Стеклянные льдины

«Привет». Заметив уведомление о новом сообщении в фейсбуке, Вэй Ин роняет чашку со свежесваренным кофе, и та разбивается о кухонный кафель. Чашка была любимой, а кофе — дорогим, но это не имеет значения: аватарка Цзян Чэна в списке чатов горит красной единицей, руки Вэй Ина трясутся. — Что… — хрипло давит он в пустоту. Экран ноутбука с открытым мессенджером молчаливо намекает открыть сообщение. — Может, его взломали? С чего бы Цзян Чэну писать ему? Прошло семь лет с их последней встречи, и вряд ли лёд между ними теперь может растаять. Уж точно не сам по себе. К тому же Цзян Чэн никогда не писал ему простых слов приветствия. Дверь ванной открывается и тихо захлопывается, мягкие шаги Лань Чжаня следуют в спальню. Одевается, наверное. Вэй Ин облизывает губы и тянется к компьютеру, чтобы закрыть мессенджер, но вместо этого щёлкает по красной единице. Сердце сбивается с ритма, и паника подскакивает к горлу. Теперь нельзя сделать вид, что сообщение не дошло. Теперь нельзя притвориться, что он годами не заходит на свою страничку. Теперь надо ответить. Вэй Ину страшно. «Привет, а-Чэн! Что-то случилось?» — пишет по-китайски, используя давно забытое обращение, притворяясь тем человеком, что уехал из Шанхая семь лет назад. А кровь стынет в жилах, и голова гудит от ужаса. Пожалуйста, пусть страница Цзян Ваньиня просто взломана из-за слишком простого пароля. → Цзян Чэн кусает губы и сверлит взглядом сообщение. Наверное, он сделал это неправильно. Как можно было так бездарно и сухо обратиться к брату, спустя семь лет молчания и ненависти? Как можно написать ему «привет», после того как заблокировал его везде, где только смог? Тем не менее, Вэй Ин отвечает. Так легко и свободно, как отвечал всегда — в вичате, фейсбуке или инстаграме, неважно. Не столь же быстро, правда, но всё равно очень скоро для семи лет молчания. Сам Цзян Чэн, например, собирался с духом полгода, прежде чем выдавил из себя короткое приветствие. Брат спрашивает, что случилось, и внутри разгорается привычное раздражение. Пальцы уже собираются написать резкое «ты думаешь, я бы написал тебе, если что-то случилось?!», но он останавливает себя. Психотерапевт учит его дышать и сдерживать эмоции хотя бы до тех пор, пока сам Цзян Чэн не поймёт, действительно ли хочет сказать те слова, что возникают на языке. Ваньинь собирается помириться с братом и позвать его домой. Он не хочет делать пропасть между ними ещё больше, ведь она и так уже необъятная. Поэтому он давит в себе первую реакцию. И вторую: «Почему что-то должно случиться, чтобы я тебе написал?» — тоже. На месте Вэй Ина он бы и сам подумал о худшем. Или нет: на месте Вэй Ина он бы послал себя так далеко, насколько хватило бы словарного запаса. «Как ты?» — почти хочет написать он, но полагает, что брат не ответит. Он и в лучшие времена не признавал свою боль и слабость, а уж теперь и подавно не скажет ни о чём подобном. Надо сразу сказать правду — причину, по которой пишет среди бела дня. Сказать резко, как пластырь сорвать. «Прости, что выгнал тебя. Ты не был виноват, знаешь же, да?». Сообщение оказывается прочитанным почти мгновенно, словно чат на той стороне до сих пор был открыт. А потом наступает тишина. → Дыхание Вэй Ина перехватывает знакомой паникой, и колени подкашиваются. Он падает прямо в лужу горячего кофе, пачкая джинсы, и чудом не режется об осколки чашки. Вдохнуть не получается, мир кажется душным и плотным, воздух рвёт лёгкие на куски и сжимает горло, сердце болит и как будто бы с трудом бьётся. Вэй Ин скулит, сминая футболку на груди в надежде, что станет легче. Слёзы так быстро заливают лицо и нос, что это почти нереально. Чёрт, почему же так больно? Разве это не дело минувших дней? Разве Вэй Ин не говорил самому себе, что пережил это и переболел? Почему всего одна, самая важная в жизни Вэй Ина фраза выворачивает рёбра и раздирает сердце. — Вэй Ин? — обеспокоенный голос Лань Чжаня долетает как сквозь вату. Его сложно расслышать за собственными всхлипами и скулежом, которые то и дело срываются в вой. Вэй Ина колотит так сильно, что со стороны, наверное, похоже на какой-то припадок. Голос Лань Чжаня спрашивает о чём-то, но разобрать слова не получается. Внутренности режут раскалённым металлом, боль окружает его повсюду. Лань Чжань поднимает его и усаживает на стул, тёплые ладони жениха обнимают ладони Вэй Ина, и на этом ощущении легко сосредоточиться. Даже если хочется свернуться в клубок и умереть от разрывающего страдания, Вэй Ин старается дышать и держаться за Лань Чжаня. Ему нужно за кого-то держаться. → Целый час Цзян Чэн не получает ответа. Он пытается готовить им с а-Лином обед, но сложно делать это, неотрывно глядя на экран телефона. Психотерапевт, которому он уже тоже успел высказать своё негодование от дурацкой идеи, уверяет его, что нужно ждать и дать брату время. Цзян Чэн ждёт. И его ожидание вознаграждается. «Прости😅 меня отвлекли. Не волнуйся😘 я никогда не злился на тебя, братишка! 🤗🤗🤗💜💜💜 Как вы там? 😉» О, это хороший вопрос. Это легко. Вэй Ин всё ещё остаётся собой, не правда ли? Только он мог так просто закрыть щекотливую и болезненную тему скотского поведения Цзян Чэна. «А-Лин будет выступать на Празднике середины осени, — пишет он. — Хочешь приехать в гости?» Прочитанное сообщение остаётся без ответа минуту, две, десять. Проходит почти двадцать минут, когда Цзян Чэн решает добавить: «Хочешь приехать насовсем?». → Вэй Ин шмыгает носом и снова прикладывается к успокоительному чаю, заботливо предоставленному Лань Чжанем. В нём уже булькает две такие чашки, а в крови растворяются таблетки, которые он принимает по расписанию. Боль в груди от каждого сообщения Цзян Чэна немного успокаивается, словно последовательные удары закаляют его сердце. Тёплый плед, подаренный Лань Сиченем на их с Ванцзи прошлую годовщину, согревает плечи. — Я отменил твои занятия, — откладывая свой телефон, сообщает Лань Чжань. Он садится на диван рядом с ним и кладёт ладонь на его колено. — Как ты? — Он зовёт меня обратно, — хрипло от пережитой истерики бормочет Вэй Ин, сверля взглядом ноутбук на журнальном столике. — Зовёт меня… «Вали в свой Оксфорд, нахрен ты мне тут не сдался! — всплывает в памяти так отчётливо, словно и не было этих семи лет. — Убирайся к чертям собачьим! Ненавижу!» Дыхание снова сбивается, и Вэй Ин всхлипывает. Губы жениха немедленно прижимаются к виску. — Что мне делать? — бормочет он растерянно. — Лань Чжань, я не знаю… — Ты всё ещё скучаешь, — с отголосками боли и раздражения отвечает Ванцзи. — Если хочешь поехать, я поддержу тебя. Вэй Ин не знает, чего он хочет. Прежде он хотел отмотать время вспять и самому сесть за руль в тот вечер. Или хотя бы поменяться местами с а-цзе, как требовала тётушка Юй по надуманной бессмысленной причине — это бы никого не спасло, но тогда бы погиб он, а не сестра. После Вэй Ин хотел остаться с братом и осиротевшим племянником. Затем он хотел умереть. Сейчас он хочет удалить фейсбук и сделать вид, что этого невероятного разговора с братом не было. — Поедешь со мной? — спрашивает Вэй Ин вместо чего бы то ни было. Лань Чжань откликается мгновенно: — Конечно. Он не пустит Вэй Ина одного в страну, где тот всё потерял дважды, и к брату, который его искалечил. Это не только метафора для психологических ран — шрамы на спине всё ещё ноют временами. Ванцзи заочно ненавидит Цзян Чэна, хотя они никогда не встречались, но Вэй Ин не сможет встретиться с братом в одиночку. А встретиться очень хочется. Он действительно скучает по нему, по Цзинь Лину, и по месту, которое когда-то считал домом. → «Ахахаха, Цзян Чэн, насовсем? 😅😅😅 Я преподаю в Оксфорде и встречаюсь с суперкрутым парнем❤️ прости, у меня тут вся жизнь. Но Праздник середины осени? 🤩 Правда? 😍😍 Твой племянник уже такой взрослый! 💛 🥳Как летит время, а! 😅 Что за выступление? Когда это будет? я постараюсь выбить себе отпуск ненадолго, спасибо за приглашение🥰🥰🥰🥳» Цзян Чэна наотмашь бьют слова «твой племянник». Он вспоминает, как кричал на брата, чтобы тот не приближался к а-Лину, не смел звать его своим. И как все эти семь лет злился на него за то, что действительно не приближался. Как скучал, как нуждался в поддержке и помощи, как бросал в стену телефон, из которого сам удалил его номер. «Наш племянник. Прости за то, что я тогда сказал», — пишет он первым делом. Тяжело, зато искренне. Он так долго смотрит на это сообщение, что начинают болеть глаза. А потом берёт себя в руки и добавляет: «А-Лин танцует. Не поверишь, но бальные танцы, как и его отец. Уже посматривает в сторону чего-то командного, так что я надеюсь, однажды он освоит и что-то менее пафосное». Сообщение не прочитано. Цзян Чэну приходится закончить готовку, встретить клининг и отправиться за а-Лином. Тот сегодня развлекается на дне рождения школьного приятеля, и Цзян Чэн снова задумывается о словах брата. Да, Цзинь Лин быстро вырос. Но для того, кто менял ему пелёнки и не спал над ним ночами, эти годы были длинными и наполненными историей. У него есть фотоальбом с особенно красивыми кадрами и куча фото на флэшках. Есть первые поделки а-Лина из детского сада и смешные воспоминания о совместной жизни где-то в сердце. Даже если первые два или три года Цзян Чэн пребывал в перманентном отчаянии и гневе, всё же это были хорошие годы. Он сохранил дом своей семьи и наследство а-Лина, он создал себе достойную деловую репутацию и справился с родительской компанией. Он даже отремонтировал старую комнату Вэй Усяня, которую разнёс в день, когда тот уехал. Его жизнь больше не похожа на хлипкую Дженгу, что вот-вот лишится последней опоры, и хочется верить, что жизнь его брата — тоже. Усянь написал, что преподаёт в Оксфорде. Что же, это не удивительно. Когда они расставались семь лет назад, брат как раз получил предложение закончить последний год магистратуры там. Он всегда был гением, поэтому вполне ожидаемо, что в итоге смог закрепиться и остаться преподавать в столь престижном зарубежном университете. Сердце Цзян Чэна сжимается: Вэй Ин был так счастлив в тот вечер объявить об этом приглашении. Так радостен и горд, но действительно собирался всё бросить после трагедии. Он предлагал остаться с Цзян Чэном, разделить бремя новых обязательств, вместе воспитывать племянника и рука об руку шагнуть в эту новую жизнь без родителей и сестры. Но Ваньинь отказался. И, к его стыду, не потому, что хотел брату лучшего или не желал привязывать к себе. Он мучился от чувства вины и не нашёл ничего лучше, чем просто спихнуть его на брата и возненавидеть за это. За надуманную вину, которая не лежала ни на ком из них, за стечение обстоятельств и за собственную боль. Цзян Чэн спихнул, а Вэй Ин принял, как всегда принимал любую эмоцию, подаренную близкими. Цзян Чэн кричал: «Это ты виноват!» — брызгая слюной и изрыгая проклятья, а Вэй Ин кивал, успокаивающе поднимая руки: «Да, а-Чэн, я, прости». В самом начале психотерапии Цзян Чэн ещё обманывал себя надеждой, что брат знал, на самом деле знал: никто не мог бы ничего сделать. Однако проведя с терапевтом два с лишним года, он наконец признал, что Усянь, скорее всего, просто поверил обвинениям Цзян Чэна. И это мучило сильнее всего. Он забирает племянника и стоически выслушивает его возбуждённое щебетание по пути домой. А-Лин шумный, но мягкий и ласковый. Цзян Чэн надеется, что с помощью психотерапевта сможет это в нём сохранить и направить, а не задушить в зародыше, как подсознательно пытался в первые годы. Может быть, он ещё не всё испортил. Кормить мальчишку ужином после праздника — дело святое. Цзинь Лин провёл там целый день, и ел, наверное, только в начале, а потом носился по игровому центру с друзьями, подбегая к столу только за лимонадами. Неудивительно, что сейчас он с удовольствием поглощает даже тушёные овощи, которые в обычные дни не очень жалует. Мельком Цзян Чэн заглядывает в телефон: сообщение в фейсбуке прочитано, но не отвечено. — Дядь, ты чего? — заинтересованно тянет а-Лин, уплетая рагу за обе щеки. — У тебя лицо как туча. — Переписываюсь кое-с-кем. Важный разговор. Вести себя с ребёнком, как с маленьким взрослым, тактика, возможно, не очень хорошая, но Цзян Чэн умеет только так. И врать ему без необходимости тоже смысла не видит. Хоть и не спешит заранее говорить про второго дядю, о существовании которого племянник до сих пор не подозревает. — Ууууу, — хитро тянет паршивец. — Это девушка? — Парень, — фыркает Цзян Чэн и швыряет в него салфетку, чтобы утёр измазанный в подливе нос. — Занятый парень. — Пф. Интерес к взрослым занятым парням у Цзинь Лина пропадает очень быстро, поэтому он доедает рагу и убегает смотреть мультики, пока дядя не сообразил уложить его спать. Ответа от Вэй Ина всё ещё нет. Цзян Чэн успевает принять душ, выкупать племянника (заставить его выкупаться самостоятельно) и отправить в постель, когда фейсбук оповещает о новом сообщении. «Извини, работа отвлекла😅» → Частью сознания Вэй Ин надеется, что Цзян Чэн уже спит. В Шанхае на семь часов позже, чем в Англии, может быть, ему повезёт, и он не получит ответ аж до утра. Он всё-таки выполз на пару лекций, которые должен был провести, однако студенты, кажется, заметили его состояние и вели себя тише, чем обычно. Никто даже не возмутился — ни всерьёз, ни в шутку — что пару сначала отменили, а потом вернули в расписание. Вэй Ин ценил заботу Лань Чжаня, но не смог остаться в четырёх стенах с необходимостью отвечать брату. Каждое слово ножом резало по зашившим шрамам, как реальным, так и фигуральным. От необходимости печатать ответы ныли руки. Особенно тот старый перелом на правой, который в непогоду напоминает о дне, когда умерла его семья. Они с Ванцзи пробежали небольшой кросс в парке, а позже, дома, жених попытался отвлечь его откровенными ласками. Но даже разморённый и уставший, Вэй Ин всё не мог выкинуть из головы сообщения, ожидавшие ответа. Поэтому он собрался с силами, лёг в кровати на бок, открыл фейсбук в телефоне и решительно вознамерился закончить разговор. Лань Чжань в молчаливой поддержке прижался к его спине, надёжно укрыл в объятиях, и вот они здесь. «Танцы это круто🤭 Даже бальные и даже Цзысюаневские🤭🤭🤭 Так когда конкретно выступление? 🤧 И ничего, если я приеду не один? 👉👈» Сообщение с временем и местом — самое эмоционально-комфортное сообщение из всех, которые он сегодня получил. Но вдогонку прилетает ещё одно: «Твой парень говорит по-китайски?». Вэй Ин хихикает сквозь заполошно бьющееся сердце. Что ж. Это легко. О Лань Чжане он может говорить вечно. «Ой да, он китаец💙 Самый красивый мужчина-китаец на свете💙 я тебя уверяю! Просто сокровище🔆 Он писатель, представляешь❤️❤️❤️ У него тоже есть семья в Шанхае, так что если ты не хочешь его видеть, он может побыть там. Но, если можно, я бы хотел, чтобы он был со мной👉👈😅». Лань Чжань, заинтересованный таким длинным сообщением, выныривает из-за плеча жениха и читает его. Вэй Ин не возражает — между ними нет секретов, и они оба это знают. А ещё Вэй Ин знает будущего мужа, и поэтому, когда тот смущённо покусывает его плечо, издаёт короткий смешок: — Ну а что! Пусть знает и завидует! Не скрывать же мне свои чувства! Лань Чжань снова легонько кусает его и ложится обратно, ворча что-то под нос. Вэй Ин перечитывает сообщение и почти добавляет, что без жениха не поедет вообще. А потом решает не дописывать, потому что… возможно, часть него хочет, чтобы Цзян Чэн принял их обоих без угроз и ультиматумов. А если нет, то он не станет навязываться. → Первое, что Цзян Чэн хочет сказать в ответ, приходится проглотить. «Мы не общались семь лет, а ты явишься на встречу с чужим мужиком?!» — точно неподходящая фраза для начала сообщения. Фразу «как я буду объяснять восьмилетке сразу двух незнакомцев, ты подумал?!» тоже оставляет при себе. Он пытается помириться с братом, а потому не имеет права диктовать ему какие-либо условия. В конце концов, Цзян Чэн не ребёнок, да и Цзинь Лину не пять. Если он представит ему ещё одного дядю и его спутника, мир мальчика не перевернётся. А Цзян Чэн потерпит. «Почему бы и нет. Ты, похоже, от него без ума». Да, так выглядит лучше. И словно в награду за правильные слова, ответ приходит почти сразу: «Да! Я очень люблю его💙❤️💙❤️💙❤️ Может быть, мы поженимся летом, если я понравлюсь его семье! 🥰😅 Хочешь прийти на свадьбу? 😅🤧🤗». До лета почти год, но Цзян Чэна и так пробирает дрожь. Не только Вэй Усянь много пропустил в жизни брата и племянника — Ваньинь и а-Лин тоже многое пропустили в его. Может быть, если Цзян Чэн всё сделает правильно, свадьбу они не пропустят. Ему приходится отложить телефон и уткнуться носом в подушку, чтобы выплеснуть смешанные эмоции, сжавшие сердце. Это больно, оказывается — получить такое приглашение спустя много лет молчания. Внезапно Цзян Чэн понимает, что перерывы в сообщениях брата были не из-за работы. Он почти пишет банальное киношное: «Сначала я познакомлюсь с ним и решу, достоин ли он тебя», — но вовремя себя останавливает. Шутка неуместна. Цзян Чэн выгнал брата из дома на семь лет: он не имеет права решать, кого ему любить и кто его достоин. Ему приходится ещё немного подышать, смаргивая влагу с глаз, прежде чем он может ответить: «Хочу. Буду ждать приглашения». → Вэй Ин думает, что разговор окончен. У Цзян Чэна, кажется, около полуночи, наверняка он улёгся спать. Лань Чжань ворочается под боком и тычется носом между лопаток: — Поужинаем в «Счастливом лисе»? — предлагает он, пока Вэй Ин отстранённо листает сайты подбора авиабилетов. Да уж, визит в Шанхай дорого им обойдётся. — Хм? Ты уже голоден? Лань Чжань переворачивает его на спину и нависает сверху, скептически глядя в глаза. — Ой ну всё, — хихикает Вэй Ин. — Я понял! Ты думаешь, что я буду собираться целую вечность, пытаясь поднять себя с кровати? — Мгм. — Ты невыносим. — Вэй Ин целует его в нос и улыбается шире. — В Лисе сегодня, кажется, подают рыбу? Или это было вчера? — Суббота, — смиренно откликается Лань Чжань, — Блюдо дня — морепродукты. — Ах, точно. Щупальца кальмара фри ждут нас. Телефон тем временем коротко звонькает входящим сообщением. Они оба поворачиваются на звук. — Я надеюсь, это студенты, — нервно хихикает Вэй Ин. — Опять были слишком мной очарованы и забыли записать лекцию. «Дай мне свой номер, пожалуйста», — пишет Цзян Чэн, и холод снова сковывает внутренности. Почему каждое его сообщение причиняет боль, даже если оно имеет совершенно обыденный смысл? Почему всё кажется таким нереальным и опасным? «О? Я не менял его😅», — рассеянно отзывается Вэй Ин, и Ванцзи фыркает. — И ты ещё спрашиваешь, почему я не люблю твои эмодзи, — ворчливо поясняет тот. Вэй Ин знает, что лжёт каждым знаком препинания, но не может же он тоже быть сухим и серьёзным, как Цзян Чэн в этой переписке? Привычный лёгкий тон и ему самому сил придаёт. Он не брата пытается обмануть, а себя. — Здесь он к месту! Вэй Ин уверен, что жених закатывает глаза, когда мгмкает в ответ. → Слова застывают в горле так, будто Цзян Чэн действительно собрался произносить их вслух. Ему правда очень стыдно, но он должен быть честен, потому что кроме честности у него нет ничего. «Я удалил, когда ты уехал». Чат осуждающе горит прочитанным сообщением. Наверное, он опять разбил сердце брату спустя столько лет. Брату, который наверняка не избавился от старого номера только потому, что надеялся на обратный звонок или хотя бы сообщение. «хах😅😂🤣 ну эм, ты ведь закинул меня в черный список, да? 😅 оттуда можно взять. Хотя ладно, сейчас. И ещё британский на всякий случай скину💜» «Откуда ты знаешь про черный список?» — думает Цзян Чэн. Что ж, он догадывается, откуда. И всё равно спрашивает, чтобы сделать себе больно и наказать себя этой болью. «Откуда ты знаешь про черный список?» В этот момент Вэй Ин присылает два номера, которые Цзян Чэн немедленно сохраняет в память телефона, пока тот не передумал и не удалил их. Чёрт, создавать новый контакт с именем брата так больно, что глаза снова слезятся. Разве это не хорошая боль? Разве это не значит, что Вэй Ин тоже шагает ему навстречу? Прощает его и любит? Отчего же тогда Цзян Чэн чувствует себя вором, который тащит фамильные драгоценности из семьи, что его накормила? Цзян Чэн не заслуживает прощения и не понимает, почему брат всё ещё не сказал об этом. С другой стороны, ему никто и не говорил, что он прощён. От следующего сообщения сердце Цзян Чэна разлетается на ошмётки: «о? ахахаха, ну, я звонил тебе😅 пару раз. может быть чуть больше😅Ну, тогда, в самом начале. Не бери в голову🙃 Столько лет прошло». Цзян Чэн думает, что умрёт от боли, лёжа с телефоном в собственной постели. Он задыхается от того, как колет в груди: брат звонил ему, а Цзян Чэн удалил и заблокировал его номер. → «Я звонил тебе неделями, надеясь поговорить. Каждый день. По многу раз. Когда ждал, что ты остынешь. Когда мне была нужна если не помощь, то хотя бы поддержка. Я был один в чужой стране после смерти семьи. Я звонил тебе каждый грёбаный день почти полгода. Даже дурак догадался бы». Вэй Ин не пишет это. Его глаза опять застилают слёзы от воспоминаний, Лань Чжань обнимает его крепче, целует в хрящик уха. Это было давно. Вэй Ин не хочет вспоминать, каково ему было. Перелом на правой руке в тот момент ещё не до конца зажил, но он не дождался полного излечения. Сначала — потому что торопился домой, к Цзян Чэну. Потом — от него, на самолёт. Вэй Ину не позволили заселиться в кампус на два месяца раньше, а на гостиницу денег не было — всё, что ему осталось от родителей в наследство, он передал брату. Ночевал в парках и на вокзалах, притворяясь ожидающим посадки пассажиром. Чудом нашёл подработку и смог позволить себе хостел, каждый день обивая пороги университета с мольбами дать ему комнату до начала семестра, но не преуспел. И потом, когда началась учёба, легче не стало. Он не смог присутствовать на похоронах семьи. Он не смог посетить ни один из самых важных дней памяти. Он не видел, как а-Лин сделал первый шаг и не провожал его в детский сад. Сырой климат Великобритании пробирался ему в кости, а чувство вины, в которую он зачем-то поверил, терзало его по ночам. Он скучал по брату. Когда ему предложили эту учёбу, Вэй Ин был слишком счастлив, чтобы держать язык за зубами и ноги на земле, — он парил на крыльях счастья. В его воображении были романтичные британские вечера и ночи, украшенные созвонами с семьёй. Вэй Ин не представлял своей жизни в чужой стране без незримой, но крепкой поддержки. Он думал, что расстояние не помешает ему остаться частью семьи Цзян, и предвкушал, как будет сплетничать с приёмной матерью о здешних профессорах, а с сестрой — о местной кухне. Вэй Ин думал, что эта глава его жизни будет увлекательным путешествием, а потом он всё потерял. Он был один в серых английских буднях, среди чопорных традиций и золотой молодёжи. Вина разъедала внутренности, и объективные аргументы больше помогали. Он едва зарабатывал на еду и одежду, скорбел по близким и скучал по брату, а потому едва ли мог найти себе приятелей, даже если при свете дня и старался скрыть свою боль за улыбчивыми масками. Он звонил Цзян Чэну каждый день. Сначала трижды в день. Затем дважды. Затем только по утрам. Звонки не проходили, вичат не пропускал, а на вэйбо Цзян Чэн и подавно не заходил. Так что Вэй Ин сдался. Шрамы на его правой руке — память об аварии. О том, как стекло и пластик семиместного минивэна впились в мышцы и сломали кости, когда дверь сложилась внутрь. Ровные шрамы на его левой руке и внутренней стороне бёдер — свидетельства того, что он сдался. Сначала его спасали затухающее желание жить и долг перед Оксфордом, давшим ему грант на учёбу. А когда и то, и другое окончательно иссякло, его спас Лань Чжань. «Я был неправ», — пишет брат сейчас, спустя семь лет. Когда всё уже почти хорошо. Когда Вэй Ин больше не один. Нервный смех пузырится где-то у солнечного сплетения, но, если сосредоточиться на тёплой надёжной руке на своём животе, дышать становится легче. «Перестань, Цзян Чэн, это в прошлом. Всё в порядке🥰🥰🥰🥰 Я пойду, меня ждёт жених🥰💙💙💙 Да и тебе пора спать, у тебя полночь. Спокойной ночи😘😘😘» Вэй Ин лепит смайлики почти наугад, отправляет сообщение, закрывает фейсбук нахрен и откидывает телефон на тумбочку. Это сообщение отняло у него все силы. Он закрывает глаза, поворачивается к Лань Чжаню и просто лежит, уткнувшись носом в его футболку. Жених гладит его по спине в размеренном, спокойном ритме и тихонько напевает себе под нос. Суббота ещё не закончилась, и Вэй Ин точно не сможет сейчас уснуть. Поэтому, отдышавшись, он поднимает на Лань Чжаня глаза и произносит: — Думаю, ты прав. Мне жизненно необходимы щупальца кальмара в кляре. Ванцзи целует его в лоб и соглашается. → Цзян Чэн не спит ещё несколько часов, пытаясь понять, сколько смайликов брат поставил искренне. А-Лин сонно пыхтит в своей комнате.