Новогодняя ночь

Лунный свет мягко гладит нежные рыжие кудри, освещает бледное, усыпанное веснушками, синяками, мешками под глазами лицо и запускает свои невидимые шестипалые длиннющие руки под расстегнутую рубашку, оглаживая грудь, испытанную временем, страданиями, невероятными мучениями и болью. 3:11, в комнате, освещенной лишь блеклой луной, зажигаются два синих огня. Холодные океаны, в которых таятся сущности страшнее самой жесткой и мучительной смерти… Порождение семи смертных грехов, а может, первородный хаос — Аякс. Он с трудом садится, смотря на непривычно синеватые кончики пальцев. — «Уснул с открытым окном? Не может быть… " — Тарталья помнит, что закрывал его. Или не помнит? Доказать он ничего не может, подобные моменты из памяти исчезают порой мгновенно, а потому разум принимает самую аргументированную версию, как это принято у взрослых — уснул с открытым окном, сам виноват, сам идиот. Чайлд с трудом встает, и холод миллиардами маленьких иголочек пронизывает тело. Он садится обратно. Взгляд устремляется во все еще распахнутое настежь окно, прямо на яркий золотой свет искусственной звезды, размером, наверное, метра в два, что затмевает собой луну. Первое января, елка. Представим, скоро начнется танец. Влюбленные исполнят то, что чувствует их душа, покажут страсть, печаль, искреннее счастье… Раскроют душу, отпустят на волю свои темности и светлости, а затем победители получат пару переливающихся колец из льда, который невозможно растопить. — кольца любви… — еле шевеля губами проговаривает чижик. Ах, кольца любви… Хотя бы раз в жизни он хотел получить их. Ранее он обещал такой подарок Мораксу, но теперь, когда архонт так грубо обошелся с чувствами жалкой и грязной Каэнри’ахской твари стало не для кого бороться за эти два куска драгоценного материала. Да и не с кем, честно сказать. Царица говорила о том, что выдает только одну пару колец одной сладкой парочке в год. Но что терять? Раз уж проснулся, прочувствуй ночь на полную! Лицо освещает резвая, словно детская в своей искренности и наивности улыбка, не свойственная стереотипным и скучным взрослым людям, считающим зеленые бумажки в прогретых, душных квартирах. Аякс надевает свои старые боевые пуанты, которыми пользовался, пока не сменил технику боя с танцевальной на более каноничную и приближенную к военной, чтобы впечатлить одного коллегу, накидывает рабочую одежду, поправляет красный, потрепанный шарф и надевает теплые наушники — подарок Пульчинеллы. Он выходит в подъезд, скатывается по перилам и вылетает на улицу. Снег медленно летит навстречу плотному, ледяному слою, лежащему на дорогах, покрывая всю эту твердость, пытаясь спрятать ее от чужих глаз. Чайлд задирает голову, смотря на то, как большие, похожие на пух у собак хлопья бесцельно падают откуда-то сверху. Тарталья резко поднимается на носочки, поднимает руки и делает своеобразное «кольцо», замирая в такой позе, минуту пытаясь собраться с мыслями. Нужно же попробовать вспомнить свой старый опыт, иначе зачем жить, не возвращаясь к прошлому хотя бы на мгновение? Найдя в душе некоторую смелость для попытки, он медленно, на одних носках идет в сторону елки, а потом изящно прыгает, приземляясь прямо на середине пешеходного перехода. Техника уже не та, многое забылось, но никто все равно не заметит. Машины уже не гудят, все разъехались по дачам и домам, а те, кому некуда идти, празднуют с друзьями и коллегами. Все беды прошлого уносит морозный ветер, одинокий на своем пути. Протянув руку в направлении его ухода, словно желая пойти следом, а затем засунув ее в теплый карман, рыжий бежит навстречу приключениям. Изредка он позволяет себе встать на носочки, поднять ногу, сделать пируэт или закружиться. Нарушая все каноны истинного балета, делает грубые, даже рваные движения, соединяя их с нежными и легкими. Ошметки стального плаща бремени уносит ветром, движения становятся более раскованными, умелыми, забытая некогда техника возвращается, сильным импульсом ударяя по телу. Вот Чайлд вылетает на главную площадь. Моргает, не веря своим глазам, и чувствует, как по щекам скатывается снег, растаявший на пышных рыжих ресницах. Перед Тартальей, таким маленьким и похожим на лисенка, возвышается громадная елка, украшенная игрушками горожан. Она, раскинув огромные пушистые ветви, со всей гордостью и роскошеством демонстрирует поделки, словно дорогие украшения. Вот страшный робо-заяц из «Ну, погоди…», выполненный Дотторе и Сандроне, а там церковь Коломбины, расписанная Арлекино в черно-красных тонах, у них явно было не больше двух цветов акрила. Снизу золотой дракон Пульчинеллы и Тевкра, сделанный наполовину чижиком… А в углу, на прогнувшейся от веса елки, незаметно поблескивает что-то явно тяжелое и стальное. Рыжий медленно подходит, и понимает, что это нечто легко достать, затем осторожно снимает игрушку с елки и убирает лишний снег. Да, довольно увесистая, что было ожидаемо. Металлический каркас, внутри обитый чем-то мягким, стальные цепи… Неужели… — шлем первого?.. — Аякс тихо хмыкает, осматривая тяжелую вещицу. Капитано — первый предвестник, самый серьезный дядька среди всех серьезных дядек. Неужели он все же решил сделать хоть какой-то подарок городской елке? Странно, он никогда не снимал свой шлем… Честно сказать, Тарталья частично восхищался своим вышестоящим коллегой, а если говорить еще честнее, любил его сердцем и душой. Как так вышло? Не понятно до конца. Чувства появились, стоило лишь посмотреть в пустоту, таинственность, неизведанность за маской. Собранность, отвага, разумность впечатлили ребенка бездны моментально, пронзив сердце острым копьем. А потому, когда Капитан сказал, что использовать балетную технику в бою — бред, Тарт тут же сменил стиль ведения битвы, также всегда старался привлечь внимание, зазывал подраться и иногда приносил кофе уставшему первому, который загружал себя работой, а потом неделями не выходил из офиса. Сзади послышался хруст снега. Чайлд крепче сжал шлем, готовясь, если что, с размаху ударить им объект, на случай опасности, но услышал слишком знакомый голос. — так вот где он… Я…я хотел забрать.- О да, этот низкий, бархатистый, чуть хрипловатый от усталости и постоянных недосыпов голос невозможно спутать ни с чем. Капитано подходит и встает рядом, скрывая лицо под капюшоном и шарфом. Аякс поворачивается к нему, и на мгновение весь мир останавливается. Снег перестает падать, снежинки замирают в воздухе, елка с интересом наблюдает за происходящим, затаив дыхание, и они просто смотрят друг на друга. Два ядерных глаза, словно неоновые рыбки, погружаются в холодный страшный океан, полный синих китов и касаток. Медленно, не разрывая зрительного контакта, словно ожидая удара в любой момент, Тарталья встает на носочки пуантов, наклоняется, кладет шлем на снег, а затем проводит своей красной от холода рукой по чужой щеке. Капитано делает шаг назад, да и сам Чайлд чуть ли не отпрыгивает, открывая рот для потока извинений за собственное плохое поведение и неуважение чужих границ, но тут все разрешается без слов. Капитан закутывается поплотнее в шарф и поправляет мягкую советскую ушанку, после чего слегка неуверенно подходит, делая два шага вперед и вплотную приближаясь к коллеге. — я… — начинает Аякс, но его перебивают, нетерпеливо, очень резко. — пожалуйста, перестань быть моей головной болью хотя бы сейчас. — ответа не успевает последовать. Грубые, покрытые шрамами руки, спрятанные кожаными, не греющими перчатками, опускаются на чужую талию, достаточно тонкую для мужчины, шарф спадает вниз, обнажая губы, тонкие и сухие, а затем… Поцелуй. Тарталья в оцепенении и не знает, что делать. Кажется, капитана это не волнует, и он с таким же напором продолжает страстно целовать, сминать чужие губы, своим длинным, нечеловеческим языком заходя глубоко-глубоко в рот рыжего. Действия старшего пропитаны жадностью, нечеловеческой жадностью, несвойственной даже архонтам. Чайлд знает не по наслышке, какими бывают драконы, и с уверенностью может сказать, что это хуже, чем дракон. Дыхание уже заканчивалось, но первый и не думал прекращать, своим глубоким и невероятно мокрым поцелуем он буквально пожирал бедного чижика, вынуждая его отвечать более нелепыми, неуверенными от неожиданности и пребывания в шоке действиями. Поцелуй заканчивается. Тяжело дыша, как после пробежки, рыжий удивленно рассматривает Капитано. Теперь он имеет право рассмотреть лицо, покрытое шрамами, глубокими и легкими, с узкими, ядерно-желто-зелеными глазами, широкими черными бровями, твердым квадратом лица, подчеркнутым длинными черными волосами, завязанными в хвост. — «прекрасен… Во всей своей сути прекрасен и божественен… " — думает Аякс, сглатывая слюну от переизбытка чувств. — «о, Царица, я верил, что нет ничего такого, что способно затмить ваше величие… " — и он ошибся. Капитано, первый предвестник, даже близко не стоящий с архонтом, оказался милее самых высоких чинов. — Чайлд… — тихо говорит темноволосый предвестник, снова подходя ближе. Собирается поцеловать. — я… — в этот раз дитя хаоса уже не боится, смело перебивает. — я люблю тебя. — руки дергают за чужую куртку, вынуждая наклониться, руки обвиваются вокруг сильной шеи. Не важно, что будет завтра, не имеет значения и то, что случится через час. Сейчас есть лишь эта новогодняя ночь, переполняющие тело чувства и два целующихся под елкой замерзших идиота.