведь, почти, немного ниже…       Поравнявшись, Резар схватил Юрве обеими руками и, впиваясь когтями в кожу, прижал к груди. Юрве крикнул что-то невнятное и попытался вырваться, но Резар не дал. Как и не дал, когда ударился одним крылом о воду. Зашипев от неожиданной боли и попавших в глаза солёных брызг, он выпрямился и перехватил Юрве покрепче. Тот сперва беспокойно заёрзал, потом вытянул руку и коснулся кончиками пальцев поверхности моря.       — Ты что творишь?! — рыкнул Резар ему на ухо.       — Давно не был у моря, — задумчиво ответил Юрве, подбирая руку. — Забыл, как оно…       — Я не об этом!       — А… — только и ответил Юрве.       Обогнув остров, Резар отыскал тонкую полоску берега и опустился на песок. Юрве, оказавшись на свободе, не удержался на ногах и упал. Перекатился на спину и посмотрел устало на Резара. Тот сел ему на бёдра и, схватив за подбородок, приблизился резко к лицу. Но Юрве не испугался, только вздохнул.       — Зачем? Юрве, зачем?       — А зачем… всё остальное? — спросил в ответ Юрве.       Резар не нашёл, что ответить, и Юрве, отведя взгляд куда-то в сторону, продолжил:       — Сам ведь говоришь, что это всё бесполезно. И ты прав. Ничто не заменит настоящих крыльев. Будь боги хоть немного ко мне благосклонны, они бы мне их вернули, но… им никогда не было до меня дела. Что ещё остаётся? Я заперт на этом острове. Уголок свободы, как же… У меня нет семьи, которая приняла бы меня таким, покалеченным, у меня никакой нет семьи. У меня нет… никого. Я не человек, — он вытянул руку и посмотрел на свои длинные пальцы с когтями и огрубевшими чёрными подушечками, — но и гарпией меня назвать нельзя. Какая гарпия без крыльев, без дарованной богами свободы? Я… серединка на половинку.       Резар отчаянно замахнулся, собираясь выбить из Юрве всю эту дурь, но только свистнул воздухом и остановился на полпути.       — Если бы я мог, я бы отдал тебе свои.       Он резко дёрнул Юрве на себя, посадив. Взял за руку и, заведя себе за спину, положил на основание крыла.       — Если хочешь — можешь вырвать. Просто взять и вырвать. Ты ведь можешь. Это не так уж и сложно, а я сопротивляться не буду. Тебе станет легче, если мы оба их лишимся?       — Ты что такое говоришь? — испуганно зашептал Юрве, сжав пальцы, чтобы не касаться крыльев.       — Это ты что такое говоришь! — крикнул Резар, вскочив на ноги. — Думаешь, я свободен? Думаешь, раз у меня есть крылья, я счастлив? Семья? Ха! Стал эфебом — нет у тебя больше семьи, создавай свою! Чтобы потом и своих повзрослевших детей вытолкать из гнезда и отправить на соседний остров. У меня есть крылья, но всё, что я могу — сменить одно гнездо на второе. Поселюсь на другом острове, но что изменится? Дело ведь не в крыльях, а, — он ударил себя по груди, — в этом!       Шумно выдохнув, Резар застыл. Подумал сперва, что пошёл наконец дождь, но нет: одинокая капля на щеке Юрве быстро скатилась к шее и почти бесследно исчезла. Резар опустился перед ним на колени и снова взял за руку, сжав.       — Я тоже несвободен. Я не знаю, свободен ли хоть кто-то из нас, сколько бы ни называйся мы самым вольным из народов. У нас есть только мы сами и крылья — больше похоже на бедность… Но если бы ты просто попросил! Если бы ты просто попросил, я бы спустил тебя к морю. Я бы взял тебя к русалочьему рифу, я бы взял тебя на другой остров. Да хоть на материк — я сделаю всё, что попросишь, Юрве. Только не говори, что у тебя никого нет. Потому что тогда у меня тоже никого нет.       Дождь всё-таки пошёл. Пока ещё мелкий, но грозивший превратиться в настоящий ливень. Резар встал, потянув за собой Юрве.       — Но пока… давай вернёмся?       — Прости, — тихо сказал Юрве и, дав себя поднять, обхватил Резара за шею.       Когда они оказались в гнезде, дождь уже лил вовсю, едва ли не ручьями сбегая по телам гарпий, оставшихся веселиться внизу и в непогоду. Сюда же, под покров переплетённых ветвей и крупной густой листвы, долетали лишь редкие капли. Резар отстегнул золотистую фибулу на плече и стянул с себя мокрый хитон. Юрве скользнул быстрым взглядом по его телу и, отвернувшись, тоже разделся. Резар усадил его на смешанный со мхом пух и сам устроился сзади, распластав крылья вдоль крепкой стенки из прутьев. Прошёлся языком по царапинам, оставленным на плече собственными когтями, поцеловал шрамы на спине и зарылся носом в мокрые тёмные волосы. Пахло морем и сырым песком.       — А ведь всё-таки я полетел, — задумчиво сказал Юрве, поглаживая покоившуюся у него на ноге руку.       — И не разбился насмерть только потому, что я не дал тебе упасть, — проворчал Резар и с упрёком потёрся щекой о его шею.       Юрве кивнул. Не дал. И никогда больше не даст.