10 марта. Накануне
17 марта 2024 г. в 16:20
Сам толком не понимаю, как решился на подобное. Должно быть, так же, как и на все прочие авантюры в своей жизни: бездумно и с верой в то, что плохие идеи приносят лучшие воспоминания.
Расстояние в 9 000 километров, почти девятичасовой перелёт с одного конца страны на другой, и это всего-то ради нескольких дней отпуска, на время которого я не захотел оставаться в промозглой Москве.
Родственники сочли, что я еду в командировку. Коллеги, недавно летавшие на Камчатку, поддержали тягу к новым впечатлениям. Друзья покрутили пальцем у виска, но в общем-то нисколько не удивились, потому что для них я всегда был тем, кто в противовес своей рациональности иной раз совершал логически необъяснимые поступки.
В глазах окружающих я отличался автономностью и завидной самостоятельностью, поэтому в целом никого не смутило, что я пустился в путешествие в одиночку и в качестве конечной точки своего маршрута выбрал далёкий Владивосток. Тот факт, что я одним днём принял решение уехать и купил билеты, выглядел само собой разумеющимся и чем-то в моём духе. Не звать с собой друзей, не искать себе попутчиков и нисколько не переживать о длительной дороге, как и не тяготиться одиночеством и невозможностью с кем-либо разделить эмоции от поездки, — всё это было для меня в порядке вещей, по крайней мере так казалось со стороны. На самом же деле всё обстояло несколько иначе.
Несмотря на то, что мои действия характеризовали меня как человека решительного и независящего от других, в последние месяцы я едва ли выносил свою собственную компанию и нисколько не чувствовал себя комфортно, оставаясь один на один со своими мыслями. По складу я был флегматичным интровертом и мало что ценил в жизни так же, как уединение и возможность побыть в тишине, однако за годы учёбы в университете я привык находиться среди людей. Я мог ни с кем не общаться, но знал, что меня окружают единомышленники и друзья, с которыми при желании можно было перекинуться парой слов, сходить в столовую в обеденный перерыв и поехать вместе домой по окончании пар. После выпуска и устройства на работу я лишился этой привилегии: в офисе мне не удалось найти никого, близкого мне по складу, поэтому отчуждённость и молчание стали скорее вынужденными, чем добровольными, вследствие чего я всё чаще стал испытывать дискомфорт от пребывания наедине с собой.
Я стал казаться себе каким-то неловким, совсем неуместным, лишним, хотя не испытывал ничего подобного со школьной скамьи. Мириться с этими ощущениями у меня не выходило, поэтому делал всё, чтобы не слышать внутренний голос, твердивший о том, что я не в порядке.
Я утратил способность отдыхать и занимал каждую свободную минуту каким-нибудь придуманным делом: два раза в неделю после работы преподавал китайский, сам продолжал подучивать новые иероглифы, получал дополнительное профессиональное образование по психологии и в выходные в качестве практики проводил сессии, проходил курсы по маркетингу и рекламе, увлёкся инвестициями, играл на гитаре, занимался любительской писаниной и, конечно же, в моём графике не было места никаким мастер-классам о том, как уживаться с собой.
Однажды ночью, когда я был взвинчен на волне очередного маниакального всплеска активности и не мог заснуть, я понял, что всё же больше не выдерживаю. На тот момент я не спал нормально несколько недель, в дополнение к крысиному забегу разномастных занятий много перерабатывал из-за того, что мой проект, подготовка к которому велась в течение полугода, перешёл в свою основную стадию, не слезал с седативных и медленно ехал крышей.
«От чего ты бежишь?» — вопрос, который я себе задал, пялясь той ночью в тёмный потолок. «Помогают ли тебе эти попытки сбежать?» — следующий вопрос, закономерно вытекающий из первого.
«Я устал», — напрашивающийся ответ, что я никогда не позволял себе произносить вслух. Не произнёс я его и тогда, но окончательно убедился в том, что было необходимо что-то менять.
Вероятно, впоследствии я избрал не лучший способ примирения с собой, но путешествие могло стать тем самым спасительным толчком, способным помочь мне вновь научиться наслаждаться своим обществом, доверять своим ощущениям и в первую очередь самому себе. Мне нужно было отбросить все многочисленные занятия, вытянуть себя из водоворота бесконечных дел и попросту выйти на откровенный диалог со своим «я», чтобы вновь нащупать те спокойствие и удовлетворение, что являлись моими неизменными спутниками на протяжении большей части жизни. Вряд ли достижению этой цели могло способствовать что-то ещё, помимо отключения от повседневной рутины, долгой дороги, ведущей не только к пункту назначения, но и к переосмыслениям, и единения с собой на просторах дикой природы ветреных островов.
Вместе с тем была и ещё одна вещь, в которой я не хотел себе признаваться. Возможно, я бы и не отправился в это путешествие, если бы у меня не было встроенного компаса, вот уже около двух лет указывавшего в сторону Владивостока — города, в котором жил человек, ждущий меня.
Внешне безмятежный, я накануне поездки сильно нервничал. Мне снились тревожные сны о том, как я опаздываю на рейс. Я написал заявление на отпуск и всю неделю до отъезда передавал свои задачи коллегам и обучал студентку, которая должна была меня подменять. Пусть я и говорил ей, что буду недоступен, видел, что она мало что понимает и обязательно будет обращаться ко мне с вопросами, а мне придётся ей отвечать. Всё вокруг было каким-то неправильным и почти что нереалистичным и вовсе не оттого, что меня окрыляло предвкушение предстоящей дороги. Скорее, я, наоборот, был как никогда придавлен к земле. В родительском доме, откуда я съехал полгода назад, болела моя кошка, и последние недели я только и думал о том, что она не протянет долго. У моего дяди — разведённого одинокого алкоголика со стажем, порвавшего связи с семьёй и плевавшего на всех и вся с высокой колокольни, было подозрение на рак, отчего вечно переживающая мать была сама не своя и попросила своего психиатра увеличить дозу антидепрессантов. У знакомого моей запутавшейся и находящейся на грани депрессии подруги рак уже диагностировали — вторая степень опухоли мозга, о чём она с ироничным для меня комментарием «я как будто в каком-то дерьмовом фильме живу» не постеснялась сообщить аккурат за пару часов до того, как я выезжал в аэропорт, мало осознавая, рад я или же попросту борюсь с подступающим чувством безнадёжности, пытаясь скрыться куда подальше. Другая моя подруга страдала от тирании начальства и, переживая выгорание, собиралась увольняться. Мой не менее уставший от всего друг, с которым я снимал квартиру, напротив, не мог позволить себе уволиться, потому что тогда не смог бы платить за аренду.
Только у меня как будто бы всё было в полном порядке. Никаких проблем с самоопределением, работой, деньгами или же излишней драматизацией происходящих событий. Я уже давно привык к тому, что ничего не бывает гладко, но, тем не менее, всё равно бежал, надеясь, что хоть где-то смогу найти себе место, даже если это будет на другом конце страны, или, быть может, в другом человеке.