Смородина со вкусом лжи

      «Принято считать, что скупой платит дважды, в то время как люди обеспеченные — некие сливки общества, — которых так любят засирать люди на кухне под конец рабочего дня, обсуждая очередной взлёт цен на рынке или падение зарплат на бирже труда, а обычно это происходит практически синхронно, — катаются в этой жизни как сыр в масле. Дорогие такие, самые-самые, типа Пуле или золотого Стильтона. На самом же деле толика правды в этом есть, никто не спорит, но цена подобного положения — увы — высока и считается отнюдь не в бумажках…»       Мог ли Арсений когда-либо в своей жизнь предположить, даже на мгновение прикинуть, что сделанный им каких-то пять лет назад выбор, — быть свободным, самостоятельно принимающим решение, быть собой в конце то концов, — повлечёт за собой череду настолько непредвиденных и переворачивающих его судьбу с ног на голову событий?       Побег, отчаянный шаг в пропасть, крыло альф в общежитии третьесортного Питерского вуза, взбалмошный сосед, — ходячая деревня! — вынужденное притворство, ссоры, скандалы, недопонимания, ревность, осознание, сближение и любовь, такая всеобъемлющая и сводящая хрупкое сердце с ума, что до сих пор не верится.       С Антоном эти пять лет пролетели настолько незаметно, что Арсений, выходя торжественно собранным из их общей комнаты под номером сто двенадцать, даже поверить не может, что доживает здесь считанные дни — скоро она им принадлежать не будет.       Дипломы получены, аттестаты выданы, наряды на более свободные и лишённые строгости заменены.       И от этого становится так грустно, но в то же время волнительно, что хочется кричать. Кричать в небеса и быть услышанным.       Воля бы Арсения и он выкатил бы им целый список вопросов и требований, пока бы они не разверзлись, не справляясь с его напором и наглостью. Ну или бы поумерил свой пыл и задал только один:       «Что дальше?».       Арсений этого «дальше» действительно боится. Говорят, что любовь живёт всего три года, и если бы эта гипотеза действительно была подлинной, они с Антоном расстались бы ещё два года назад. Правильно? Правильно. С этим определились.       Но всё же.       Одно дело, когда вы студенты, делите вместе жилплощадь, проживаете шебутную и молодую жизнь. Жизнь, которая не воспринимается ещё полноценно взрослой, где любовь ощущается сказкой и потаённо верится, что она будет плескаться в сердце вечно, не испарится никогда. Совсем другое — когда отгремит своё долгожданный выпускной и… всё. Со следующего дня ни пар, ни факультативов, ни общих сборов — ничего.       Тотальное ничего.       Забавно то, что каких-то пару месяцев назад Арсений вообще по этому поводу не волновался и не задумывался о дальнейших перспективах. Они всё обговорили и уладили с Антоном ещё на первых курсах, пришли к выводу, что никто из них не может предугадать будущее, и нужно жить здесь и сейчас, любить друг друга и быть счастливыми.       С этим Арсению было очень легко мириться, когда Антон его любил. Теперь Арсению страшно и тревожно. Вновь. Как-будто он снова первокурсник и снова безответно влюблён и даже не признался, что не альфа.       У Антона от Арсения появились секреты. Антон стал больше времени проводить с Эдом и другими своими знакомыми и друзьями. Антон какой-то чересчур взбудораженный и таинственный. Антон поставил новый пароль на телефон. Антон уже недели две не говорит Арсению, что любит его.       Сегодня Антон собрался гораздо быстрее и активнее, чем Арсений, который совершенно никуда не хотел спешить, — Арсений хотел понежиться в объятиях друг друга, поностальгировать о прошедших годах, целоваться до зудящих губ, быть вместе здесь и сейчас, — крикнул у двери что-то не особо убедительное по поводу сегодняшнего выпускного и договора с Эдом встретиться пораньше и ушёл, оставляя Арсения наедине с паранойей и предательски щипающими от выступивших слёз глазами.       Но что уже вспоминать это раннее утро, если прошлое никак не изменить? Что уже вспоминать это ранее утро, если Арсений был в комнате ещё несколько раз после этого злополучного короткого диалога, и Антона в комнате не наблюдалось ни разу. Он, похоже, был чем-то слишком занят и увлечён, чтобы хотя бы переодеться и снять свой классический костюм. Да что уж там комната? Они даже на церемонии получения практически не пересеклись — Антон сидел намного дальше и игнорировал все взгляды Арсения, а если и удавалось всё-таки привлечь его внимание, он почти сразу же отвлекался на Эда. С ним и ушёл из зала одним из первых — дурацкая традиция вуза объявлять сначала альф, а уже потом омег. Подать бы на них в суд за сексизм.       Арсений закрывает дверь со спокойствием удава, — по крайней мере внешне он действительно излучает тотальное ничего, за столько лет театра и выступлений контролировать себя стало намного легче, и только Антон неизменно остаётся его личным криптонитом, — рассматривает бездумно всё тот же номерок сто двенадцать, вздыхает, поправляя на себе чёрную, шёлковую рубашку и разворачивается, встречаясь взглядом с застывшим посреди коридора Серёжей.       — Ты, я смотрю, тоже никуда не спешишь? — глаза свои голубые сощуривает со всей проницательностью. Серёжа себя как-то тоже в последнее время ведёт до возмутительного подозрительно. И видит Бог, Арсений на грани величайшего в этом мире скандала. Потому что жизнь не может быть такой сукой, чтобы разом забрать у него всех близких ему людей.       Не может.       — Арс! — Серёжа как-то подозрительно вздрагивает, но всё же подходит ближе к нему, руку для приветствия протягивая. — Здарова. Отлично выглядишь, — добавляет, оглядывая его с ног до головы. — А чего один, где твой принц?       — Умотал со своим верным конём сосаться в дёсна, — Арсений руку друга спокойно пожимает, привык уже к тому, что Серёжа своего отношения к нему не поменял. Как относился к братану-альфе, так и продолжил, хоть Арсений и боялся, что встретит обратное. И это прекрасно, хоть где-то страхи Арсения себя не оправдали.       — Фу, — Серёжа морщится показательно, глаза закатывая, — а я всегда говорил, что Шастун твой — пидор, — и усмехается тихо, будто лучшую шутку в своей жизни выдал.       Арсений прыскает несдержанно абсолютно, плечами сотрясается, Серёжу расслабившегося дёргая на себя со всей прытью и руку на плечи закидывая, чтобы протянуть абсолютно невозмутимо и так, к слову:       — Не знаешь, кстати, куда мой пидор с Эдом с самого утра намылился?       Серёжа с ответом тянет, совсем немного, но заминка не остаётся незамеченной.       — Я, если честно, без понятия, — он плечами ведёт, указывая вдоль по коридору. — Пойдём?       Арсений вздыхает задумчиво, подбородок свой на макушке чужой устраивая; от Серёжи всё так же пахнет грецкими орехами, ни толики постороннего аромата, — вечный холостяк, вечный тусер. И если это положение гарантирует отсутствие каждую ночь кошмаров о том, как твой партнёр расстаётся с тобой прямо на выпускном, Арсений даже заинтересуется… ладно, шутка. Просто устал он бояться. А в этот раз с Антоном это даже толком обговорить не получается. Тот либо куда-то вечно спешит, либо занят, либо у него голова болит, либо Эд звонит, либо бегемот к жопе приклеился!       — Ну пошли… — выпрямляясь задумчиво. — Так что сегодня намечается вообще?       — Выше нос, братан, — Серёжа улыбается подбадривающе и по плечу его хлопает, рассуждая уже на ходу: — Сейчас такси вызовем и в бар ваш поедем. Там уже с нашими встретимся. Хотим утром, после тусы, пойти по городу погулять и рассвет встретить где-нибудь на набережной. Последний раз всё же вот так, всей компанией собираемся.       — Напомни мне, зачем я вписываюсь в эту авантюру? — Арсению забавно даже вспоминать ситуации давно минувших дней. — Мне же пить вообще нельзя, Серёжкинс.       — Во-первых, ты вписываешься, потому что у тебя нет выбора, — Серёжа рассуждает с видом знатока. — Во-вторых, я уже миллион раз извинился за то, что затащил тебя на тусу на первом курсе и напоил. В-третьих, — он задумывается, — пить мы тебе запрещаем. Ясно?       — «Мы» — это ты и твой чубчик? — Арсений просто ужасен, он знает.       — «Мы» — это я, пидор твой и его конь ненаглядный, — Серёжа смеётся. — Я серьёзно, Попов, ни капли в рот, ни сантиметра в жопу. Понял? Хотя, на второе мне плевать.       — Ой, иди уже вперёд, — Арсений ржущего засранца в спину ладонью толкает, следом его же за шиворот прихватывает, чтобы с лестницы колобком не скатился, и кивает извечному завхозу чьё имя вспоминается каждый раз только с Божьей помощью. — Семён Миронович, мы пошли.       — Хорошо вам время провести, ребятки.       Улица встречает знойным теплом, и Арсений даже рад, что позволил себе эту полупрозрачную, лёгкую рубашку. Серёже вон, явно сложнее приходится, с его вечными плотными футболками. Но тем не менее такси долго ждать не приходится, а в баре исправно работают кондиционеры.       — А машинка то эконом-класса, вот это вы, Сергей Борисович, шиканули, — улыбаясь весело и водителю рукой салютуя. — А пусть тебя Шастун на крутых тачках возит, — Серёжа устраивается поудобнее. — Это не я тут из нас двоих, кстати, скрытый богач.       — Ничего не знаю, это моя подушка безопасности, — смех мелодично утопает в обычном, но чистом салоне. Водитель, по велению Серёжи, включает какой-то рэп про цепи и омег, Арсения накрывает новая волна веселья, а мир по бокам начинает двигаться — они наконец-то трогаются с места.       И Арсению с каждым метром всё тревожнее становится, всё более неуютно, он своих одногруппников на дух не переносит, а теперь, когда ещё и с Антоном недосказанностей столько и нерешённых вопросов, кажется, будто его страшные сны вот-вот станут явью. Серёжа сказал, что пить Арсению нельзя? Ну что ж, такими темпами он нарушит уговор ещё в первые часы застолья.       Нет, не часы — минуты. Именно минуты, Арсений понимает это отчётливо, стоит столько водителю припарковаться возле до боли знакомого кафе-бара. Он понимает это настолько явно, что пальцы мёртвой хваткой вцепляются в ремень безопасности.       — Серёжа, я передумал, я никуда не пойду, я поеду обратно, в общагу, ладно? Хорошо вам всем погулять! — к водителю подаваясь судорожно. — Сможете меня назад вернуть?       — А ну успокойся, живо! — Серёжа даже голос повышает, отдёргивая его. И через секунду на улице оказывается, обходя машину и дверь с его стороны открывая. — Выходи. Живо. Давай, Попов. Не беси меня.       — А чего это я тебя бешу, а? Какая разница пойду я или нет? Я… я плойку из розетки вытащить забыл! Я вспомнил, Серёжа!       — Арсений, — перебивает Серёжа, глаза закатывая и за плечи его беря как маленького, встряхивая слегка. — Ты чего так переживаешь? Нормально всё. Мы все с тобой будем. Слышишь? Успокойся.       Арсений вздыхает в тихой заминке, глаза прикрывая в раздумьях, мявкает что-то неразборчивое и крайне возмущённое, когда его друг этим противно пользуется и из машины его одним махом вытягивает, щёлкнув стремительно креплением ремня.       — Серёжа! Послушай… у нас не всё хорошо с Антоном, я просто не знаю, как мне… зачем мне этот выпускной… не хочу быть…       — Кем ты не хочешь быть, принцесса? — голос за спиной вздрогнуть заставляет и всем телом и обернуться. Антон в костюме классическом чёрном выглядит просто невероятно и улыбается лучезарно так, ближе шаг делая. — Какой же ты… красивый.       — Догоняйте, — Серёжа сливается очень профессионально, оставляя их наедине и убегая в кафе вместе с едва успевшим выглянуть из заведения Эдом.       За ними дверь шумно хлопает, а у Арсения сердце в груди хлопать прекратить не может, бьётся так заполошно и учащённо, пока он во все глаза на альфу своего любимого смотрит. Тот в любой одежде, в любом состоянии и при любых обстоятельствах просто прекрасен, и Арсений бы никогда не смог ответить на вопрос сколько раз он мягкую линию его ровного носа кончиками пальцев обласкивал, чертил контур пухлых, всегда немного улыбчивых, губ, всматривался в эти глаза цвета разморенной солнцем оливы и зарывался пальцами в мягкость волос — даже сейчас мягкость, несмотря на сменившийся у Антона имидж. Он на последнем курсе подстричься коротко захотел и волосы выбелить, и Арсению сначала так непривычно было, но бесконечно мило, а сейчас он на новый образ Антона наглядеться не может, настолько ему этот смелый эксперимент идёт.       За эти несколько лет они поменялись оба. Но всё же Арсений считал, что просто отпустить волосы и «стать Эминемом» это разные вещи. Шутка, кстати, остаётся вечной.       — Антош… — нужные слова застывают в горле горькими смолами. Арсений слишком много раз пытался поговорить и слишком много раз натыкался на молчаливый отказ, чтобы сейчас это желание далось с лёгкостью. Да и крамольная мысль: «Сейчас не надо портить праздник, выпускной же, потом, всё потом», — заставляет беспечно улыбнуться, не выдерживая и вскидывая руки в капризном «хочу». — Обними меня! Я боюсь выпускного…       Антон, улыбку с лица не убирая, в один шаг ближе оказывается и сгребает Арсения в охапку, прижимает так сильно, что воздух из лёгких выходит на выдохе.       — Хороший мой, — шепчет тихо, носом в сгиб плеча и шеи зарываясь. — Ну ты чего? Всё хорошо, я с тобой. Чего ты боишься?       — Не знаю… наверное, всего, — Арсений хихикает тихо, довольно напитываясь запахом намокшего от ливня асфальта и опьяняюще пахнущего сена, ещё совсем свежего, только-только скошенного. И хочется оставаться в этих сильных и уверенных объятиях вечность, не думать ни о чём плохом. А ещё пожаловаться на Серёжу. — Мне Матвиеныч пить запретил!       — Правильно сделал, это я его попросил, — Антон отстраняется, поцелуй у него на носу оставляя. — Ты мне сегодня в здравом уме нужен. Не переживай, я тоже не буду. И, родной, — он лицо его в ладони свои берёт, в глаза заглядывая, — не бойся ничего. Ты сегодня просто можешь быть собой, слышишь? Мы сделали это. Ты смог доучиться, смог мечту свою воплотить. Я так тобой горжусь.       — Ну перестань, — Арсений краснеет неконтролируемо, вот что-что, а Антон его с годами меньше смущать не перестал. И если Арсений считает, что это огромный минус и алые щёки его сдержанному и холодному образу никак не идут, то Антон — лыбится деснами и целует до беспамятства. Каждый раз. — Ничего бы у меня без твоей поддержки не получилось! Хватит меня смущать! — обвивая шею покрепче, чтобы повиснуть буквально, щекой своей пылающей к щеке прижаться.       — А ты перестань свои заслуги обесценивать. Ты потрясающий, — Антон ответно о его щёку котом довольным трётся. — И мне всё ещё очень нравится тебя смущать. А ещё я тебя очень люблю. Извини, что как идиот себя вёл последнее время. Я тебе всё объясню позже, хорошо? — он снова в глаза смотрит и вперёд тянется, губы поцелуем накрывая. — Не бойся ничего, пойдём.       Арсений вообще ничего не понимает, только за Антона покрепче хватается, чтобы не делся никуда и не пропал. Шепчет в родное плечо:       — А я тебя очень сильно люблю… но объясни мне всё-таки сейчас… — а сам думает, есть ли вероятность, что он всё ещё едет в душном салоне такси, дышит висящей на лобовом стекле ёлочкой и ловит волнительные приходы? Арсений этим ароматизаторам никогда не доверял. Единственному, кому он в этой жизни доверял, так это Антону. А ещё Серёже и Эду. Но Эду до поры до времени.       Тот вновь из кафе-бара выглядывает, как чёрт из табакёрки, глаза на Антона свои таращит многозначительно и зачем-то кивает головой куда-то себе за спину.       Арсений. Не понимает. Ничего.       — Пожалуйста, — Антона взгляд взволнованный на друга кидает и снова на Арсения смотрит, — потерпи немного. Я расскажу тебе всё, но мне время нужно. Больше никаких секретов, обещаю, это последний раз. Договорились? Идём. Нас все ждут, — и за руку его перехватывает, чтобы ко входу потянуть, Арсений даже возразить ничего не успевает, оказываясь в приглушённом свете, игре разноцветных подсветок и общем гомоне торжества.       Однокурсники действительно уже собрались за столиками, расселись, как кому удобно и комфортно, и Арсения это успокаивает, потому что нет этого сплошного, длинного стола, — да и откуда ему здесь взяться, — не нужно общаться с теми, кто тебе несимпатичен и самому же маячить у него перед глазами. За их столиком их поджидают уже Эд с Серёжей, а ещё Егор. С последним Арсений не так уж знаком, хоть за последние пару курсов всё-таки волей-неволей сблизился — у него забавно была схожая судьба, и единственное отличие на начальных этапах: Егору не нужно было притворяться альфой, чтобы получить место в вузе. Тот был контрактником, и документы подал намного раньше, чем Арсений.       А ещё забавным был факт того, что Егор до сих пор не верил, что Арсений омега, он, — как рассказывал Антон, — проникся первой услышанной историей, свято ей доверился и запечатлелся. Все поправки и объяснения после воспринимались им как шутка или вредное желание его, милого и понимающего друга, обмануть. А зачем пытаться его переубедить, если и так всё хорошо? И это было и остаётся потешным.       — А вот и мы, — Арсений улыбается уже более расслабленно, в глаза любимые поглядывая, когда Антон берёт и галантно отодвигает для него стул. Ну кавалер, ну просто невозможный человек, ещё бы с секретом новообретенным не медлил — цены бы ему не было!       — Привет, парни, — Егор улыбается лучезарно, к Эду ближе двигаясь, точно тоже поддержки в близком человеке ищет. И тот даёт её, улыбается, руку на плечо кладёт и тихое что-то говорит, заставляя хихикнуть. И странно это так, потому что они знакомы столько лет, а Арсений привыкнуть не может к тому, что Эд себя как обычный человек вести умеет.       — У нас тут сегодня два трезвенника, — Серёжа на Арсения с Антоном рукой указывает, — но это не значит, что остальным нельзя. Так что давайте выпьем, парни.       А Антон рядом садится, руку Арсения под столом ловит, сжимает не сильно, улыбается открыто так и снова с Эдом переглядывается. А тот кивает куда-то в сторону, тут же с места вставая.       — Мы сейчас, — оповещает Эд, Егора в макушку светлую целуя.       — Посиди с парнями, я скоро вернусь, — Антон тоже встаёт, целует Арсения в щёку и уходит следом за другом, ответа не дожидаясь.       Арсений очень терпеливый человек. А ещё он действительно очень и очень доверяет Антону. Но сегодняшний день, — с накладкой всех предыдущих, прошедших в страхе, волнении, панике и тревоге, — ложится на плечи оттягивающим их монолитом, и все последующие часы тусовки пролетают перед его глазами как-то уж слишком смазано и нервно. Чёткие только моменты, когда Антон возвращается, усаживаясь рядом и вновь успокаивая сердце своим присутствием. Но даже это счастье длится недолго, потому что, чем чаще Антон куда-то срывается, — под предлогом покурить, позвонить, поговорить с Эдом, спросить что-то у диджея и другие тысяча и одна отговорка, — тем более он напряжённый и молчаливый, а ещё чем-то необычайно взбудораженный. У Арсения язык покалывает от озона.       В результате, как не старались Серёжа с Егором отвлекать его светскими беседами за столом, а встречать рассвет Арсений собирается в полном душевном раздрае и со странным нехорошим предчувствием — настолько он уже себя накрутил.       Какова вероятность, что человек, несколько часов назад признавшийся в любви и заверивший, что всё будет хорошо, резко передумает и выдаст что-то наподобие: «Арс, я тут подумал, пометался, нам короче дальше не по пути, понимаешь? Университет остаётся позади, так давай оставим в прошлом и нашу историю»? Ноль целых пять сотых, десятых? Какова? Арсений трясётся даже от этого скудного процента.       А ещё трясётся и шатается вместе с толпой пьяных однокурсников по городу, благо, рядом с Антоном. Тот больше никуда не отходит, да и Эда нигде не видно и не слышно, — как же Арсений боится сглазить, — но спина у него настолько неестественно прямая, что тут уже не подозрения закрадываются, тут уже последние нервные клетки Арсения изживают себя, пока он тихо идёт рядом, ласково жмакая в мягкой хватке руку Антона.       — Антош… ещё нет? — намекая деликатно об его обещании объясниться.       — Ммм? — Антон взгляд на него поднимает и на часы смотрит на своей руке, вокруг оглядываясь — Эда наверняка выискивая, который ушёл куда-то раньше всех. — Ты о чём, принцесса?       — Ну… ты говорил, что хочешь мне что-то объяснить, — Арсений улыбается немного неловко, по сторонам оглядываясь, когда вся их студенческая делегация заходит на территорию парка, разбредаясь компаниями и устраиваясь поудобнее в ожидании завершения очередного этапа жизни. — Уже рассвет скоро, небо светлеет…       — Я знаю и помню, что обещал, Арсений, — Антон на телефон отвлекается, на который сообщение приходит. — У меня пока нет деменции, я не настолько стар. Ты… подожди меня пару минут, ладно? Мне надо… Эда встретить, а то заблудится ещё… — он улыбается глупо, назад пятясь. — Ты ж его знаешь, придурка, — и на пятках разворачивается, убегая к выходу из парка, раньше, чем Арсений ответить успевает.       Сказать, что Арсений в шоке — ничего не сказать. Небо розоветь уже потихоньку начинает, вот-вот и из-за горизонта выглянут первые солнечные лучи. Вокруг гомон такой, смех и радость. Где-то вдалеке воркует с кем-то Серёжа, Арсений за него рад, у того выпускная ночь явно удалась и один он отсюда не уедет. Арсений вроде как тоже не один, правда ключевое слово тут «вроде».       Спиной он приваливается к дереву — первому попавшемуся, — на земле сидеть желания нет, а ноги держат слабо. Не хотят держать Арсения. А ему, в свою очередь, не хочется даже злиться или ругаться, он просто чувствует себя так несчастно сейчас, — совершенно никак не получается объяснить в своей голове эту ситуацию, — что хочется действительно обзавестись машиной времени и вернуться назад. Во вчера. Не сесть в это долбанное такси и не поехать на празднество. О каком-то чересчур пафосном «вернуться на пять лет назад и не познакомиться с Антоном» он даже не думает. Бред это полный, он бы назад перенёсся только чтобы пережить это всё заново, но никак не для того, чтобы лишить себя этого счастья.       Не смотря на итог.       До рассвета считанные минуты, он уверен.       — Арс! — Антон рядом появляется снова неожиданно и снова вздрогнуть заставляет. — Я тут. Я с тобой. Извини, мне нужно было кое с чем разобраться, — и ближе на шаг подходит. — Пойдём со мной. Хочу тебе показать кое-что.       Арсений вздох усталый даже не скрывает, от дерева лопатками отталкивается, выпрямляясь, и плечами пожимает в смирении, не пытаясь уже выяснить абсолютно ничего. Вымотался он бояться и переживать, сейчас бы просто Антона обнять и не двигаться. Но если ему надо что-то срочно показать, кто Арсений такой, чтобы отказывать Антону в его ребяческих порывах?       — Что там? Утку увидел? — шагает следом спокойно.       Антон не отвечает на это ничего, просто за руку его перехватывает, крепко так, — и ладони у него влажные ужасно, будто ещё сильнее, чем обычно — и ведёт за собой, пока они ближе к берегу не отходят, подальше от остальной массы людей.       — Арс… Арсений… — Антон замолкает, останавливаясь и взгляд отводя. — Мне тебе сказать нужно…       И снова тишина по нервам бьёт. А сердце куда-то в пятки от дюжины предположений проваливается. Арсений приободрить как-то Антона пытается, руку его крепче сжимая, улыбается уголками губ, но всё без толку, — Антон на него почти не смотрит.       — Антош, что бы не произошло, ты же знаешь, что мы со всем справимся? Я всегда рядом. Что случилось? Расскажи мне, пожалуйста…       — Нет, нет, ничего не случилось, родной, я просто… — он в карман лезет, мелочью звеня какой-то, ближе на шаг подходит, и в свободную руку Арсения что-то холодное, металлическое опускается. Ему пару секунд требуется, чтобы понять, что это… ключи? — Я… — Антон снова взгляд вниз тупит, с ноги на ногу неловко переваливаясь. — Я нам квартиру снял. Вот…       А Арсению так легко в момент на душе становится, что всё уныние и усталость будто рукой снимает. И он улыбается, искренне, уже не пытаясь казаться невозмутимым и абсолютно не переживающим. Он и правда больше не волнуется! Ему больше не страшно! Господи, ну что Антон за человек такой? Ну что за чудо? Как же Арсений его любит. Ну неужели нельзя было просто о квартире с самого начала сказать? Неужели Антон переживает, что Арсений с ним жить вместе не хочет? Ну он совсем дурной, а?       — Антош! — Арсений на шее облегченно виснет, смеётся тихо от накатившей эйфории. Он то думал, что его бросить хотят, что что-то плохое произошло, а тут квартира! Их общая квартира! — Антооош, я тебя так люблю! Боже мой! Ну ты чего, а? Почему сразу не рассказал? С ума сойти, наша квартира…       — Арс, погоди. Погоди секунду. Это ещё не всё… — перебивает Антон, отстраняясь и снова ковыряясь в кармане штанов. Он оглядывается, на солнце восходящее, которое всё вокруг в розово-желтые тона красит, улыбается довольно и резко на одно колено опускается, протягивая Арсению небольшую бархатную шкатулку с кольцом. Господи! — Ты выйдешь за меня?       Арсений чуть не грохается в озеро. Равновесие из последних сил удерживает, смотрит на руки Антона и не видит в упор ничего, всё вокруг тьма заволакивает от настолько сильного в его жизни потрясения. Он только голос свой со стороны слышит совсем несчастный и глухой, сиплый настолько, будто он все эти часы орал в баре под караоке, как некоторые другие однокурсники:       — Да-да-да… Господи, да… да! Да! Конечно я… Господи… — у Арсения даже когда перед глазами проясняется, всё равно ни зги не видно, он плачет, оказывается, навзрыд совершенно. Тёплые, соленые капли чертят щёки, от них кожа зудит неимоверно, а ещё горит, потому что он наверняка снова раскраснелся, как вареный рак!       — Арс… — Антон на ноги поднимается, тут же к себе его прижимая крепко. — Спасибо… спасибо, я так боялся, что ты… что не готов ещё, — отстраняется, лицо ладонями перехватывая и слёзы с щёк сцеловывая. — Я люблю тебя, так люблю тебя, родной мой.       — Ты… Боже мой, — Арсений не помнит даже, как на его безымянном пальце кольцо оказывается: то ли он сам всё-таки надел, то ли Антон постарался, — его трясёт так от счастья и истерики, что сил нет ни на что, только всхлипывать в надёжных и бережных руках своего альфы, своего Антона, под поцелуи подставляясь хмуро и одновременно с этим глазами горя необычайно радостно. — Какой же ты… я убью тебя…       — Извини меня, я так хотел, чтобы всё идеально было, чтобы получилось всё, а доставку кольца задержали… — Антон тараторит быстро, всё продолжая слёзы его губами ловить. — А квартиру только сегодня с Эдом поехали смотреть, потому что там какие-то проблемы были… я не хотел, чтобы ты волновался. Извини.       — Мой самый везучий на свете мужчина… — Арсений не знает даже рыдать ему дальше продолжать или смеяться, но он точно знает, что хочет эти пухлые, извиняющийся губы целовать до беспамятства, и плевать что их кто-то может увидеть, на всё вокруг наплевать, они свободные, взрослые люди, они любят друг друга и у них сегодня один из самых значимых моментов жизни. Между прочим вдвойне!       Солнце полностью выглядывает из-за горизонта, расцветает на небе ярким и тёплым диском, но Арсению плевать совершенно. Он за рассветом уже давно не следит, в его душе и мыслях и без него светло абсолютно и красочно. Сейчас они с Антоном нанежатся всласть и поедут смотреть их новый дом.       Вместе.