Viviparitatis florum

      Букварь шёл к оранжерее Готики. Ночное небо над ним исчезало. На горизонте желтела полоска рассвета. Его окутал сильный ветер, запульнув в лицо парочкой мёртвых листьев. Он присел перед пустым чернозёмом и взял её горсть в руки. –Какая тёплая земля… Какая удобренная… Это место будет просто идеально для них.       Готику смутило его бормотание и она подошла поближе. Парень встал перед ней лицом, оттряхнув руки от чёрной плодородной земли. –Я предполагаю, у тебя за спиной целый воз и маленькая тележка вопросов? Спрашивай, сейчас самое время. –Букварь… что, чёрт возьми, происходит? Почему ты беременный? Что такое случилось со Склеппиной и что за цветы, которые выходят из твоего тела? Это из-за того, что над тобой надругался этот цветок, я правильно поняла? Но как такое всё равно могло получиться? Ты же парень, правда? –Я так и ожидал, что ты спросишь меня эти вопросы. А теперь выслушай меня внимательно, Готика. То, что я тебе скажу–это будет моими последними словами и раскрытие большой тайны. Когда я был на грани смерти и жизни, со мной общался Мухтар. Он поведал мне о том, что сейчас происходит со мной. Его вид называется цветком живородящим. По-латински: viviparitatis florum. Он характерен тем, что помогает размножать давным-давно стёртые с лица земли, оставшиеся в единственных экземплярах краснокнижные цветы. Когда они высажены вокруг него, он их уничтожает, но держит генный материал при себе, в стократ клонируя его, запихивая в тычинки. Когда его влечёт резкий цветочный аромат, который выделяют самочки этого вида, он мгновенно сношается с ней, запихивая в неё многочисленные зачатки цветов. Но если самочкой будет пахнуть любое млекопитающее, оно может наброситься и начать совокупляться с ним. И тогда уже вне зависимости от пола в нём будет формироваться плод.       Готика вспомнила ту ночь и спросила. –Выходит, он всё-таки агрессировал в тот раз не на меня, а на тебя? –На тебя он был лишь частично сагрессирован, потому что он привык к моим заботливым рукам. А когда ты подсела к нему, чтобы вытереть брусчатку, он накинулся не на тебя, а на меня. Я спровоцировал его запахом жасмина, на который ты меня разлила. Но не бойся, в этом нет твоей вины. Никто не мог знать этого.       Готика не смогла сдержать плач. Она всё равно чувствовала себя виноватой. Потоки ветра ещё раз просвистели, обдавая вампиров тёплым шлейфом. Звёзды начали исчезать с неба, вдалеке оно начало розоветь. –Но у этого цветка есть и обратная сторона.–продолжил свою речь Букварь.– После того, как этот цветок завершит свой жизненный цикл, его ароматные листья необходимо сжечь: они дурманят разум того, кто будет искушён их съесть. Вкусные листки исполняют скрытые желания владельца, но платой за это становится лишение ума, дальнейшее безумие и попытки захватить власть над всем живым. У этого вида съедобны только корни. Они помогают исцелять мелочные болезни. Но они не способны исцелить нездравый смысл от листков, так что нужно об этом знать и помнить. –И что же теперь будет? –спросила Готика. –А вот что. Пожалуй, вернёмся к самому началу. К плоду. Если плод находится в самочке живородящего, то рано или поздно она родит большой бутон с семенами внутри под землёю, но сама она погибнет. Оболочка её плода свернётся в семечко, через которое можно будет вырастить её снова, но на это понадобятся определённое время и усилия. Она довольно капризна. И лучше это сделать в искусственных условиях. Всё довольно интересней проходит, когда плод находится в человеке разумном или любом прямоходящем существе, вроде меня, а листья съедены кем-то другим. Листья и плод внутри будут соединены ментальной связью. Теперь я скажу тебе это более красиво: когда канувшее в Лету возродится вновь, прошлому суждено умереть. Это закон природы. Сначала это звучит пугающе, но когда ты подробнее изучаешь жизненный цикл, то ты успокаиваешься и начинаешь принимать смерть не как что-то страшное, а обыденную штуку. –Ты хочешь сказать, что всё это закончится, когда…ты родишь и умрёшь?! –воскликнула Готика со слезами на глазах.       Букварь молча кивнул. Небо над парочкой переходило из синевы в сирень, солнце начало опасно подниматься за Альпами. –Я не позволю тебе этого сделать, слышишь?! -закричала она в истерике. –А у тебя не остаётся выбора. Извини.–пожал плечами Букварь. –Но какой смысл в этой смерти?! Ты вернёшь нормальную Склеппину?! Умершего Клопика?! Что?! –Вернуть Склеппину я не обещаю. Потому что женщина давным-давно умерла. Проклятье листьев начисто стёрло её прежнюю личность, оставив нечто извращённое. А Клопик погиб от её рук. Его смерть тоже окончательна. Я не верну никого из них, но я верну мир в наш замок, которого в последнее время так не хватало. Разве ты не согласна променять меня на спокойствие в замке, в котором тебе ещё расти и расти вместе с остальными? –Уж точно нет! Пускай в мире царит хаос, надо мной будет висеть нож опасности круглые сутки, пускай все помрут, но только не ты! –заорала Готика. –Ты погорячилась с ответом. Но я полностью тебя понимаю. У тебя сейчас первая стадия принятия: отрицание. Ты не можешь это контролировать, поэтому ты говоришь такие горькие слова. Но признайся, Готика: ты хочешь спокойствия. Ты хочешь сейчас вкусно поесть, от души поспать, а потом вновь вернуться к своей любимой алхимии и растениям, не так ли? Не препирайся. Я вижу тебя насквозь.       Готика постепенно успокаивалась. Здравый смысл перевешивал чашечку весов чувств. Чему быть–того не миновать. Букварь неизбежно умрёт. Нет, точнее он уже начал умирать с тех пор, когда попал в больницу. Сыпь, температура, рвота и кашель цветами от большого количества выпитой воды: плод внутри него пожирал жизненную силу и здоровье, внутри его чрева происходил натуральный естественный отбор: больные проросшие цветы удалялись, тем временем, как сильные ждали своего звёздного часа будучи семенами. И этот звёздный час неумолимо настаёт. –У тебя есть ещё какие-то вопросы, Готика? Настало время обменяться одним единственным и последним. –Постой, а как же Гематоген? У него не было надежды на то, чтобы выжить! Что это у него было и откуда? –А это, Готика, я не знаю. Но советую спросить у него. Я тебя уверяю: ответ тебя очень сильно озадачит. Ну, а теперь я спрошу. Готика, ты веришь в реинкарнацию?       Девушка встала в ступор. Это был очень философский и чужеродный вопрос. Очень странный, как у индусов.       Букварь улыбнулся, не дождавшись ответа. –Значит, веришь. Я обычно не одобряю веру в такие глупые вещи, но тут я полностью на твоей стороне. Готика. Продолжай верить в неё и жить дальше. Никогда не цепляйся за прошлое и будь счастлива вместе со всеми. Кто знает, может быть однажды вера обернётся в реальность и мы встретимся когда-то и где-то вновь? Жизнь непредсказуема и очень интересна. Я всегда обожал изучать её аспекты. Но и смерть, думаю, не такая уж на самом деле и страшная. Мне нестрашно умирать. Я полностью принимаю свою судьбу. Ну, а теперь, нам пора прощаться. Рассвет маячит на горизонте, ты можешь обратиться в пепел. Кстати, передай Павлу, что сегодня он потеряет своё вампирское обличие вновь. Проклятье, как и исполненные желания улетучатся с последним моим вздохом. –Прощай…       Готика не выдержала и слёзы буквально водопадом полились из её глаз. Она напоследок обняла Букваря настолько крепко, сколько могла вообще. Ей было очень сложно отстраниться от него. Но страх быть погребённой кучкой пепла под солнцем оказался сильнее и не кончая плакать она ушла в замок. Она не могла отпустить его из своего сердца, стереть память о нём. Она просто не могла. Заперев дверь, она припала к ней спиной, а затем душераздирающе завыла и заплакала ещё сильней. Она никогда не забудет их первый поцелуй, улыбку, первый акт любви, поход в кинотеатр, совместную ванну, совместные проекты, их первую встречу в этом замке, когда они были восвсем маленькие и их собрали на первый учебный год… Она Букваря не забудет. Никогда. Никогда.       Тем временем за дверью Букварь всё ещё стоял, ослеплённый лучами Солнца под белеющим небом. Его не брало древнее проклятье вампиров: он не сгорал под солнечными лучами. Смысл сгорать, когда он уже вот-вот завершит свой жизненный цикл прямо здесь?       Чужая одежда с шелестом упала на брусчатку. Голый Букварь медленно ложился на большую грядку, раздвинув свои ноги в бёдрах и согнув колени. Он положил руку на бледный и твёрдый живот, закрыв глаза. –Пора.       Изнутри раздался толчок, тело сковало кратковременной болью. Боль усиливалась по мере того, как плод минуту за минутой проходил по толстой кишке, перебираясь к прямой. Букварь тужился, дёргался всем телом, сжимал зубы до скрежета и вопил сквозь них, задирая голову к Солнцу. На его лбу блестели капли пота, минуя плотные очки по лицу бежали слёзы от кошмарной боли, которая разрывала его кишечник изнутри. Когда плод начал натягивать на себя его анус, он не смог сдерживаться и мучительно закричал, забил кулаками землю дёргая ногами во все стороны. Он выгинался дугой и широко раскрывал свой рот в крике, надрывал голосовые связки, молил Дракулу о пощаде, пока его анальный жом с треском надрывался от давления на него, брызгая на грядки чёрными капельками крови. Он сходил с ума на грядке от болевого шока, был в ужасе от того, что его точно так же в муках рожала родная мама.       Его стенания были слышны и в замке, у взрослых и детей от голоса Букваря разрывалось сердце, они хотели ему как-то помочь, облегчить его уход на тот свет, но им мешало чёртово Солнце и они были вынуждены охуевать. Готика старалась не слышать умирающего юношу и возлюбленного, не мучить себя. Она заткнула свои уши пальцами до упора, пока по её пальцам не потекла кровь.       Вскоре анус Букваря лопнул с его последним криком и на свет вышел окровавленный, зелёный, огромный, полосатый плод, похожий на арбуз. Наконец-то юноша почувствовал облегчение и чувство полёта.       Солнце поднялось ещё выше. Арбуз громко лопнул, многочисленные семена мгновенно проросли в землю и незамедлительно зелёные ростки начали возвышаться над чёрной землёй.       Букварь почувствовал, как небо отходит всё дальше и дальше. Он словно падал в небытие. Он не чувствовал своих дальнейших метаморфоз, происходящих в худом теле, а затем и вовсе у него остановилось сердце.       Его тело начало плавиться и обрастать цветами. Его кожа лопалась, кукожилась, зелень выходила из его пор и увеличивалась в размере. Стебли проростали кучами между его красных рёбер, между берцовыми и лучевыми костями. Его лёгкие, бронхи и трахея с пищеводом лопнули: букет цветов вылезал из его рта, разрывая его с треском, под жизненной силой растении полопались даже глаза: вместо них навстречу солнцу выглядывали широкие васильки. Из ноздрей начали ползти хищные и крепкие ветви Ведьминого Плюща…       Букварь красиво уходил из этого мира, своей смертью он даровал жизнь сотне, а то и тысячам когда-то стёртых с лица земли браконьерами цветов. Прекрасные бутоны подхватили бессмертие юноши: им теперь не были страшны лучи Солнечного света. Они могли расти при любой погоде и времени суток.       Грядка стремительно превращалась в цветочную поляну, тело мёртвого Букваря исчезало под их корнями, с помощью которых они безвозвратно забирали последние жизненные соки: уже не осталось ни кожи, ни мышц, ни органов, более сильные растения начали покрывать трещинами его голый скелет и измельчать тонкие кости в пыль, всасывая кальций в себя. Когда и скелета не стало, грядка окончательно преобразилась. Лилии всех форм и размеров, васильки, розы, хищные растения, мимозы, петунии и чёрт знает, что ещё–всё пёстрое богатство природы теперь тихонько колыхалось под редкие потоки ветра и радовалось голубому небу, свету Солнца и Луны, закатам и рассветам.       Где-то посреди этого весёлого луга между стеблями цветов одиноко лежали самодельные очки.       Единственное, что осталось от Букваря.