Скорбь, из которой состоят наши сны/Such Woe as Dreams Are Made Of

      Уэнсдей следовала за дядей Фестером по тёмным коридорам учреждения. Этой поздней ночью везде было тихо; какие бы эксперименты ни проводились над обитателями этих безмолвных палат, они закончились с наступлением следующего дня, и остались только вооруженные до зубов охранники и измученные медсестры, которых давно перестало пугать увиденное.       Вещь должен был позаботиться об охранниках, которые суетились вокруг воздуховодов. Кузен Итт разобрался с медсестрами, взломав мониторы, прикреплённые к разным "заключённым", так что медсёстры ходили взад и вперёд по определённому коридору, восстанавливая их работу. Они были этим слишком увлечены, чтобы заметить, что происходит в другом месте.       Медсёстры на посту, находящемся ближе всего к палате Тайлера, крепко спали. Всему виной было кофе со снотворным, что было дело рук Уэнсдей; ей нравилось готовить смесь, находя иронию в том, что именно кофе освободит Тайлера.       Проходя по коридору, Уэнсдей миновала ещё одну палату со знакомым порядковым номером. Она запомнила его и прочитала историю болезни, относящуюся к этому конкретному пациенту. – Тссс.        Дядя Фестер остановился и посмотрел на неё. Он нахмурился, когда она жестом показала на комнату, и отрицательно покачал головой, но Уэнсдей была непреклонна. Матери Тайлера они уже ничем не могли помочь, ей давно сделали лоботомию, и то, что осталось от её разума, безнадежно потерялось в тумане. Но всё же Уэнсдей не хотела уходить, не поговорив с ней.       Она вошла на цыпочках и увидела, что Франсуаза открыла глаза и смотрит на неё.       – Я здесь, чтобы помочь, – прошептала Уэнсдей. – Я пришла за Тайлером.       Глаза Франсуазы расширились ещё больше.       Уэнсдей кивнула.       – Тайлер. Ваш сын. Он очень сильный. С ним всё будет в порядке. – Она жалела, что его мать не слышит её. – Мне жаль. Я хочу … Я бы хотела, чтобы всё было по-другому. – Она нежно коснулась рукой щеки Франсуазы. Её пальцы стали мокрыми от слёз. – Если мы сможем... может быть, мы сможем вернуться. Когда-нибудь…       Она поспешила выйти из палаты и обнаружила, что дядя Фестер ждет её. Он вопросительно посмотрел на неё, и она покачала головой. Может быть, от прежней Франсуазы что-то и осталось, но трудно было сказать, что именно, а попытка вывезти её сегодня вечером поставила бы под угрозу всю миссию.       Они продолжили путь по коридору к палате Тайлера. У них было очень мало времени.       Он тоже не спал и смотрел на них, когда они вошли, и Уэнсдей почувствовала, как страх ледяными пальцами сжимает её сердце. Неужели они тоже причинили ему вред, сломали его рассудок, не давая возможности восстановиться?       Но затем он прошептал её имя, а также тихо и с трудом произнёс:       – Помогите.        – Мы вытащим тебя отсюда, – пообещала она.       Дядя Фестер возился с ремнями, которыми Тайлер был привязан к креслу. Задачей Уэнсдей было отключить все мониторы. Ей хотелось надеяться, что из-за того, что медсёстры крепко спали на посту под действием снотворного и последующей пересменки никто не заметит, что из этой палаты не поступают данные, пока они не будут уже далеко отсюда.       – Прости парень, но это для нашей же безопасности, – сказал дядя Фестер Тайлеру. Он вколол ему ещё одну субстанцию, которую приготовила Уэнсдей, и которая должна была быть достаточно сильной, чтобы на некоторое время усыпить даже Хайда. Затем Фестер перекинул долговязую фигуру Тайлера через плечо, всё ещё закутанного в смирительную рубашку, а Уэнсдей пошла первой, высматривая, нет ли в коридоре кого-то, кто препятствовал бы их пути.       На этот раз за транспортировку отвечал кузен Итт, и он ждал их в грузовичке, на котором было написано название компании, занимавшейся стиркой белья. Этот фургон был гораздо менее заметный, чем тот психоделически раскрашенный, который хотел использовать дядя Фестер.       По пути к ним присоединился Вещь, устроившись на плече у Уэнсдей, когда та поспешила открыть двери грузовика. Дядя Фестер положил Тайлера на груду простыней, и Уэнсдей забралась следом, накрыв его и себя ещё большим количеством простыней. Фестер занял своё место на водительском сиденье, а остальные спрятались, когда он вывозил их с территории предприятия       Уэнсдей лежала там, где могла слышать дыхание Тайлера, она была очень благодарна своей семье — за их особые, неповторимые таланты, за их готовность поверить её словам, и за то, что они никогда не бросали никого, кто нуждался в их помощи.       Уже дома, с помощью Гомеса и Мортиши, они разместили Тайлера в самом комфортабельном гостевом подвале, который у них был. Они приковали его к стулу цепями повышенной прочности, которые они ранее использовали на кузене Атласе, когда он в последний раз вышел из себя.       – Он не сразу сможет вырваться из них, – фыркнул дядя Фестер. Он повернулся к Уэнсдей. – Теперь, когда он у тебя в руках, что ты собираешься с ним делать?       – Мне нужно посмотреть, не нанесли ли ему непоправимый вред испытания, которые они проводили на нём. А потом... я полагаю, это будет зависеть от того, чего хочет Тайлер.       – А если Тайлера больше нет, и остался только Хайд? Что тогда? – спросила Мортиша.       – Он всё ещё там, мама. Я знаю, что это так. Вопрос в том, достаточно ли он себя контролирует, чтобы Хайд его не поглотил.       Кузен Итт яростно защебетал, напомнив, что не было зафиксировано ни одного случая, когда человеку удавалось сохранить контроль над своим Хайдом. Рано или поздно они все сдавались.       – Я знаю это, – огрызнулась Уэнсдей. – Но если чего-то никогда не делали раньше, это не означает, что этого нельзя сделать сейчас.       Гомес кивнул.       – Справедливо. Мы дадим вам немного времени. Но собаки будут патрулировать территорию днём и ночью.       Затем они ушли, а Уэнсдей села с книгой у двери и стала ждать, когда проснётся Тайлер.       Она знала, что Ларч караулит за дверью, и Вещь находится неподалеку, они оба беспокоились о её сохранности, если Тайлер проснётся и Хайд вырвется наружу. Но её это не волновало.       Он пошевелился, и Уэнсдей посмотрела на часы. Точно по расписанию. Она была очень довольна, что её препарат сработал так, как она и планировала, с точностью до минуты.       Открыв глаза, Тайлер осмотрел подземелье.       – Уэнсдей? – его голос был надтреснутым, как будто он давно не разговаривал.       Уэнсдей вышла из тени с чашкой воды и соломинкой, осторожно поднося её к его губам, пока он пил.       Он нахмурился, проверяя, насколько крепка смирительная рубашка. Пока он спал, они сняли с него одежду, выданную учреждением, и надели вещи дяди Фестера. Этой одежде была характерна дополнительная прочность, чтобы человек не смог сбежать.       – Это не сон.       – Нет. Больше нет. Теперь ты в безопасности.       – В безопасности. В грязном подземелье.       – Не горячись, в наших подземельях идеально чисто.       Тайлер улыбнулся.       – Лучше, чем в других местах. – Он поднял руки, насколько позволяла смирительная рубашка. – Ты освободишь меня?       – Нет, не сразу. Пока мы не будем уверены...       – Что я внезапно не превращусь в монстра?       – Именно так. Трудно понять, какие триггеры Лорел оставила в твоём сознании; и никто на самом деле не знает о Хайдах достаточно, чтобы быть уверенным, что в конце концов он не завладеет тобой.       – Ой. Ты ведь не будешь тянуть время, не так ли? Так сколько же мне ещё лежать здесь и ждать, пока я сойду с ума?       – Недолго, – заверила его Уэнсдей. – Только до тех пор, пока мы не проведем дополнительные исследования.       – Я мог бы помочь.       – Конечно.       – Уэнсдей. Я не... я не хочу быть таким.       – Я знаю. Ты не лгал, когда говорил мне, каким восхитительным был страх, как сильно ты наслаждался им.       – Нет, – признался он. – Я не лгал. И … Я действительно наслаждаюсь властью, я не могу этого отрицать. После стольких лет, когда люди считали меня каким-то слабаком, потому что я старался быть милым, старался не привлекать к себе внимания... Это было приятно.       – После того, как всю жизнь люди считали меня жестокой, мне показалось... странно приятным по-настоящему заботиться о других людях. Это свидетельствовало о переменах, произошедших во мне.              – Видишь? Мы с тобой одинаковые, ты и я. Мы оба пытаемся найти баланс между тем, что видят все остальные, и тем, что, как мы знаем, мы храним глубоко внутри.       – Я не убивала людей чтобы достичь этого.       – А пираньи в бассейне? Это была чистая удача, что никто не умер.       – Возможно, – согласилась Уэнсдей. – И всё же.       – Убийство было не моей идеей. Это была идея Лорел. А потом мне стало нравиться это, и то, как она относилась ко мне, когда я делал то, что она хотела. Уэнсдей. Ты сказала... ты сказала, что, возможно, знаешь, где моя мама? Ты можешь помочь мне найти её?       – Тайлер, – прошептала она. – Не думаю, что ты этого хочешь.       – Конечно, хочу. А почему бы и нет? – Теперь он боролся со смирительной рубашкой.       – Она... Они повредили ей рассудок, Тайлер. На самом деле, от её прежней ничего не осталось. Больше ничего.       – Где моя мама, Уэнсдей? – Теперь он кричал, пытаясь освободиться от пут, и Уэнсдей слышала, как Ларч за дверью собирается войти.       Ей больше ничего не оставалось делать. Однажды она солгала ему, но больше не собиралась этого делать.       – Она находилась в том же учреждении, что и ты.       – Ты хочешь сказать, что вы могли бы спасти и её, но оставили там?       Уэнсдей заметила, что его лицо начало вытягиваться, а глаза выпучиваться, и она быстро сообразила, как лучше всего заставить его снова взять себя в руки.       – Мы не могли освободить её, не поставив под угрозу всю миссию. Но есть другой способ освободить её, Тайлер! Есть другой способ. Возьми себя в руки, и мы его найдём.       Сначала он боролся с путами, но потом она увидела, что он борется с собой, и его лицо снова стало обычным. Как только его дыхание выровнялось, он посмотрел на неё.       – Это ты.       – Что ты имеешь в виду?       – Ты — мой спусковой крючок. Ты была первой, кто заставил меня превратиться в монстра без прямого приказа Лорел.       Уэнсдей кивнула.       – Я всегда произвожу такой эффект на людей.       – Ты определённо производишь его на меня, Уэнсдей…       – Да?       – Ты думаешь, есть шанс, что мы могли бы...       Она вспомнила его поцелуи, во "Флюгере" и их снах.       – Я не знаю, – сказала она, вместо "да", она хотела сказать – "Ты действительно пытался убить меня".       – Это было самое тяжёлое, что я когда-либо делал. Я... хотел выполнять приказы. Лорел так сильно изменила меня. Я бы сделал для неё всё, что угодно. Она...она заняла место моей матери!       Уэнсдей покачала головой.       – Я думаю, что какая-то часть тебя всегда знала, что она не достойна этого места. Даже когда ты выполнял её желания.       – Возможно. Я не знаю. Жаль, что я раньше не увидел, что она делает, и не взял себя в руки.       – Ещё не слишком поздно, Тайлер. Ты можешь взять себя в руки прямо сейчас, научись управлять Хайдом.       – Разве ты не говорила, что никто никогда этого не делал?       – Мы никого не знаем, но это не значит, что такого никогда не случалось.       Тайлер покачал головой.       – Хотел бы я тебе верить.       Уэнсдей поколебалась, затем опустилась на колени рядом с ним.       – Если бы я не верила в тебя, я бы этого не сделала. – Наклонившись, она поцеловала его, почти сразу почувствовав его отклик, а также слабый стон, когда он попытался высвободить руки и не смог. Прервав поцелуй, Уэнсдей откинулась на спинку стула. – Видишь? Никаких признаков присутствия Хайда.       – Значит... у нас есть надежда?       Она кивнула.       – Есть.       – Что дальше? Как мне из этого выпутаться?       – У меня есть план. Ты доверишься мне?       Его голубые глаза встретились с её.       – Да.