Кадры решают всё

И конечно ему нальют. — А говорил, шерин, что петь не умеешь… — Хмыкает Джай, подавая кружку. — Так я и не умею. — Пожимает плечами гитарист. — Примерно через часок, — ухмыляется лорд-капитан, — уже будет неважно, кто тут умеет петь, танцевать, играть на гитаре… — Ради Трона, Кузьма, только не пускайте этот инструмент по кругу. — Дарю. — Щедро предлагает Кузьма. — Твоя. — Благодарю, но вынужден отказаться. Слишком роскошная вещь для моего образа жизни. — Вот же собака на сене… — ворчит лорд-капитан. — Сутулая. — Добавляет он. — Коварная, — добавляет Джай. — Это вы сейчас решали, кто её таскать будет, да? Ну, давайте я… — Нет. — Отвечают ей дуэтом. Через часок, два, или больше, кто их считает, многое уже не имеет значения. Уже продемонстрировал Паскаль шестнадцать па боевого танца, предназначенного для физического развития юных адептус механикус. Под пояснения лорда-капитана: «А когда механикус танцует с дамой, меж ними должно быть место для машинного духа». Ангел императора обучил сестру Ардженту боевой пляске волков, и милостью Императора это выдержали и пол, и сестра. Уже обсудили, когда танцы несут опасность ереси. Дружно пришли к выводу, что плясать подобает только для исполнения одобренного ритуала или физического совершенствования, но не для собственного удовольствия, ибо тут и начинается ересь. Уже прослушали декламацию леди Кассией фрагмента из древней поэмы и штук пять баек лорда-капитана. И ещё немного сплясали. Для поддержания формы. Когда все орут армейскую песню про адамантин системы Саланг, уже не имеет значения многое. Включая присутствие леди Кассии. — Как весел ты и пьян, Купец Бездомный, — голос легко перекрывает хор. В тишине, очень громкой после общего ора, лорд-капитан Кузьма Александер фон Валанциус не спеша поднимается с места. Взгляд его, совершенно, разумеется, трезвый, проходится сверху вниз по рогатой фигуре в элегантном пальто. Арлекин, прервавший веселье, стоит неподвижно, собирая внимание. Супится Ульфар, прицельно смотрит Хейнрикс, щурится Паскаль, подбирается Арджента, морщится Джай… «Стой,» — говорит себе Кузьма Александер фон Валанциус, и делает шаг навстречу Арлекину. — Ну что тебе опять, рогатый шут? Незваным впёрся, песню нам испортил. Опять желаешь почитать стишки? Арлекин невозмутим и неподвижен. В прорезях маски не видно глаз. — Ты обозвал меня шутом мон-кай? — Звучит поставленный голос. Сестра Арджента поднимает болтер. Лорд-капитан останавливает её жестом, делает несколько шагов к собеседнику и склоняет голову: — А это виноват. Погорячился. Трон видит, ты не тянешь на шута. Шуты мудры, бесстрашны и безумны, Они способны королей свергать, Они самим богам бросают вызов. Но главное — умеют быть смешными. Ты можешь нарядиться как угодно, Но эти тряпки, маски, мишура — Они всего лишь страха проявленье. Лишь жалкая надежда проползти, Прикрывшись ветошью, под взором Той Что Жаждет. Ты боишься быть смешным. Ты больше смерти этого боишься. Лишь для того и притворяясь смертью, Чтоб этот страх на время заглушить. Убийца хлопотливый на посылках, Кривляка для смеющегося бога, Выпрашиваешь милость у него, Стараясь поизящней изогнуться И позу покрасивее принять. Ты недостоин имени шута. Ты и артист-то, прямо скажем, средний. Ты просто заурядный режиссёр, Что претендует на оригинальность. Но коли исполнителей других Для фарса своего не отыскал ты, Придётся уж работать с тем, что есть. Тебя, я вижу, время поджимает? Так излагай, и мы продолжим пить. Они стоят опасно близко. Арлекин неподвижен. Старая травма левого колена — делится информацией Паскаль — Свежая рана под лопаткой справа. Арлекин поднимает руку в неясном жесте то ли угрозы то ли удивления. Он близко. Слишком близко. И в прорезях маски не видно глаз. Он смотрит — темнотой. Ждёт удара. Готов ударить. Белая тень скользит между ними. Они видят одновременно. Зная, что видят оба. Падает яблоко с ветки. Корабль класса «Меч» входит в атмосферу планеты Патерностер и падает к поверхности воды. Они оба знают, что корабль этот — пуст. Все знают, что на корабле этом нет никого. Что весь этот корабль — саркофаг для одной единственной женщины. Падает яблоко с ветки. Рушится корабль с орбиты… Пират и Арлекин одновременно делают шаг назад прежде, чем кто-то из свидетелей успевает прочесть имя корабля. Они двое его знают. — Коллега… Кто бы говорил про жесты… — вполголоса произносит Арбенниан и если бы он был человеком, его тон можно было бы назвать примирительным. Инквизитор Хейнрикс Ван Каллокс встряхивает головой. «Давным давно, — думает он, — в далёкой галактике…» Он третий, кто знает название корабля. Знает, что хозяин его, адмирал пиратской эскадры, фактически контролировавший сектор, сразу после этого сдался властям и сдал всех подельников. Что корабль назывался «Мэри Глостер». Что женщина, чьим погребальным ковчегом стал корабль, умерла от болезни. Что с хозяином корабля эта женщина прожила сорок восемь лет. Что её звали Мэри. Мэри Глостер. Он не знает одного: Что. Это. Сейчас. Было. Договорив о чём-то с Арлекином, лорд-капитан возвращается к своей свите. В нескольких шагах останавливается. Рука ложится на поля воображаемой шляпы. Раз — правая рука со шляпой вверх и в сторону, левая нога назад. Два — шляпа к сердцу, левая нога сгибается. Три — поклон, руки расходятся в стороны, перья шляпы метут пол. Четыре — Кузьма выпрямляется, шляпа возвращается на голову, стук каблука. Шляпа исчезает. — Лорд-капитан Кузьма Александер фон Валанциус, — устало говорит инквизитор. «Фигляр, авантюрист и провокатор,» — слышится отчётливо. — Так ты тоже поэт, этфатер, — замечает Ульфар. — Такблядь!!! — Рычит лорд-капитан. — Всё что было в Коморре, остаётся в Коморре! Просто Мэри любила старинные пьесы, — поясняет он, — и во все поля занимала ими экипаж. Чтоб не бедокурили. А этот белый стих такая дрянь: начнёшь — и целый день потом херачишь… тьфублять. Лорд-капитан Кузьма Александер фон Валанциус обводит взглядом тех, кто в данный момент составляет его… свиту? Да. Формально — да. — Я правильно понимаю, что это видели все? — Спрашивает он. — Что именно? — Ласково шипит инквизитор. — Как вы чуть не дали солитёру оторвать вам голову? — Трусы вы, инквизиторы, — ворчит Ульфар, — Один драный ксенос… — Магос Хайнеманн? — Инетерсуется Хейнрикс, игнорируя ангела. — Когда произошло то, о чём нас, видимо, спрашивает лорд-капитан, я не ощутил варп-феноменов. Что скажете? — Фиксирую явление неизвестной природы. — Осторожно пощёлкивает вокс. — Констатирую необходимость консультации с моим братом Авелем. Напоминаю о недопустимости преждевременных выводов и крайней нежелательности привлечения мирян к обсуждению не до конца изученных явлений. — Бросьте, магос, — машет рукой инквизитор. — все присутствующие такого навидались… — Но это не значит, что они приобрели необходимые инструменты для анализа. — Всякого дерьма. — Цитирует Джай. — Значит, — вздыхает лорд-капитан, — действительно, все видели. Хейнрикс, — говорит он очень грустно и очень устало. — Вот ты мне скажи: нас вообще из Коморры в реальность выпускать можно? После всего, что с нами тут было?.. Не знаешь? И я не знаю. А у нас завтра вроде как будет шанс. Но — ровно завтра. Эта тварь действительно торопится. Это — точно. Он торопится. Его что-то припекло. Всё остальное — обещания ксеноса. Что бы он там ни затеял, надо пробовать. Но сначала мне хотелось бы знать… Что. Это. Было? — Это было прекрасно. — Говорит леди Кассия. — Такое сияние янтаря. — Что-то кроме янтаря вы видели? — Интересуется инквизитор. Он сличает показания. Детали расходятся ровно так, как оно обычно и бывает — с точностью до класса корабля и цвета обшивки. Но в целом — всё сходится. Кто-то вынул воспоминание из одной головы и поместил их во все одновременно. — Ксеносы, — шипит лорд-капитан и добавляет несколько эпитетов, не предназначенных для ушей леди Кассии. — Нет. — Твёрдо говорит сестра Арджента. — Это не могли быть ксеносы. Разве вы не слышали молитву? — Какую молитву, милая? — Интересуется Джай. — Самую обычную, — пожимает плечами сестра. — «Император наш свет путеводный, надежды человеческой луч средь Галактики тьмы. Коль служим Ему, Он наш величайший слуга». — Логично предположить, — говорит Паскаль, — что каждый из свидетелей дополнил видение аудиальным рядом, соответствующим его когнитивным способностям и личному опыту. — Я слышала только музыку. — Говорит леди Кассия. — Метроном. — Роняет инквизитор на немой вопрос. — Явление неизвестной природы в моём восприятии аудиально сопровождало то произведение, что подарил лорду-капитану брат мой Авель. — Поясняет Паскаль. — Чушь какая-то, — пожимает плечами Ульфар. — Там выл ветер… И не только ветер, — хищно ухмыляется он. — Да, похоже, что каждый своё… — соглашается лорд-капитан, — Джай? — Женский смех. — Говорит Джай. — Кто-то рассмешил женщину. Кто-то, кто ей очень дорог. И слова: «Дурак ты, Кузнечик». Говорить, материться или рыдать лорд-капитан не в состоянии. Он в состоянии идти. В направлении лёжки Маражая, например. Свита следует за ним. Маражай бодр, презрителен и доволен. Он испытал. Что он там испытал, лорда-капитана мало волнует. — Я уже понял, — роняет он, — что ты дрочил на похороны моей жены. Скажи лучше, кто бы это мог устроить тебе такое удовольствие? Маражай выражается в том духе, что это было не удовольствие, но истинное наслаждение, бесценное по оттенкам. Маражай презирает всех, кто не способен испытывать. Маражай даже готов продемонстрировать… Нет. Он очевидно не знает, что же это было. Махнув рукой на бестолочь, лорд-капитан тащит свиту за собой к Ирлиэт. Она глубоко меланхолична, получила новый опыт, нуждается в медитации для его осознания. И не имеет представления, что это могло быть. — Вот скажи мне, Хейнрикс, — очень тихо говорит лорд-капитан, — меня вообще стоит отсюда выпускать? — Идите спать, — говорят ему хором. — Да какой спать, — говорит он. — А посты проверить… Ангел императора кивает — дескать, задача ясна, этфатер, — и отправляется проверять лагерь на предмет нарушений. Строго по часовой стрелке. Леди Кассия, пожелав всем доброй ночи, отправляется с той же целью против часовой стрелки. Взгляд её задумчив и светел. И вообще он не взгляд, а взор. И если узрит он недолжное, то станет оно не бывшим. — А… А, ладно, — машет рукой лорд-капитан. — Мужики, разговор есть. — Да, шерин? — Отзывается Джай. — Вот ты, Хейн, нудил — нахрена нам ксеносы. Смотри: нам завтра драться на арене. И… Ну, что вам с Паскалем там делать, а? В вашем-то состоянии — шваль эту развлекать. А если мы возьмём тощего ублюдка и дуру рыжую, то будет нам в самый раз. Логично же, да, магос? Магос молчит. — Лорд-капитан. — Говорит инквизитор. Они стоят перед ним, в пяти шагах друг от друга, но будто плечом к плечу. — Лорд-капитан. — Повторяет Хейнрикс Ван Каллокс. Что ещё он может сказать. Возразить тут решительно нечего. Они просто молча стоят. — Хоть ты им скажи, Джай! Она смотрит внимательно на всех троих. Все трое видят необычайное: Джай Хейдари думает прежде чем что-то сказать. — Как сержант астра милитариум я пойду куда прикажут с кем пошлют. — Говорит она задумчиво. — Как принцесса Ифрита я во всём поддержу своего господина и повелителя. Как хладная торговка я непременно и тщательно упакую наш бесценный стратокастер. — И? — Щурится Кузьма. — И отдам на хранение Ардженте. Лорд-капитан ищет взглядом сестру Ардженту. Вон она — стоит перед аквилой. Давно стоит. Молча и очень прямо, очень упрямо стоит. Лорд капитан встречается взглядом с Джай и согласно кивает: правильно. — А просто как Джай Хейдари, — продолжает та, — я вам скажу, что в полной мы с вами заднице, дело наше тухлое, дерьмо оно без анализа, и не светит нам ни шиша. Так чего, я могу быть свободная? — Можешь, — кивает лорд-капитан. Джай Хейдари разворачивается и уходит, насвистывая. Лорд-капитан смотрит ей вслед и ждёт. Да, когда она проходит мимо аквилы, она делает неприличный жест в сторону изображения. Кто бы сомневался. Прости дурёху, Император. — А вы чего встали? — Ворчит лорд-капитан, переводя взгляд на две молчаливые фигуры перед собой. — По койкам, партизаны. Вам обоим завтра драться. Нахер этих ксеносов. Без ушастых тесно. Партизаны козыряют, почти синхронно разворачиваются. Из вокса Паскаля раздаётся совершенно человеческий свист, инквизитор подхватывает. Они расходятся в разные стороны, продолжая насвистывать тот же мотив, что свистела Джай. Прощай, родная, грустить не надо… Лорд-капитан обходит лагерь по часовой стрелке и против. Дежурно бормочет молитву перед аквилой. Думает про обещания ксеносов, которым цена пятак, но ведь мог же он отжать у пёстрого больше. Идёт к своему логову и на спальном месте обнаруживает аккуратно свёрнутое одеяло. То самое, что Джай приносила Хейнриксу. «Обормоты, — думает он. — Ладно. Вдвоём не замёрзнут». Какие люди — мог бы подумать он. Мутанты. Ангелы. И даже ксеносы, если на то пошло. Я их не стою — мог бы подумать он. Ни одного из них, за исключением ксеносов. Я их сюда завёл — мог бы подумать он — и мы все тут поляжем, не завтра, так послезавтра. Дурак ты, Кузнечик, — мог бы подумать он. Как был дураком, так и остался. Но лорд-капитан Кузьма Александер фон Валанциус очень устал. И вообще он не склонен к рефлексии.