Предначертание красной нити

      Скрываться от всех, пока душу разъедает едкая кислота, кажется лучшим вариантом развития событий для Микасы. Она беспрестанно плачет, скрывая слезы в ладонях. Везение покинуло ее, от чего нутро разрывается больнее и сильнее. Она не хочет, не может.       Метка не болит и не кровоточит, потому что соулмейт находится сравнительно рядом. Стоит только услышать ровное сердцебиение, как уши начинают двигаться подобно локаторам в поисках родственной души, прошедшей где-то рядом. Микаса благодарна инстинктам, потому что благодаря этому она может вовремя спрятаться, чтобы не попадаться капитану на глаза.       Леви не ищет встреч с ней, знает, что ей нужно время, осмыслить и понять все, что произошло. Он сам не рад предписанной участи, но ничего поделать с этим не может. Умирать не хочется, а это единственный способ освободить девчонку и стать свободным самому.       - Йегер, подойди, - мужчина наблюдает за задумчивым парнишкой, который бросает короткий взгляд на соперника в спарринге и подбегает к нему, - Давно видел Аккерман?       - Она избегает меня. Три дня не видел, но знаю, что она тренируется по вечерам после ужина.       - Ясно. Свободен.       - Вы что-то знаете, капитан?       - То же, что и ты. Свободен.       Должно пройти время, прежде, чем девчонка поймет, и сама придет к нему, чтобы поговорить. Ему кажется, что они найдут выход из сложившейся ситуации, но мысли о том, что это тщетно, выходят на передний план. Они предначертаны друг другу красной нитью судьбы, по-другому быть не может. И как бы сильно им обоим не хотелось обратного, этого не случится. Нужно принять эту участь, чтобы остаться живыми.       К концу недели Микаса останавливает поток жидкости из глаз, думая о том, что организм уже просто обезвожен. Все прошедшее время она ни с кем не общалась, и голосовые связки кажется заржавели, как давно неиспользуемый привод УПМ. Смысла затягивать и откладывать неизбежное она не видит. Поужинав в одиночестве после того, как солдаты освободили столовую, она принимает решение и медленно двигается к корпусу командования. Третий этаж, направо, последняя дверь. Стучать, наверное, уже не нужно, она знает, что у него срабатывает инстинкт соула.       Леви разгребает бумаги, скопившиеся на столе за время вечерней тренировки и ужина, и материт Ханджи, когда сердце ловит правильный ритм, а уши улавливают звук тихих шагов за дверью. Становится спокойно и уютно, и он прикрывает глаза, слушая шуршание открывшейся двери. Она стоит к нему лицом, солдатская выправка придает ей немного пугающий вид, но он знает, что за ней скрывается. Откидывается в кресле в ожидании каких-либо слов от нее, но встречается только с упрямым взглядом.       - Я ждал тебя, Аккерман.       - Покажите ее еще раз.       Уголки губ предательски дергаются вверх, и Леви тихо хмыкает, пока встает с кресла и расстегивает рубашку. Наблюдает за ее взглядом, который плавно скользит от его лица к шее, задерживается на рельефной груди и опускается к кубикам пресса на животе. Затем снова поднимается к алой нити метки.       - Свою покажешь?       Микаса на мгновение сжимает губы в тонкую линию, но чувство спокойствия, разливающееся по венам, дает понять, что она может не бояться. Снимает куртку и методично расстегивает рубашку. Скидывает ее с плеч, оставшись в спортивном топе. Пальцы тянутся к телу Леви в желании прикоснуться к метке, и он, уловив его, подходит ближе и кивает, давая разрешение.       - Почему? – Микаса проходится подушечками пальцев по линии и прикрывает глаза от ощущения прохлады на своей метке, когда Леви ответным жестом невесомо прикасается к ее коже.       - Поверь мне, я задавался таким же вопросом не один раз, Аккерман. Не нам с тобой решать, к сожалению. Одевайся, замерзнешь.       - Вы говорите мне это, как солдату или как соулмейту?       - Мне не хочется, чтобы ты заболела ни в одном из этих случаев.       - И что, вы не наброситесь на меня с похотливыми желаниями?       - Я похож на животное? – он выдерживает ее взгляд и продолжает, - Я, конечно, могу сейчас взять тебя, и это даже не будет сделано насильно, но я понимаю, какой тварью потом буду в твоей голове. Я хочу дать тебе возможность узнать меня с другой стороны. Не как воина и твоего капитана, а как мужчину.       Леви, застегнув рубашку, указывает на диван, приглашая гостью присесть. Микаса опускает голову и подчиняется.       - Вы слишком спокойны для такой ситуации.       - Если бы я знал, куда можно пожаловаться, я бы давно это сделал, Аккерман. И, думаю, что в нашей с тобой ситуации пора перейти на «ты».       - Я не смогу. Ничего из этого.       - Я настолько тебе противен?       - Вы мне не противны. Я уже говорила, что в неформальной обстановке с вами уютно. Дело не в этом.       - Йегер?       - И он тоже.       - Нам не обязательно выставлять нашу связь напоказ. Для начала можем просто привыкнуть друг к другу, прикрываясь помощью с бумагами, например.       - И вам не будет неприятно?       - У меня нет выбора, Аккерман. Я не собираюсь умирать, чтобы освободить себя и тебя. Хотя я знаю, что для тебя это было бы счастьем.       - Вы не правы, капитан.       - Аккерман, мы здесь одни. Называй меня по имени.       - Тогда вы тоже перестаньте использовать мою фамилию, когда мы наедине.       - Хорошо, Микаса, - он пробует на вкус ее имя, произнося как можно нежнее.       - Отлично, Леви, - она отвечает с маленькой заминкой, будто привыкая к мягкости слогов.       Глаза исследуют ранее неизвестные изгибы и трещинки на его коже. В его глазах блестят синие вкрапления, отражая свет, льющийся из окон кабинета. Микасе становится любопытно, откуда у него шрам на подбородке, почему его губы не шелушатся от мороза, и какая на ощупь кожа его рук.       - Хочешь что-то спросить? – Леви прерывает ее разглядывания, вытаскивая своим бархатным голосом из маленького мира фантазий.       - У меня много вопросов. И я даже не знаю, с какого начать.       - Интересно, я тоже меняюсь, когда ты рядом?       - В каком смысле?       - Ты уже не такая колючая, как раньше. Более разговорчивая. Мягкая, что ли.       - Вы… Ты… Наверное, да. Ты тоже другой. Это плохо?       - Не знаю, как это повлияет на службу, но в целом – нет. Давай поступим так. Сегодня уже поздно, тебе лучше выспаться. Завтра после обеда придешь ко мне разбирать бумаги, и сможешь задать интересующие тебя вопросы. Обещаю ответить на все. Но от тебя тоже попрошу искренности и открытости.       - Согласна. Только…       - Что? – спрашивает он после недолгого молчания.       - Можно потрогать твои руки?       Тонкая бровь медленно ползет вверх вместе с уголками губ, но Леви вовремя берет себя в руки и сдерживает улыбку. Ей можно все в пределах разумного. Сейчас ее глаза блестят подобно отполированному ножу, который он всегда носит с собой. Она будто принимает сущность соула и поддается своей тяге, становится раскованной и мягкой, убирая камуфляж в виде колючек, которые летят в любого, кто неправильно на нее посмотрит.       Леви протягивает ей обе руки и прикрывает глаза, когда ощущает невесомые прикосновения подушечек пальцев. Они исследуют его кожу плавно и медленно, от запястья к ладони, переходя на длинные пальцы. Было бы волшебно почувствовать на месте прикосновений ее дыхание, но пугать ее своим напором не входит в его планы. Каким бы смелым и независимым не был Леви, как бы сильно не желал взять свое здесь и сейчас, ему не чуждо уважение чувств других, особенно своего соула.       - У тебя крупные ладони, - Леви открывает глаза, когда чувствует прикосновение полной ладони Микасы к своей, - И мягкая кожа.       Они застывают на неизвестное количество мгновений, глядя друг другу в глаза. Сердца громко бьются в унисон, Леви хочется приблизиться к ней еще, сократить расстояние. Видят все высшие силы: если она ничего не сделает сейчас, то он выпустит ее из комнаты только утром в лучшем случае.       - Тебе пора. Выспись хорошенько. Я не хочу завтра смотреть на то, как ты зеваешь.       - Это приказ?       - Это просьба твоего соула.       Микаса непростительно долго уходит из командного корпуса. Отдаляться от Леви не позволяют инстинкты, которые она почти приняла. Но мысли о том, что теперь делать со службой и с Эреном заполняют голову. Девушка знает, что теперь, когда она обрела родственную душу, все больше никогда не будет таким, как прежде. Думать о том, что она предает Эрена невыносимо больно, но еще больнее думать о том, чтобы оставить Леви. Причем в случае с последним боль будет не только ментальной, но и физической. ***       - Кто отвечал за проверку газа в приводах? – голос Леви и без того достаточно громкий, а когда он злится, становится слишком пугающим для всех, - Спрингер!       - Я!       - Какого хуя в приводе Аккерман оказалось мало газа?       Утренняя тренировка на полигоне с макетами титанов чуть не закончилась потерей солдата на ближайшие две недели. В приводе Микасы закончился газ в самый неудобный момент. Она могла бы нехило приложиться головой, но к ней на выручку подоспел Кирштейн, который – пусть и неудачно - перехватил ее. Пострадала нога девушки, но и это было поводом для дополнительных нарядов.       - Я…Я… - Конни всегда заикается от страха, а тут еще и разозленный капитан сверлит его взглядом.       - Головка от хуя! Отвечай на поставленный вопрос, недоумок!       - Микаса всегда сама следит за своим приводом. Я не подумал, что…       - Ты вообще когда-нибудь думаешь, тупоголовый? Две недели драишь туалеты. Женские. А потом столько же проверяешь каждый привод. Каждый, Спрингер!       - Есть, капитан!       Жан стоит неподалеку, поддерживая Микасу за талию. Его лицо, готовое разорваться от смеха, становится пунцовым, когда он слышит назначенное для Конни наказание. Кровь отливает, когда его глаза встречаются с взглядом капитана.       - Кирштейн, тебе шоры на глазах мешают?       - Что?       - Глаза разуй, конь педальный! Что я говорил об альтруизме?       - Но она же падала!       - Если хочешь помочь, делай это правильно, Кирштейн! Дополнительные тренировки с отрядом Зое две недели! После тренировок будешь учиться накладывать шины и повязки у нее же. А потом помогать Спрингеру проверять приводы.       - Есть, капитан!       - Аккерман, за мной.       Микаса теряет опору в виде Жана и бредет следом за Леви, слегка прихрамывая. Ее отряд с опаской смотрит вслед, думая о том, каким же будет наказание для нее, раз уж капитан не захотел его озвучивать при всех.       Когда дверь его кабинета открывается, а рука приглашающим жестом просит пройти вперед, брюнетка чуть прищуривается. Она никак не ожидала прийти сюда, думая, что для начала неплохо бы было зайти в медпункт, чтобы наложить на ногу повязку.       - Присаживайся. Я схожу за бинтами, а ты пока оголи травму.       Прикосновения его пальцев к оголенной коже приносят приятные ощущения. Микаса откидывается на подлокотник дивана, полностью доверяя травмированную ногу своему капитану. Она могла бы с легкостью доверить ему собственную жизнь, если бы потребовалось. Рядом с ним спокойно и уютно, и она знает, что он чувствует то же самое.       - Ты злишься? – решается она задать вопрос после того, как он заканчивает обработку.       - Злился, пока не пришли в кабинет. Ты меня успокаиваешь своим присутствием.       - Перемены будут слишком сильно заметны, если ты не назначишь мне наказание.       - Индивидуальные тренировки подойдут? Соответственно, когда нога придет в норму.       - Это больше похоже на поощрение. Все знают, что ты не даешь индивидуальных тренировок.       - Я был готов вырвать руки Кирштейну, когда он тебя перехватил. Если я еще раз увижу, как кто-то до тебя дотрагивается, мне сорвет крышу.       - Ты ревнуешь?       - Это больше похоже на инстинкт собственника. Для меня происходящее тоже в новинку, Микаса, поэтому давай постараемся продержать нашу связь в секрете, хотя бы пока не поймем, что с нами творится. Будь исполнительной и послушной, или я за себя не ручаюсь.       - Хорошо, я постараюсь.       - Можешь быть свободна. После обеда жду на бумажную отработку.       - Спасибо за помощь, - она невесомо прикасается к тыльной стороне его ладони благодарным жестом и смотрит в глаза, опустив голову.       В столовой подозрительно тихо, когда девушка прихрамывая подходит к столу с подносом. Жан и Конни смотрят на нее исподлобья, будто боясь ее гнева, остальные заинтересованно следят за обстановкой. Микаса молчит, пока тарелка не становится пустой.       - Что? – наконец спрашивает она, не выдерживая молчаливого напора.       - Какое у тебя наказание?       - Бумажные отработки и индивидуальные тренировки.       - Эй! – Эрен поднимает голову и пристально вглядывается брюнетке в глаза, - Мы же совсем перестанем видеться!       - Если хочешь оспорить решение капитана – иди к нему сам, Эрен. Но не уверена, что ты хочешь присоединиться к Конни и Жану.       - Ты его защищаешь?       - Я никого не защищаю. Приказ есть приказ, и ты это знаешь.       - Раньше ты не особо стремилась к их выполнению. Что же произошло сейчас?       - Ничего не произошло. Я игнорирую приказы только тогда, когда дело касается твоей защиты, и ты это знаешь. А сейчас я не наблюдаю близ тебя опасности.       Свирепый, полный ярости взгляд любого заставит закрыть рот и не соваться в жерло вулкана по имени Микаса Аккерман. Она в гневе. Мало того, что перемены в ней и капитане заметили близкие, так они с Леви еще и не решили, что делать с этими переменами. Решение предполагалось найти на совместном времяпрепровождении, и именно на этом девушка и решает сейчас сосредоточиться.       Отсутствие Эрена в ее повседневной жизни по началу кажется слишком непривычным, но со временем Микаса понимает, что все не так плохо, как ей казалось на первый взгляд. Рядом с Леви невероятно спокойно. Он оказался довольно приятным собеседником, постепенно раскрывая свою разговорчивость. С каждым днем девушку все сильнее тянет в его кабинет, чтобы для начала заняться бумажной работой, а потом задать ряд своих бесконечных вопросов и дать ответы на его.       За время пребывания наедине они выяснили, что инстинктом собственника обладает не только Леви, и Петре пришлось очень быстро ретироваться из кабинета под пристальный взгляд Микасы, за что последняя потом несколько раз извинялась. Читать мысли друг друга они не умеют, но вот одинаковы сны – реальность. Это выяснилось, когда оба заснули после ночного дежурства за столом. Призрачное ощущение боли от соула тоже подтвердилось, когда Леви случайно отвлекся и дотронулся до горячего чайника.       - Ты серьезно? – Микаса сидит напротив Леви с чашкой чая в руке, с ногами забравшись на диван. Он кивает, прикрывая лицо, - Ты мог забрать что угодно, а забрал чай?       - Отборный черный крупнолистовой.       - Леви, ты поразителен! Ха-ха! – Микаса не сдерживает смеха, и только потом понимает, что произошло.       - Ты смеешься? – удивленный взгляд брюнета, сверкающие синие крапинки в зрачках и приподнятые уголки губ, - Ты смеешься, Аккерман! Первый раз слышу твой смех.       - А ты улыбаешься. И я первый раз вижу твою улыбку, - рука непроизвольно тянется к его щеке, пальцы невесомо поглаживают гладко выбритую кожу, - Ты красивый.       Леви утопает в ее глазах, из последних сил хватаясь руками за длинные ресницы. Пропади все пропадом. Его разорвет, если он не сделает этого прямо сейчас. Мужчина медленно приближается к лицу девушки, переводя взгляд с глаз на губы, и та верно истолковывает его порыв. Прикрывает глаза в предвкушении. Губы приоткрываются под давлением его пальцев на подбородок. Микаса наклоняет голову и подается навстречу.       Поцелуй выходит абсолютно невинным, будто подростки за углом дома в ожидании криков родителей, зовущих их домой. На Леви это не похоже и удивительно для него самого. Он отрывается от ее губ и пристально смотрит в серые глаза, которые медленно приоткрываются. Едва слышное «Еще» доносится до слуха, и его не нужно просить больше. Леви снова прикасается к ее губам, но в этот раз смелее и требовательнее. Микаса с готовностью и радостью отвечает на поцелуй. Чувствует на своей щеке его горячую ладонь и решительно обвивает его шею рукой, притягивая ближе. Крышу срывает.       Страстный танец двух языков, недостаток воздуха в легких, головокружение и желание – их сущность, дремавшая все это время где-то глубоко внутри. Оба понимают, что поцелуй – это химикат, запустивший реакцию соулов друг на друга. Все становится реальнее, чем было до этого. Каждое чувство острее ощущается в теле, каждый звук яснее улавливается ушами, мир наполняется яркими цветами и эмоциями.       Они принадлежат друг другу. Они – родственные души, наконец встретившиеся в пространстве этого мира. И оторваться друг от друга значит вырвать с корнем сердце.