· · ─────── ·· ─────── · ·
Гермиона знала, чего от нее ждут. Ожидалось, что она явится в старой футболке, магловских джинсах и своих самых потрепанных кроссовках, чтобы указать Малфою, что он не может указывать ей, что делать. Но тогда она будет беситься, когда гоблины будут обращаться с ней как с шестикурсницей-прогульщицей, и он станет читать ей нотации о том, как тупо она себя ведет для предположительно умной ведьмы, а она бы обиженно фыркала и угрожала бы ему, что отрежет его чертов нос. Она выбрала другой вариант, нарядившись как его кукла и возмутилась, когда это сработало. Она надела черное. Приталенное платье. Изящная модная летняя мантия. Туфли на высоченных каблуках, благо с амортизирующими чарами. Сапфировое ожерелье. (Рассчитанный риск. Гоблины не оценят, что их работа принадлежит волшебнику, но узнают экспонат из хранилища.) Укротила свои кудри. Подкрасила губы. Что ж, так она не была похожа на обедневшую подопечную Малфоя. Когда она вошла в общую гостиную, Малфой ждал ее на диване, занятый тем, что наколдовывал змей. Он поднял глаза, когда она закрыла за собой дверь, и встал, оставив корчащуюся массу на подушке рядом с собой. Он был в черном, татуировка Азкабана четко выделялась на его бледной шее, волосы зачесаны назад. Его взгляд скользнул по ней, задержавшись на губах, на ожерелье. — Пойдем? — Вот и все, что он сказал. Они направились в «Дырявый котел», его взгляд был прикован к ее ключицам каждый раз, когда она оглядывалась, и через секунду они вышли из камина в привычный хаос. Малфой продолжал держать ее за локоть, направляя к выходу в Косой переулок. Она чувствовала, как покалывает шрам недалеко от места касания его пальцев — недалеко от банка, который напомнил ей о Беллатрисе. — Ты напряжена, — прошипел Малфой, как будто сам не был напряжен. — Я не нравлюсь гоблинам, — сказала Гермиона, когда перед ними замаячил Гринготтс. Это одна из, по крайней мере, пяти причин, по которым она была напряжена. — Так бывает, когда ты лично являешься причиной введения новых протоколов безопасности. — Малфой оглядел людей, столпившихся у входа, и пробормотал: «И это меня они отправили в тюрьму». Белый мрамор, белые ступени, а затем полированные бронзовые двери. Малфой провел ее внутрь, положив свою проклятую руку ей на поясницу, слабый утренний солнечный свет сменился дымом свечей, высокими столами кассиров, медными весами, стуком высоких каблуков Гермионы по кафельному полу. Малфой прижимал ее к себе, пока их вели в темный, богато обставленный кабинет — он склонился к ней всем телом, легкими прикосновениями к ее спине и локтем слегка подталкивал ее перед собой. Когда мальчик, лапавший девчонок в коридорах Хогвартса, успел превратиться в этого мужчину? Малфой проводил ее до стула, прежде чем занять свое место слева от нее и взять на себя руководство собранием, его тон был гораздо более резким, чем у Гермионы. Он уверенно говорил о том, чего она хотела, глядя на нее в поисках подтверждения. Она в замешательстве кивнула, когда он перечислил все активы, которые она приобрела в браке, а также ее будущую зарплату и проценты. — Почему не были соблюдены первоначальные инструкции моей жены? — спросил он. — Власть миссис Малфой над хранилищами равна моей. Что я должен подписать, чтобы подтвердить это? Гермиона уставилась на Малфоя, пока их банкир ворчливо доставал новые бумаги, но он не ответил на ее взгляд. Гоблин суетился над бланками, а Малфой подписывал и ставил печать на пергаменте своей чертовой печаткой Дома Малфоев. Затем он встал и подал руку, чтобы вывести ее из кабинета, из банка через вестибюль. — Что, черт возьми, это было, Малфой? — Прошипела она, повернувшись к нему, как только они оказались на улице. — О чем ты? — Он выглядел смущенным и раздраженным. — Я выполнял твои требования. — Ты же не можешь всерьез просить меня поверить, — пробормотала она сквозь стиснутые зубы, — что ты отдаешь мне контроль над сокровищами Малфоев, накопленными за сотни лет. Он наклонился к ней, и теперь они стояли лицом к лицу на ступеньках Гринготтса, застыв на месте. — Ты хотела, чтобы я еженедельно выдавал тебе карманные деньги из семейного бюджета? Ты леди Малфой, а не прислуга, — сказал он с презрением, прежде чем понизить голос. — Но мне не о чем беспокоиться, ведь так? Ты можешь выглядеть как леди — красивой, могущественной, настоящей женой для меня — но ты скорее оденешься в лохмотья и будешь жить на жалованье как у домашнего эльфа, чем прикоснешься к моему чертову золоту, да? Его взгляд блуждал по ее лицу, груди, ожерелью на шее. — Именно, — сказала она. — Я тебе не настоящая жена. Я не просила быть хозяйкой твоего поместья, и ты бы никогда не выбрал меня в качестве… — И все же ты хозяйка моего поместья, и я не могу жениться на другой, которая будет делать для меня то, чего ты не хочешь. — Его голос стал тише, перешел в рычание, и его левая рука теперь сжимала ее бицепс. Она дернулась, но он удержал ее на месте, впившись в нее кончиками пальцев. — Салазар, я связан узами с самой умной ведьмой своего времени, а она уверяет, что ничего не знает о поместье, в котором живет. — Малфой наклонился к ней, распространяя аромат цитрусовых, гвоздики и тепла. — Ты хочешь, чтобы моя мать продолжала управлять поместьем, пока ты будешь спать в моем белье и мыться моей водой? Хочешь, чтобы я держал тебя как домашнее животное? Скажи только слово, любимая, и я буду держать тебя в своей постели и трахать твою золотую киску пять раз в день. Пожалуйста, скажи только слово. — Продолжай умолять, Малфой, и ты никогда не получишь меня. — Она вздернула подбородок, откидывая волосы назад. — И я собираюсь потратить все твое золото. — Попробуй. — Его точеный подбородок приподнялся, когда он посмотрел на нее сверху вниз, скулы заострились, а красивый рот жестоко скривился. — Я не твой бывший парень — ты не можешь потратить сотню галлеонов и разорить меня. — Эй, Гермиона! — раздался мужской голос. — Тебе платят за то, что ты отсасываешь у Пожирателя Смерти? — О, отвали! — крикнул Малфой, и именно так они были запечатлены на первом снимке: его лицо перекошено, вены на виске и горле пульсировали, он схватил ее за поднятую руку, когда она перестала сопротивляться и обратила свой злобный взгляд на репортера. «Драко! У Гермионы есть доступ к хранилищам Малфоев?» «Мисс Грейнджер! Гермиона! Вы считаете, что состояние Малфоев должно было быть конфисковано в качестве компенсации за военные преступления?» «Драко! Сюда! Что вы скажете о сообщениях, что ваша жена бездумно тратит ваши миллионы?» «Драко! Это правда, что вы заставили Золотую девочку подписать брачный контракт? Мистер Малфой!» «Гермиона, дорогая! Что на вас надето? Ваше платье! Кто дизайнер вашего платья?» Журналисты собрались, когда они были внутри — без сомнения, их предупредил кто-то из посетителей Дырявого. Они с Малфоем все еще стояли на ступеньках Гринготтса, отрезанные от побега антиаппарационными чарами. Малфой дернул Гермиону к себе, его прикосновения больше не были легкими указаниями, как когда они были внутри — он буквально протолкнул ее сквозь толпу репортеров и собравшихся зевак, одной рукой обнимая, другой сжимая ее плечо, а его тело было повернуто так, что твердое плечо и локоть образовали клин. Толпа толкала и прижимала ее к нему, она была окружена его теплом, прижата к поджарым мышцам и острым бедрам, его тело защищало ее, словно клетка. Затем они выбрались из-под защиты чар, и она оттолкнула его, упершись руками ему в грудь, ее каблуки проехали по булыжникам мостовой. Последнее, что она увидела перед тем, как аппарировать, был он, крутанувшийся на каблуках и превратившийся в клуб черного дыма.· · ─────── ·· ─────── · ·
Гермиона аппарировала во «Флориш и Блоттс», первое уютное место, о котором успела подумать. Это было неуклюжее появление, но она взяла себя в руки и притворилась, что просматривает страницы, как будто это была самая обычная суббота, и она всегда ходит по магазинам в туфлях на каблуках и разряженная в сапфиры после публичной ссоры с мужем, которого ненавидит. Вскоре она перестала притворяться — у нее в руках были три романа, которые она не успела прочитать, но не могла заставить себя снова поставить на полку. Ее сердцебиение замедлилось; она больше не откидывала волосы, чтобы скрыть лицо и шею. Но она продолжала размышлять над утренней выходкой Малфоя. Представьте, злиться на кого-то за то, что он не потратил ваши деньги. Это, должно быть, ловушка. И все же ты хозяйка моего поместья, и я не могу жениться на другой… Против собственной воли Гермиона поймала себя на мысли, что думает о жене, на которой Малфой рассчитывал жениться. Гермиона всегда представляла ее какой-нибудь пустоголовой светской львицей или фанатичной карьеристкой. Астория Гринграсс или Пэнси Паркинсон. Кого-то, чьи школьные оценки выставлены напоказ, а обязанности заключаются в том, чтобы никогда не надевать одно и то же платье дважды и единожды переспать с Малфоем ради наследника. Делать для меня то, чего ты не хочешь. Секс. Ты хотела, чтобы я еженедельно выдавал тебе карманные деньги из семейного бюджета? Хотела, чтобы моя мать продолжала управлять поместьем? Возможно, дело не только в сексе. Малфой был, по магловским меркам, миллиардером. Гермиона никогда не думала о Нарциссе как о домохозяйке с ограниченным бюджетом. Неужто Малфой считал, что Гермиона, типа, уклоняется от своих обязанностей? Было абсурдно, что Малфой ожидал, что его враг станет управлять его домом. Думал ли он, что Гермиона всего лишь взаимозаменяемый винтик в механизме его чистокровной жизни? Ты можешь выглядеть как леди — красивой, могущественной, настоящей женой для меня. Леди — красивой, могущественной, настоящей женой для меня. Красивой, могущественной, настоящей женой для меня. Настоящей женой для… …Пожирателя Смерти. Гермиона застыла. Шепот донесся из прохода, который она только что покинула. Смотрите, Гермиона Грейнджер — бедняжку заставили выйти замуж за Пожирателя Смерти. Вероятно, именно так говорили люди. Она была жертвой. Она не сделала ничего плохого. Посмотрим, как долго публика будет на твоей стороне, миссис Малфой, постоянно видя тебя рядом со мной, с моим кольцом. Эй, Гермиона! Тебе платят за то, что ты отсасываешь у Пожирателя Смерти? Гермиона вынырнула из раздумий и быстро подошла к кассе, стуча каблуками по полу. Ей нужно убраться отсюда и избавиться от этой одежды. Она нацепила на лицо приятное выражение, когда менеджер тепло улыбнулся. — Гермиона! Так приятно снова тебя видеть. Что у нас тут… Она вернулась на знакомую территорию. Разговаривая о книгах. Интересуясь мнением своего любимого книготорговца. Она снова стала собой. — Мы запишем это на счет Малфоев, не так ли? — Он подмигнул ей — своей самой преданной покупательнице, у которой теперь был неограниченный счет. Ты скорее оденешься в лохмотья и будешь жить на жалованье как у домашнего эльфа, чем прикоснешься к моему чертову золоту, да? И она говорит: «Именно». — Нет, — рявкнула Гермиона слишком громко. — Извините, я просто заплачу. Она набросилась за него не для того, чтобы тратить его чертовы деньги менее чем через полчаса. Он не выиграл эту битву. Хотя, подумала Гермиона, она, возможно, уже проиграла. Позже она увидит фотографии. Они дерутся друг с другом на ступеньках банка, лица разъяренные и презрительные, челюсти и руки сжаты, когда они хватают и тянут друг друга, его глаза горят, все вокруг невидимы, забыты. Затем: Они пробираются сквозь толпу, рука Малфоя обнимает ее, он прикрывает ее своим телом. У него холодный убийственный вид. У нее такой, будто она вот-вот воспламенится. Не выглядело так, словно они враги. Казалось, что они противостоят всему миру. Оба в черном, подбородки подняты, губы искривлены, глаза полны ненависти. Бриллианты у них на руках, сапфиры у нее на шее. Они выглядели богачами с дурной репутацией, опасными. О, Годрик… Она выглядела как Малфой.· · ─────── ·· ─────── · ·
Камин вспыхнул зеленым, и Пэнси, войдя в тускло освещенный кабинет Драко, обнаружила его за письменным столом, а Тео развалился на ближайшем к камину диване с бокалом в руке и копной рыжего меха на коленях. — Привет, придурки, — сказала Пэнси, отряхивая сажу с плеч своего черного платья от Гуччи. — Виновен, — сказал Тео. — Виновен, — согласился Драко, но гораздо менее радостно. Он решительно расписался на лежащем перед ним пергаменте, дал чернилам высохнуть и начал заворачивать его для ожидающего Улисса. Пэнси бросила таблоид, который держала в руках, на диван. — Судя по газетным сплетням, ты бросил Грейнджер, Драко. — Она настояла на том, чтобы иметь собственное хранилище, — запротестовал Драко, оторвавшись от совы. — У нее все еще есть ключ! Мерлин, я не могу победить. — И все же ты продолжаешь бороться. — Тео поднял газету и расхохотался. — Ты даже не представляешь, — мрачно сказал Драко, выпроваживая Улисса из окна. — Что ж, просто делаю доброе дело на сегодня, — сказала Пэнси. — А теперь я сваливаю, как сова. — Ты только что пришла, Пэнс! Выпей! — Неа. — Она ухмыльнулась. — Я встречаюсь с бабушкой Лонгботтома и обещала вести себя наилучшим образом. — Так ты собираешься ее проклясть? — Нет, Тео! — Она шлепнула его по руке. — Вообще-то, я могу целый час быть милой с маленькой старушкой. У меня были уроки этикета! — А как же твоя мать? — спросил Драко, отрываясь от своего гроссбуха. — Нет, с ней я не могу быть милой целый час, — ехидно возразила Пэнси. — Я имел в виду, — сказал Драко, — когда ты собираешься познакомить Лонгботтома со своей матерью? Ты же знаешь, — он приподнял бровь. — Ты же знаешь, что Лонгботтом охотится на Пожирателей Смерти. Ты же знаешь это, Пэнси, верно? Она выпятила подбородок, уперев руку в бедро. — Так ты предлагаешь, — лукаво спросила она, — что я могу познакомить их и позволить природе взять свое? Драко и Тео обменялись взглядами, и лицо Тео расплылось в широкой улыбке. — Просто хотел узнать, будешь ли ты помогать Лонгботтому убирать в доме, — сказал Драко, откидываясь на спинку стула. — Конечно, хорошая жена знает, как убираться, — фыркнула Пэнси (которая не знала, как это делать). — Поместье Паркинсонов не помешало бы проветрить. — Хорошо, — твердо сказал Тео через мгновение. — Это хорошо, Пэнс. Я рад, что у вас с Лонгботтомом все в порядке. — Спасибо, Нотт, — сказала она, с нежностью глядя на Тео. — Он просто… Тео и Драко настороженно переглянулись, когда взгляд Пэнси смягчился. Она вздохнула, словно переживая недавнее воспоминание. Затем она стряхнула с себя это чувство, отсалютовав им двумя пальцами, прежде чем повернуться к камину. — Пока, неудачники. Огонь вспыхнул зеленым, и Драко с Тео посмотрели ей вслед. — Пэнси когда-нибудь становилась мягче после того, как ты с ней переспал? — спросил Тео, задумчиво поерзав на диване и повернулся к Драко. — Нет, — сказал Драко. — Это делало ее еще злее. — Значит, Лонгботтом на самом деле хорош в постели. — Тео серьезно посмотрел на него. — Лучше, чем я в пятнадцать. — Драко отложил перо и вздохнул. — А ты в четырнадцать? — Тео хихикнул. — Мне никогда не было четырнадцать, — фыркнул Драко. — Но я не думаю, что Лонгботтом бил ее по затылку. — Скажи Грейнджер что-нибудь подобное, и, может быть, она набросится на тебя. — Тео фыркнул и сделал глоток огневиски. — Она бьет меня только на людях, — сказал Драко, снова берясь за перо. — Не думал о том, чтобы умолять ее? — Тео, это все, что я делаю! — сказал Драко, не уверенный, шутит ли. Казалось, что так и есть. Вечер еще не наступил, лучи послеполуденного солнца все еще пробивались сквозь окна со свинцовыми переплетами, но в комнате уже было сумрачно. Тео постучал носком кожаного ботинка по персидскому ковру, одна рука его была занята поглаживанием оранжевого чудовища. — Подойди сюда и встань на колени. Дай мне посмотреть на твою технику. — Я уже знаю, что на тебе это сработало. — На мне все работает, — пожал плечами Тео. — Я оппортунист. — И кто-нибудь когда-нибудь отказывался от такой возможности? — пробормотал Драко, закрывая свой гроссбух. Тео наклонил голову из стороны в сторону, просматривая свою мысленную картотеку. — Кое-кто из парней в школе. Блейз. Флинт избил меня. Крэбб и Гойл меня не интересовали. — Затем он ухмыльнулся. — Девчонки — никогда. — Нет, ты бы мне сказал. — Драко перевел взгляд на плоскомордого зверя, мурлыкающего на коленях у Тео. Тео приподнял брови. — Я бы этого не сделал. Я бы позволил ей трахать меня до потери сознания в Запретной секции, а потом мы бы сравнили конспекты занятий и дописали наши эссе, и ее последними словами, обращенными ко мне, были: «не говори этому придурку Малфою, или я оторву тебе яйца». — Ты хочешь сказать… — Глаза Драко сузились. — Это теоретическое упражнение, приятель. Я просто хочу сказать, что мы оба знаем, что ты был бы ужасен с ней. Драко уже задумался, представляя, как Нотт подходит к нему в гостиной Слизерина и рассказывает, что он переспал с Гермионой Грейнджер в Запретной секции. Драко хотел бы знать все. Как ему удалось? Снял ли он с нее лифчик? Действительно ли сиськи были так хороши, как Драко предполагал? (Он все еще не знал). Какие звуки она издавала? Отсосала ли она ему сначала? Он бы задал миллион вопросов. А потом он хотел бы сделать это сам. Он ни за что не оставил бы это перо на шляпе Нотта. Но она бы ему ни за что не позволила. Это потребовало бы такой степени издевательств (с его стороны) и отвращения к себе (с ее стороны), о которой Драко и не думал — ну, да, он был способен на это. Очевидно, не сейчас, потому что он все еще не переспал со своей женой. Но когда ему было пятнадцать? Ревновал к Тео? Яростно соперничал с Поттером? Интересовался ею? Да. Ему просто не приходило в голову, что ее возможно соблазнить. Если бы Тео доказал, что это так, он бы сорвался с места в один миг. Он бы набросился на нее в той самой библиотеке. А потом бы бросил в лицо святому Поттеру, что трахнул мозги Золотого трио. Он бы расклеил листовки по всей школе, на значках, написал бы об этом гребаную песню, которую заставил бы репетировать всю слизеринскую гостиную. Так что, да, он был бы ужасен с ней. И она это знала. Вот почему — до него только сейчас дошло — вот почему она не позволяла ему прикасаться к себе сейчас. Она думала, что его интерес был подстроен так, чтобы потом издеваться над ней, если она ему позволит. Он никогда не сможет доказать обратное, если она не позволит ему первой. И она никогда бы не доверилась ему настолько, чтобы сделать это. Драко застонал. Он никогда не перестанет расплачиваться за свое прошлое. — Ты пробовал плакать? — спросил Тео. — Девчонкам это нравится.· · ─────── ·· ─────── · ·
Молли и Рон весело хихикали над Малфоем, высмеивая его морду хорька, его плаксивую трусость, нелепых павлинов—альбиносов в Мэноре — в общем, все лучшие хиты альбома «Почему Драко Малфой — хуже всех». Гермиона смеялась вместе с ними, держа в руках кружку с крепким чаем, наслаждаясь уютом и безопасностью Норы. Она переместилась из «Дырявого» и сразу же переоделась в старую футболку и магловские леггинсы, которые Джинни оставила дома. (Спасибо Годрику за спандекс, потому что у Джинни и Гермионы были разные задницы.) Рон появился немного позже, ища свой шарф Гарпий. Но чем больше Рон и его мать разбирали этого прохвоста Малфоя, тем больше Гермионе приходилось бороться с желанием исправить детали, в которых они ошиблись. — Богатенький придурок, который боится, что ты наложишь руки на его драгоценное золото, ага? — фыркнул Рон. — Скорее, он обиделся, что я этого не хочу! — рассмеялась Гермиона. Рон наморщил нос, его глаза изучали ее, кольцо на ее руке. — Нарцисса сбежала во Францию, не так ли? — усмехнулась Молли. — Слишком нетерпима, чтобы жить с тобой в одном доме. Наверное, думает, что ты собираешься украсть ее серебро. Испачкаешь шелковую обивку. У нее мелькали те же мысли, но Гермиона могла только рассмеяться. Молли уверяла Гермиону, что она на ее стороне, но иногда, когда она так говорила, Гермиона слышала только, как Молли напоминает ей, какой отталкивающей ее считают другие люди. Она подумала о тщательно составленном приветственном письме Нарциссы, в котором та выражала надежду, что она и Малфой, возможно, когда-нибудь обретут взаимное уважение. Планка для брака, к сожалению, низкая, но Гермиона была рада тому, что Нарцисса не писала витиеватых слов о любви и не притворялась, что они с Малфоем могут соответствовать этой планке сейчас. У Гермионы защемило в груди при мысли о том, что Нарцисса могла бы принять ее брак по расчету. В каком-то смысле — ужасная мысль — что родная мать Гермионы не приняла бы. Гермиона попыталась представить, как рассказывает своей матери, что ее заставили выйти замуж за фанатичного школьного засранца, ставшего фашистом во время войны, и что она сделала это, потому что ей было невыносимо покидать мир, в котором произошла та война. Что магия, которую она не могла потерять, теперь неразрывно связана с травмой, которую она никогда не сможет залечить, и она все равно предпочла его миру маглов. Миру, в котором жили ее родители. Она могла представить себе недоверчивое выражение на лице своей матери. («Дорогая, что ты имеешь в виду, когда говоришь, что они заставляют тебя выходить замуж за злого волшебника? Просто вернись домой и поступи в университет!») Гермиона подумала об осторожных выражениях Нарциссой сожалений по поводу того, что случилось с Гермионой во время войны, за не самые приятные воспоминания Гермионы о Малфое в школе. Ее заверения в том, что Малфой теперь будет послушным мужем Гермионе. Нарцисса считала, что у Драко все в порядке с головой, и все же написала так, как будто он должен вымолить у Гермионы хорошее отношение, ни словом не обмолвившись о том, что Гермиона недостаточно хороша для него. Старомодные свадебные банальности, предположила Гермиона. — Люциуса и Нарциссу, должно быть, хватил удар при мысли о том, что у Драко может быть ребенок от тебя, — размышляла Молли. — Мама! — простонал Рон, ставя кружку на стол. — Она взрослая женщина, Рональд! Живет со своим мужем. Всякое случается. Когда я была в твоем возрасте… — Да, да, мам! Когда ты была в моем возрасте, нас уже было четверо. — Рон закатил глаза. Затем, бросив на нее многозначительный взгляд, добавил: «Миона не позволит ему ни к чему ее принуждать». — Возможно, их лишат наследства, раз уж он так поступил с тобой, — фыркнула Молли, возясь с кухонным полотенцем. Все дети, зачатые в браке, будут носить фамилию Малфой. Я больше всего на свете желаю, чтобы Поместье когда-нибудь стало местом безопасности и довольства для вас и ваших детей. Моя мама надеется, что мы станем трахаться в каждой комнате дома и дважды — на кухне и скоро заделаем наследника… — Возможно, — сказала Гермиона. Она импульсивно переместилась в Нору, потому что, стоя во «Флориш и Боттс», Гермиона почувствовала сокрушительную тяжесть в груди от осознания того, что у нее больше нет родителей. Это было внезапное ощущение нереальности происходящего — момент, когда она не могла поверить, что их нет, и что этот факт все еще казался таким острым, таким по-новому невероятным даже сейчас. В своем ужасе и отчаянии во время войны она так тщательно стерла воспоминания своих родителей о ней, что их просто невозможно восстановить. Она была так решительно настроена защитить их, что потеряла навсегда, так боялась, что они испытают боль, что отдала ради этого всю свою жизнь. Гермионе приходилось каждый день помнить и принимать тот факт, что она осиротела по собственной вине. Как и ее шрам, это была реальность, которую она не могла изменить. Это только ухудшило бы ситуацию. Но были моменты, когда она думала, что тяжесть в груди поглотит ее, словно черная дыра. Гермиона напомнила себе, что у нее ее собственной матери, но она у нее была другая. Поэтому она пришла навестить Молли. А Молли обняла ее и засуетилась, помогая найти, во что переодеться, и приготовила чашку чая. И теперь Молли и Рон были заняты тем, что успокаивали Гермиону тем, что она лучшая, а Малфой — худший, но при этом, оскорбляя ее так же часто, как и Малфоя, и Гермиона изо всех сил старалась держаться.· · ─────── ·· ─────── · ·
Панси сидела верхом на Лонгботтоме на диванчике, украшенном ручной вышивкой, в его пугающе простом каменном коттедже и целовала его в шею. Его руки были на ее ребрах, твердые и успокаивающие, когда он шептал: «Пэнси… впечатляющая, импозантная Пэнси. Ошеломляющая… ужасающая… завораживающая Пэнси…» Она счастливо вздохнула и лизнула его в подбородок. — Ты понравилась ба, — сказал он. — Я же говорила тебе, что могу быть вежливой. — Она улыбнулась и поцеловала его в губы. Но затем ее улыбка погасла. — Невилл, — сказала она. — Хм? — Лонгботтом повернулся, чтобы посмотреть ей в глаза, и внезапно она затаила дыхание. — Я не хочу, чтобы моя мать была на свадьбе. — Тогда она не приглашена. — Но она расстроится. — Она нахмурилась. — Это ее чувства, а не твои, — ровным голосом произнес он. Она прижала ладони к его груди. Он был теплым и крепким, и от него все еще слегка пахло теплицей, даже после ужина. — Но что скажут люди? — Не наше дело. — Хммм… — Она прикусила губу. — Ты уже знаешь, чего хочешь, — сказал он, его лицо было спокойным и открытым. — И мы сделаем так, как ты хочешь. Она кивнула, но почувствовала, как ее брови сошлись на переносице, а челюсть напряглась. Она знала, что все так просто, но это вовсе не казалось простым, особенно когда дело касалось ее матери. — Твое обаяние работает. — Он коснулся пальцем темно-красной помады на ее нижней губе. — Умная, умелая Пэнси… Она приоткрыла губы и лизнула его палец. Он погрузил его ей в рот, чтобы она могла пососать его. — Пэнси, — мягко сказал он. — Я собираюсь достать свой член и трахнуть тебя в рот. Это поможет тебе перестать волноваться? Она кивнула, лаская его палец. — Хорошо. Он медленно отнял руку от ее губ, наклонился и поцеловал ее, не торопясь, глубоко. Затем, поднявшись, он прижал ее к себе, ее ноги обвились вокруг его талии, а руки — вокруг шеи. Он отнес ее в спальню. Она стояла на коленях на кровати, а он стоял рядом, целуя ее, расстегивая корсет платья спереди, по одному крючку за раз. Он задрал юбку к ее бедрам, а затем потянул, заставляя ее снять платье через голову и отбросил его в сторону. Его мозолистые ладони скользили по ее груди, пока она расстегивала его рубашку, его рука опустилась, чтобы коснуться клитора через тонкий шелк трусиков. — На спину, — тихо сказал он. — Голову вниз. Она высвободилась из трусиков, закусив губу, наблюдая, как он уверенными руками снимает рубашку, ботинки и носки, брюки. Его член был твердым и блестящим. Она тряхнула волосами, дрожа от предвкушения, и устроилась на спине поперек кровати, подтянув колени и свесив голову с края. Кровь бросилась ей в голову, это было странное ощущение. Она облизнула губы и протянула руку между ног, чтобы потереть клитор. Затем его пальцы оказались на ее шее. Он погладил ее горло, легко касаясь кончиками пальцев ее кожи, а другой рукой — своего члена. Она вздохнула, погружаясь в себя, его прикосновения прошлись по ее горлу, спустились к ключице и снова поднялись вверх. Он провел пальцами по ее подбородку, к губам. Она открыла рот, и кончики его пальцев скользнули внутрь, нежно оттянув ее нижнюю губу, скользкую от слюны. Затем его пальцы заменил член, ее язык изогнулся, чтобы облизать головку, которая налилась кровью, клитор гудел от быстрого, но уверенного нажатия ее руки. Она облизала его член, и он медленно втолкнул его глубже в рот, как бы прося, чтобы она расслабила челюсть и сосредоточилась на дыхании через нос. Его член заполнил рот, и ее язык двигался автоматически, инстинктивно, кружась вокруг него. Ей не нужно было думать. Ей почти не нужно было двигаться. Она просто терла свой клитор, вдыхала через нос и расслабила челюсть, ее губы естественно приоткрылись, когда она опустила голову ниже после того, как он встал с кровати и снова вогнал член ей в рот, а затем глубже по гладкой линии ее горла. Он склонился над ней, его руки были на ее груди, кончики пальцев касались ее твердых сосков, когда он трахал ее, а она касалась своего клитора, и все остальное исчезло. Она едва могла думать и дышать, и это было прекрасно. Затем его покрытые шрамами руки переместились к ее влагалищу, пальцы скользнули внутрь. Он ускорился, все быстрее трахая ее рот, погрузив в нее свои пальцы. Он продолжал в немыслимом темпе, а потом она кончила, замерев на месте, содрогнувшись, и он перестал двигаться, в то время как все внутри сокращалось, а затем снова накатывало волнами. Затем он осторожно отстранился от нее, тихонько подталкивая и притягивая к себе, чтобы развернуть на кровати, и вот она уже мягкая и податливая, словно из нее достали все кости, а он стоит и трахает ее жестко и быстро на краю кровати, положив руки ей на бедра, сжимая до синяков до тех пор, пока не кончил. — Мерлин, Пэнси, — пробормотал он, тяжело дыша и склоняясь над ней. Ее губы прижимались к его горлу, под кожей учащенно билось его сердце. Он забрался в постель и притянул ее к себе, так что их головы оказались на подушках, и когда он наклонился, чтобы поцеловать ее, положив руку ей на живот, она коснулась кончиком пальца его подбородка. — Невилл, скажи мне, что я не могу пригласить свою мать на свадьбу. — Ты не можешь пригласить свою мать на свадьбу, Пэнси, — торжественно произнес он. — Хорошо, — сказала она. — Тогда решено.· · ─────── ·· ─────── · ·
ВОСКРЕСЕНЬЕ, 20 июля 2003 г. Трибуна «Холихедский гарпий» была полна рыжих — Сьюзен Боунс -Уизли, Рон Уизли, Джордж Уизли — и Поттер. Драко дрался со всеми присутствующими мужчинами и даже ударил Поттера по лицу, прежде чем тот так сильно распорол ему торс, что он чуть не истек кровью. Мысленно Драко настроился на прекрасный день. Он спустился по ступенькам к первому ряду, откуда были видны волосы его жены спереди и по центру, а Поттера — по другую сторону от нее. Джордж заметил его первым, и на его лице медленно расплылась озорная ухмылка. «Гарпии» играли с «Соколами» — клубом Драко, и на нем были черные брюки, черная рубашка на пуговицах и шарф этой команды, хотя он и был немного чересчур теплым для сегодняшней погоды. — Миссис Уизли. Уизли. Уизли. Уизли. Поттер. Дорогая. — поприветствовал собравшихся Драко, остановившись у подножия лестницы. — Что ты здесь делаешь? — Голова его жены резко повернулась при первых звуках его голоса. — Меня пригласили, — просто сказал он, садясь рядом с ней. Она снова повернула голову к Поттеру, который приподнял брови с выражением, которое Драко истолковал как кто бы мог подумать. Так что его жена была не просто удивлена, что он появился после их последней ссоры — Поттер вообще не упоминал при ней о вмешательстве Джиневры. Блестяще. Драко наслаждался каждый раз, когда ловил святого Поттера на трусости. Его жена повернулась к нему, уставившись на бело-серый шарф в море зеленых и золотых шарфов Гарпий. — Малфой, мы здесь, чтобы поддержать Джинни. — Кого? — безучастно спросил он. Зазвучал голос диктора, и Драко понял, что прибыл как раз вовремя. — «Холихедские Гарпии» хотели бы выразить сердечную благодарность миссис Гермионе Грейнджер — Малфой за ее щедрое пожертвование метел «Нимбус 3000» для всей команды. Пожалуйста, выразите свою признательность миссис Малфой, которая сегодня здесь, с нами! Его жена слабо улыбнулась и растерянно огляделась, когда все головы на стадионе повернулись к ней, толпа разразилась бурными аплодисментами, в то время как небольшая группа фанатов «Соколов» освистала ее. Драко позволил себе едва заметную ухмылку, разглаживая свой шарф. Несколькими совами, отправленными вчера днем, и ничтожным количеством галлеонов он только что подорвал ее моральный дух. Она еще даже не осознавала этого. Его жене предстояло узнать, каково это — иметь деньги. Люди хотели, чтобы ты их потратил, а потом возмущались, когда ты это делал. Они были слишком далеко от остальных болельщиков, чтобы Драко мог расслышать приглушенные комментарии, но он вполне мог представить их: «О-бла-бла. чертовы богачи», «Наверное, классно быть сделанным из золота», «Теперь у Гарпий просто несправедливое преимущество!». — Молодец, Гермиона! Использовать средства Хорька, чтобы он хоть раз поддержал правильную команду! — хохотнул Джордж. — Нимбус 3000! Они еще даже не выпущены в продажу! — Рон оказался проницательным. — Очень по-малфоевски, Гермиона. — сказал Поттер, прищурившись, и посмотрел на Драко. — Ну, теперь она Малфой, — ответил Драко, перегибаясь через нее, чтобы взглянуть на Избранного. Его жена тоже прищурилась, глядя на него. Команды вышли на поле для предматчевой разминки, и Джиневра поднялась в ложу — он мог признать, что она хорошо справлялась с метлой. (Про себя — он никогда бы не сказал этого вслух). Она перегнулась через ограждение ложи, чтобы поцеловать Поттера под одобрительные возгласы толпы, а затем, повернувшись спиной к полю, одарила Драко серией непристойных жестов, от которых ее братья заржали. Драко ответил на приветствие отсалютовав двумя пальцами — жест фанатов «Гарпий», — но он не собирался делать это на публике. Джиневра подмигнула и умчалась прочь, ее зеленый форменный плащ развевался за ней. Драко на мгновение ощутил острую боль, которая распространилась из груди в горло и стала душить его, до того сильно он скучал по квиддичу. Сплоченность слизеринской команды, выход в кожаной форме на морозный утренний воздух, запах чистого, влажного от росы поля, всплеск адреналина от рева толпы… Его затошнило от ностальгии. Он уже никогда не будет таким молодым и полным надежд. Матч начался, и Драко начал раздражать свою вечно любимую жену. Его лучшей тактикой было выбрать терпеливый тон и рассказывать ей обо всей игре, как будто он объяснял ее тугодуму-первогодке, который никогда не слышал о квиддиче. Учитывая, как мало внимания она уделяла школьным трибунам — да, он время от времени поглядывал на них, — он был уверен, что это была в значительной степени полезная информация. — Я это знаю, Малфой, — процедила она сквозь стиснутые зубы, но вскоре Поттер — этот тайный умник — с хитрой улыбкой вмешался в разговор, и тогда Джордж и Рон смогли влезть в разговор, а Сьюзен подмигнула Рону. Он был на профессиональном матче по квиддичу, безжалостно дразнил ведьму, которую хотел безжалостно трахнуть, общался с Джорджем Уизли — Салазар, он восхищался близнецами, когда был маленьким, собственно, как и все остальные слизеринцы, — все предвещало очень хороший день, но потом Сьюзен Боунс закричала, и лицо Драко исказилось от боли. Его голова откинулась назад… Удар бладжером в лицо — вот что тебе нужно, чтобы завершить этот ансамбль. Неужели эта чертова Уизли его подставила? Его голова дернулась вперед, а затем он соскользнул со стула на одно колено, обхватив руками изуродованное лицо… сколько раз эти ублюдки будут ломать его проклятый нос? … и яростно ругаясь. — Малфой! Мерлин, покажи мне… Малфой, дай мне посмотреть… Его жена стояла, склонившись над ним, а потом ее пальцы вцепились в его, и он заорал что-то насчет ее чертовых троллях-полоумных рыжих дружках, которые наносят предательские удары в спину, пытаясь его прикончить и отталкивал ее руки — они нелепо хлопали друг по другу, в то время как у него потемнело в глазах и кровь из носа потекла ему в горло, — а потом она схватила его за волосы и запрокинула его голову назад. — Пошла ты! — закричал он, его руки опустились, чтобы схватить ее за ноги — твердые коленные чашечки под магловскими джинсами, — а она стояла над ним, больно вцепившись пятерней в его растрепанные волосы. Его рот открыт, подбородок выпячен вперед — голова запрокинута назад, он не мог дышать через сломанный нос — и свирепо смотрел на нее снизу вверх. Ее карие глаза отливали золотом. Кудри каскадом рассыпались по плечам. Она выглядела раздраженной, расстроенной, испуганной. Переживала за него? Скажи, что любишь меня, глупо подумал он. Скажи, что я ничего не стою. Скажи, что все равно хочешь меня. Скажи, что я твой. — Я тебя ненавижу, — прошипел он. Она зарычала и сильнее потянула его за волосы — боль была невероятно острой — и наклонила свое лицо ближе, еще ближе, ее глаза встретились с его, ее губы приблизились к его губам, пока она не произнесла, медленно и отчетливо: «Я… тоже…ненавижу …тебя.» Он вздохнул, его плечи опустились, дыхание с шумом вылетело из его открытого рта. Жар и эмоции, исходившие от нее в тот момент, казались такими сильными, и все это — все ее внимание — было сосредоточено на нем, именно там, где он хотел. Он наслаждался этим, глядя на нее снизу вверх. Это было то, чего он хотел. Все это. Он был реальным. Она видела его. — Твою мать, Малфой, — прошипела она. — Перестань пялиться на меня. Он лениво усмехнулся, и тут она с отвращением оттолкнула его голову, ослабив хватку на волосах, и он позволил себе откинуться назад. — У него сотрясение мозга? — Спросила Сьюзен Боунс. Король- Уизли и единственный Оставшийся В Живых Хороший Уизли на что-то спорили. Поттер, как он и думал, был бесполезен. Драко улучил минутку, чтобы прислониться головой к твердым деревянным ступенькам, ведущим в заднюю часть ложи, и посмотреть на небо. — Кто-то должен привести в порядок рожу Малфоя. — Голос Уизелби. — Давай я. — В голосе Джорджа слышалось нетерпение. Хором раздалось «Нет!» Перед ним было лицо его жены. — Сделай это, любимая, — сказал он. — Я не доверяю этим кретинам. Всеобщее возмущение. — Поверь, мне насрать, что будет с твоим лицом, — сказала его очаровательная жена. Жалкая попытка, подумал он. — Я верю, что твое эго не позволит тебе плохо справиться с этим, — сказал он, и гнев в ее глазах подсказал ему, что он прав. Я знаю тебя. — Я отведу Малфоя домой, — устало сказала она. Общий протест. — Но, дорогая, ты же любишь квиддич, — сказал Драко, заслужив недовольный взгляд. — Я проведу его мимо защитных чар поля и аппарирую обратно в Мэнор, — твердо сказала она, наклоняясь, чтобы поднять свою расшитую бисером сумку. — Будь осторожна! — крикнула Сьюзен Боунс, явно довольная, что он уходит.· · ─────── ·· ─────── · ·
Малфой оттолкнул ее. Она вытащила его из ложи Гарпий, расталкивая прессу и случайных зевак — все, разинув рты, смотрели на кровь, стекающую по его лицу, когда она тащила его за руку, его настроение ухудшалось с каждым шагом — и аппарировала в их общую гостиную. Теперь он, спотыкаясь, направлялся к своему крылу. — Вернись и дай мне привести в порядок твое лицо, — крикнула она вслед. — Нет, — проорал он в ответ, что, как она поняла, означало: «Да, но я заставлю тебя побегать за мной». Гермиона чувствовала себя достаточно погано из-за носа Малфоя, чтобы сделать это. Он распахнул дверь и исчез внутри, пройдя мимо своей гостиной в спальню, которая была намного больше, чем у Гермионы. Зеленые стены, такие темные, что казались почти черными, стопка книг на диване у камина, черное дерево, сверкающее серебро… Все здесь было пропитано его личной магией так же глубоко и тонко, как ароматом цитрусовых, гвоздики и драконьей кожи. Магия Блэков в ее кольце согревала. Шрам на левом предплечье горел и жалил. Его шарф валялся на полу. Опередив ее, Малфой потянулся к своим лопаткам, чтобы сгрести в кулак свою черную рубашку, а затем стянул ее через голову, сорвав в два движения, отчего его волосы встали дыбом. Его майка задралась, и Гермиона увидела участок обнаженной кожи внизу спины, такой бледный и гладкий, что выглядело жутковато. А потом он выругался и стянул с себя майку, уже запачканную кровью, на ходу бросив ее на ковер. Гермиона наблюдала, как при каждом движении перекатывались мускулы на его спине и плечах, и ее сердцебиение учащалось. Малфой скинул ботинки — из черной драконьей кожи, с острыми, как его подбородок, мысками, — оставив их позади себя. И вот он уже приближался к своей кровати, а она тащилась за ним, приговаривая: «Малфой, подожди. Вернись». — Нет, — раздраженно сказал он. — Этот день — полное дерьмо. Я возвращаюсь в постель. — Малфой… И тут он остановился перед ней, снимая брюки грубыми, нетерпеливыми руками. У Гермионы перехватило дыхание, когда он швырнул их, снял носки и приготовился забраться в постель в одних трусах. — Малфой… Он резко повернулся, и — Гермиона этого не хотела — она издала какой-то звук. Левая сторона его груди, ребра, тянущиеся вниз по торсу, пересекающие мышцы пресса — все покрывали глубокие шрамы. Темная Метка маячила на краю поля зрения, но ее взгляд был прикован к тому ущербу, который причинил ему Гарри. Малфой увидел, как ее глаза следят за рельефными, ломаными линиями — белое на белом — и ухмыльнулся, его нос сломан, губы в крови, вокруг глаз образовались синяки. — Знаешь, любимая, я тоже своего рода Мальчик, Который Выжил. Затем он повернулся и откинул покрывало — Годрик, ну просто королева драмы — и забрался на белоснежные простыни, на которые капала кровь. Кровать была достаточно большой для четверых, и он не остановился, пока не улегся посередине, вынуждая ее следовать за ним, если она хотела исцелить его. А хотела ли она? Он был прав — ее эго не позволяло ей не решить проблему, когда она могла. А эти шрамы от сектумсемпры… Они не ее вина. Она ничего не сделала. Но она была потрясена. Она не знала… Гермиона не хотела хреново себя чувствовать из-за Малфоя. Она не собиралась провести всю оставшуюся жизнь, смотря на его плохо заживший нос. Она вздохнула, сбросила туфли и забралась к нему в постель. Его голова была откинута на слишком мягкую подушку, он дышал ртом, глаза закрыты, правая рука прижата к груди. Жалкий плакса с лицом хорька. Гермиона устроилась на коленях справа от него, присев на корточки. Она скинула свою сумку и достала из нее болеутоляющую настойку, зелье для сна без сновидений, пасту от синяков и бадьян. Это были лишь некоторые из тех припасов, которые она обычно носила с собой в своей расширенной сумке. Затем она быстро и яростно потерла левое предплечье длинным рукавом рубашки, пытаясь отвлечься от жжения в шраме и при этом не поцарапать раздраженную кожу, прежде чем закатать рукава и приступить к работе. Она развернулась к нему, подняв палочку, чтобы провести диагностику, и он моргнул, открыв глаза, повернув голову вправо, чтобы посмотреть на нее. Она замолчала, когда его взгляд скользнул по ее обнаженному предплечью и его левая рука скользнула вниз и легко коснулась ее запястья. Его пальцы развернули ее предплечье к себе, и она осознала, что задержала дыхание. Она не хотела, чтобы он видел. И хотела, чтобы он видел. Его рука была в крови — засыхающая, липкая кровь, оставшаяся от удара по носу, кровь в прорезях бриллиантового кольца, свежая кровь на пальцах от того, что он только что провел пальцем по верхней губе. Гермиона наблюдала, как он медленно, намеренно провел кончиками пальцев по шраму, врезавшемуся в ее плоть, размазывая свою свежую красную кровь по ее предплечью. — Я его ненавижу, — сказал он тихо, как бы про себя, не отводя от него взгляда. Гермиона замерла. Он не имел права. У нее по спине побежали мурашки. В груди и спине у нее покалывало, гудело, как будто на нее надвигалось что-то ужасное, но она не могла пошевелиться, не могла отвести взгляд. Ей следовало отдернуть свою руку. Ей следовало отбросить его руку. Но шрам… Казалось, он вздохнул, когда окровавленные пальцы заскользили по ее поврежденной коже. Малфой убрал руку, позволив ей упасть, и снова закрыл глаза. — Я его ненавижу, — печально повторил он. Гермиона уставилась на него с каменным лицом. Она оглядела свое предплечье, раздраженная кожа остывала, кровь влажно блестела в тусклом свете. Она снова посмотрела на него: лицо в синяках и крови, левая сторона туловища покрыта шрамами. Она едва могла разглядеть краешек Темной Метки, поблекший, но все еще заметный на фоне его бледной кожи. Гермиона никогда не видела, чтобы он демонстрировал ее на публике, никогда не видела его в чем-либо, кроме одежды с длинными рукавами, со времен суда. Теперь она могла рассмотреть, что на ней не было ни шрамов, ни ожогов, ни дополнительных чернил — никаких признаков того, что Малфой когда-либо пытался ее удалить или замаскировать. Она глянула на номер заключенного Азкабана на правой стороне его шеи. Никогда не было бы никаких сомнений в том, что он сделал и чего не сделал. — Я собиралась поступить в магловский университет, — сказала Гермиона, ее слова были резкими и горькими. — Но оказалось, что у меня плохо получается притворяться восемнадцатилетней девушкой, которая только что не прошла через войну. Она не была уверена, зачем говорит ему это. Может, потому, что иногда легче признаться в том, что ты облажался тому, кто уже презирал тебя. Ее друзья могли бы думать о ней хуже. Он не мог. Ее друзья пожалели бы ее. Он бы не стал. Хуже того, ее друзья могут разочаровать ее, если не поймут. Он не мог причинить ей боль таким образом. — Мне там не нравится, — сказал он, и она поняла, что он имеет в виду мир маглов. — Чувствую себя призраком. Ничто не имеет значения. У Гермионы мурашки побежали по спине. Он даже не взглянул на нее. В школе она бы ужасно обиделась. («В мире маглов ничто не имеет значения? Прошу прощения?») Но теперь она точно знала, о чем он говорит. Возможно ли это? Возможно ли, что он описывал что-то близкое к тому, что она чувствовала? Не то чтобы ничто в мире маглов не имело значение, но то, что она сделала здесь, не имело значения — и то, что она здесь сделала, было слишком важным для нее, чтобы не иметь значения. Но зачем Малфою помнить о том, что он сделал здесь? Он не сделал ничего хорошего. Она посмотрела на Темную Метку, поблекшую, но нетронутую, на его руке. Он мог бы трахнуть половину магловского Лондона и тратить свои миллиарды там, где никто его не узнает. Даже если бы он не использовал свою магию — а он бы использовал, — то, быть настолько богатым, как он, тоже было бы своего рода волшебством. Она посмотрела на татуировку из Азкабана, которую он почти не пытался скрыть, хотя она и была уверена, что он точно не гордился ей. — Вместо этого я изучила целительство, — сказала она, как будто ему было не плевать. — Я уже планировала работать в Министерстве, но подумала, что на всякий случай… Он посмотрел на нее, и она поняла, что он слышит все, чего она не сказала вслух: на случай новой войны. На случай, если восстанет другой Темный лорд или фанатики добьются успеха, и я буду спасаться бегством, раненая, в муках, мои друзья будут умирать вокруг, без портключей, без больниц, без помощи. На случай, если меня снова схватят и будут пытать такие люди, как ты, Малфой. Может быть, благодаря тебе. Он не отвел взгляда. Она провела диагностику. Сотрясения мозга нет. Просто идиот. Она убрала кровь с его лица серией очищающих заклинаний, вернула нос на место быстрым Эпискей, выдавила каплю настойки бадьяна на поврежденную кожу на переносице, и взяла пасту для удаления синяков. Ей не нужно было этого делать. Он мог бы наколдовать зеркало и сделать это сам. Он мог бы жить с синяками под глазами. Она отвинтила крышку с неглубокой баночки с густой желтой пастой. Он наблюдал, как она наносит немного на кончик пальца. Она колебалась. Он не усмехнулся, призывая ее остановиться, не схватил ее за запястье. Она пошевелила бедрами. Она стояла лицом к нему, поджав под себя ноги на его кровати, одна из них теперь прижималась к его обнаженному боку от колена до бедра, его рука касалась ее. Он был теплым, дышал ровно. Она наклонилась к его лицу и медленно коснулась кончиком пальца его щеки. Его глаза закрылись. Прошу, любимая, избавь меня от страданий. Сделай это голыми руками. Гермиона работала осторожно, поглаживая нежную кожу у него под глазами, над острыми скулами. Он положил руку ей на ногу. Она старалась не думать о том, что она прижималась к почти обнаженному Драко Малфою в его постели, касаясь его лица. Тебе это нравится так же сильно, как и мне, любимая? Я готов трахаться. Ты можешь перебраться в мою кровать. Я вылижу каждый дюйм твоего тела. Ты так заводишь меня, дорогая. Я хочу попробовать твою киску. Хочу скользнуть в тебя языком. Я хочу погрузить пальцы в твою пизду и сосать твой клитор. Я буду держать тебя в своей постели и трахать твою золотую киску пять раз в день. Скажи мне, что делать, и я сделаю. Прошу, только скажи. Он ничего этого не сказал. Он просто закрыл глаза и позволил ей прикоснуться к нему. Наконец, она откинулась назад и закрутила крышку на баночке. Он открыл глаза и увидел, как она взяла первый пузырек с зельем. — Болеутоляющее. Он кивнул и взял у нее бутылек, приподнявшись, чтобы отпить. Он протянул ей пустой флакон, и она забрала его. Подняла следующий. — Сон без сновидений? Он кивнул, и она передала ему зелье. Было странно впервые работать сообща. Легко. Она начала собирать зелья обратно свою сумку. Ей нужно будет пополнить запасы. Ей стало интересно, кто готовит их для Мэнора. Ей нравилось варить свои собственные. — Останься, — сказал он, — пока я не засну. Она подняла глаза, но он уже снова лег. Он не смотрел на нее. Момент затянулся. — Останься, я буду хорошо себя вести. Но я не хороший… Она посмотрела на него. Развернулась и села рядом с ним, прислонившись спиной к изголовью кровати. — Ты будешь в порядке? — спросила она, глядя на него сверху вниз, наблюдая. — Буду, — пробормотал он. — Только ради тебя.· · ─────── ·· ─────── · ·
Гермиона проснулась при слабом освещении, ее тело ощущалось теплым и окоченевшим. Она лежала, прислонившись к изголовью кровати, под ней была подушка… изголовья кровати Малфоя. Она все еще была в постели Малфоя. Она заснула… Похоже, было время ужина. Ее левая рука обнимала… Малфоя. Он прижался к ней, прислонившись лбом к ее бедру, шрамы на его ребрах вздымались и опускались в такт его дыханию, простыня сбилась на талии. Ее рука свободно обвивалась вокруг него. Его левая рука сжимая верхнюю часть ее бедра. Окровавленное бриллиантовое кольцо блеснуло в тусклом свете. Его рука обхватывала мышцы ее бедра, большой палец — с одной стороны, все остальные — с другой. Жар просачивался сквозь тонкую ткань ее джинсов. Это не казалось чем-то обыденным. И близко нет. Собственник. Ей пришло в голову, что она могла попросить Пип подправить ему лицо.· · ─────── ·· ─────── · ·
Тео был прикован к кровати за шею, на нем было только эрекционное кольцо. Каждый шаг, который привел его сюда, казался вполне разумным, но потом Тео сказали, что он плохо разбирается в границах дозволенного. Ему подставили сосок, и он послушно начал сосать, поглаживая руками ее бедра и задницу, когда она оседлала его колени. Он не расслышал ее имени — не лучшая его работа. Обычно он обращал внимание на такое, даже если люди считали, что он этого не делает. — Я убираю руки, — пробормотала она. Он поднял взгляд, облизывая ее сосок, и нетерпеливо кивнул. Это ее потеря, но зато больше внимания к нему. Она наткнулась на магловские наручники. Стоит ли ему удивляться, зачем у нее в сумке столько снаряжения? Но не все путешествовали налегке, в отличие от Тео. Он лизнул ее в центр груди, когда она прижалась к нему, привязывая его запястья к раме кровати — кованое совершенство, которого не встретишь ни в одном магловском отеле. Она выбрала этот отель намеренно. Его собирались ограбить, не так ли? Как возбуждающе! Если бы это было так, то наверняка происходящее доставляло бы ей больше удовольствия. Она была чертовски мрачна. Она отодвинулась, а затем наклонилась, чтобы поцеловать его, рука потянулась назад, чтобы поиграть с его членом. Это было приятно, но он хотел большего. Она продолжала отстраняться, и Тео подался вперед, чтобы продлить поцелуй, позволив цепочке на своей шее впиться в него. — Мой муж внизу, в пабе. Я собираюсь заставить тебя отсосать у него, — тихо сказала она. — Звучит великолепно, дорогая. — Он потянулся к ней для следующего поцелуя, но она отстранилась, прищурившись. Он ободряюще приподнял брови. — Я собираюсь использовать твою задницу. — Она попробовала снова. — Мне это нравится, — сказал он. Что у нее было в сумке? — Тебе подходит такой ракурс? Я могу отрегулировать. — Он был сосредоточен на ее губах, пытаясь дотянуться до нее — и издал хриплый звук, когда цепь сильно начала душить. Она потянулась назад, чтобы сильно сжать его яйца, и влепила ему пощечину. Он добродушно улыбнулся. Он был не в своей тарелке — он должен был позволить ей пугать его так, как она хотела. Он просто… не чувствовал особого страха. Его мало что пугало, теперь, когда отец умер. — Я заткну твой рот кляпом, — сказала она. — Как пожелаешь, любимая. Но тогда я не смогу ничего лизать. Из-за этого ответа ему заткнули рот. Тео провел языком по мячу. Он мог ласкать языком ее клитор — она сама себе усложняла жизнь. Но многие ведьмы чувствовали себя в большей безопасности, когда все было под контролем. Тео знал, что на самом деле ты никогда не бываешь в безопасности — и даже не контролируешь себя, — но он мог понять желание создать иллюзию. Тео заморгал, глядя, как она капает горячим свечным воском ему на грудь. Тео не понимал, зачем нужен воск — он тут же остывал. Но нужно было притвориться, что это больно. Он закрыл глаза и шумно втянул носом воздух, пока он стекал по его телу к члену. Это расслабляло, не причиняя никакого вреда. Она снова ударила его, и он открыл глаза. Он должен был издавать звуки? Сегодня он вел себя отвратительно. Возможно, ему стоит признаться самому себе, что он думал о Чарли. Луна была милой и давала очень четкие инструкции, подкрепленные положительным тоном и периодическим вознаграждением. Если бы она приковала Тео к своей кровати, он, вероятно, все еще был бы там, с благодарностью ел бы у нее из рук, пока она обучала бы его новым трюкам, чтобы доставить ей удовольствие. К счастью для него, Луна, похоже, была заинтересована в отношениях не больше, чем Тео — она кончила четыре раза, причем с большим энтузиазмом, а затем вежливо выставила его и Чарли из своего гостиничного номера. Тео стоял с Чарли у ее двери, когда повернулся к нему, чтобы задать вопрос. — Еще разок? Тео думал, что они могли бы взять номер и не торопиться — Чарли был мускулистый, веснушчатый, с распущенной копной рыжих волос, и Тео захотелось получше рассмотреть его шрамы от ожогов и твердую линию подбородка. — Мне рано вставать на утреннее кормление. — Точно, — сказал Тео, чувствуя странное разочарование. Тогда Чарли прижал его к стене и медленно поцеловал, положив руку Тео на шею, а Тео вцепился в его ребра. Тео действительно хотел взять номер в отеле. На вкус Чарли был как Луна и огневиски, и в его прикосновениях чувствовалась непринужденная уверенность, и Тео хотел, чтобы все так и оставалось, чтобы поцелуй, длился вечно. Чарли отстранился, ухмыляясь, и чмокнул его в губы. — Увидимся, — сказал он и ушел. Тео стоял и смотрел ему вслед, его губы были припухшими, а член болезненно твердым. Она снова влепила ему пощечину, и Тео вернулся в настоящее. Ему нужно поработать получше. Он использовал не тот звук, которого она ждала. Она забралась на него сверху, прижав руку к своему влагалищу, и опустилась на него. Трогала свой клитор — и это было хорошо, потому что Тео ничего не мог с этим поделать. Она решит, что он дерьмово трахается. Она подалась вперед, продолжая тереться о его лобок и они оба издали одобрительные звуки, а Тео освоился с тем, что его используют в качестве дилдо. Чарли считал его дерьмовым парнем? Не поэтому ли он не остался? Они были сосредоточены на Луне, что было проявлением вежливости в присутствии ведьмы. (Тео не был эгоистом в постели, Драко — был.) Чарли не должен судить о его поведении по тому, насколько хорошо он принимал член, пока пытался не упасть подбородком во влагалище Луны. Может, Чарли был из тех волшебников, которые трахают мужчин только под прикрытием ведьмы? Но Тео так не думал. Его глаза загорелись, как только он увидел пристальный взгляд Тео, еще до того, как Луна объявила, что Тео хочет секс втроем, и она согласилась. Он без проблем положил руку на бедро Тео, прежде чем они покинули бальный зал, и поцеловал Тео в коридоре, где любой мог пройти мимо. Чарли, казалось, думал, что все это очень весело — и Тео был в курсе шутки. Но тогда почему Тео сейчас скучал по нему? Ведьма мрачно кончила — и это было приятно, даже если не казалось забавным. Она ахнула, и ее влагалище сжалось в его объятиях, и Тео захотелось улыбнуться и поцеловать ее, но во рту у него все еще был кляп. Она вскочила и быстро подрочила ему, его член был скользким от ее соков, ее хватка была крепкой и уверенной. Он кончил, запрокинув голову, тяжело дыша сквозь кляп, а она продолжала сжимать его. Затем она, наконец, вытащила кляп, чтобы он мог дочиста вылизать ее руку. Он послушно облизал тыльную сторону ее ладони, когда она протянула ее. Она провела пальцем по его животу, собирая сперму, и скормила ему. Он лизал и посасывал ее пальцы, пока она не удовлетворилась, не отрывая от нее взгляда, в поисках одобрения. — Поцелуй? — спросил он. Но она только влепила ему пощечину. Он полагал, что, как только вытащит кляп, у него появится второй шанс воспользоваться своим ртом. Но она швырнула ему одежду и вытолкала за дверь, даже не обняв. Оказалось, что ее муж действительно был в пабе внизу. Выйдя за дверь, Тео взял себя в руки и провел рукой по волосам. Что ж, его не ограбили. Ему очень хотелось, чтобы рядом был Чарли, который прижал бы его к стене и поцеловал.