Alternate universe

Осторожные и безумно аккуратные движения совершают дрожащие пальцы, складывая бумажный лист, исписанный бесконечными признаниями в небольшого размера конвертик. Бумага, исписанная ярко черными чернилами хранит в себе гораздо больший смысл, чем может показаться на первый взгляд. Конверт закрывают и старательно разглаживают, чтобы тот выглядел наиболее официально. Руки ещё немного дрожат от волнения, когда полученное письмо рассматривают со всех сторон. «Когда вообще я последний раз отправлял письма, только если это не какие-то открытки...» — Мысленно рассуждал мужчина, укладывая вещицу в свой небольшой рабочий портфель. Написание писем от руки - ох, как же романтично это звучит... В такие моменты человек старается во всём, над каждой мелкой деталью, даже если осознаёт, что получатель этого даже не заметит, ну и пусть! Он всё равно будет старательно выводить каждую буковку, выравнивать каждую строчку и перечитывать, перечитывать. «Нет, снова не то, совсем не то!» И всё заново, но это даже в радость. Зато на конечный результат своего творения отправитель будет смотреть с особой любовью и представлять, как эта бумага попадёт в нужные руки. Володя очень старался и потратил на него, какзалось, целую вечность! Это будет его новогодний подарок для особенного господина. Ему страшно даже думать о нём, произносить его имя в мыслях, не то что признаваться в любви! Но Владимир Александрович готов, как никогда. Или сейчас, или никогда! Они оба знают об этой симпатии, но вот о серьёзных отношениях говорить было безумно трудно. Взрослые люди тоже иногда боятся и даже больше, чем дети. Но Володя готов перебороть этот страх, готов рискнуть всем, ради него. Ради этой любви. Пусть это опасно для них, но разве же будет влюбленный по уши человек думать о какой-то репутации? Нет! Простая цепочка действий: Написать, прийти на почту, отправить, но как же она пугала молодого человека. Представить только, на что он решился. *** Эта поездка в Москву была особенной, завораживающей, заставляющей сердце биться сильнее, а глаза гореть ярче звёзд. Вот он идёт к заветному кабинету, а в животе именно те самые «бабочки», вынуждают колени дрожать, а руки сжиматься в кулачки. Из-за закрытой двери слышится старое радио, из которого играет безумно знакомый мотив, но Зеленский не может вспомнить: «Откуда же он» «...Так же гаснет лето и приходит стужа, и земля под снегом новой ждёт весны. Только мне не нужен, слышишь, мне совсем не нужен мир, где мы с тобой друг другу не нужны!...» Ох, как же знакома ему эта песня, но Володя совсем не помнит. Не помнит, но по инерции начинает тихо напевать знакомый мотив. Открывает староватую на вид дверь и проходит внутрь, где его радушно встречает такой желанный им человек. Они привычно жмут друг другу руки и позволяют себе объятия. Владимир Владимирович, кажется, воспринимает его уже гораздо ближе, чем раньше и Володе это в радость. Ну, только для поцелуев смелости пока не хватает. Хотя так хочется. Кажется им хватило смелости даже на совместную ночь, но не на явственное признание. — Безумно рад вас видеть, Владимир... — Не стоит. Мы кажется уже перешли на ты, не так ли? — С усмешкой поправляет старший Вова и Зеленский спешно извиняется, нервно улыбаясь. «Боже, почему я так нервничаю! Всего лишь письмо! Интересно прочитал ли уже или ещё не успел...» — Ты сегодня приехал раньше, чем планировал, что-то действительно важное, я полагаю? — Уточняет Путин и украинец утвердительно кивает. Конечно важное, важнее некуда! — Тогда, предлагаю для начала выпить чая с дороги. Сегодня ведь достаточно холодно. Ты не против? По его поведению невозможно понять, но кажется российский господин ещё не ознакомился с Володиным письмом. — Нет, нет, только за. Мужчина жестом приглашает молодого коллегу пройти с ним и гостеприимно открывает перед ним дверь. Зеленский готов под землю провалиться от смущения, но он достойно держится. Предновогодняя атмосфера невольно заметна даже в здании Кремля, хотя... Правильнее будет, особенно в здании Кремля. Для Россиян этот праздник и в правду важен. И Владимир Владимирович совсем не исключение. Ото всюду веет легкими хвойными ароматами, а иногда можно даже заметить прикреплённую на булавки мишуру. Украинец не мог наглядеться на своего спутника, то и дело рассматривая его со всех ракурсов, но стоит их взглядам встретиться, он вновь отводит его первым. Нервничает. Когда Володе даже на считанные секунды приходится расстаться с россиянином, на сердце становится тяжело, а всё вокруг вновь кажется враждебным. Каких-то жалких несколько минут в огромном, почти пустом коридоре безумно напрягают одиночеством. Нервно переминаясь с ноги на ногу, Владимир Александрович старательно зажимался в угол, чтобы не встретиться с нежелательными персонами во время ожидания. Позади слышатся знакомые до ужаса голоса и Зеленский не может долго удерживать своё любопытство, чтобы не обернуться. Кажется они... Смеялись? Знакомые лица нисколечко не удивляют, а вот их пронзительный взгляд... Очень даже. Володя непонимающе глядит им вслед, когда компания знакомых ему министров из местной шайки глядят на него в ответ. И с чего бы им, чёрт возьми, смеяться! Разве он сделал что-то не так? Фразы обрывками долетают до него и это сильно напрягает. Благо Вова шустро возвращается, спасая сложившуюся неприятную ситуацию. Володя готов, как трус прижаться к нему, чтобы уйти поскорее от этих нахалов. Они ему совсем не нравятся. — Извини за задержку, можем идти, — Всё так же приветливо улыбаясь, окликает Владимир Владимирович и украинский лидер скорее подходит к нему. *** — Благодарен за гостеприимство и весьма признателен за чай. Проще говоря, почаще бы нам вместе собираться, Вов, — Довольный заявляет Владимир Александрович, покидая кабинет главы московской резиденции. — Ты прав, стоило бы. Буду с нетерпением ждать следующей встречи, — Соглашается россиянин и одобрительно похлопывает коллегу по плечу. На момент Вова позволяет их взглядам встретиться и Зеленский, наверное, впервые не отводит глаза от испуга. Смотрит с искренним восхищением на объект старшего коллеги и губы невольно растягивает улыбка. «До чего же вы красивы, господин... Несмотря на возраст и прочее» Володю словно накрыло волной бесконечных комбинаций эмоций, переживаний и восторга,что невозможно было пошевелиться и уж тем более отвести глаза от него. Ему хорошо здесь, в этом моменте, с этим человеком. — Владимир Владимирович! — Чужой голос выбивает из колеи, ломает всё в пух и прах. Володя сразу напрягся. — Привет, Вов. Добрый... вечер Владимир, — Ох, как же лживо выглядела эта улыбка на лице господина Медведева. «Дмитрий Анатольевич, вы совершенно не умеете лгать» — Мысленно усмехнулся Зеленский, на деле же лишь нервно сглотнул и проморгался. Украинец нехотя поздоровался и стал наблюдать за происходящим со стороны, поглядывая, изучая. Было некомфортно? Да. Но Володя готов был ждать сколько угодно, ради одного. Мужчина, прервавший их диалог, что-то шепнул Путину и тот, словно вспомнив о чём-то безумно важном, тут же закивал. — Чтож, Владимир... Вам наверное уже пора, ваш водитель ждёт вас у центрального входа, — Всё с тем же осязаемым лицемерием пробубнил Дмитрий и Володя коротко кивнул, разочарованно опуская взгляд. И вот опять, стоило ему только уловить момент их уединения в неформальной обстановке, кто-то обязательно нарушит его, вновь отталкивая Володю дальше от объекта его обожаний и восхищений. — Ах да, я полагаю это - ваше, — Неожиданно добавил политик и из кармана брюк был небрежно извлечён какой-то бумажный лист, определённый помятый на вид. Зеленский был несколько озадачен. Украинский политик молча, протянул руку за бумагой и только заметив знакомую печать, его сердце где-то внутри ощутимо дрогнуло. Дрожащие пальцы панически разворачивают листок, а глаза словно две стекляшки отражают в себе всё те же знакомые чёрные чернила. Челюсти сводило от неприятного давления, а сердце словно сжалось, ускоряя свой ритм, от чего в груди стало больно. В голове роились миллионы и миллиарды мыслей, непонимание, страх и одновременно чёткое ощущение предательства. Ну разве мог Вова так поступить? Разве мог просто отдать такую важную и личную вещь каким-то своим дружкам на потеху? — Откуда... — Едва различимо прошептал укоаинец, но его, кажется, даже не услышали. — Я осмелюсь дать вам совет на будущее, скажем так, от нашего коллектива: Такие личные вопросы стоило бы скрывать более тщательно. Я думаю, вы понимаете о чём я... — Мужчина прикрыл рот сжатым кулаком, сдерживая заметные смешки, а его собеседник готов был прямо сейчас провалиться под землю, но не со стыда. От горечи, отравляющей всё его нутро. Ощущение явного предательства со стороны безумно близкого человека давит и заставляет бедное сердечко биться сильнее, принося боль. Все прошедшие пару минут Владимир Владимирович с удивлением наблюдал довольно странную и неоднозначную сценку. — Володя? Всё нормально? — Решил таки спросить российский гарант, протянув руку к опущенной голове коллеги, дабы разобрать его эмоции получше. Внезапный удар был подобен грому посреди ясного неба. Кожа неприятно отдавала жаром, а глаза раскрылись от шока. Скомканная окончательно бумага не совсем элегантно, но эффектно прилетела прямиком в лицо потенциальному "предателю" от чего тот убрал руку и в страхе отшатнулся. — Ты чего? — Едва успел промямлить ошарашенный мужчина, когда украинский гарант уже развернулся к выходу и не сказав ни слова на прощание, ушёл. Нет, даже почти убежал. Шаги были ощутимо быстрыми и тяжёлыми. — Ты так просто позволил этому мальчишке прописать тебе по лицу? Сдаёшь позиции, Вов, — Усмехнулся Дмитрй, оглядев искренне удивлённого начальника, держащего ладонь около покрасневшей щеки. — Ты... вообще понял, что сейчас было? — Медленно пробормотал Путин, приходя в себя после такой неожиданной агрессии. Он явно был в абсолютном замешательстве. — Больно чувствительный парень оказался. Как такая нежная натура могла выдавать такие громкие шутки, когда сам он даже на простой подкол обиделся. Вова всё ещё абсолютно не понимал в чём дело. — Погоди, какой подкол, причём тут чувствительность, что это вообще, нахрен, было?! — Повысив голос, воскликнул Владимир, поскольку его уже начинала выматывать эта запутанная история. — Говори чётко и по-человечески, Дима. Я по глазам вижу, что ты всё здесь понимаешь в отличии от меня, а ты знаешь я такое не люблю. Выкладывай. Зампредседателя совета безопасности несколько удивлённо взглянул на озлобленного начальника, но списал всё на побочную обиду от удара. — Да, чего ж тут рассказывать. Ты разве не видел это письмо, которое он взял? А оно ведь тебе адресовано было, — Политик усмехнувшись бесцеремонно положил ладонь на чужое плечо и указал в сторону лежащего в ногах "письма", а точнее того, что от него осталось. Смятый клочок бумаги. Владимир Владимирович, на удивление, ни разу не засомневался прежде, чем поднять бумагу и развернуть. Читать было уже сложно в таком состоянии, но он искренне старался, вчитывался в каждую букву, каждое слово и от последних предложений вдруг похолодели конечности. Голова закружилась, а пальцы похолодели от того, как сильно Вова сжимал несчастную бумагу. — Кто-то кроме тебя видел это? Господин Медведев лишь разводит руками. — Ну, пара моих ребят видели и наши тоже... Да ладно тебе, никто же про тебя ничего не подумает. Тебя все столько лет знают, а это... Просто забавное недоразумение. «Просто. Забавное. Недоразумение» Казалось, если бы это было возможно, у Владимира прямо сейчас покраснели бы его нежно-голубые глаза, от злобы. Слова коллеги эхом отдавались в голове, словно на проигрывателе и сменить эту пластинку сейчас невозможно. Приходило чёткое осознание, что только что они натворили. Он натворил. Совсем не удивляла его больше полученная пощёчина, ведь на месте Володи, он сделал бы так же, да ещё и сильнее ударил бы. — Тоесть, это я... Из-за тебя получил что-ли... Послышалась, хоть и шёпотом, но очевидно слышимая нецензурная брань. От такого поворота, даже у знающего его Дмитрия едва глаза на лоб не полезли. Чтобы Вова, вот так просто, начал материться. —... Твою мать, Дима! Ты... Ты хоть понимаешь, что ты сейчас сделал? Ты понимаешь, что это было не просто не-до-ра-зу-ме-ни-е! — Мужчина едва приоткрыл рот, чтобы возразить, но ему и слова сказать не дали. — Вижу, что ни черта ты не понимаешь! Кто тебе право дал, распоряжаться письмами моих гостей, показывать их всем и выставлять на посмешище и его, и меня? Дмитрий был определённо удивлён реакцией товарища и глаза его округлились от шока. — Да, чего ты... Ну, кто знал, что это так серьёзно... — Кто знал?! — Сорвавшись на крик, перебил того Владимир. Связки готовы были разорваться от напряжения, но он не прекращал. — Да, я знал, я! Так продолжать конфликт можно было бы ещё бесчисленное количество минут и часов, но одно Вова понимал для себя отчётливо: «Он. Обязан. Найти. И. Извиниться. Перед. Володей» Обязан. *** На календаре виднелась обведённая алым маркером дата, тридцать первое. Во всём городе, а может и во всей стране царила предпраздничная атмосфера и лишь один человек готов был сейчас самолично отменить этот праздник только бы забыть обо всей этой чепухе. Номер, когда-то заставлявший дрожать от волнения при каждом звонке, сейчас имел около сорока пропущенных уведомлений. Телефон в эти дни Владимир предпочёл не трогать. Сугубо рабочие звонки и только в пределах офиса президента, за его пределами Владимир Зеленский был недоступен. Он даже не бросил его в чёрный список. Не смог. Всё так же раз, за разом вздрагивал от знакомой мелодии, а к телефону больше не подходил, как бы сильно его не ломало. Простить такое он не был готов, по крайней мере сейчас. Подумать только, у него хватило смелости показать это всем своим дружкам и высмеять его, а позже сделать вид, будто ничего не было. «Ничего. То есть для него это было просто ничего?» От этих мыслей стало в несколько раз неприятнее и появилось навязчивое желание снова приложится к бутылке коньяка. Но ему нельзя. Ему нельзя впадать в отчаяние, но так невозможно хочется. Часы нарушают тишину квартиры своим раздражающим тиканьем и чтобы разбавить эту дрянную тишину Володя включает телевизор, лишь бы отвлечься. Вот на экране мелькают знакомые лица: что-то вещает мэр Киева, после кадр сменяется и Зеленский видит уже своё лицо на экране, к чему в прочем привык. А спустя время его вниманием привлекает до ужаса знакомый голос, от чего сбивается дыхание. — Почему, Вов? — Неожиданно срывается с губ молодого украинца и тот задаёт вопрос прямо экранной картинке. — Почему... Хочется спросить у него об этом вживую, снова врезать по первое число, а потом обнять и не отпускать. Неожиданная трель мобильного заставляет вздрогнуть и наконец заметить, как на щеках стало непривычно мокро. Неужели снова. Приходится вытереть слёзы и посмотреть уже чистым взглядом на экран телефона. «Снова Он» Но на этот раз ему не хочется сбрасывать. Впервые за эту неделю ему хотелось бы ответить и послушать. Он не думает, когда нажимает принять вызов. Просто берёт и делает. — Что тебе нужно, Вов? В трубке раздаётся неожиданно какой-то дрожащий и непривычно нервный голос. — Володя, ты ведь сейчас дома, я знаю. Выйди, пожалуйста. Нам надо поговорить, сейчас. В реплике считывадось абсолютное отчаяние и рука невольно сжалась, когда мужчина тихо спрыгнул с дивана и медленно подошёл к окну. Приоткрыв штору, он наивно выглянул, встретившись взглядом с ночной темнотой, где лишь изредка можно заметить пролетающие снежинки. Но если присмотреться, краем глаза можно заметить едва видимый силуэт. В голове полнейший хаос, а рука по прежнему сжимает проклятый телефон. Почему-то ему хочется выйти. — две минуты. *** Тихо поскрипывает свежий снег, пока президент России с непривычки переминается с ноги на ногу. Всё таки он переборщил, не накинув даже куртки. Легкий шарф абсолютно не спасал от мороза и активного снегопада. По крайней мере, Владимиру казалось, что он одет легко, пока подъездная дверь не открылась с привычной трелью звонка и на пороге не показался до боли знакомый силуэт. В одной домашней футболке и шортах. В минус пятнадцать. «Да, он совсем спятил!» — Про себя воскликнул Владимирович, оглядывая с ног до головы вышедшего из дома Володю. — Володь... — Тихо шепчет россиянин, опуская глаза. Как бы не было неловко, он осторожно подходит к нему останавливаясь лишь в пяти сантиметрах от него. — Что ты хотел сказать? Его голос... Так холоднен, но взгляд совсем иной. Вова это видит. Несмотря на потрёпанный его вид и всё то, что пришлось ему переживать в одиночестве, его глаза по прежнему полны искренности и того необходимого тепла. Пусть его руки дрожат от холода, его глаза горят самым ярким пламенем и взгляд этих янтарных глаз кажется Владимиру сейчас самым добрым. Ему нужно начать говорить, но почему же ему так непривычно. Так страшно. У него не было заготовленных слов и он впервые ощутил свою беспомощность в этой ситуации. Всё для чего хватает смелости и сил, это сквозь боль в окоченевших конечностях добраться до заветного письма и показать непонимающему Зеленскому. — Володь, ты... Ты прости меня, а? Я же... Я же не знал, что ты станешь такие письма писать, — Проскочил нервный смешок, перемешанный с горечью и подступающим комком в горле из стыда. — Я ведь даже не видел его. С того дня, как ты отправил его, оно ни разу не побывало в моих руках, кроме как, тогда... Путин уже не смотрит на рамки приличия, потому что нет для него сейчас этих рамок и нет никаких преград, чтобы... Например просто взять этого парня за руку. — Володенька, пойми сейчас пожалуйста, я же... Я же не хотел, чтобы всё вот так вышло. И я безоговорочно принял бы твоё признание, если бы хоть раз увидел его. От этих слов обоим становится непривычно больно, но совсем не физически. Вова итак ощущает, как дрожит в его ладонях украинская рука и как ощутимо холодеют его пальцы, но им сейчас отнюдь не до погоды. — Я...прошу тебя, Володь. Ты мне... нужен. Едва стоило поднять взгляд, как Путинские глаза улавливают первые влажные дорожки, поблёскивающие на свету, на щеках молодого господина. Его большие глаза полны абсолютного отчаяния, а бледные руки дрожат всё сильнее. Он часто дышит. Сердце сжимается от этого и россиянин не может хотя бы не рискнуть. Пусть будет стыдно, пусть неловко, пусть некорректно, да плевать ему уже! Украинец едва успевает приоткрыть рот, чтобы что-то сказать, как ему приходится замереть, едва чужие губы смеют коснуться его запястья. Касаются осторожно и нежно, накрывая ледяную кожу. — Вова... Мужчина совсем не слышит его из-за накатившего состояния, лишь прижимает руку дорогого человека к себя, готовый оставить на ней ещё десятки поцелуев. Он делает шаг вперёд, нагло обнимая. — Я же не могу без тебя, Володя... Послышался громкий и до чертиков отчётливый всхлип. Голос дрогнул, а всё тело пробрало морозом. Слёзы как назло градом покатились с глаз, в чужое плечо. — Господи, да прощаю я, прощаю! «Просто, люблю я тебя» Слова эхом раздаются в ушах обоих, когда мужчины вздрагивают от внезапно взорвавшейся петарды сзади. А позже ещё и ещё, одна за другой. Неужели часы уже пробили двенадцать. Они уже не думают и не спрашивают, чтобы просто и без прелюдий впиться в губы друг друга, затянув в очень долгий и глубокий поцелуй. Первый. Под бой курантов, когда вся страна была отвлечена празднованием, двое порядком измотанных сердец, наконец, обрели покой в лице друг друга. И больше им не хотелось бы даже думать, что существует хоть одна вселенная, где им не суждено быть вместе. Дело было тридцать первого декабря, конца две тысячи двадцатого года.