По-крупному

Гэвин мог бы заблокировать экран и лечь спать — в конце концов, в запасе у него оставалось не больше шести часов на отдых, лихие двадцать лет, в которые он мог безудержно тусить всю ночь и вставать на лекции с утра, давно канули в Лету, а Ричард, положа руку на сердце, был распоследним уебаном. Гэвин мог бы. Проигнорировать, сделать вид, что не увидел, может, ответить с утра, так, чтобы игра велась на его условиях, чтобы грёбаный Найнс не считал, что может пропадать и появляться когда ему вздумается, а Гэвин всегда будет ждать сообщения или звонка, как преданная псина. …но воля его была слаба. Гэвин погипнотизировал взглядом сообщения, задумчиво почёсывая подбородок, а потом нажал на значок звонка. Хорошо хоть мозгов хватило заблаговременно ткнуть в иконку диктофона: если в разговоре не промелькнёт ничего полезного, он просто удалит запись, а так — есть шанс оправдать себя расследованием. Ричард ответил сразу же. — Гэвин, — по телефону он звучал мягче и ниже, чем в действительности, а может, Гэвин просто запомнил его голос иначе. — Привет. Надо же, не забыл имя. Гэвин нехотя засчитал ему один балл. — Привет, — тупо откликнулся он, откидываясь на подушку. В трубке послышался приглушённый шум, что-то до боли напоминающее свист шин и гул двигателя — Ричард определённо вёл машину. — Нехорошо, — брякнул Гэвин, — отвлекаться от дороги на мобилу. Все вы считаете себя дохуя умными и крутыми водителями, а мне потом… Язык прикусил. Ч-чёрт, не в его интересах было сливать Ричарду инфу о том, что он коп; Найнс продолжал оставаться подозреваемым, и субъективное и пристрастное мнение отдельно взятого детектива Рида, у которого яйца зудели, мало что меняло в этом отношении. — …оплакивать твою безвременную кончину, — неуклюже выкрутился он. Ричард издал короткий смешок. Похоже, не заметил крошечной заминки. — Волнуешься за меня? — в его интонациях было что-то вибрирующее, почти мурлычущее, и Гэвин поймал себя на том, что закусил нижнюю губу, как полный придурок. — Не переживай. Телефон лежит на торпеде, и я очень аккуратен за рулём. — Ну, класс, — Гэвин невидяще уставился в потолок, ковыряя пальцем покрывало. — Чего хотел-то? Видит Господь, ему стоило усилий изобразить этот скучающий тон. Впрочем, Ричард на него не купился — когда он заговорил вновь, в его голосе было веселье. — Не злись, — проурчал он, — я написал тебе сразу же, как только освободился. У меня были… насыщенные выходные. — Настолько насыщенные, что времени не хватило черкнуть пару слов? — Гэвин вообще-то хотел пошутить, а вышло почти что обиженно, и Ричард это заметил, потому что его интонации поменялись, сделались сдержаннее, отстранённее. — Да, — в трубке что-то запищало, — настолько. Замолчали. Гэвин не знал, что ещё сказать, а Ричард не спешил прерывать тишину первым — затянувшуюся паузу между ними разбавлял только далёкий шум оживлённой трассы. Где-то в центре — на периферии Детройта ночное движение не было настолько плотным. По-хорошему стоило бы отключиться. Разговор не клеился, Гэвин не знал толком, на что он надеялся, когда звонил, Ричард очевидно не собирался просить прощения и виноватым себя не считал; с другой стороны — и это осознание было довольно болезненным, — он и не должен был. Кем они были друг другу? — так, два мужика, познакомившихся в клубе. Превращаться в истеричную жёнушку, первым делом принимающуюся компостировать благоверному мозги за равнодушие, было заведомо проигрышной стратегией. Умом-то Гэвин всё это понимал, но на подкорке сознания всё равно зудела уязвлённая гордость, мешающая ему оставаться рациональным. Послышался звук торможения, сигнал системы: Ричард припарковался. Гэвин задался вопросом о том, куда — или, вероятнее, откуда — он ехал посреди ночи, но интересоваться не стал. — Гэвин, — голос Ричарда стал ближе: похоже, он взял телефон в руки. Гэвин подумал о его руках, обтянутых чёрными перчатками, как второй кожей, и проклял себя и своё малодушие. — Чё? — вяло откликнулся он. — Ты сейчас один? Гэвин ошалело моргнул. Из всего, что Ричард потенциально мог бы сказать ему, это было наименее вероятным. — А что, боишься, что я нашёл себе нового масика? — развязно осведомился он, оправившись от удивления. Ричард хмыкнул. Вышло как выдох, в самый микрофон, Гэвина необъяснимо продрало мурашками с ног до головы, ёбаный Ричард Найнс действовал на него как афродизиак, даже через хер знает сколько миль, и в этом не было ничего нормального и правильного, ничего из того, что Гэвину реально полагалось бы испытывать. — Я знаю, что не нашёл, — негромко произнесли в трубке; дьявол, кто подарил ему этот блядский шёлковый тон? — Иначе ты удалил бы сообщения, не ответив. Гэвин почесал живот. — Урыл, — легко сдался он. — Один я, один. Ну, с котом, но вряд ли его интересуют наши воркования. — Хорошо, — Ричард пошевелился: послышался шелест одежды. — Очень хорошо. В таком случае… как ты смотришь на то, чтобы немного поиграть? — Поиграть? — развеселился Гэвин. — Типа, в шахматы, что ли? Прости, чувак, но, кажется, ты далековато от меня, да и время не располагает к… — Я имею в виду, — перебил его Найнс, голос которого опустился практически до шёпота, — поиграть с собой. Гэвин закашлялся. Какая-то часть его — стыдливая и неловкая часть, о существовании которой он, тридцатишестилетний небритый мужик с длинным послужным списком одноразовых связей, и не подозревал — смутилась или типа того, по крайней мере, лицу стало жарко. — Господи, чувак, — прохрипел он, сражаясь с собой, — если хочешь подрочить по видеосвязи, скажи прямо, ты как пятнадцатилетка. Но это ведь не он покраснел. Ой, да завались ты. Ричард тихонько рассмеялся. — Да, Гэвин, — бархатно прошелестел он, — я хочу подрочить по видеосвязи. Точнее, я хочу смотреть на тебя, пока ты это делаешь. Гэвин потерянно замолчал. — Хочу слышать тебя, пока я направляю твою руку, — продолжил Ричард, воспользовавшись его ступором. — Видеть, как ты кусаешь губы, давя стоны. Ты громкий? Мне кажется, да. Это стоит проверить. — Сука, — Гэвин сжал зубы: пока мозг охуевал от неожиданного поворота разговора, член начинал реагировать то ли на мурлычущие интонации сраного Ричарда Найнса, то ли на разнообразные картинки того, как именно тот собрался проверять свою теорию, щедро подкидываемые ему подсознанием. — Какого хера ты несё… — Вытяни руку, — перебил его Ричард вновь. — И включи камеру. Гэвин поперхнулся оборвавшимся вдохом. — Время не на нашей стороне, — негромко заметил Найнс, по всей видимости, истолковавший заминку как отказ. — У меня не больше пяти минут. — А потом? — зачем-то спросил Гэвин. — А потом, — в чужом голосе появились какие-то такие нотки, от которых у Гэвина в паху потяжелело, — ты кончишь. — За пять минут? — его ладонь легла на член, поглаживая через плотный деним, прикосновение было смазанным и недостаточным, но всё равно заставило Гэвина с силой втянуть воздух сквозь зубы. — Тебе хватит, — в смешке Найнса крылись обещание и призыв. — Камера, Гэвин. Что я творю, ещё успел подумать тот отдел мозга детектива Рида, который продолжал работать. А потом он трясущимися пальцами скипнул запись разговора и переключился на фейстайм. В камере отразилось его помятое лицо: блестящие глаза, крупный рубец на переносице, проклёвывающаяся щетина на щеках. Влажные губы. — Отлично, — что именно Ричард похвалил, его откровенно взбудораженную рожу или послушание, Гэвин не знал, да и едва ли это имело значение. — Ниже. Покажи мне себя всего. Впервые в жизни извечное пренебрежение рабочим дресс-кодом пошло Гэвину на пользу: он вдруг осознал, что не переодевался после работы, и, будь на нём стандартная униформа, Найнс непременно понял бы, что он коп. Но простая чёрная футболка и синие джинсы с равным успехом могли принадлежать представителю любой другой профессии. — Мне нравится твоя шея, — промурлыкал Ричард, когда Гэвин, неуклюже вывернув руку в запястье, поменял угол обзора камеры. — Сними футболку. Хочу узнать, в самом ли деле ты такой крепкий, каким кажешься. Да, сучки, Гэвин ебашил в зале как проклятый именно ради этого. Он вообще-то вполне мог трезво себя оценить. Смазливой морды, как у Найнса, у него не было, но своим телом Гэвин по-настоящему гордился — он не был неуклюжим широченным качком, вроде тех, которые подсаживались на химию, однако ему действительно было что показать. Стягивать футболку одной рукой, удерживая в другой телефон, в любой момент рискующий выпасть из пальцев и расквасить ему многострадальный нос, оказалось чертовски неудобно, но в тот момент, когда Гэвин потянул её вверх, обнажая твёрдый живот с чётким рельефом и убегающей за кромку джинсов дорожкой тёмных волос, Ричард издал едва слышный звук, похожий на нетерпеливый загнанный вздох, и это стоило любого дискомфорта. — Откуда этот шрам? — спросил он, когда Гэвин дошёл до груди, и тот как-то разом вспомнил о длинном рваном рубце в районе верхних рёбер — давнем напоминании о желторотой молодости и том задержании, на котором его пырнули ножом; он что-то булькнул, а Ричард неожиданно добавил, избавив его от необходимости выдумывать ответ: — Впрочем, тебе идёт. — Ну, спасибо, что ли, — прохрипел Гэвин, выпутываясь из ворота футболки. И, зябко поёжившись, обхватил телефон обеими руками — так, что стабилизировавшаяся камера захватила весь торс, от напряжённого кадыка до линии бёдер. — Хорош, — голос Ричарда сделался глуше и ниже; он так и не включил камеру, оставался чёрной иконкой в углу экрана, и это создавало между ними дисбаланс: одетого и раздевающегося, остающегося инкогнито и выставляющего себя напоказ. В этом было что-то куда более горячее, чем Гэвин когда-либо мог себе вообразить. — Теперь джинсы. Не спеши. Дай мне рассмотреть его в подробностях. Ричард Найнс не имел ни стыда, ни совести, ни моральных рамок. Кто сказал, что Гэвину это не нравилось? Снова пришлось переложить телефон в одну руку. От статичного удерживания его на весу ладонь и запястье уставали, но Гэвин уже вошёл в раж и не остановился бы ни за что. Дрожащие пальцы не сразу совладали с пуговицей и ширинкой: Гэвин необъяснимо нервничал, расстегнуть джинсы удалось только попытку на четвёртую. Ричард молчал и не подгонял его, но, когда Гэвин потянул было штаны вниз с бёдер вместе с боксерами, выдохнул: — Пока оставь. Любил, значит, растягивать удовольствие. Гэвин повиновался. Приспущенные джинсы сползли к коленям. На сером хлопке белья — там, где оно соприкасалось с налившейся кровью головкой — виднелось влажное пятнышко. Гэвин скорее отгрыз бы себе руку, чем открыто признался бы в этом кому угодно ещё, но он действительно тёк как сучка из-за ебучего Ричарда Найнса. — Погладь его, — в голосе Ричарда было то же нетерпение, что плавило Гэвина изнутри, — пройдись пальцами по контуру. Вот так. Знаешь, что я сделал бы, будь я рядом с тобой? — Ч-что? — Гэвин попытался справиться с волной дрожи и проиграл всухую: одного прикосновения через ткань оказалось достаточно для того, чтобы яйца поджались, а в животе запульсировала тугая пружина. Он стиснул член трясущимися пальцами и глухо охнул, дёрнул бёдрами, оборвав порыв вскинуть их на середине. Ричард ответил на это хриплым: — Вылизал бы тебя всего. Гэвин беспомощно всхлипнул, а тот безжалостно продолжил: — Пока ты не перестал бы понимать, где находишься и что происходит. Пока не сделался бы мокрым, мокрым и податливым. Пока не начал бы умолять. Гэвин проехался ладонью по твёрдому стволу, подавился ругательством и впечатался затылком в подушку. — И ч-что потом? — голос посекундно давал петуха, ткань под пальцами намокала. Грёбаный Найнс собирался вытрахать из него душу на расстоянии, и Гэвин не обнаружил в себе ни единого возражения по этому поводу. — Я долго не давал бы тебе кончить, — в чужих интонациях было столько немыслимо блядских ноток, что Гэвин не выдержал и нырнул ладонью в трусы, обхватил член по-нормальному; Ричард не стал его останавливать. — Доводил бы до грани и останавливался, снова и снова. Тебе пришлось бы хорошенько постараться, чтобы заслужить эту разрядку, Гэвин. — Су-у-ука, — Гэвин грубовато проехался ладонью по всей длине, толкнулся в кольцо непослушных пальцев, телефон лишь чудом не выпал из другой ослабевшей руки. — Какая же ты… восхитительная мразь… — Музыка для ушей, — удивительно, как Ричарду удавалось оставаться настолько собранным, когда его голос звенел от напряжения. — Давай. Покажи мне, как ты это делаешь. Покажи мне, как ты меня хочешь. Гэвин едва не взвыл. Неуклюже и торопливо сдёрнул вниз трусы, теперь пристроив телефон у себя на груди, задней панелью к себе, так, чтобы Ричард видел всё. Каждый дюйм; каждое скользящее движение пальцев; каждый лихорадочный толчок бёдер. Это было дико, и непривычно, и изумительно, неправильно, невозможно хорошо. Гэвин новичком в сексе по телефону не был и баловался этим по молодости, но никогда ещё он не делал этого с кем-то настолько горячим: с кем-то, кто был бы способен вести все эти грязные разговорчики, откровенные и развязные, до пульсации в животе; с кем-то, кто обладал бы таким шёлковым, мягким, обманчиво ласковым голосом; с кем-то, кто отдавал бы приказы. У всех были свои маленькие кинки, и кинком Гэвина был контроль. Ричард Найнс определённо умел и любил контролировать. Они бы сработались. Голова кружилась. С каждым торопливым движением руки по стояку тяжесть и жар в паху становились всё невыносимее, всё отчётливее; его штормило, как после хорошей выпивки, сердце выделывало кульбиты где-то в горле, а по пересохшим губам то и дело проходился язык; Ричард наблюдал за ним, загнанно дыша в динамик; Гэвин действительно хотел его, и этот простой факт определённо больше не являлся тайной ни для кого из них. На очередном толчке стон всё же прорвался, вышел громче и бесстыдней, чем Гэвину бы хотелось, он наполовину состоял из мешанины ругательств и на другую — из чужого имени, Ри-чард, хлёсткое и беспощадное, такое же, как он сам. Было душно. Он начинал задыхаться, начинал давиться скулежом, начинал сходить с ума — и проклятый Ричард Найнс наблюдал за этим с удовольствием, практически осязаемом в каждом хриплом: — Вот так. Или: — Быстрее, Гэвин. Или: — Мне нравится смотреть на тебя такого. Будто бы в самом деле был здесь, с ним, в его спальне. А потом, спустя бесконечное количество всхлипов и движений руки, прошелестел: — Можно. Гэвин даже не подозревал о том, как сильно он нуждался в этом разрешении. — Бля-а-адь, — его выкрутило, выломало, вывернуло наизнанку, последний толчок вышел рваным и размашистым, а потом его продрало дрожью с головы до пят, на пальцы и живот брызнула тёплая сперма, поперёк горла встал задушенный вскрик. Выроненный телефон с глухим звуком упал на содрогающуюся грудь. Долгие секунды Гэвин никак не мог отдышаться: сердце не желало успокаиваться и колотилось в районе глотки свихнувшимся маятником, его трясло, рожа горела. Наконец он наскрёб в себе силы на то, чтобы схватить телефон и поднести его к лицу, почти ткнувшись носом в экран. А потом издал глухое «твою ж…» — Ричард включил камеру. Он сидел в машине, в полумраке угадывались лишь общие очертания салона: чёрные кожаные сидения, на фоне которых бледное лицо Найнса казалось практически восковым. Окружение плохо проглядывалось, но было похоже на крытую парковку или на гараж; Гэвин подумал об этом вскользь и тут же забыл, потому что прикипел, прилип, вмазался взглядом в искусанные губы и в едва заметный румянец на чужих скулах. В потемневшие практически до графитной черноты глаза. Ричард был возбуждён. И это открытие необъяснимо отозвалось в Гэвине волной остаточной дрожи. — Рич, — выхрипел он, сражаясь с дыханием. — Рич, блядь, это… это… — Знаю, — Гэвин, быть может, никогда не слышал ничего более сексуального, чем эти дрожащие нотки в чужом голосе. — Мне тоже понравилось. Ты лучше, чем я мог себе представить. Громче. И отзывчивее. Гэвину плеснуло в лицо краской, а Ричард тихонько рассмеялся. — Стоит повторить в реальности, — сказал он так, будто они обсуждали погоду. — Никаких телефонов. Только ты и я. — В следующий раз, когда мы увидимся, — пробормотал Гэвин, которому никак не удавалось взять под контроль собственное тело, — я тебе отсосу. Ричард издал крошечный звук, в равной степени способный трактоваться и как фырканье, и как судорожный вздох, и как смешок. — Я запомню, Гэвин, — его голос был нежнее шёлка. — А сейчас мне нужно идти. — Спокойной ночи, малыши? — Гэвин попытался прозвучать небрежно, но вышло всё равно вопросительно. Чёрт, ему следовало быть чуть менее очевидным. — Нет, — Ричард улыбнулся краешком рта. — Работа. Гэвин едва не ляпнул преступное «Не знал, что адвокаты батрачат двадцать четыре на семь». Теперь, когда волна оргазма схлынула, он задался закономерным вопросом о том, что Ричард Найнс делал на пустой парковке посреди ночи. И чем, чёрт побери, таким важным он занимался на выходных? Уж не потрошил ли новых Дэвидов Грейвзов? Дожили. Думаю о мужике, только что заставившем меня кончить, в контексте расчленёнки. Но Гэвин знал, что никакие личные симпатии не должны были повлиять на его дотошность как детектива; расследование продолжалось даже когда заканчивался секс. — Кем работаешь? — отстранённо осведомился он, лениво размазывая по животу подсохшую сперму. — Теперь у тебя есть мой номер, — произнёс Ричард, подчистую проигнорировав вопрос. — Можешь писать в любое время. Звонить тоже, но я не всегда сумею ответить. Слился, значит, с ответа. Могло ли это о чём-то говорить?.. — Ладненько, — Гэвин решил не испытывать судьбу и не портить момент. — Вали тогда работай, заебал. — Ты само очарование, — Ричарда, судя по всему, чрезвычайно забавляла его манера общения. — Но мне и в самом деле пора. Сладких снов, Гэвин. — Ага. И, хотя завершение разговора оставило у Гэвина ряд вопросов, в одном сомнений не возникало — он не собирался слезать с иглы под названием «Ричард Найнс» в ближайшие несколько недель. А может, и месяцев.