Тени прошлых веков
В пыльном зеркале лик
Твой заклятый двойник,
Ледяною стрелой
Твое сердце пронзил,
Он тебя не простил
(Эпидемия — Придумай Светлый мир)
Хрупкий мир ощутимо пошатнулся, когда от Джахейры и Минска пришли письма, которые вопреки воле Астариона всё же попали к ней. Первые письма от бывших спутников. Гейл исчез для всего мирского. Как и Лаэзель с Орфеем, когда отправились нести свободу для своего народа. Уилл и Карлах рука об руку расчищали Аверно от полчищ демонов и, кажется, весьма сблизились. Шэдоухарт с родителями попыталась начать жизнь с чистого листа и пока не подавала никаких знаков. Хальсина занимали сироты и восстановление мёртвых земель с Таниэлем. И вот, наконец, хоть какие-то письма. Минск с Бу прислали ей кривой, нарисованный скорее от лапы, чем от руки, рисунок, в котором они звали её увидеться. Джахейра тоже приглашала скоротать у неё вечерок. Послушать её колких на язык дочерей и просто повидаться. Друидка тонко чувствовала, что соседство с вознесённым вампиром будет суровым испытанием. Она всего лишь приглашала на чай. Это письмо легло глубокой трещиной. Астарион недовольно поджал губы и отбросил лист, как надоедливый мусор. — Нет, любовь моя, сегодня я хочу, чтобы ты оставалась со мной. Этим вечером мы даём бал, разве ты можешь его пропустить? Неужели ты оставишь меня одного? — будто бы с чистосердечной наивностью удивился он. Лилит насупилась. Ей казалось, что её аргументы будут достаточно убедительными. Во дворце каждый вечер балы, приёмы, встречи и прочие светские рауты, в которых она по большей части не участвует, но отчего-то должна быть рядом. Как пёс на поводке. Никто не умрёт, если она один вечер всё пропустит и просто побудет в домашней атмосфере. — В домашней, дорогая? Значит, твоя комната недостаточно хороша? Недостаточно домашняя? — его удивление быстро уступило возмущению и почти справедливой обиде. Лилит покраснела. Она подобрала не то слово. — Или атмосфера здесь недостаточно домашняя из-за меня, раз ты так рьяно стремишься уйти? — Я не то имела в виду… — попыталась было она остановить его, но поздно. — Я тебе напомню, мой маленький неблагодарный питомец. Теперь я твой дом. Теперь я твой господин, — его возмущение стало жестокостью, а та перелилась в злую насмешку. — Твой дом там, где я скажу. Лилит вздёрнула подбородок, мгновенно вызверившись на гадкое слово, которое появилось в его речи с момента ритуала и частенько звучало, ударяя по самолюбию сильнее кнута Баала. Слова о том, в какой роскоши она живёт, уже осточертели и легли бесполезным фоном. — Ах, что это, голубушка? Ты считаешь себя обиженной? Питомец для тебя обидное слово? — Астарион продолжил зло осмеивать её, но в его голосе значительно прибавилось угрожающих тонов. Непокорность Лилит все чаще провоцировала его гнев. С каждым днём слова становились всё более лютыми. Скандал мог вспыхнуть от любой её «ошибки», любого неосторожного слова. Порой хватало недостаточно покорного взгляда, чтобы белокурый вампир напоминал ей о её месте. И после гадкого разговора, кусающего душу голодным волком, она корила себя за то, что была недостаточно благодарной. Недостаточно понимающей. Недостаточно юркой. Недостаточно любящей. Раньше он дарил ей больше тепла, а теперь обжигает ледяным презрением, значит, сейчас она действительно как-то разозлила его. — Но, позволь мне сказать тебе кое-что… — он повысил голос и приблизился, чтобы схватить её за подбородок и вновь растоптать её гордость. — Я забочусь о тебе. Я хочу всего лишь, чтобы ты была в безопасности, любовь моя. Ты не знаешь, почему я называю тебя питомцем? Просто на поводке с колокольчиком ты будешь выглядеть ещё милее… Правая рука рванулась в бой, чтобы покарать обидчика. Лишь титаническим усилием воли удалось сдержаться. В ответ на унижение тело будто само желало сравнять счёты силой. Разбить ему лицо. Дать банальную женскую пощёчину. Оттолкнуть. Показать характер той, что отвергла Баала. Вот только она отвергла одни узы ради других. Он заметил её нервное движение, но вновь зло рассмеялся. — Так ты обращаешься со своим господином, любовь моя? Неужели никто из твоих учителей не рассказал тебе о манерах? Этот удар был сильнее кнута. Сразу и по её прошлому, и по воспитанию, и, конечно же, по её отсутствующей памяти. Он знал, он прекрасно знал, что прошлое причиняет ей боль, как и невозможность что-либо вспомнить. Он всё чаще напоминал, что без него она не просто ничьё дитя — она никто. Порой он произносил то самое слово — ничтожество. Она почувствовала, что сегодня черта пересечена. Последнее время в ней по-звериному вскидывалось что-то гордое и не менее злое, чем обидные слова. Что-то, запросто отпинывающее всю любовь к вампиру тяжёлым сапогом. — Нет, мой милый. Давай же, расскажи мне о манерах! Ведь тот, чьё кредо на протяжении двух веков ограничивалось проституцией в бедном районе Балдура, знает о манерах получше меня! — ядовито прошипела она, сама испугавшись таких слов, но ярость не дала дрогнуть. Она чувствовала, что возьмётся за оружие, если он даст ей повод. Взгляд, которым наградил её Астарион, мог бы убивать армии. Посмотри он так на Нетерийский Мозг, и победа досталась бы им без промедления. Его пальцы сместились с подбородка на её шею и сжались так, что та едва не хрустнула. Незаметный рывок — и она оказалась с силой впечатана в стену. Затылок пронзило тупой болью. Спина пообещала немало гематом. — Повтори, что ты только что сказала, любовь моя? — прошептал он, и от его шёпота по коже побежали трусливые мурашки. Но что-то внутри неё всё ещё оставалось пылающим от ярости. — Повторить? Запросто, но чем же ты наградишь меня за такую услугу? — не менее едко продолжила Лилит. — Будешь сдирать с меня кожу? Запрёшь в клетке, где когда-то содержался один из твоих первых? Или предоставишь лучшее — пыльную могилу и тьму на год, чтобы сходила с ума от одиночества и голода? Не только у меня был мучитель манер. В этот раз её удары оказались сильнее. Маска снисходительности и глумливой улыбки сползла, уступая чистой ярости с толикой незажившего ужаса. — Заткнись. Заткнись! Как ты смеешь нас сравнивать? — рявкнул он, демонстрируя сквозь маску остатки прошлого Астариона. — Ты понятия не имеешь, что мне пришлось пережить, так что не смей притворяться, что знаешь что-то обо мне! Я совсем не похож на Касадора, я бы никогда… — Не причинишь боль тем, кого любишь? — хрипло передразнила она его. Эту фразу Лилит слышала неоднократно, она тоже успела опостылеть. Зато теперь весьма контрастно смотрелась на фоне его безжалостной хватки. Он перевёл взгляд на свою руку на её шее и, стиснув зубы, отпустил. По нему было видно, что больше всего на свете он жаждет причинить боль. Причинить боль той, кого называл своей любовью. Но этот раунд он проиграл. — Не сравнивай наши истории, маленький питомец. Никогда, — тихим опасным голосом приказал он, его алые глаза с серебристой поволокой мрачно сверкнули в полумраке комнаты. — Ты уверен, что под самый конец наши истории будут различаться? — ничуть не испугавшись прошептала она, отвечая ему не меньшей яростью во взгляде. Астарион стиснул зубы, вновь собирая по кусочкам свою отвратительную маску вампира, злорадствующего над всем сущим. Эмоции мешали. Сбивали с контроля. Несколько мгновений казалось, что он вновь готов нападать словесно или физически. Лилит уже боялась предполагать, что именно он выберет. — Твоя взяла, — процедил он, сверля её почти ненавидящим взглядом. — Если ты совершенно не ценишь моих стараний, то у меня, возможно, нет другого выбора, кроме как отпустить тебя. Делай что хочешь. Иди хоть на все четыре стороны. Но… не ищи моей помощи, если у тебя когда-нибудь возникнут проблемы, не проси моего сочувствия и даже не пытайся вернуться сюда. Поняла?***
Быстрое движение. Едва заметное глазу. Захлопнулась дверь. Он ушёл. Ушёл и позволил ей уйти. С минуту ею владело ликование, сродни его злорадству. Она уже пыталась огрызаться. Приходилось. За последние дни подобных разговоров стало слишком много. Но чтобы выйти победительницей? Такая победа окрыляла. Осталось только собрать вещи и бежать от него… Она радовалась мстительно и зло, растрачивая последние капли ярости на маленькую победу. Она открыла платяной шкаф, бросила на пол сумку… и остановилась. Ярость утихла. И будто тёмная сторона её самой, устав, скрылась под своды души. Воцарилась тишина. Остался стыд. Не надо было так говорить. Она ведь знала, что эти слова сделают ему очень больно. Он делился с ней прошлым, по крупицам доверяя ей самые мучительные моменты своей жизни. Смотрел на неё с любовью и доверием в моменты откровений, а она что? Разве она права, используя настолько грязные методы? Разве ей не должно быть стыдно? Только чудовища причиняют боль тем, кого любят. Разве стоит вечер с Джахейрой этой грязной ссоры? Лилит выдохнула и новыми глазами посмотрела на комнату и дорожную сумку. Комната красивая, если не сказать роскошная. Просторная, голубая и наполненная светом. Всё как она любит. С выходом на свой собственный балкончик. Астарион вложил немало сил в перестроение одной из башен дворца под её нужды. Теперь тут было всё, чего бы она ни пожелала. Она подошла к полочке со шкатулкой и завела её. Прелестная мелодия заполнила пространство, сделав ситуацию ещё противнее. Он ведь старается ради неё. И что теперь? Побросать в сумку всё, что помещается, и идти в ночлежку? Едва ли она сможет позволить себе надолго Эльфийскую песнь. Или идти с видом побитой собаки к Джахейре? Мудрая друидка, конечно, примет её. Но сможет ли Лилит выдержать этот острый понимающий взгляд? Сможет объяснить, почему ушла и почему до сих пор не уходила? И какой она предстанет? Жалкой и слабой дурёхой, не способной разобраться в своей личной жизни. «Я смогла победить Орин, отказать Баалу и уничтожить Нетерийский мозг, но в личной жизни я слабачка…» — мысленно озвучила она вердикт и поморщилась. Отвратительно. Такой к Джахейре она точно не пойдёт. Толку-то? Или не выдержит и начнёт ныть под чашечку чая, или всё отрицать с кривой улыбкой, или старательно переводить темы с непроницаемым лицом. Удовольствия от такой встречи никому не будет. Лилит устало села на пол и бросила сумку обратно в шкаф. Побег откладывался. Сидеть в комнате сиднем и доказать Астариону, что она ничтожная и жалкая, тоже не хотелось. Да, они поссорились. Но ведь в парах бывают ссоры и они потом мирятся, не так ли? Нужно только не терять собственного достоинства и… например, наконец появиться хоть на одной его званой встрече. В конце концов, разве они не вместе? Довольно она сторонилась его приёмов. Следовало только подобрать подходящее платье. Сложности гардероба не страшили. Астарион скрипел зубами от её бардского платья, подарка Воло, который она любовно продолжала носить. Он дарил ей самые изысканные наряды и цедил сквозь зубы предложение сменить гардероб на что-то более соответствующее её статусу. Шкаф ломился от платьев. Оставалось только разобраться с цветом. В путешествии, будучи просто бардом без прошлого, она была в восторге от ярких светлых цветов, но как раз этого в шкафу не нашлось. Всё какое-то мрачное, угрюмо-роскошное и вампирское. Победителем стало восхитительное чёрное платье, которое должно было смотреться нейтрально при любой теме бала. Шёлк непривычно скользил по коже. Туфли неприятно стиснули ступни, как два капкана. В зеркало она смотрела нехотя, через силу. Во дворце стало много зеркал. Едва Астарион увидел впервые за двести лет своё отражение, он стал им одержим почти так же сильно, как идеей власти. Едва ли не каждый день он обхватывал её поперёк талии, сдавливая до боли, и замирал у зеркала. «Посмотри на нас… — шептал он с тем же жутким тембром, что появился сразу после ритуала, но смотрел только на себя с трофеем. — Весь мир ждёт моих приказов!» Она смотрела. Видела его алчный взгляд. И всё больше начинала сторониться собственного отражения. Порой казалось, что её глаза смотрят на неё с укором. Будто кто-то гордый и несгибаемый с бессильной злобой желал выцарапать себе дорогу на волю. Перед собственными глазами было стыдно. Стыдно за свою слабость. За то, что стала питомцем вознесённого вампира, безропотно приняв все его изменения. За то, что наслаждалась комфортом и его опекой, вставшими на место утраченной свободы. За то, что так редко отстаивала саму себя, всё больше растворяясь в его тьме. Но ещё больше за то, что боялась потерять даже такую любовь, оставшись в одиночестве. Любовь воспевают. К ней стремятся. Почему же, получив её, Лилит ощущала себя порой опустошённой и высушенной? Всё дело в её прошлом? Может, она не умеет быть счастливой? Не умеет быть любящей? Не умеет быть в отношениях? Не умеет быть благодарной? Последнее прозвучало в её голове голосом Астариона, и она недовольно поморщилась. Нет уж. Она победила сегодня. Он не отравит ей эту победу. Лилит покрутилась перед зеркалом, стараясь не смотреть себе в глаза. Хорошенькая. Будто дорогая фарфоровая куколка. Длинные волосы тёмными волнами прокатились по плечам. Чуть подколоть здесь, уложить там и готово. Она открыла двери спальни и направилась в сторону бального зала. Дворец стал намного приятнее после смены хозяина. Света стало больше, ткани дороже и чище, цвета менее подавляющими. Пугающий лабиринт коридоров теперь стал казаться весьма привлекательным. Он будто соблазнял погулять и «совершенно случайно» заблудиться, попав в жаркие объятия вампира. Лилит покачала головой. Вот этого ей точно не хотелось… не сейчас. Увы, кое-что от прежнего уклада не изменилось — по дворцу мрачными тенями рыскали те самые «жалкие идиоты», желающие как угодно выслужиться, чтобы однажды получить щедрый укус и окончательно превратиться в рабов. Раньше она таких жалела, но теперь смотрела с не меньшим презрением, чем Астарион. Они отвечали ей взаимностью. Она — не хозяин, более того, на её месте они желали оказаться не менее отчаянно, чем получить тот самый укус. Только страх неугодить лорду вампиру мешал им вредить ей. Но не только этих верных фамильяров она старалась обходить десятой дорогой. Не прошло и недели после победы над Нетерийским мозгом, как у Астариона начали появляться отродья. Его верные рабы. Его руки, которыми он собирался однажды захватить весь мир. Пока их было немного, но одно только их наличие пугало до икоты. Их глаза смотрели на неё с неутолимым голодом и таким нескрываемым желанием, будто отношение Астариона к ней передавалось через укус. Чаще всего она старалась держаться подальше от его амбициозных политических игрищ, но появление очередного отродья заставило её начать неприятный разговор. Они тогда страшно поссорились. Это был первый раз, когда белокурый вампир не постеснялся выражений. Тогда он назвал её ничтожеством. Ночь они провели порознь, в разных спальнях. До рассвета она выплакивала свои обиды в подушку, пообещав себе после завтрака уходить. Но едва солнце встало, её сонное тело оказалось в его сильных объятиях, а ушей коснулся успокаивающий шепот. «Ну что ты, глупенькая моя, разве мои отродья это такой повод для ссор? Они мой инструмент власти и не больше. Неужели ты хочешь разрушить нашу любовь из-за такой мелочи?» Эта ссора была первой. Но не единственной. Зато теперь один из них, старшенький, частенько преследовал, если она начинала одна бродить по дворцу. Он очень походил на самого Астариона, кроме волос. Его красные глаза оттеняли чёрные кудри. Только наличие рядом хозяина отпугивало его. Но когда тот был занят или Лилит пряталась от него во дворце, он с радостью следовал за ней. Он ничего не говорил. За лишнее слово мог лишиться языка, но его голодные глаза кричали, как сильно он желает себе хозяйскую женщину. Лилит не желала знать имена фамильяров и, тем более, отродий, но моментально узнала горящий в тёмном углу взгляд, пока следовала на бал. Молчаливый. Алчущий. Вспыхнувший ярче обычного от вида её в платье. Она подошла к массивным дверям. Он немедленно поспешил услужить. Опустился на одно колено, страстно коснулся губами подола её платья и открыл перед ней двери, отравляя обожающей улыбкой в обрамлении безумного взгляда.***
Бал уже был в самом разгаре, хотя больше напоминал множество деловых встреч в одном месте. Слуги сбивались с ног, дабы выполнить все капризы гостей. Музыканты, среди которых Лилит с удивлением увидела одних только драконорождённых, старательно услаждали слух публики красивой музыкой. Гости вели друг с другом беседы, больше напоминающие сухое заключение договора, а, закончив разговор, коротали остаток вечера с бокалом в стороне ото всех. И никаких следов Астариона, словно бал проходил не в его дворце. Казалось, действительно скучноватый светский раут с сугубо политическими целями, но… Гости собрались не совсем обычные. Даже будучи бардом, не слишком глубоко сведущим в магии, она с первого взгляда отметила присутствие изрядного числа некромантов. Символы с пугающей книги, найденной в подвале «простого» лекаря, отмечали присутствие тэянцев. И не только. Красные, голодные глаза Лилит могла почувствовать даже затылком. Вампиры. Астарион плёл паутину власти не только с простыми смертными политиками и аристократами. Он решил строить связи с теми, кого принято бояться и обходить стороной. Лилит схватила первый попавшийся бокал из рук слуги и пригубила напиток, чтобы не выдавать эмоций. Этого мгновения ей хватило, чтобы напомнить себе, что сама в прошлом подбирала избранных троицы мёртвых ради захвата Побережья Мечей. И ведь план с правильно подобранными союзниками был так близок к успеху. Если бы не Орин, они с Горташем праздновали бы победу, посмеиваясь над примитивностью методов Кетерика Торма. А потом... да, именем Тёмного Соблазна и Баала от Фаэруна остались бы только кровавые ошмётки. Стоит ли удивляться методам Астариона? Появление Лилит будто бы прошло незамеченным. Никто не повернул в её сторону головы. Слуги вели себя с ней точно так же почтительно, как и с остальными, но взгляды она чувствовала. И они внимательно следили за каждым её шагом. Ощупывали глазами её фигуру, рассматривали, как вещь для развлечения и как аперитив. Их лица, пойманные уголком глаза, выражали явное желание увести её в тёмную комнату и использовать для своего удовольствия. Первый порыв повернуться на каблуках и вернуться в безопасность спальни она отвергла сразу. Она не слабая и свою слабость показывать не станет. В конце концов, с чего ей не быть точно таким же званым гостем, как и все остальные? С чёрным платьем она угадала. Придав себе скучающий вид, она медленным шагом отправилась в сторону большого балкона, хранящего под открытым небом небольшой декоративный сад. У Касадора его не было. Он и появился благодаря полушутливому спору Лилит с Астарионом, что тот никогда не сделает что-то настолько премиленькое. Проигрывать он не любил. Зато теперь можно было выйти под ночное небо, взглянуть на открывающуюся часть города и почувствовать себя немного ближе к природе. Прохладный ветерок смыл с кожи ощущения алчущих взглядов. Лилит поставила на парапет бокал с недопитым вином и задумчиво посмотрела на засыпающий город. Может, стоило наплевать на всё и бежать к Джахейре? Мысли дальше не пошли, когда её одиночество на балконе было прервано жутковатой тёмной фигурой. Мужчина. Рост почти восемь футов. В роду наверняка были великаны или голиафы. Лицо словно грубо высечено из камня. Одет в чёрную мантию, закрывающую его почти полностью. С её платьем почти идеальная пара. Если не смотреть в красные глаза. По мере его приближения росла и тревога. Что делать? Как играть свою роль? Лилит опустила взгляд в свой бокал. В лунном свете вино отразило её лицо, отчего-то куда более решительное, чем она себя чувствовала. В лёгкой ряби вина ей даже почудилась собственная самодовольная зловещая улыбка. Такая расцветала в момент, когда она играючи убивала лишь силой собственного убеждения. Разве такой бард испугается вампира или некроманта? — Добрый вечер, — очаровательно улыбнулась она. — Вам тоже захотелось побыть в тишине, вдали от толпы? Ответа не последовало. Только шелест мантии и дыхание были единственными звуками, исходящими от вампира. Его приближение немного напрягало. Но пока не чувствовалось угрозы, можно было продолжать. Даже его взгляд был скорее изучающим. Он будто ожидал от неё чего-то большего, чтобы вступить в разговор или приступить к менее приятным для неё действиям. — Как вам музыка сегодня? Хотя… не отвечайте. Вижу по глазам, что не впечатлила. Я тоже не в восторге. Как мне кажется, им не хватает огонька. Так, чтобы желающие могли просто слушать и получать удовольствие от вечера музыки. А они просто и без души разряжают тишину, будто боятся прервать беседы… — она покачала головой чуть более экспрессивно и неодобрительно, чем требовалось. Ответа не было. Но взгляд стал будто бы немного задумчивым. Они стояли немного ближе, чем требовалось для светской беседы и на шаг дальше от расстояния романтического флирта. Это требовалось как-то исправить. — Я их не виню. Сейчас музыкантам непросто. С другой стороны, за последние месяцы всё творческое так захирело, что за отсутствие искры должно быть стыдно. Музыкант это не профессия, это тип души, — продолжала она высказывать свои мысли. — Разве так сложно приложить к музыке слова и очаровать публику в нынешнее время… Подскажите, вы случайно не драматург? Вампир смотрел на неё как на диковинную зверюшку, которая вела себя слишком уж курьёзно, чтобы ей мешать. Он отрицательно покачал головой. Чувствуя себя, как Воло в лагере гоблинов, Лилит с улыбкой вспомнила своё либретто. Сюжет был давно готов, оставалось только дописать четверостишия и обрядить в музыку. — Отлично, потому что мне больше по душе мнение… хм, непредвзятое. Это моя первая работа. Она ещё не готова, но я хочу знать ваше мнение о сюжете, — защебетала она, частично забывая, что собиралась убедить вампира хотя бы не нападать на неё, а потом покинуть бал. — Итак, отдайтесь во власть вашего воображения. Представьте мир, такой же как наш. Наши герои — могучий храбрый воин Карамон и его брат чёрный маг Рейстлин… Кхм… Чёрный маг Рейстлин Маджере — перед его именем трепетали даже самые искушённые чародеи. Его могущество было почти беспредельным. Почти. В одном слове заключалась тонкая грань между мудростью и всезнанием. Между жизнью и бессмертием. Между силой и всевластием. И однажды он решил перешагнуть через эту грань…***
Лилит вскоре сама стала заложницей собственного либретто, которое стремилась рассказать как можно ярче и детальнее. Ей теперь действительно хотелось узнать мнение своего «собеседника». Она срывалась с повествования на уже написанные четверостишия, не смущаясь использовала язык тела, чтобы со всей яркостью отыгрывать эмоции персонажей и едва из кожи вон не лезла, чтобы донести свою творческую мысль. И это работало. Пока она пыталась впечатлить своего единственного зрителя, она не замечала, что гости не просто с интересом смотрели в их сторону, а уже стояли у самого входа на балкон. Их разговоры стихли. Навострив уши, они слушали и смотрели на её маленькое выступление. Заинтересовавшиеся внезапной конкуренцией музыканты быстро прочувствовали настроение и на одной силе импровизации стали играть мелодии, ближе всего подходящие к её выступлению. Отныне для всех, кого связал сюжет незавершенного мюзикла, время стало несущественной единицей. Лилит, забыв обо всём на свете, складывала ладони и говорила бархатным голосом жрицы, следом переходила на колкий циничный говор хитрого мага, и не забывала подражать простоте и благородству воина-храбреца. Она будто сама вела героев в рощу мёртвых, а следом через башню магов в белый город Истар. С шипением вскрывала страшные тайны якобы безгрешного короля-жреца. Оплакивала руины города, разрушенного богом. Отправляла братьев в поход на крепость Заман во главе армии. Раскидывала руки в ликовании от победы и будто лишалась вместе с Карамоном сил от лицезрения последовавшей резни. Она контрастно вела героев к конфликту, навсегда разделившему братьев. Соблазнительно пела реплики богини Такхизис. Она едва не выпрыгивала из тела, чтобы показать как чёрный маг соблазняет жрицу Крисанию и как они спускаются в Бездну. Зрители теперь слушали не просто молча. Они не дышали и не шевелились, окружив её на балконе. Множество глаз видели в ней развлечение, но развлечение культурное. Сказительницу. Их взгляды больше не прилипали к коже, вызывая желание поскорее сбежать, хотя жадности стало больше. Жадности до истории, которая била экспрессией из Лилит. Молчаливый вампир смотрел на неё не отрываясь, меняясь в лице после каждого сюжетного перехода. Казалось, сюжет поразил его до глубины души. Когда дошло до Бездны и событиях в ней, Лилит настолько погрузилась в сюжет, что теперь пела и танцевала, старалась отыграть все важные роли, переходя от одного персонажа к другому. Она радовалась и плакала за них. Ликовала, злорадствовала и отчаивалась. Не скупилась ни на одну эмоцию. Вырывала из своей души все струны, чтобы финал вышел именно таким, каким она видела его в своих мыслях. Многоликость Такхизис. Кошмары детства Рейстлина. Столкновение с богиней, сломившей его волю, обрушившейся невыносимой истиной о единственном человеке, которого он когда-либо любил — его матерью. Светлая жертва любящей его Крисании. Прозрение, которое обрушилось на неё со слепотой и смертельными ранами. Прозрение о циничном жестоком чёрном маге, который использовал жрицу в своих целях с самого начала, внушая ей взаимную любовь с самыми прагматичными целями. Её отчаянный плач на краю Бездны, брошенной им умирать. И конечно же, яркий финал истории о чёрном маге, сумевшим стать богом. Преуспевшем в невиданном. Но лишённым силы созидания. О боге, способном на всё, кроме сохранения жизни в своём мире. Стремительно угасающем мире. Пока не наступила темнота и тишина, в которой можно было услышать плачь Властелина Ничего. — О гордости, предательстве и братстве закончена история моя. И, если не посмеешь ты вмешаться, я закрываю книгу бытия… Занавес! — выдохнула она и на эмоциях отвесила глубокий поклон. Погрузившись в мир своего повествования, она растерянно замерла, когда услышала аплодисменты за спиной. Тогда до неё дошло, что музыка не случайно так хорошо ложилась, а вокруг неё в момент повествования сомкнулась идеальная тишина, пропускающая только музыку. Покраснев от удовольствия, она позвала музыкантов, которые не меньше двух часов вместе с ней развлекали гостей, не жалея сил на импровизацию. Драконорождённые взялись за руки вместе с ней и под продолжительные аплодисменты поклонились. Лилит обернулась на молчаливого вампира, с которого всё началось. По его грубому лицу скатывались самые настоящие слёзы. Сюжет с исполнением потрясли его настолько, что не требовалось спрашивать, понравилось ему или нет. Всё было прекрасно написано на лице. Вечер перестал казаться неуютным. Всё неприятные моменты самого начала бала и событий, ему предшествующих, поблекли перед восторгом, что её незаконченное творение нравится гостям. Гостям, которые сожрали бы живьем скучного рассказчика и уж точно не стали бы аплодировать, если бы результат был просто хорошим. Волна вдохновения выстроила в её голове недописанные четверостишия в почти полноценную структуру. За спиной будто выросли крылья. Хотелось схватиться за лютню и поспешить дописывать своё детище, а поутру нести сценарий в театр. Сейчас, в этот момент, казалось, что ничего невозможного нет. Окружившие её гости больше не казались пугающими. Наоборот, её расспрашивали, правда ли всё сочинила она, есть ли у неё ещё работы, не хотела бы она поприсутствовать на балу в Невервинтере или Амне вместе с музыкантами и своим либретто. Со всех сторон лились приятные слова, искренние комплименты и приятное сердцу восхищение. И вдруг сквозь кольцо гостей к ней просочился Астарион. Отчего-то отсутствующий на балу на протяжении всего времени. Радостно трепещущее сердце словно запнулось о глыбу льда и пропустило два удара. Плечи едва не поникли, а взгляд не погрустнел. Но Лилит быстро взяла себя в руки и гордо посмотрела на хозяина бала с торжествующей улыбкой. Она приготовилась к дуэли взглядов, к неприятным словам и даже к продолжению их ссоры. Это момент её триумфа. Он его не разрушит. Сегодня она блеснула и будет сиять звездой до самого рассвета! Однако мир словно перестроился. На неё смотрел совсем другой Астарион, кардинально непохожий на того, с кем она поссорилась сегодня. Его взгляд не колол алчущим льдом и не сжигал её унизительным снисхождением. Он смотрел на неё, будто Иссохший только что вернул её к жизни в храме Баала. С восторгом, с недоверчивой надеждой и обожанием. Как на сокровище. Весь неприятный налёт вознесённого вампира словно затаился где-то очень далеко. Белокурый вампир вновь стал самым дорогим и близким. Тень всего неприятного позорно скрылась. Лилит бросилась в его объятия, мгновенно прощая все неприятные слова. Всё царапающее её сердце студёной нелюбовью. Всё, что заставляло её вспоминать выживание под тенью Баала. Всё забылось. Остались только они. Только её рдеющее лицо и его тёплые губы, собирающие её жар. Уши согревал его сбивчивый шёпот: — Моё маленькое чудо… Я горжусь тобой, любовь моя… Ты непередаваемо восхитительна!.. Остальная часть вечера становилась близка к сказочно прекрасной. Понимающие музыканты сменили репертуар уже второй раз за день, чтобы хозяин с хозяйкой могли насладиться танцем в объятиях друг друга. Лилит купалась в бесконечно открывшимся ей источнике вдохновения и видела только лучшее вокруг. Она щедро дарила огонь своей искры Астариону. Вокруг она слышала слова восхищения. Комплименты прекрасной паре. Не обошлось, разумеется, без заинтересованных взглядов гостей, оценивающих смертную полуэльфийку и бессмертного вампира. В воздухе проскользнуло несколько почти невинных шуток о том, какое сокровище Астарион всё это время прятал ото всех. Сам хозяин бала оставался вежливым, гостеприимным и даже непривычно улыбчивым, хотя шутки явно ему не нравились. Одна такая, в которой кто-то заявил, что предпочёл бы никогда не выпускать из рук своё сокровище, чтобы гости не украли, и вовсе заставила его улыбку на мгновение померкнуть. Лилит, радующаяся как ребенок, не заметила этой кратковременной метаморфозы. Как и едва слышной фразы: — Не выпускать, чтобы не украли…