Всё будет хорошо

      — Павел… На счёт три ты откроешь глаза, — отчётливо, но уже не шибко уверенно произносит Рябов, дрожащими пальцами сжимая бесполезную ручку перед лицом Вершинина.       — На счёт три… один из вас умрет, — твердит ему в ответ резонирующий голос вируса, имеющий свой источник, кажется, сразу отовсюду, а не только в лице парня.        Глаза последнего резко открываются, отражая в себе всепоглощающий мрак и заставляя группу отшатнуться на несколько шагов назад. Антонова по неизвестной инстинкту самосохранения причине отступает лишь на пару небезопасных метров, с противным липким чувством медленно нарастающего страха глядя в потемневшие зрачки Паши, который в следующее мгновение резким движением выбрасывает вперёд одну руку и напрягает пальцы.        — Что происходит?! — истерически кричит Настя из-за спины Лёхи, рефлекторно хватаясь за руку парня.       — Он что-то делает… он делает что-то, чего мы не видим! — конец эмоционального возгласа Рябова тонет в оглушающем рёве заведённого двигателя, и в глаза ударяет слепящий свет фар чёрного джипа.       Зажмурившись, Антонова инстинктивно выставляет обе руки и тотчас ощущает, как внутри всё холодеет.       Всё происходит слишком быстро: громкий голос Костенко, сорвавшийся с места автомобиль, крики перепуганных ребят, амплитудный толчок в плечо, жёсткое падение на влажный асфальт и глухой звук удара…       Оборачиваясь, она успевает заметить, как генерал-майор, отлетев от капота, катится по асфальту и с силой прикладывается о железные контейнеры, а машина на полной скорости пробивает ограждение, падая в реку. Из-за шока осознание доходит не сразу, а когда доходит, в груди словно бы что-то обрушается. В голове пролетает единственное отчаянное «нет!», прежде чем звук сразу нескольких моторов и свет множества фар привлекают внимание.       Все происходит, словно в тумане: многочисленные силуэты, уходящий Вершинин, грозящийся их всех убить, если они попробуют ему помешать, и с десяток нацеленных на них винтовок. Она из последних сил удерживает себя от того, чтобы не броситься к мужчине, молясь, чтобы тот был жив, то и дело прокручивая в голове момент удара. Ребята пребывают в похожем состоянии, стоя с поднятыми руками и то и дело оборачиваясь в сторону, куда отлетел Костенко.       Наконец, все двери закрываются. Не дожидаясь, когда колонна отъедет, Антонова решительно подскакивает на ноги и, слыша, как ребята срываются следом за ней, бросается к Сергею, без движений лежащему у контейнера. Внутри все сжимается при виде кровавых разводов на асфальте под его руками и на ржавой железной поверхности за его головой.        — Твою мать… — шокировано бормочет Леха сквозь учащенное дыхание, напряженно глядя на то, как Антонова дрожащей рукой касается шеи мужчины, — пульс есть?       Сердце и дыхание синхронно замирают, когда пальцы нащупывают нужное место и онемевших подушечек касается слабая пульсация. Аня незаметно для себя глубоко выдыхает, прикрывая глаза, ощущая, как на те наворачиваются слёзы.        — Есть, — стараясь не выдавать своего состояния, хрипло произносит она, убирая руку, и тут же слышит тихий болезненный стон.       Взгляд голубых глаз встречается с серо-зелёными, едва приоткрытыми, и рука на автоматизме ложится на окровавленный рукав пиджака ФСБшника.       — Живой… — выражает общее облегчение Рябов.       — Так, я нашим звоню.. — судорожно бормочет опустившийся рядом Петрищев и уже тянется за телефоном, но его останавливает хриплый голос Костенко.       — Нет.. — морщась от боли, тот силится удобнее облокотиться на контейнер позади и шумно выдыхает, сплевывая кровь. — Нет, я сейчас отключусь… Ещё придётся объяснять, как так вышло… с генерал-майором… Вызовите скорую и уходите… — выдавливает тот, прежде чем вновь скривиться.        Ребята с сомнением переглядываются, в то время как Гоша мгновенно исполняет приказ. Антонову опять пробирает холод от его слов и тона. Взгляд Костенко, несмотря на травмы, строг. Стиснув челюсть, тот бросает не терпящее возражений «уходите», и ребята, поколебавшись, поднимаются. Все, кроме нее.        — Помоги им, — хрипло обращается он к Рябову, хвалёным усилием воли удерживаясь в сознании. — Ты единственный, кто может им помочь.        — Аня, идём, — окликает девушку Настя, замечая, что та не сдвинулась с места, все так же сидя на окровавленном асфальте.        Ребята выжидающе смотрят на неё, пока Петрищев заканчивает короткий разговор с оператором. С силой зажмурившись на несколько мгновений, Антонова опять встречается со строгим взглядом напротив и читает по движению губ едва заметное «иди». Но так и не двигается с места.       — Ребят, идите, я останусь, — неотрывно глядя в лицо Костенко, произносит она и видит, как глаза последнего сдержанно прикрываются, и тот прилагает недюжинные усилия, чтобы неудовлетворённо поджать губы.       — Чего? — не понимает Лёха, переглядываясь с остальными.       — Идите, — взяв под контроль до того предательски дрожащий голос, увереннее повторяет она, наконец оборачиваясь к остальным. — Я останусь с Сергеем Александровичем до приезда скорой. Идите, у вас мало времени!        Компания лишь несколько секунд колеблется, но после с кивками пятится и, напоследок бросая взгляды на Костенко, убирается прочь со злосчастной набережной.       — Упрямая, — доносится до ушей хриплый голос, и Антонова резко поворачивает голову обратно к Сергею, который, неровно дыша, неотрывно разглядывает её.        — Я не оставлю тебя, — упёрто отзывается она, надеясь, что фраза прозвучала достаточно твёрдо или по крайней мере не жалко.       Костенко находит в себе силы на колючую усмешку, которая, однако, отдаётся равносильно острой болью в повреждённом затылке, заставляя его в который раз поморщиться. Отпустив его измятый рукав, Аня спешно стаскивает со своих плеч лёгкую куртку, сворачивает её и осторожно подкладывает мягкий свёрток под повреждённую голову мужчины. Глаза на мгновение зацепляются за разодранную кожу на его затылке, отчего внутри навязчиво нарастает только-только подавленная паника: травма серьёзная, а Костенко едва дышит. Антонова хочет хоть как-то облегчить его состояние, но в итоге лишь закусывает губу от бессилия: под руками больше ничего нет и надежда лишь на вызванных медиков.       — Пожалуйста, продержись, — шепчет она, позволяя себе осторожно коснуться замерших шероховатых пальцев. Те, равно как и несколько дней назад, раскрываются навстречу, с присущей ему строгой мягкостью чуть сжимая подрагивающую ладонь, в то время как один край губ ФСБшника приподнимается в неуловимой улыбке.       — Куда я денусь, — вполголоса выдавливает тот и хмурится после слов.       В этот момент распирающее желание броситься к нему на шею достигает своего апогея, и ей стоит немалых усилий подавить этот неразумный импульс. Острая потребность ощутить тепло его тела, тем не менее, побуждает крепче обхватить обездвиженную руку Сергея и, не обращая внимания на кровь, осторожно поднести ту к губам тыльной стороной. Одна тёплая соленая капля, до того незаметно стекавшая по скуле, все же опадает аккурат между губ и костяшками его пальцев, и в следующее мгновение Антонова ощущает, как широкая мужская ладонь, не избавляясь от её хватки, перемещается ей на щеку.       — Шш.. — ободряющее бормотание заставляет вновь заглянуть в глаза Костенко, пока ещё одна влажная дорожка в области скулы бескомпромиссно прерывается большим пальцем его руки, — всё будет хорошо.       В его смягчившемся взгляде успевает отразиться тёплая искра, прежде чем мужчина, наконец, позволяет себе отключиться. Пальцы под её ладонью в тот же момент обмякают и дыхание генерал-майора становится очень размеренным. Прикрыв глаза, Антонова опускает его потяжелевшее запястье, однако прикосновения не разрывает.       Где-то вдалеке слышится звук сирены.        Все будет хорошо.