Йоги йожат ежат

Территория бывшего советского санатория встречает старыми мозаиками на стенах и специфической архитектурой. Антон поначалу даже боится каких-то стремных флешбеков из детства, которыми кишит его память, как клопами кишат, должно быть, эти матрасы в большом многоэтажном здании. «Венец конструктивизма», — думает Антон, глядя на обшарпанные стены. Жить внутри не то чтобы очень хочется. К счастью, места им с Чебатковым в общем санатории не хватает, и администратор объясняет, как пройти на дополнительную территорию — люкс-домики. — Прикол, если этот люкс окажется еще большим пиздецом, чем сам санаторий, — шепчет ему Чебатков, пока они ищут дорогу. От большого здания-санатория главная аллея ведет напрямик к морю, медленно спускаясь с небольшого холма по заросшему лесом ущелью. Не доходя до пляжа, с главной аллеи можно свернуть по тропинке куда-то вглубь, и за деревьями обнаруживается большая поляна с мощеными дорожками и цветочными клумбами. Даже не поляна, а как будто бы еще одна часть санатория, только домиков здесь всего четыре, и они довольно маленькие, одноэтажные, со смешными круглыми крышами. Наверное, это была попытка закосить под азиатские бунгало. Получилось не очень похоже, но вполне уютно. Они с Чебатковым выбирают домик почти на самом отшибе, потому что крайний — занят, так что они поселяются в предпоследнем. Внутри отделанная светлым деревом комната с двумя кроватями, открытые полки вместо шкафа и довольно просторная ванная, в которой обнаруживаются сверчки. Видимо, девчонки в соседнем домике тоже находят насекомых, судя по раздающемуся оттуда визгу и грохоту. Антон выходит на прогулку по территории, вертя в руках телефон. В телеге Нурлан зовет его обедать, как обычно. Антон так и не сказал ему, что уехал. — Здорово, Нур, — звонит он вместо ответа. — Пошли обедать, — дублирует тот сообщение в телеге, шурша чем-то на фоне. Несчастный человек, тусуется в офисе. — Я не на работе, — отвечает Антон, — и вообще не в городе. Я отпуск взял, прикинь? Знаешь, что тут у меня? Санаторий на море! — Ебать мой красивый хуй!!! — восклицает Нурлан и, видимо, не замечает, что с ним рядом кто-то есть, — Это я не вам, извините. Антон хихикает в трубку. — Что это такое с тобой случилось? — Нурлан заходит в переговорку, судя по тому, что звук становится гулким, — Ты же вроде не ходишь в отпуск. Ты заболел? — Не, санаторий — это просто место, — Антон шагает по брусчатой дорожке между розовых кустов, — а я уехал в йога-лагерь. — Че? — Не думай даже ржать, — грозится Антон, — для меня это важно, что бы ты ни говорил. — Да все, все, остынь, — отвечает тот, и голос его становится не свойственно ласковым, — ты презики в лагерь свой главное взял, золото мое? — «Золото»? — Антон аж давится воздухом, нюхая магнолию прямо с куста, — и никаких «кругложопиков» не будет? И даже «пусечки»? А ты там часом сам не заболел ли? — Я тут это, — запинается Нурлан, негромко прокашливаясь, и Антон не верит своим ушам, — я мучу тут кое с кем. Как-то не прикольно при таком раскладе называть коллегу пусечкой. — О, даже так? — Антон улыбается во всю возможную ширину. Он-то все знает, а Нурлан не знает. — Вроде того, — мнется он на той стороне. — Тогда передавай кое-кому привет, — мягким котом мурлыкает Антон, — и, если что, выбирай в раздевалке шкафчик номер 10, там никогда не заедает ключ. Антон бессовестно ржет, почти физически ощущая его шок. — Не понимаю, о чем ты, — держит Нурлан покер-фейс, — Давай, дорогой, хорошего тебе отдыха. — И тебе, лапуля, — издевается Антон. — Слышь ты! — Мне можно, я же не в отношениях. — Нашел бы уже себе парня, — злится Нурлан, но понятно, что он не всерьез, — кое-какого парня на А. — А — моя любимая буква, — смеется он в ответ. Сентябрь еще не тронул кроны деревьев, все пышет зеленью и разнотравьем. Антон не очень любит жару, но ради такой красивой растительности и свежего соленого воздуха готов терпеть даже ее. *** Он не спеша прогуливается по главной аллее, пока есть время перед общим собранием, когда телефон вибрирует еще одним звонком. — Алло, спортсмен-тунеядец! — Журавль улыбается по видеосвязи. — Здарова, ребята, — Антон кивает и Журавлю, и маячащей за его спиной Олесе. Они гуляют по городу с кофе, Олеся церемониально поднимает свой стакан, — ах вы жуки, кофейные круги без меня наматывают! — Давай показывай, чего там у тебя есть, потом будешь бурчать, — Журавль поворачивает телефон, чтобы лучше было видно их обоих. — Смотрите какие цвета! И цветы, — Антон тоже вертит телефон, стараясь запихнуть в камеру все, что есть вокруг, — просто безумие, все такое красивое, смотрите, даже розы! Краснющие! — А это ты правильно смотришь на красный, — говорит вдруг Олеся, — тебе как раз надо прокачивать Марс. Особенно по вторникам нужно побольше красного. Можешь даже его носить! — Чего? — переключает камеру на себя Антон. — Ну красная одежда есть у тебя? Надо носить, — важно повторяет Олеся, влезая вместо Журавля в камеру, — каждый вторник. А то у тебя Марс идет по восходящей, но ему надо помочь. — Зачем помогать, — встревает Журавль, — как вообще Марсу можно помочь, скажи пожалуйста? Антон смеется, глядя на эту перепалку. Ну такая милота! Как же здорово, что они подружились. — Вообще ни разу не пожалеешь, если прокачаешь Марс. Потому что потом Марс раскачает тебя. А тебе полезно, — коварно говорит Олеся, — короче, просто доверься мне. — Доверься ей, Антон, а то я у нее в заложниках! — жалобно стонет Журавль, за что получает изящный, но сильный удар ладошкой в плечо. Антон только легко хихикает, заканчивая разговор. Жаль, что ребята не поехали, сейчас было бы здорово вместе отдохнуть на море. Как выясняется позже, эта поездка — совсем не отдых. Он дожидается Чебаткова, чтобы вместе прийти на оргсобрание возле столовки. Арсения пока нет, и вместо него про расписание и правила вещает организатор — невысокая девочка в кепке с ёжиком. Антон видел ее на ресепшн йога-школы, но имя забыл. Условия у них и правда спартанские, Матвиенко не шутил. Две практики йоги в день, на рассвете и после заката — звучат вполне себе ожидаемо, но вот дополнительная силовая тренировка до обеда, названная уклончиво «ОФП», и «Отстройка асан», что бы это ни значило, перед полдником выглядят уже как нефиговая такая нагрузка. Некоторые активности внутри йоги называются не по-русски, и их смысла Антон не понимает вообще. В толпе прибывших он замечает несколько знакомых людей — девчонок из школы, Элю-Кислоту, Мягкову, конечно же, куда же без нее. В своей широкополой дурацкой шляпе и огромных очках она похожа на черепаху. Небольшая группа парней и девчонок стоит немного поодаль, слушая администраторшу очень внимательно. Они выглядят совсем по-другому, даже немного чужими, хоть и очень хорошо. Антон бы сказал, что они пришли на какой-нибудь кастинг моделей, но Чебатков подсказывает: — Это танцоры. Реально профессиональные танцовщики, я вон ту мадам помню с прошлого года, — он кивает головой на миниатюрную девушку с длинными дредами, что-то увлеченно пишущую в телефон, — она у них вроде за главную. — Похожи, — бормочет Антон. Они одеты ярко, но небрежно, расслабленно. Прямо сейчас можно в кадр в какой-нибудь «Шаг вперед». Интересно, они танцуют все вместе, и Арсений тоже с ними? Антону не хватает стены с красными нитками, которая должна быть у каждого безумного фаната. Или маньяка. Хотя это одно и то же, наверное. — Каждый год приезжают, для них это вроде ретрита и возможности отдохнуть, не переставая тренироваться, — рассказывает Чебатков, — ну и Арсений с ними много возится, с этой девушкой они вроде друзья. Ее зовут Ния. Крутое имя, да? Антон не уверен, что Чебатков в курсе про второй аккаунт Арсения. И рассказывать ему об этом почему-то не очень хочется. — Откуда ты все это знаешь? — спрашивает Антон. — Ну я здесь второй раз, — пожимает тот плечами. Он задерживает на дредастой девушке взгляд, и Антону кажется, что Чебатков на самом деле уже давно нашел свою музу, а все разговоры про то, что нормальных женщин больше не осталось — не более чем лукавство. Танцоры все красивы, как на подбор, и Антон реально завидует. Он будто бы выглядит лишним на этом курорте. Загорать и кайфовать от своего тела он не может, купаться тоже, йог из него — еще не очень, а спортсмен — уже не очень. Про танцы и вовсе стоит молчать. Сложно будет кайфануть в таких условиях. Администраторша раздает всем сувенирные футболки, потому что кто-то из группы просит о подарках сразу. На белой ткани просто умиротворенный ежик в Лотосе, без надписей. В голове всплывает Арсеньевское «Йож» и внутри тоскливо сжимается. Где же сам Арсений? *** Поскольку утро все было занято заселением и разведкой территории, первая лагерная активность назначена на полдень на старой Эстраде. Антон очень давно не тренировался, если не считать йогу, и не ясно совершенно, как тело выдержит это загадочное ОФП. Йога йогой, но эта нагрузка по интенсивности должна отличаться в разы. В спортсменском прошлом именно такие трени на общую физическую подготовку выматывали сильнее всего. Старая Эстрада оказывается в прямом смысле бетонной сценой с еще одним шедевром советского конструктивизма — полусферой-потолком над ней и странным ассиметричным задником, наверное, символизирующем паруса, но Антон в таком дизайнерском психоделе не разбирается. Пространство рядом со сценой устлано бетонными плитами, с уже пробивающейся между ними травой. Наверное, когда-то давно здесь стояли лавочки или что-то вроде того, но сейчас вместо ровных рядов сидений — коврики для йоги. — Всем добрый день, ребята! — Арсений спешит между рядами, сияя, как новогодняя елка, пусть сейчас и начало сентября. Этот тон и эта радость в его глазах слишком напоминают детский лагерь, и Антон сам себе кажется просто Тохой из второго отряда, безраздельно влюбленным в крутого вожатого. Арсений поднимается на сцену вприпрыжку, такой летний в этих свободных шортах до колен, кроссовках и неизменной белой футболке, на фоне жары выглядящей как прохладное мороженое. Антон так рад его видеть, что не может перестать улыбаться, как идиот. Арсений на него не смотрит — он бродит взглядом по всей группе, останавливаясь на краю сцены. — Я очень рад вас видеть! Опоздал к началу, но тренировку пропускать мне никто бы не дал, — он смеется, оглядываясь на ту самую дредастую девушку, поднимающуюся к нему по ступенькам, — Как вы? Думаю, уже освоились, да? Кто-то в группе одобрительно кивает. — Пару слов скажу тогда, перед тем, как мы начнем. У нас плотное расписание, но я хочу напомнить, чтобы вы берегли себя и не переусердствовали там, где не надо. Дневные воркауты с нами будет делать Ния, — он снова оглядывается, и девушка коротко кивает, — она профессиональный тренер и мой хороший друг. Ния делает очаровательный реверанс, легонько придерживая края коротких шорт, как юбочку. Антон присвистывает. Рельефные ноги выдают в ней спортсмена со стажем. На каждом бедре — по большой татуировке, но с Антонового места не видно, что там. Кажется, им всем крышка. — Для меня тоже это своего рода челлендж, поэтому я буду страдать вместе с вами, — Арсений раскатывает коврик прямо на сцене, посмеиваясь, — причем на вечерней практике, скорее всего, тоже. И, возможно, завтра. — Определенно точно, Арс, — кивает Ния и хлопает в ладоши, переводя взгляд на группу, — страдание я вам всем гарантирую. А еще гарантирую, что через неделю вы будете в три раза сильнее. Ну, вы готовы, мирные мои воины? Она включает музыку и поправляет за ухом маленький микрофон со смешным черным шариком у рта. Похоже, опыт ведения больших групповых тренировок у нее и правда имеется. Она без лишних слов начинает с разминки, подбадривая и легко подшучивая то над собой, то над Арсением и ее друзьями-танцорами. Голос у нее оказывается звонкий, но приятный, а слабый акцент Антон никак не может распознать. Она что, тоже американка? Танцоры, кучкой расположившиеся сбоку от сцены, хлопают в ладоши и даже негромко визжат, пока она проводит разминку под Блек Айд Пис, прыгая на сцене без устали. Атмосфера — непередаваемая, будто это не тренировка, а рейв, или странная спортивная вечеринка, еще и с офигительно выглядящими танцорами. Чебатков рядом на коврике вообще не спускает с дредастой девушки глаз. Выбор музыки в плейлисте не случаен, четко выверен и по темпу, и по громкости, и по способности заряжать и поддерживать. Антон будто бы попадает на очень хорошо срежиссированную дискотеку времен его студенчества с самыми любимыми песнями, и, судя по одобрительным возгласам со всех сторон, плейлист заходит почти всем. Нет никаких причин фыркать от вкуса составителя. Антону вообще некогда фыркать. Ему приходится решать проблемы поважнее. Пришедшая с регулярной йогой перманентная размятость тела — это, конечно, хорошо, но каким же он чувствует себя лохом! Эта тренировка уже с разминочной части выбивает из него дух. Высокоинтенсивные нагрузки еще во времена тяжелых подготовок к матчам ему не нравились. Антон пытается сделать еще один подход отжиманий, но двигается уже еле-еле. Мышцы закислились и руки не слушаются. Чертовы Чатуранги ему на вечерней практике точно не дадутся, потому что он тупо убьет сейчас все руки этими отжиманиями. Он завистливо смотрит на Нию, энергично подпрыгивающую на руках в планке, и думает, что она просто не человек, а киборг, раз у нее так легко это получается. Кто вообще придумал эти тренировки? У них йога-лагерь, вообще-то. Где медитации со звуковыми чашами, где палочки-вонялки? Антон бы сейчас даже по углям походил бы охотнее, или по картам Таро, что куда страшнее. — Страдаем красиво! — вовремя кричит Арсений, лежащий на животе на коврике, как расплющенная черепаха. Кажется, ему тоже приходится нелегко. Антон подглядывает, как он периодически останавливается, чтобы перевести дыхание. Все-таки плавная йога, даже если она силовая, не имеет ничего общего с этими «интервалками». Одно радует: Мягкова где-то там в первом ряду — даже не вякает. Видимо, так офигела, что ей не хватает сил на заигрывание и борьбу за власть. Широкополая шляпа грустно лежит рядом с ее ковриком. Антон надеется, что под нее заберется какая-нибудь саранча, и Мягкову будет ждать сюрприз. Танцоры, по идее, привыкшие к такому темпу, неожиданно тоже страдальчески стонут, посылая Нию куда подальше, но она покрикивает на них ласково и беззлобно. — Козявочки, вперед! Не справитесь, пойдете в Тодес! В детскую группу! «Но Тодес — это же вроде круто, разве не так?» — думает Антон. — Нинка, мы скурим твои дреды, — хохочет парень-блондин в крайнем ряду. — Давайте-ка еще один кружочек для нашего любимчика Егора, который не умеет запоминать правильные имена, — язвит в ответ Ния. Все возмущенно стонут, один Арсений одобрительно поддакивает. Ну какие черти, а. В лучшие годы Антоновского футбольного прошлого примерно таким же был один из его тренеров. Ния — веселая, заразительная, нет в ней никакого типичного тренерского садизма. Более того, она и сама скачет, как кузнечик, и видно, что устает сильно, но терпит и подбадривать группу не прекращает. Антону больно, и даже не потому, что он скучает по спорту, просто он больше спорту не принадлежит. И сложно стать частью этой движухи, все как-то разрозненно. Ния с танцорами — отдельно, йоги — отдельно, Арсений — тот так вообще на сцене, недосягаемый. Но эти люди такие живые. И такие красивые, сильные. Поддерживают друг друга, хотя никому нет дела сейчас до соседа, пока собственные ноги горят от приседаний. Ния с Арсением умудряются даже веселиться. Каждый раз, отжимаясь, она дает ему пять, когда поднимается наверх. Антону очень бы хотелось тоже быть таким. Воображаемая Спящая Красавица внутри своего хрустального гроба переворачивается набок, подпирая голову рукой, и задумчиво ковыряет прозрачную поверхность. Ей бы выйти наружу, познакомиться с людьми, вдохновиться. Но страшно очень выбираться из кокона — там снаружи Слизь и опасности, а здесь вроде бы никто не трогает. Но и жизни тоже — никакой. *** Наверное, для таких лагерей это принято, Антон не знает. Как только спадает дневная жара, они идут в можжевеловую рощу для какого-то собрания. Их разделили на группы, и Чебатков свалил в другую, поменявшись с кем-то, чем порядком огорчил Антона. Ну, хотя бы Мягковой в его группе нет, и то хорошо. Арсения здесь тоже нет, и Антон грустит еще больше от своей невезучести — всего таких небольших групп четыре или пять. Арсений мог попасть в другую или вообще группу не вести. Вроде бы, за это взялись Ния и ее опытные танцоры, или йоги из продвинутой группы, Антон плохо слушал на собрании эту часть. Администраторша суетится с рассадкой, кажется, Маша? Или Марина? Антон никак не может запомнить, подобные девушки почему-то все на одно лицо. В роще нет ни скамеек, ни стульев, только деревья и устланная игольником земля. Выбрав полянку, они просто рассаживаются в круг на коврики. Антон было начинает скучать, как замечает торопливо идущего к ним Арсения. Тот сегодня, кажется, вообще везде опаздывает, но это не важно. Он здесь! — Привет всем еще раз, — еще не отдышавшись, бросает он, опускаясь на чужой коврик почти напротив Антона. Тому, кто сидит рядом с ним, Антон, конечно, очень завидует. — Добро пожаловать на первую «спикерскую», — начинает он, — давайте я расскажу, что тут будет происходить. Мы будем собираться почти каждый день на этом месте, чтобы немного поговорить. Он обводит взглядом небольшой кружок присутствующих. — Это не похоже на пустую болтовню, это круг, где каждый может высказаться и быть услышанным, специальная разговорная практика. Я не психолог, конечно, но имею опыт подобных мероприятий. Вашу группу буду вести я, четыре другие — наши с вами коллеги с похожим опытом. Группе номер два повезло больше всех, — он тепло смеется, — у них ведущий — настоящий психолог. Антон бы поспорил, конечно, кому тут больше всех повезло. Ассоциации с детским лагерем становятся еще более мощными — эта штука похожа на отрядную «свечку» по вечерам. Пока они обсуждают правила и очередности, Антон только залипает на Арсения и его розовый обгоревший нос, и когда он только успел? Начало спикерской получается странным. Люди по очереди говорят о своих планах и мечтах, что сядут в Лотос, что прокачаются за эти дни, что все такие спортивные — ну куда деваться. Антон вздыхает и теребит краешек коврика, опустив нахмуренный взгляд. Открываться перед незнакомыми людьми вот так вот публично ужасно стремно. Очередь доходит до того танцора-блондина, который выпендривался, пререкаясь с Нией. Кажется, его зовут Егор. — Я ёжик и я упал в реку, — начинает он с предложенной Арсением фразы, — блин, кстати давно не смотрел этот мультик. Так, ну что? Всем привет, я Егор, и я алкоголик! В кругу раздаются тихие смешки. Одно из правил спикерской — не смеяться, но здесь невозможно удержаться. — Егор, — укоризненно качает головой Арсений. — Ладно, ладно, господин начальник, — выставляет тот руки перед собой, — тема про цели, какие у меня цели… Вы вот про Лотосы всякие говорите, я в этом полный ноль. Если честно, я сначала думал, что нам реально нужно будет отыскать в лесу какой-то цветок и прямо жопой в него сесть. — Так, Крид, — снова осаждает его Арсений. Он болтает своей короткостриженой головой и смеется, открыто, раскидисто. Люди в круге тоже теплеют, этот Егор — первый участник круга, который не говорит «на серьезных щщах о серьезных вещах», и вообще звучит довольно дружелюбно. — Все, все. На самом деле, я правда не знаю, какие у меня тут цели, — весело пожимает он плечами, — я ничего про йогу не знаю, а отдыхать или тренить можно где угодно. Так что я сюда приехал не за йогой. Просто я жуткий фанат Арсения. Арсений делает удивленное лицо, пока Егор ему подмигивает. Что еще за новости? — И потому что мне не хватает его в тусовке, — продолжает Егор, — знаете, как с ним было хорошо? Он вообще всех сразу заряжал, просто тем, что он там был. Арсений качает головой и странно улыбается. То ли ему стыдно, то ли просто не очень комфортно. — И меня надо затыкать, да, а то я разболтаю вам чего-нибудь лишнего, — хихикает Егор, правильно поняв Арсеньевский взгляд, — я, риалли, скучаю по тебе, бро. Он выгибает брови в искреннем чувстве, Антон такие эмоции очень сильно понимает. — Только ты умеешь создать такую атмосферу, что жить хочется, — говорит Егор так пронзительно, что у чувствительного Антона где-то внутри неприятно холодеет. Не хватало еще заплакать в этом странном кругу, — вы знаете, меня Арс поддержал в такой момент, что я думал — все, мне кранты. А нет, вот, живой-здоровый, сижу здесь, собираюсь даже йогу попробовать. — Спасибо, Егор, — говорит Арсений, кивая, — на самом деле, моя роль минимальна, все это делаешь ты сам. Егор благодарно улыбается. Антон хмурится, ощущая в себе протест перед таким самораскрытием. Ему и так тяжело ощущать себя слабым, а выставлять это напоказ… И группа, в которой он знает только Элю-Кислоту, не кажется комфортным местом. Еще и Чебаткова нет. Еще и этот странный Егор, откуда он вообще взялся. Фанат Арсения, видите ли. Не жирно ему? И танцором быть, и красивым таким, подтянутым, и с Арсением дружить, называть его Арсом… — Антон? — мягко подталкивает его Арсений, — Твоя очередь. Скажешь что-нибудь? Все взгляды оказываются устремлены на него, и Антон тушуется еще сильнее. — Я… ээээ… Ёжик, да, — прокашлявшись, говорит он, — в реку упал. Ну, я не особо знаю, что говорить. Меня зовут Антон, и я здесь впервые. Ничего не понятно. Повисает пауза. Он теребит браслеты и посматривает на группу из-под бровей, ожидая насмешек, но никто и не думает смеяться. Эля-Кислота сбоку даже прикладывает руку к груди в жесте солидарности. — Молодец, Антон, — неожиданно хвалит его Арсений, — иногда большая работа проходит вовсе не на коврике. А именно внутри себя. Здесь, на спикерских, тоже нет никакого смысла себя насиловать, рассказывая что-то, к чему не готов, но и молча отсидеться в тишине не получится. Спасибо, Антон, это тоже был шаг. Он окидывает взглядом группу и продолжает. — На этой практике можно попробовать найти баланс между самораскрытием и отмазками. Насколько вы хотите проявляться в мир, что хотите о себе рассказать, а что скрыть? — Арсений смотрит на всех так ласково, будто бы это не малознакомые взрослые люди, а реальные дети в лагере, ищущие поддержки, — Это, кстати, будет моей целью на этот лагерь. Не сидеть в раковине, как улитка, но и не выходить полностью из своих каких-то рамок, не открываться людям на сто процентов. Найти баланс. Арсений смеется, кивая Егору. — А то вы, действительно, узнаете обо мне всю правду и ужаснетесь. И вдруг окажется, что я злодей какой-нибудь, и совсем не йог! — О да, — многозначительно тянет Егор, и Арсений стреляет в него глазами, — поверьте мне, ребята, он — не йог. «Ничего не понятно, — думает Антон, — но очень интересно». *** С вечерней практикой обычной йоги все встает на свои места. Антон заходит в зал сильно заранее, рассчитывая, что придется привыкать к новому помещению, но, на удивление, место ощущается уютным. Панорамные окна вместо стен, высокий сводчатый потолок — наверное, это когда-то было большой беседкой или концертным залом. Такое ощущение, что сейчас они будут йожить где-то в ротонде или в йоговском храме, если такой бывает. Атмосфера напоминает Японию — несмотря на индийские благовония, какую-то явно неяпонскую музыку. Панорамные окна почти все приоткрыты, занавески забраны и легкие потоки воздуха через все пространство только приятно ощущаются кожей. Вокруг — лес и редкие кусты розовых магнолий, которые в воображении Антона запросто становятся сакурой. Шлепки он снимает в углу, идя по ровному ламинату босиком. Арсений тоже уже здесь, его свободные одежды хочется все-таки дорисовать в кимоно, чтобы до конца оформить картину. Антон расслабляется. Все ощущения от стрессов первого дня будто проходят с началом практики. Привычная нагрузка, привычный Арсений, привычные Чатуранги и Треугольники хоть и отдают болью в натруженные тренировкой руки, но успокаивают Антона. Больше не так парят танцоры — все равно у Антона в этом смысле получается лучше, тупо практики больше. Даже Мягкова не раздражает, скорее просто забавляют ее постоянные подкаты к Арсению и его вежливые отщелкивания ее по носу, ставшие уже традицией где-то между «взгляд в кончики пальцев, вдох» и «проброс назад, выдох». — Я попрошу вас немного задержаться, — говорит Арсений после Шавасаны, когда все потихоньку собирают коврики, — у нас по расписанию должна быть короткая встреча по отстройке асан, чтобы вы понимали, нужно ли вам вообще на нее ходить, предлагаю первую провести сейчас. Группа одобрительно гудит. — Очень классно, Арсений, спасибо, — улыбается Мягкова, — у нас будет больше времени на пляж. А вы ходите на пляж? Антон закатывает глаза. — Ирина, это разовая акция, все остальные встречи будут перед обедом, как положено, — чеканит Арсений и оборачивается к группе, — у кого-нибудь есть вопрос? От какой асаны вы больше всего страдаете? Кто назовет? По залу происходит шевеление и неуверенные перешептывания. Никто не хочет быть первым. — Давай, — пихает его в бок Чебатков, — поднимай руку. — Не буду я ничего говорить, — шипит в ответ Антон. Чтобы вот так перед всеми говорить о слабостях — да никогда в жизни. Эля-Кислота говорит с места: — Лотос сложнее всего, — она задумчиво болтает ногой, — и стойка на голове. — Окей, — соглашается Арсений, — спасибо. Еще? — Черепаха, — вскидывается Мягкова, — ну, вернее, у меня, разумеется, получается, но у кого-то, может быть… — Принято, — он обрывает ее на полуслове, — а еще? В зале говорят о самых сложных асанах, и даже вспоминают что-то из высоких последовательностей, до которых еще расти и расти. Арсений принимает все варианты. — Неужели никто не скажет, — он останавливает хор голосов, скептически выгибает бровь, — о чем-то более простом. Пробросы, например? Переходы? Вам всем до единого очень «нравятся» Треугольники, как я помню. Или Чатуранги? — Антон любит Чатурангу! — выкрикивает Чебатков, тыча в него пальцем. — Заткнись! — шипит на него тот, щипая за бок. Конечно же, весь зал разворачивается к ним. Будто бы Чебатков — это хулиган с задней парты, заоравший что-то вроде «Катька-каракатька влюбилась в Димку, хахаха!» — Отлично, — радуется Арсений, — Антон, не поможешь мне, пожалуйста? Стрельнув в Чебаткова убийственный взгляд, он нехотя идет к Арсению, уже развернувшему коврик боком к залу. — Я уставший, — тихо говорит он, имея в виду даже не тот факт, что он не справится с демонстрацией, а скорее чтобы Арсений просто не подумал, что он хлюпик, — если что. — Все хорошо, — кивает тот и жестом ставит его на коврик, — итак, Чатуранга. — У-уоу! — хлопает в ладоши Чебатков с дальнего ряда, — давай, Антон! Ву-хуу! Зал улыбается, а танцоры машинально подхватывают аплодисменты. Вот что значит настоящая команда. — Кто-то мало поработал сегодня, я смотрю, — журит Арсений Чебаткова, пристально буравя его взглядом, отчего тот только сильнее усмехается, — смотрите, смысл Чатуранги в том, чтобы… На Антона снова накатывает волна воображения. Он представляет себя кистью в руках художника, которая управляется одной только силой мысли. Арсений, ни разу до него не дотронувшись, гнет его на коврике, показывая, как правильно выходить из одной позы в другую, и все это — только жестами и словами. Антону так неловко от того, что все смотрят на его йогу и его тело, и еще более неловко — от контакта с Арсением, так что он просто отключает нафиг и мозг, и все чувства. Он — просто кисть. — Антону это сложнее всех, у него очень длинные ноги, — говорит Арсений, прося его принять нужное положение, — поэтому можно сделать упор на колени, вот так. Антон, пожалуйста… Он повинуется, размышляя о том, насколько хорошо иметь длинные ноги. Если бы он был верблюдом, который вез бы султана Арсения через пустыню, они бы ему пригодились. Тот бы сидел на нем, во вьючном паланкине, закутанный в красивые шелка, а верблюд-Антон бы нес его по песчаным барханам далеко-далеко, к зеленым оазисам… — Потянись, пожалуйста, за рукой, — выдергивает настоящий Арсений его из транса, и Антон, наконец, осознает, чем вообще они занимаются, — вот если сейчас податься немного вперед, вес переносится на руки, и вы легко выходите в Собаку-головой-вве-ерх. Арсений тянет Антона за плечи, не касаясь его и пальцем, просто ведет руками, будто бы трогает невидимые нити, и Антон следует за движением, с удивлением понимая, что у него и правда все получается. — Ого! — вырывается у него от неожиданности. В этот момент внимание соскальзывает, и он неуклюже валится на коврик, потеряв равновесие, — Ой! — Очень хорошо, — кивает Арсений, — и далеко не так просто. Давайте, пробуем! Антон остается сидеть на коврике, пока Арсений уходит поправлять других учеников. Что это вообще было? Снова возвращается чувство, будто бы он — размякшая маленькая осьминожка, и Антон даже украдкой шевелит пальцами, бормоча под нос «блблблбл». Еще и этот странный транс с видениями, возникающий почти каждый раз, когда он находится ближе метра к Арсению. Надо бы все-таки провериться у психиатра, вдруг это уже не воображение, а шиза. Арсениефрения. После занятия тот подходит к нему сам. — Спасибо за демонстрацию, это было круто, — улыбается Арсений. Антон только пожимает плечами. — Ты не занимался никогда контактной импровизацией, — вдруг спрашивает Арсений, — или танцами? Очень чутко реагируешь, я удивлен. — Нет, — качает головой Антон, стараясь не выдать реакцию на слово «танцы», — просто я тебе доверяю. Арсений набирает воздуха, чтобы ответить, но Антон с испуга осекается, будто сказал что-то совсем личное. Хотя почему будто. — Я пойду, — быстро говорит Антон и пулей покидает зал. День был долгий. Запланированный поход на пляж, чтобы посмотреть на волны, сегодня отменяется. Надо как-то переварить все, что произошло сегодня. Наверное, еще никогда Антон не спал так крепко.