За горизонтом событий

Жаркий летний воздух почти раскалён, асфальт плавится, по горизонту отсвечивая миражами. Солнце уже минуло зенит, достигнув непрестанной суточной кульминации, а температура только сейчас приблизилась к своим пиковым значениям. Вокруг все благоухает. Бесконечные кустарники пышноцветущих гортензий и гибискуса теснятся по углам зданий, множатся между нестройных дорожек, взрываются яркостью в самых неожиданных местах и, кажется, просто находятся повсюду. Вова наслаждается одиночеством и сигаретой, приводя мысли в порядок. Отдаленная беседка густо обросшая лианой, создаёт навес, что хоть немного задерживает обжигающие лучи солнца. Белые цветки этого покрова источают сладкий насыщенный аромат. Он врывается в лёгкие, заявляя что сигаретный дым ему не соперник. Вкупе с тошнотворной жарой недолго заработать головокружение. Пестрящий красочный антураж всей своей декоративностью лишь внушает нереалистичность происходящего. И, как-то, совестно курить среди такой красоты. В собственном родном краю за тысячу километров отсюда такого не было даже при самом жарком лете: климат не тот. Как, оказывается, бывает разнообразен мир за пределами неизменного маршрута: дом-работа, работа-дом. А, вроде, на море был не так давно, но не здесь, и не при таких обстоятельствах. И как, оказывается, непреодолимо успел устать, снова погрязнув в суете похожих друг на друга дней. Голова пухнет от шума, количества новых лиц и знакомств. И пусть общение никогда не было чем-то обременительным или сложным, сегодняшний день кажется очередной проверкой на прочность. То ли выпил мало, то ли стареет. Благо успел поздравить именинника и даже пару часов честно высидел за одним из множества столов, в кругу новых безымянных лиц. Филипп Романович — сегодняшний юбиляр, владелец крупного агрохолдинга, а также непрямое Вовино начальство. Каждый свой день рождения он отмечает с особым размахом, а о его любви к торжествам ходят легенды. Мало кто умеет праздновать так как он, и еще меньше тех, кто может себе такое позволить. Но в свои зрелые пятьдесят он определённо решил переплюнуть самого себя. В этот раз для такого события был снят небольшой авторский отель с собственным пляжем на берегу Чёрного моря. Официальная часть в первый день проходит в ресторанном комплексе близ отеля с огромной терассой. Быть здесь, среди приглашённых гостей, считается уважаемым и, в случае Вовы, который впервые сюда попал, просто выигрышным — количество первых лиц компаний просто зашкаливает. Ешь, пей, веселись, знакомься и налаживай связи. Гости постепенно пьянели, входя в раж и веселье. А Вова под шумок соскочил, ища обратного: покоя и уединения. Хотелось сбежать от вежливых улыбок и светских бесед. Каждая выкуренная сигарета, в сказочной, пышущей зеленью, обстановке, стоит потерянных потенциальных заказов с круглыми семизначными суммами на счету. Вова не глуп, чтобы идти на поводу собственных мимолетных желаний, но чувствует что выбор сейчас стоит далеко за пределами праздных понятий о деньгах и сигаретах. После тяжелого расставания, он просто не знает куда себя деть на этом празднике жизни. Гулять он умеет и иногда даже любит. Но сегодня, как и весь последний месяц, сил хватает лишь на самое необходимое и неотложное. Организм вошёл в щадящий режим сохранения энергии. Или это прогрессирующая депрессия на фоне поехавшего привычного уклада жизни? Занятый созерцанием морской водной глади сквозь густую поросль гладких восковых листьев он не сразу слышит звук приближающихся шагов. По ступенькам взбегает парень лет двадцати. — Не помешаю? — немного резко повернувшись, спрашивает он. И не дожидаясь ответа, садится на скамейку напротив. Чиркает зажигалкой, опаляя кончик сигареты пламенем. — Я только за, — почти не врёт Вова. Против компании одного залетного пацана, пришедшего покурить, он действительно ничего не имеет. — Кирилл, — представляется парень, протягивая руку. На его запястье поблёскивает пара цепочек и браслет. Вова угадывает в нём знаменитый гвоздь от картье. Как-то он испытал муки выбора придя в этот бутик, и выбирая Ане подарок. Она показывала несколько вариантов, среди которых был и такой гвоздь. Но окончательный выбор всё равно оставила за Вовой, чтобы не терять радость сюрприза. И он, на свой сдержанный вкус, решил купить классической жёсткий браслет, символизирующий любовь. Но сколько бы смысла о вечном и прекрасном ни вложили в этот кусок металла создатели этого браслета или сам Вова, он никак не послужил оберегом от развода или разбитых чувств. — Владимир, — рукопожатие выходит затянутым, и дабы скрасить неловкость, приходится добавить. — Можно просто Вова. Какое-то время сидят молча. Вова раскуривает новую сигарету, и от нечего делать позволяет себе немного рассмотреть парня, пока тот что-то быстро набирает в телефоне. Кирилл хорош собой: высокий, атлетично сложенный. С правильными чертами лица. Одет явно во что-то дизайнерское, как и большинство здесь присутствующих. Наверняка, от девчонок отбоя нет. Но больше всего внимания привлекает контраст чёрных волос с почти белоснежной кожей. Необычно. Сажевые брови взметаются вверх, удивившись чему-то в телефоне, а густые ресницы, оградившие взор от целого мира за пределами экрана, служат ещё и барьером от любопытного взгляда напротив. Вова невольно вспоминает урок по биологии о доминантных и рецессивных генах, в очередной раз за свой недолгий перекур поражаясь насколько может быть необычна природа в сотворении своих лучших созданий, будь то цветок или человек. Или просто в этом месте других не водится? Собственная внешность кажется теперь ни к месту: слишком обычной и цепляющей разве что размерами. Огромный, как шкаф, с тёмно-русыми волосами, стриженными под тройку, и серо-голубыми глазами в придачу, Вова напоминает скорее богатырскую простоту. Хотя, трёхдевная ленивая щетина на широком лице внушает некоторое недоверие даже его обладателю, придавая незнакомый устрашающий вид. Бритьё в этот отпуск-экспромт в планы не входит, так же как заведомо неположенная в чемодан бритва. Кирилл прячет телефон в карман, так и не замечая интересующегося взгляда. Приваливается к перилам, запрокидывая голову и выдыхая сизый дым над собой. Устало прикрывает глаза. Вова усмехается, затягиваясь: в полку сбежавших прибыло. — Башка раскалывается, — не меняя позы, произносит брюнет. Обращается он вроде и к Вове, а вроде и ни к кому. Так, констатирует факт, говорит сам с собой. — У меня обезбол есть, — предлагает Вова, быстрее чем успевает подумать. — Но в номере. Могу принести. Всё равно не хочу возвращаться в толпу. Таскать с собой таблетки от раскалывающейся напополам головы стало новой нормой, хитом жизни последних недель. — Не, я щас посижу немного, может само пройдет. Но спасибо. — Не за что, — потому что и правда не за что. Мир вокруг будто застывает. Лишь редкий лёгкий ветер, колышущий листья, напоминает о том, что время не остановилось. Возвращаться действительно не хочется. Становится так лениво. — Я вообще думал, что тут никого, — начинает вдруг Кирилл. Тут — это, видимо, про беседку, понимает Вова. — С твоей стороны как раз заросло сильно, не видно было. Обращение на «ты» режет с непривычки ухо, но оказывается приятным. И чему удивляться — сам же представился Вовой. Уж и забыл какое оно — простое человеческое общение. С друзьями уже пора было свидеться, но веселиться настроения нет, а портить его всем остальным своей кислой физиономией кажется свинством. Так что, последнее время одна работа, а там к нему только на Владимир Валерьевич и обращаются. Нынешняя поездка лишь отчасти может называться работой, но тем и лучше. А если задуматься, то не такой уж и он старый, чтобы вообще зваться по имени-отчеству. Тридцать пять для мужчины только начало жизни. И когда только успел стать скучным взрослым с разводом. — Мне уйти? — усмехаясь, без обид спрашивает Вова. Брюнет возвращается в нормальное положение, открывая глаза и тут же их закрывая. Морщится, потирая висок свободной от сигареты рукой. — Да не, я не к этому. В смысле, ты тоже тут… — мнётся, тяжело выдыхая. — Ну, отдыхаешь. Я бы в другую ушёл, но сил двигаться нет. Вова ещё не слышал чтобы кто-то оправдывался за выбор курилки. Кирилл теперь сидит противоположно своему положению раньше: горбится, облокотившись на колени и опустив страдально голову вниз. Неестественно опущенная, как будто упавшая, она висит вниз на изгонутой шее, точно как вишня на плодоножке. Пара прядей недлинных волос выбиваются из общего хаоса его беспорядочной укладки, падая на лоб и глаза, но он даже не обращает на это внимания. Лишь вздыхает с натягом, как будто не хватает кислорода. Сигарета медленно тлеет, превращаясь в пепел, но стряхивать его никто не спешит. Вова встаёт, тушит свой окурок о пепельницу. Садится на корточки перед парнем. Трогает лоб, подтверждая свои догадки: парень горит. Кирилл даже не дёргается, продолжая тяжело дышать. — Идти сможешь? — забирая сигарету из длинных пальцев и выбрасывая вслед за своей, спрашивает Вова. В ответ только глухое угуканье. Подхватывая подтянутое тело подмышки и ставя на ноги, Вова ведёт его прочь из беседки, в сторону гостиницы. На ресепшене молодая девушка обеспокоенно предлагает помощь и Вова попросит медика в свой номер. Вариантов куда идти немного, а шариться по карманам брюнета и искать его карточку нет ни времени ни желания. Когда прохлада номера от невыключенного кондиционера встречает их за распахнутой дверью, Кирилл уже практически висит на своём самоназванном спасателе. Ослабевшую ношу приходится волочить до кровати, попутно придумывая как экстренно привести её в чувства. Вова принимается раздевать пылающее, практически недвигающееся тело, безвольной куклой лежащее на кровати. Невольный визитёр его временных покоев лишь ёрзает, приоткрывая глаза. — Что ты? — не договорив, хрипит брюнет. — Не бойся, я по девочкам, — хмыкает Вова. Собственная ирония вдруг кажется ни к месту. Навряд ли Кирилл может оценить её в своем состоянии. Решает пояснить. — У тебя жар. Медсестра скоро придёт. Стянуть шорты не составляет труда, а вот с рубашкой приходится повозиться. Слишком мелкие пуговицы не поддаются под большие пальцы. Вова бросает эту затею так и не расстегнув её до конца. Получается стянуть через голову. Кожа лба под неизбежным мимолетным касанием, кажется, пытается обжечь пальцы. И страшно представить что испытывает сам Кирилл, заточённый в раскалённой печи собственного тела. Оставшийся в одних трусах, он больше не дёргается, продолжает лежать с закрытыми глазами, тяжело пыхча. На раскрасневшемся лице разметались несколько прилипших волос, тонкими черными нитями рассекающие лицо точно на осколки разбитого зеркала. В голову вдруг ударяет мысль что всё это выглядит и вправду двусмысленно: занёс какого-то пацана к себе в номер, раздел. И стоит над ним. Как ни крути, картина странная. Но оставлять его в беседке одного в таком состоянии было бы еще страннее. Свалился бы в обморок точно. А пока его нашли, что бы с ним стало? Стоп. Нашли. А вдруг его уже ищут? И как он сразу не додумался. — Кирилл, кому позвонить? — слегка дёргая парня за плечо, спрашивает Вова. — А? — выдавливет еле поворачивающаяся голова. — С кем ты приехал? Надо сказать что ты здесь. — Ни с кем, я один, — Вова удивляется ответу, но вида не подаёт. Потом задумывается что и сам такой же. Многие приехали парами, кто-то семьями. Его и самого пригласили со своей супругой. Только теперь Аня была не его. А причин отказываться от поездки сюда он не нашел. Так было даже лучше — смена обстановки должна была помочь перевести дух и мысли, после всего что случилось ещё недалекий месяц назад. Воспоминания снова ударяют болью разум, и Вова с усилием заставляет себя переключиться в реальность. В ту реальность, где на его кровати, распластанный звёздочкой, медленно горит едва знакомый парень. Дежурная медсестра приходит через долгих десять минут, когда Вова уже хочет вызывать скорую, и успевает положить на лоб Кирилла смоченное холодной водой полотенце. Первым делом полноватая женщина в годах, с медицинским чемоданчиком наперевес, обращается к Вове, даже правильнее будет сказать гаркает в его сторону: — Выключите немедленно кондиционер! Вы сейчас застудите молодого человека, — и больше не обращая на него никакого внимания, целиком и полностью занимается осмотром Кирилла. Вова, не привыкший что на него повышают тон, даже сначала теряется. Но быстро берёт себя в руки, молчаливо соглашаясь с ее замечанием; исполняет приказ. Кирилл, очевидно, на правах больного, удостаивается от неё тона помягче. Она почти ласково собирает анамнез, внимательно и терпеливо выслушивает медленные прерывистые ответы. Суёт ему подмышку термометр. А пока ждёт результатов, измеряет давление и слушает стетоскопом. — Молодой человек, у вас тепловой удар, — подтверждая догадки, отвечает женщина. — Вам необходимо соблюдать постельный режим, хотя бы день. И не выходить на солнце ни в коем случае! Дальше она обращается к Вове, стоящему у противоположной стороны кровати: — Вы - молодец, вовремя среагировали, — он всё же удостаивается от неё похвалы. — Я бы даже не стала сейчас ему ничего давать. Просто внимательно следить за состоянием больного. Пока волноваться не о чем, но если на завтра улучшений не будет — вызывайте скорую. А сейчас обильное питьё и покой. Только вода не должна быть газированной. И на улицу сегодня не выходить. Вова не спорит с ней и не доказывает что, вообще-то, просто мимо-проходил и не нанимался сиделкой. Потому что навряд ли с этим болезным сейчас кто-то ещё будет возиться. Максимум отправят по той же скорой в больницу. Судя по словам медсестры, сейчас в ней не было необходимости, а сам Вова не собирается возвращаться в ресторан в ближайшее время. А Кирилл словно знал, не ошибся, когда вошёл в ту беседку, к удачно подвернувшемуся такому же одинокому гостю. Сложно было бы найти кого-то более подходящего на роль няньки, чем тоскливо коротающего день Вовы. И он уже смиряется с тем, что пацана придётся выхаживать самому. Проводив женщину до двери, заглядывает в мини-бар — вода есть, но только 0,5. Кирилл всаживает всю бутылку почти залпом, опираясь затылком на так удобно подставленную широкую ладонь. — Я в магазин и обратно. Главное, не отъедь тут. — Ха-ха, ты такой смешной, — без тени улыбки, с сарказмом звучит в ответ. И Вова понимает, что десять минут у него, в принципе, есть. За пределами территории отеля как-то разительно тихо и как будто даже прохладнее. В тени раскидистой пальмы он останавливается, ища глазами что-нибудь похожее на магазин. На противоположной стороне аптека — в целом, тоже сойдет. Вернувшись в номер, он обнаруживает Кирилла спящим. Трогает лоб — прежняя нещадная температура потихоньку спадает. Значит, идёт на поправку. Оставляет две полторашки на тумбочке. На этикетке написано: "детская вода". Взял первые попавшиеся. Задумался — а как вообще может отличаться вода? Да никак. Происки маркетологов. Зато в тему. Кирилл лежит на его кровати точно как беспризорник. Оставленный. Пойманный на краю сознания. Требующий особого ухода. Хоть и при всей своей молодости он никак не может сойти за ребёнка, сердце всё равно колет — Вова не раз представлял себя отцом. Они с Аней планировали детей. Совместное будущее. И старость. Всё поменялось в одночасье. Осталось в прошлом, в их уютном доме, для которого они вместе ходили выбирать мебель и цвет стен. Вова забирает с собой на балкон ноутбук, решив что займется работой. Возвращаться мыслями к Ане порядком надоело. Истязало. Мучило. Работа и алкоголь — все что спасает от мыслей об оставленной общей жизни. Лена скинула ежемесячный финансовый отчёт, поставив в копию бухгалтера. Во вложении, как обычно, всё необходимое для проверки, вплоть до банковской выписки, которую он и так смотрит каждый день. Зато не надо ничего искать по предыдущим письмам. Удобно. Спустя незаметно пролетевшие два часа проверка закончена. Вова в очередной раз убеждается что Лена не делает ошибок в расчётах, формулы выставлены верно и, в целом, видно что она разбирается в том, о чём пишет. Довольный результатами, отправляет своё согласование и идёт за кофе на первый этаж. Наняв Лену на работу, он снял с себя огромный груз операционки. Раньше подобный отчёт в лучшем случае занимал два дня. А учитывая что в это время была ещё куча других задач, то реальный срок мог растянуться на недели. Какое время тратила на него Лена он не интересовался, главное что сдавала вовремя. Всё, что ему оставалось — это проверить и задать вопросы, если таковые будут. А раньше казалось что никто лучше него не справится и не сможет сделать так, как надо. Оказалось, делегирование это очень даже приятное занятие. Спонтанный кофебрейк на залитом закатным Солнцем балконе вдруг одаривает особой лёгкостью и свободой. Это уже условный рефлекс, поработал — получил поощряющую дозу кофеина. Наблюдая как плавится яркий диск, скрываясь за горизонтом моря, он старается не думать больше ни о чём: ни об Ане, ни о работе и ни о пацане на его кровати. И наконец, блаженная пустота вытесняет напряжённые думы. Когда балконная дверь открывается, впуская уже одетого парня, Вова почти дёргается, далеко ушедший в себя и потерявший счёт времени. Кирилл шлёпает босыми ногами по нагретой за день плитке и усаживается в плетёное кресло напротив, подогнув одну ногу под себя. — Спасибо, — тихо произносит он, поднимая взгляд. И Вова замирает на несколько долгих секунд, удивлённый оттенком чужих глаз. Оказывается, он только сейчас смог нормально в них заглянуть. Глаза напротив такие же серо-голубые как и у него самого. И в то же время совершенно другие, цвет глубже и темнее, синее, ярче. И, казалось бы, Вова даже не обратил бы никогда внимания на подобное. Но удивлял не столько цвет, сколько ещё один одновременно дерзкий и естественный в своей красоте контраст. Снова. Снова какая-то нереальность. Потому что явь обычно скучнее и проще. — Должен будешь. — Сколько? — возится в кармане в поисках телефона парень. — Что — сколько? — недоумевая, но начиная догадываться, спрашивает Вова. — Ну, денег, сколько? Рублей, тысяч? Или тебе в долларах? Я тогда наликом отдам, только в номер схожу. Вова не помнит когда последний раз так удивлялся. — Расслабься, я пошутил. Ты, кстати, как? — Жив, цел, орёл, — Кирилл тянется к пачке, лежащей на столике, поднимает вопрошающий взгляд. Вова кивает, не уверенный что ослабленный организм, несколько часов назад еле дышащий, стоит добивать смолистым дымом. Однако, с непрошенными советами лезть не привык. А потому молчит, лишь ухмыльнувшись выбору, отдавшему предпочтение своему красному винстону. — Я даже не понял что произошло, думал просто не выспался. Решил посидеть в теньке и всё пройдет. А потом вообще накрыло. Даже не помню как сюда дошёл, — достаёт сигарету, поджигает, прикрывая кончик от несуществующего ветра. Видимо, привычка. — Ты и не особо-то шел. У лифта почти отключился, пришлось тащить на себе. У Кирилла на лице застывает недоверчивое выражение сомнения с разочарованием. — И ты весь день со мной что ли пронянчился? — Ну, не совсем. Так, наблюдал. — Я всё равно не понимаю этого альтруизма. Разве тебе не хотелось пойти развлечься? — Не хотелось, поэтому я и сидел в той беседке. Кирилл молчит, отворачивается, смотря на закат. — Значит я, всё-таки, был прав. Ты не просто покурить туда пришел. Видел бы ты свое лицо, когда я зашёл. Думал выпрешь меня пинками. — Обычно я работаю кулаками, — пытается скрыть за шуткой своё удивление Вова. Неужели всё настолько заметно? Или всё же щетина виновата. — Тем более удивительно что просто скорую не вызвал, — видно, аргументы у него заканчиваются, а к чему он ведёт Вова так и не понимает. — Я решил что в этом нет необходимости. Медсестра сказала что до вечера ты полежишь и так. — И ты, типа, весь такой спасатель Малибу, решил помочь нуждающимся? — Кирилл немного веселеет, а вот Вове становится наоборот не до шуток. Ситуация с допросом начинает напрягать. А сама фраза про спасателей Малибу неожиданно наталкивает на мысль что Кирилл, возможно, не так молод как выглядит. — Слушай, ты спрашиваешь меня почему я помог тебе? Потому что я не мудак чтобы оставлять какого-то тошнотика в беседке. Весомая причина? Его слова правда. Да, может Кирилл и отвлёк от изнуряющих мыслей, в каком-то искажённом роде тоже помог ему со своими собственными проблемами, но он действительно мог найти себе другое занятие, вместо присмотра за всякими бледными парнями. Однако, он не поступил бы иначе, даже если хотел бы вернуться на праздник. Никто не заслуживал оставаться там, в полуобморочном состоянии, по крайней мере пока Вова был рядом. Даже в подобном мрачном и непривычном самому себе моральном упадке, пройти мимо — казалось дикостью. — Ну да, такой добрый дядька, который помогает всем просто так, и просто так затаскивает первого попавшегося в свой номер. Очень верю. Кажется, пацан охуел в край. Он не намекает даже, а открыто выражает свои фантазии на тему помощи в обмен на нечто более материальное и близкое, чем наличка в другом номере или безликий перевод на карту. Неужели он ждёт что Вова начнёт оправдываться, пытаясь доказать обратное? Ошибся, значит. Виски опять начинают стучать и Вова не трёт их, чтобы не показывать слабость. Тупая привычка. Каждый раз боль влечёт за собой только одно чувство — злость, вызванную первобытной обидой на безысходное уязвлённое положение. — Спасибо — было бы вполне достаточно. Но вижу, ты хочешь продолжения, — Вова медленно начинает расстёгивать ширинку собственных джинс, под округляющиеся от удивления глаза. — Теперь будь добр, оплачивай. Кирилл ничего не отвечает, лишь напряжённо смотрит в ответ, пытаясь скрыть свой испуг. Замирает на месте, кажется, даже не дыша. А сколько уверенности и яда было в нем ещё минуту назад! Даже отыграть до конца не смог. Господи, да он совсем ещё ребёнок. Доводить его дальше до ручки не хочется. Вова останавливает свой импровизированный театр одного актёра, уже сожалея что решил так проучить зарвавшегося парня. — Съёбывай, если здоров, — сжаливается над ним, растрачивая последние остатки сил, помогая парню сбежать без нужды объясняться. Кирилл пристально смотрит в глаза, а потом поспешно кидает сигарету в пепельницу. Дверь номера хлопает, и Вова выдыхает. Остаток вечера сильным решением принято провести у моря. Он выбирает себе место на шезлонге, умеренно удалённом ото всех, проводя время в раздумьях с парой бутылок пива. Когда уже совсем темнеет, на улице ещё гульбанит небольшая кучка самых стойких. Они громко смеются, иногда что-то выкрикивая и смеясь от этого ещё сильнее. На почти безлюдном пляже вдоль береговой линии сидит пара человек, тихо о чем-то переговариваясь. Ещё один силуэт маячит где-то вдалеке. Сон не идёт. Может он был слишком резок с пацаном? Ему тогда только легче стало. Мало ли, может свалился где-нибудь снова. И получается, зря выхаживал. При выходе из отеля упавших тел не обнаружилось, но это не значит что за дверью своего номера Кирилл был в порядке. И как только додуматься можно было за это заплатить. Долларами. Вова сомневается для чего вообще нужны здесь доллары. Но решает что у богатых свои причуды. К этим самым богатым он себя не относит, не смотря на то что имеет собственное детище, исправно приносящее хлеб да соль, да браслеты картье. И всё же, он не дотягивает до местных величин. Задумывается, почему вообще оказался здесь, среди гигантов бизнеса. И кто такой Кирилл, выглядящий уж совсем молодо для какого-нибудь крупного предпринимателя. Свою конторку Вова заслуженно считает маленькой, но подающей большие надежды. Многие дела в фирме до недавнего времени решал сам, вместо так и не нанятого исполнительного директора. А потом пришла Лена, занявшая это место, правильнее сказать: свалилась путеводной звездой, помогая разребать завалы каждодневно пополняющихся неотложных дел, операционки и бумажной волокиты. За полгода она сделала невозможное, хоть и не во всем ещё разобралась. Внутренная упёртость идёт впереди нее, но нет, она точно ниспослана свыше. Потому что если бы не она, то не прислушивался бы сейчас Вова к мягкому плеску разбивающейся о берег волны.