Колыбельная

В детстве Джош ненавидел спать, потому что боялся пропустить всё самое интересное. Ему казалось это магией: фонари, своим светом рассеивающие тьму. Тени плясали в углах спальни от света фар проезжающих мимо автомобилей, Джош пытался держать глаза открытыми — но чаще всего отключался, едва его голова касалась подушки. В детстве Тайлер ненавидел спать, потому что ему казалось, что он умирает — каждый раз, когда проваливается в сон. Больше, чем спать, Тайлер ненавидел только просыпаться; снова оказываться живым и наблюдать, как солнце заглядывает в окна. Тайлер читал ночами, листал книги с фонариком под одеялом, пытаясь продержаться как можно дольше — сон всегда побеждал. Смерть всегда отступала утром. — Как давно ты нормально спал? Это простой вопрос, который Джош задаёт своим обычным голосом. Тайлер ненавидит этот вопрос, как ненавидит свои синяки под глазами, выдающие его бессонницу с головой: все часы, проведённые над музыкой и текстами. В голосе Джоша нет ни капли жалости, ни грамма осуждения, ни следа негодования. Тайлер машинально вздрагивает, поворачивая голову, он отыскивает взглядом его лицо, фокусируется. Это простой вопрос: Джош просто спрашивает, как будто не преследуя никакой цели. Он и не преследует — куда более спонтанный, чем Тайлер, все планы Джош строит на ходу, на бегу, словно мчит, очертя голову, к цели, которой ещё не существует — или он просто ещё не знает её местонахождение. Плечи Тайлера двигаются; драное, рваное, нервное движение. Тайлер пожимает плечами, со стороны это выглядит так, словно его передёргивает. Со стороны кажется, будто его сейчас вывернет; от недосыпа и тошноты, вызванной окружающей действительностью. — Вчера? — это звучит, скорее, как вопрос, когда Тайлер делает свою попытку ответить. — Позавчера? Джош коротко качает головой: мимо. Нет и нет — ни вчера, ни позавчера. Ни два дня назад, даже не три. — Не помню, — тем же тоном Тайлер обычно говорит: «Отстань», будто пытаясь стряхнуть с себя навязчивое внимание. Тайлер правда не помнит: бессонница и ночное вдохновение, когда тени пляшут в углах спальни не дают ему ни одного шанса уснуть нормально. Уснуть спокойно, вырубиться — демо-версия смерти. Тайлер ненавидит сны, но ещё сильнее ненавидит таблетки, от которых сны перестают сниться. Джош продолжает смотреть; спокойно и прямо, уверенный в своей непоколебимости. Тайлер почти видит это: поток мыслей в его голове. Тайлер чувствует: что-то меняется в воздухе. Тени сгущаются; в Колумбусе наступает вечер. Тайлеру хочется встряхнуть головой, приводя мысли в порядок; Тайлеру хочется привести в порядок себя. Тайлер ждёт, но Джош не произносит ничего привычного, что Тайлер обычно слышит от других людей: «Тебе надо поспать». Никакого осуждающего: «Так нельзя, Джозеф, ты загонишь себя в гроб». Никаких причитаний: простой вопрос, а затем решение проблемы. Джош улыбается уголками губ, и, кажется, разгоняет темноту, как будто в комнате включили свет. Не верхние лампы — какую-то подсветку по углам комнаты, которая множит тени, но делает их светлее. — Ладно, — Джош кивает. Тени расползаются, тени отползают, Тайлер выдыхает. На его лице нет и следа улыбки; в такие дни он всегда улыбается только глазами. За это его «Ладно», за этот его кивок Тайлер и любит Джоша. Вот почему они лучшие друзья, вот почему Тайлер подпустил его к себе так близко — Джош не пытается его исправить. Джош протягивает Тайлеру руку, ладонью вверх, словно приглашая на танец. Сердце Тайлера пропускает удар; посветлевшие тени пляшут, беснуются по углам, мечутся. Джош не произносит больше ни слова, застывая на тянущиеся секунды с этой своей ладонью — Тайлер даже на расстоянии чувствует её тепло. Несколько секунд Тайлер продолжает смотреть на эту протянутую ему руку, слегка скептически приподнимает брови — Джош улыбается чуть шире. Вот оно, их общение; без слов, одни микродвижения. Кончики пальцев проезжаются по раскрытой руке, прежде, чем соскользнуть всей ладонью, смыкая пальцы на запястье Джоша. Странный способ взять за руку — со стороны это больше тянет на тот жест, когда тебя вытягивают за руку из воды. Держаться как можно крепче, ухватиться плотнее. По телу проходится горячая волна — мурашки от поясницы вверх по позвоночнику к затылку; мурашки волной по всему телу; накрывает, словно цунами — когда Джош, в свою очередь, смыкает пальцы поверх вытатуированных черных линий на его запястье. Ещё несколько секунд они стоят вот так — Джош словно ждёт, пока стихийное бедствие внутри Тайлера чуть-чуть успокоится. Разлитая вода подкатывает к глазам: Тайлер смаргивает — нет. Джош держит его за руку, большой палец поглаживает косточку на запястье, давит с едва заметным нажимом. Это словно кидать камни в воду, чтобы унять водоворот. Тайлеру становится смешно от этого сравнения — на его лице всё ещё нет ни тени улыбки — но Джош едва уловимо кивает. Джош поднимается на ноги и тянет Тайлера за руку; молча, без всяких комментариев, без единого слова и намёка на то, что он там задумал. Его рука кажется обжигающе горячей, Тайлер держится за него — Джош его держит. Тайлер ничего не спрашивает, когда встаёт и идёт за ним. Не спрашивает и не протестует: кажется, Джош может увести его таким образом хоть на край света, хоть за край света, в самый ад. Тайлер пойдёт, не спрашивая, что Джошу там понадобилось. Тайлер пойдёт с Джошем, крепко держа его за руку. И Тайлер идёт. Подростком Джош сбегал ночами из дома через окно со второго этажа — раз в пару недель стабильно поскальзываясь на ветке старого дуба на заднем дворе, который рос у него под окнами. Ночные улицы манили его — тьма манила его, будто резонируя с его собственной тьмой внутри, одна взращивала другую. Джош вдыхал холодный ночной воздух и дурел от пьянящего восторга. Джоша не останавливал даже тот факт, что родители ловили его в процессе побега несколько раз, наказывая, запирая дома и заколачивая окно. Джош сбегал из комнаты младшего брата, Джош сбегал через маленькое окно на чердаке, а однажды даже через окно в подвале, попутно обронив несколько коробок, на которые пришлось взобраться, чтобы дотянуться до окна. Грохот стоял такой, словно ночь исходилась восторгом от того, что Джош всё же сбежал к ней — в неё. Подростком, Тайлер, казалось, был тенью от самого себя — тенью даже были его мешки под глазами, у которых были свои собственные мешки. Чем взрослее он становился, тем меньше он пытался скрыть свою бессонницу и своё нежелание спать. Теперь всё это отлично прикрывалось необходимостью заниматься: рефераты, доклады, подготовка к тестам, домашняя работа. Когда Тайлер стал старше, домашняя работа превратилась просто в работу: любые ночные смены буквально где угодно. Что угодно за возможность или просто предлог, чтобы не спать, пока по углам спальни пляшут тени. Идти недалеко — это маленькая квартирка, которую Джош снимает напополам с парой друзей. Одного из них Тайлер никогда не видел — кажется, он приезжает сюда только чтобы поспать — Тайлеру кажется это по-настоящему смешным, невероятно ироничным. Второй же предпочёл свалить сегодня куда-то — Джош даже говорил, куда именно, но Тайлер не слушал: подробности жизни левых для Тайлера людей ему не очень-то интересны, Тайлер в это время был слишком сильно занят тем, что боролся с собой. Слипающиеся глаза и залипающее сознание. Левая дверь в конце коридора, Джош ведёт его в темноте, не включая свет — почти привычно, ведя свободной рукой вдоль стены; Тайлер слышит этот звук, тихое шуршание, кончики пальцев поглаживают стену. Он всё ещё держит Тайлера за руку, так крепко, будто Тайлер собирается вырваться и убежать — будто пытается его вытащить из воды, или из трещины пропасти, или из адского пекла. Тени пляшут по углам, Тайлеру кажется, что весь мир пошёл трещинами; Джош поворачивает дверную ручку, толкая бедром дверь — она слегка заедает, пока не пнешь, не открывается. Постель Джоша даже не застелена — откинутое одеяло, пара подушек, как будто ему мало одной, покрывало скомкано в ногах. Света из окна вполне достаточно; Джош не включает свет, даже не делает попыток — иногда Тайлеру кажется, что он видит в темноте так же хорошо, как видят кошки. Несколько шагов до кровати — Джош подводит его, словно к плоту; так спасают утопающих. Тайлер думает, что Джош неплохо смотрелся бы в жилете спасателя, Тайлер думает, что Джошу пошло бы абсолютно всё, включая полное отсутствие какой-либо одежды. — Раздевайся, — Джош кивает на собственную постель. Сердце Тайлера пропускает удар, он давится воздухом, он задерживает дыхание — мир останавливается на добрых несколько секунд, прежде, чем он находится с ответом. — Я даже не хочу спать, — Тайлер коротко качает головой. То, что ему необходимо поспать, совершенно не значит, что он этого хочет. Джош ухитряется уловить эту разницу; он всё ещё улыбается, он всё ещё держит его за руку, так, словно предвидел этот ответ. — Я хочу, — это звучит почти насмешливо, лукаво; тот аргумент, против которого Тайлеру нечем крыть. Он не продолжает, хотя мог бы закончить фразу: «Хочу, чтобы ты поспал», или «Хочу, чтобы ты был в порядке», или... Джош всё ещё улыбается, когда выпускает его руку; не сразу, кожа скользит по коже, Джош продолжает улыбаться, когда стаскивает с себя футболку. «Хочу поспать с тобой вместе». Стихийное бедствие внутри Тайлера: это одна из естественных реакций, которая возникает у человека, когда что-то случается. Тайлер замирает, не шевелясь, задерживая дыхание; будто задыхается от этого зрелища — Джош Дан без футболки, расстёгивает ремень своих джинсов. Секунда, другая, третья — Джош возится с ремнём и возится с молнией, стаскивает с себя джинсы и носки, оставаясь в одном белье. Шмотки неловкой кучкой остаются лежать на полу — Тайлер почему-то смотрит на них, не на Джоша, который застывает в ожидании, только сейчас без протянутой руки. Тайлеру кажется, что Джош всегда немножко в этом состоянии — протягивает ему руку даже тогда, когда не протягивает. Рядом даже тогда, когда он не рядом. Стихийное бедствие внутри Тайлера — цунами — сейсмические волны в поверхностных водах. Вода подступает к глазам, когда Тайлер заводит руку назад, подцепляя на спине хлопковую ткань футболки. Они встретились однажды такой же бессонной ночью; Тайлер работал на заправке, Джош забрался спрятаться от дождя и перекусить. Вместо хот-дога Джош взял два стакана кофе и один протянул Тайлеру с широкой улыбкой и со словами, что ему, похоже, нужнее. Кровать у Джоша достаточно широкая для него одного и невообразимо тесная для них двоих; Тайлер забирается в неё первым. Неловко, несмело; Тайлер чувствует себя подростком перед первым сексом, Тайлер смущён, у Тайлера слетает весь сон от непонятного предвкушения и ощущения холодной простыни. Джош залезает следом, Тайлер пытается отодвинуться, чтобы дать ему больше места — Джошу приходится поймать его, чтобы он не упал с кровати. Поймать и притянуть обратно, притянуть к себе — ладонь Джоша так и остаётся лежать на пояснице Тайлера. Трещины в нём самом, сдвиги тектонических плит, землетрясение, вызывающее резкое смещение морского дна. Ладонь Джоша никуда не смещается, такая горячая, вдавливает Тайлеру под кожу знание того, что всё хорошо. Это неловко, это нелепо, это смешно — они сталкиваются конечностями, пытаясь найти удобное положение, Тайлер не знает, куда девать руки. — Неудобно, — предупреждает Джош, — затекать будет. Неудобно — рука Тайлера под подушкой, под головой Джоша. Неудобно — будет Тайлеру, а не ему самому. Весь мир трясёт, исходится трещинами, тени пляшут по углам и на лице Джоша Дана, Тайлер снова смаргивает. — Так удобнее всего, — отрезает Тайлер. Это — его гарантия того, что он не проспит долго. Это — его условие; если Джош хочет, чтобы он уснул, ему самому придётся спать на плече Тайлера. Это — то, за что Тайлер так сильно любит Джоша; он знает, когда нужно прекратить спорить. Он даже не начинает этот спор. Его голова не такая уж и тяжёлая. Тайлер вслушивается в его дыхание: размеренное, медленное, такое же горячее. В комнате становится теплее — возможно, простынь просто нагревается от температуры их тел. Возможно, всё дело просто в присутствии Джоша, возможно, всё дело просто в его существовании. Тайлер касается его лица, кончики пальцев трогают губы и кончик носа, поглаживают колечко в левом крыле. Джош издаёт хриплый смешок, но не шевелится, не дёргает головой в попытке стряхнуть его руку. — Спи, — выдыхает Джош. Ещё рано, ещё нет и одиннадцати; Тайлер бы сказал — детское время, Тайлер бы повторил, что не хочет спать и сейчас это было бы правдой на пару порядков искреннее, чем было сказано несколькими минутами до этого. Весь сон слетает от ощущения горячего тела рядом с собой, от ладони, вжимающейся в поясницу, от горячего смешка, щекочущего левое запястье, будто Джош пытается сдуть вытатуированные черной краской линии. Вторая ладонь Джоша ложится под щёку Тайлера — приходится чуть приподнять голову, чтобы она умостилась. Большой палец ложится на губы, Тайлер коротко целует подушечку. Тайлер касается пальцами переносицы Джоша и его закрытых век, Тайлеру хочется прикрыть ему ладонью глаза, чтобы он не смотрел на него. Джош улыбается так, будто видит его, даже когда не смотрит; когда у него закрыты глаза или он пялится на что-то постороннее, когда он физически не может смотреть на него — он всё равно его видит. Землетрясения, оползни, вулканические извержения; практически незаметные в открытом море, волны превращаются в разрушительный водный вал в прибрежном мелководье. Они лежат вплотную друг к другу — слишком тесно, слишком жарко, слишком маленькое одеяло для них двоих. Тайлер старается не шевелиться — ему это удаётся лишь потому, что он делает для своей левой руки исключение, позволяя ей путешествовать сначала по лицу Джоша, а затем отпустить — опустить ниже, к шее, к плечам, под одеяло, к груди. Джош даже не комментирует тот факт, что Тайлер его лапает вместо того, чтобы пытаться уснуть — Джош просто улыбается молча, кончиком большого пальца продолжая трогать его губы, поглаживая, касаясь, прижимаясь — будто запечатывая его рот ещё до того, как Тайлеру захочется что-то сказать. Говорить Тайлеру не хочется: слова заебали. Одним из признаков появления цунами является внезапный быстрый отход воды от берега на значительное расстояние и осушение дна. Чем дальше отступила вода, тем выше будут волны. Тайлеру кажется, что вода внутри отступила так далеко, что дно высохло, иссохлось и пошло трещинами, Тайлеру кажется, что ещё чуть-чуть, и его накроет этой огромной, гигантской волной. Глаза начинает щипать, когда его ладонь ложится на грудь Джоша, немного левее, над самым сердцем. Стучит чуть чаще — или Тайлеру просто кажется? Джош ненавидит спать по ночам; как тут уснуть, когда происходит ебаная магия? Тени пляшут по углам, Тайлер лежит в его постели. Если Джош вырубится, он пропустит всё самое интересное: расслабленное, безмятежное выражение лица Тайлера, его бормотание сквозь сон, шевеление, столкновение коленками. Тайлер касается его ступни своей, Джош сглатывает. Тайлер ненавидит спать по ночам, но сейчас, здесь, в руках Джоша, тени по углам кажутся чем-то успокаивающим, они пляшут под бит сердцебиения Джоша, подчинённые ему, зачарованные, очарованные самим Джошем. Тайлер их не винит: он очарован и загипнотизирован сам. — Чего там? — Тайлер беспокойно ворочается, но не убирает руки, не убирает обеих рук с Джоша. Как и Джош не убирает свои. — Электричество отключилось, — Джош зевает, приоткрывая один глаз и щурясь, глядя в сторону окна. — Здесь иногда по ночам такое бывает. Не обращай внимания. Спи. Такое бывает: такая странная магия, когда ночь входит в свои права и накрывает город гигантской волной тьмы, поглощая все пляшущие тени по углам спален в каждом доме и в каждой квартире — чтобы спалось слаще.