практика первых поцелуев

Минхо шумно выдыхает, когда они отстраняются друг от друга. Чонину требуется пара секунд, чтобы открыть глаза и сфокусировать взгляд на старшем. — Это было мило, — Ли облизывает губы. — Ага, — Чонин глупо пялится на него, повторяя движение, — очень мило. Минхо мягко улыбается, осторожно заправляет непослушную прядь за ухо. Его глаза прикованы к губам Чонина, и тот смотрит на него самым влюблëнным взглядом в ответ, отзеркаливая улыбку и хихикая. Затем они снова целуются. Когда Чонин пожаловался, что быть ни разу нецелованным и не иметь в этом абсолютно никакого опыта в девятнадцать лет — полный отстой, Минхо, усмехнувшись, тягуче протянул: «Ну, я могу тебя научить». О да, у Минхо опыта хоть отбавляй — за столько лет каких только навыков не наберёшься. Следующим логичным решением была практика поцелуев. Честно говоря, Чонин и не думал, что ему понравится. Не то чтобы он был против делать это с парнем, тем более таким. На самом деле то, насколько мягки губы Минхо, должно быть запрещено на законодательном уровне. Медовый ненавязчивый вкус гигиенички делает поцелуи только приятнее. Но что ещё важнее — Минхо тоже нравится. Чонин понимает это по тому, как старший любовно зализывает случайные укусы и от него слышны явные звуки удовольствия. То, что это он доводит минхо до такого состояния, заставляет Чонина чувствовать себя очень особенным. На самом деле кого угодно это заставит чувствовать себя особенным. Если уж старшие дразнились и соперничали друг с другом в том, кому досталось больше поцелуев от их ворчливого хëна, то что и говорить о Чонине, который всë ещё оставался человеком. У Чонина затекает поясница от неудобного положения, так что он, не отрываясь от Минхо, перекидывает ногу через его бёдра и внаглую усаживается к нему на колени. Ох, его бёдра. Одно их существование сводит Чонина с ума. Невозможно даже просто находиться рядом с Минхо и не задуматься о его мощных бёдрах хоть на секунду. Возможно, Ли Минхо и правда нереален, потому что как можно вообще иметь такое тело, быть настолько красивым и при этом настолько же замечательным человеком? Просто невозможно. Одной рукой он сжимает под собой минхово бедро, вызывая его рычание. От внезапности Чонин открывает рот, чтобы что-то сказать, но старший тут же пользуется удачным моментом, чтобы углубить их поцелуй. Чонину нравится. Нравится, как с ним легко и можно не волноваться из-за каких-то мелочей. Он без понятия, как правильно целоваться, тем более с языком. Это кажется чем-то развязным и мокрым из-за количества слюны, но у Чонина лишь пуще кружится голова от такой ужасно интимной близости с хёном. Минхо старается заземлить, устраивая ладони на его талии и несильно сжимая. Чонин скулит, нетерпеливо ёрзает на бёдрах, пытаясь устроиться поудобнее, не совсем осознавая, какие желания вызывает со стороны ли. — Детка, ты сводишь меня с ума, так что прекрати это делать, если не хочешь заставить меня кончить, — Минхо нагло лижет его в рот, но Чонин позволяет. Слова сияют призывным неоново-красным у Яна на обратной стороне век, каждый раз, стоит ему зажмуриться, так что он трётся сильнее, ощущая под задницей вставший стояк. Изо рта Минхо вырываются невнятные звуки, граничащие между стоном и рыком. Чонин позволяет чужим рукам опуститься ниже и сжать его ягодицы, а сам запускает пальцы в мягкие волосы, неаккуратно тянет прядки, вызывая шипение и усилившуюся хватку. Следом за этим Минхо грубо тянет его нижнюю губу. — Тебе так нравится доводить меня? — Чонин мычит неразборчиво в ответ, на что Минхо улыбается, с силой соединяет их губы в поцелуе. Их зубы лязгают друг о друга, но ни один из них не признается, что это было болезненно. Минхо соврал бы, если бы сказал, что Чонин не был одним из самых красивых мальчиков, на которым у него были отношения. Его неопытность и поистине детская невинность в некоторых вещах невероятно подкупала: такой мягкий, неловкий, по-юношески влюблённый и до ужаса красивый. Младший неловко теребит край своей толстовки, натягивая её ниже, и это не может укрыться от чужих внимательных глаз. — Что такое, малыш? — Минхо улыбается настоящим дьяволом-искусителем в райском саду. — Скажи мне, чего ты хочешь, я сделаю всё для тебя. — У меня… — Чонин колеблется, не зная, как правильнее сказать. Уши у него краснеют пуще прежнего, то ли от стыда, то ли от желания. — Х-хён, помоги мне, пожалуйста — скуляще просит он, даже не в состоянии заставить себя посмотреть в глаза, что не мешает в очередной раз потереться о старшего. Минхо понимает всё без слов. Господи, это сочетание страсти, что сродни животному голоду, и ангельской невинности однозначно сведут его с ума. Слегка влажные глаза всё также бесстыдно блестят. Чонин снова скулит, тянется за поцелуем. Неужели его мальчик уже в таком отчаянии? — Ох, маленький мой, — Минхо выдыхает на ухо, аккуратно убирая мешающиеся волосы. — Как же я могу отказать тебе? Я же обещал, — уголки его губ приподнимаются в самодовольной ухмылке, видя, реакцию Чонина: как он нетерпеливо вскидывает голову, зрачки расширяются, а с губ слетает едва слышный стон. — Ну же, детка, ты можешь потереться об меня. Хватка на плечах Минхо становится крепче, наверняка оставляя следы. Чонин ещё отчаяннее прижимается своим стояком к паху Минхо, и одежда, в которой они до сих пор находятся, лишь усиливает трение. Чонин выдыхает, продолжая шумно дышать, грудь вздымается от каждого движения бёдер, и Минхо отчётливо слышит, как бешено колотится его сердце. — Ты уже такой твёрдый, малыш, — вампир воркует, пусть голос и срывается на хрипцу. Крепче сжимает чонинову тонкую талию свободной рукой, пока другой другую кладёт на его щеку, чтобы притянуть к себе для небрежного поцелуя. — Тебе это настолько нравится? Он чувствуется слабый металлический вкус крови, когда оттягивает его нижнюю губу зубами и она слегка лопается. Вкус человеческой крови ударяет в голову не хуже самого крепкого алкоголя, и Минхо кажется, будто у него срывает крышу. Теперь он точно сделает всё, что в его силах, чтобы его мальчик получил как можно больше удовольствия. — Ты так покраснел, такой милашка, — он дразнится, но никакие слова не помогают Чонину в полной мере осознать, насколько возбуждённым он себя чувствовал. Чонин ещё отчаяннее трётся о Минхо, его ноги дрожат, а от лёгких коротких вздохов у него дрожат губы. — Хён… — он неразборчиво хнычет, хватая ртом воздух, облизывает уже подсохшую кровь. — Ты даже не представляешь, насколько потрясающе сейчас выглядишь, — шипит Минхо, прежде чем с силой прижать Чонина к своим бёдрам. Все невысказанные слова перетекают в сдавленный стон. Чрезмерная стимуляция заставляет его сжимать плечи Минхо до побеления костяшек. — Хён, пожалуйста, хён… — Чонин скулит на грани, мотая головой, смаргивает подступившие слёзы. — Кончай, лисёнок, — Минхо даёт ему разрешение, почти сразу же чувствуя, как мокрое пятно расползается по чониновым домашним шортам и слегка пачкают собственные джинсы. Ян шумно дышит, и он, обессиленный, прячет лицо, кладя лоб на плечо старшего, а то медленно гладит чужую напряжëнную спину. Они сидят так совсем недолго, стараясь привести дыхание в норму. Минхо было хочет привычно поддразнить, когда вдруг слышит приглушённый плач. Он тут же отнимает младшего от себя, держит голову обеими руками, пресекая любые попытки отстраниться обратно. У Чонина глаза на мокром месте и сердце бешено заходится. У Ли грудь — там, где медленно-медленно бьëтся его собственное — болезненно сдавливает. — Малыш, что такое? — Минхо заботливо заправляет выбившиеся пряди за уши, чтобы не мешались и волосы открыли лицо полностью. — Это из-за меня? Хëн сделал что-то не так? — он аккуратно вытирает каждую слезинку. Беспокойство закладывается куда-то внутрь. Чонин на вопросы лишь активно качает головой, внезапно порываясь в объятия. Старший сразу крепко сжимает его в ответ, стараясь без слов сказать, как же сильно он его любит. Гладит по слегка взмокшим спине и волосам, оставляя едва ощутимые прикосновения губ по коже. После этого Чонин не в силах сдерживать рыдания. Минхо больше ничего не говорит, продолжая молча обнимать. Чонину не требуется много времени, чтобы прийти в себя. — Прости, хëн, я не должен был так реагировать на… то, что произошло, — Чонин мнëтся, его голос слегка охрип. — Так глупо расплакался перед тобой. Минхо прерывает, оставляя быстрый целомудренный поцелуй на губах, чтобы прервать поток извинений. — Милый, ты не должен извиняться за что-либо. Всë в порядке, твоя реакция нормальная, тебе не о чем беспокоиться. — Правда? — Чонин поднимает на него всё ещё полный слёз взгляд. — Абсолютная. Все твои хёны любят тебя таким, какой ты есть, — вампир осторожно сжимает чужую талию, желая физически передать правдивость своих слов. — А теперь ты давай, приходи в себя, а после приходи в ванную, я пока наберу тебе воду. Минхо с лёгкостью сбрасывает парня с бёдер, и тот со вскриком от неожиданности оказывается лежащим спиной на кровати. — Хён, блин! — старший прерывает какие-либо возмущения самым лёгким и клишированным способом, но, честно говоря, им обоим нравится целоваться просто так. — Думаю, тебе стоит дать ещё несколько уроков, — Минхо задорно смеётся, треплет по волосам, прежде чем поднимается и выходит из комнаты, чтобы подготовить ванну. Оставшись в одиночестве, Чонин думает над словами хёна. Возможно, ему стоит попросить помочь и остальных вампиров.