@Viper: Ты любишь меня за это.
@CaraMia: Я сейчас вообще-то собиралась злиться, перестань. Брюнетка знала, что Энид сейчас абсолютно точно улыбалась одной из своих самых обворожительных улыбок, которые, словно лучи солнца, заставляли пробуждаться всех существ внутри Аддамс, которые то и дело начинали копошиться в животе да грудной клетке, щекоча, словно рой адских разбуженных насекомых. Не успела Уэнсдей написать ответное сообщение, как пришло уведомление о новом от Энид. @CaraMia: Когда я тебя увижу? Я соскучилась.@Viper: Мы живём в одной квартире.
@CaraMia: ВОТ ИМЕННО, УЭНС! @CaraMia: Да я скоро забуду как ты выглядишь, потому что ты почти две недели с утра уходишь, пока я ЕЩЁ сплю, а возвращаешься, когда я УЖЕ сплю. :'(@Viper: Эни… ты же знаешь… у нас публикация.
Прошло некоторое время, прежде чем Энид напечатала ещё одно сообщение, что Уэнсдей расценила как попытку девушки совладать со своими чувствами. @CaraMia: Уэнс, я всё прекрасно понимаю, и я… просто люблю тебя, ладно, приди сегодня до того как я усну, пожалуйста. Уэнсдей была точно уверена, что брови Синклер сейчас были нахмурены, что было ей абсолютно несвойственно, а губы поджаты. Энид не так часто писала ей сообщения, предпочитая говорить всё в лицо, что Аддамс очень ценила и приветствовала, но писательница банально не заметила, как их обыденное общение постепенно действительно сокращалось лишь до выходных, даже во время которых она закрывалась у себя в кабинете, работая над романом. Экран потух, пока Аддамс продолжала смотреть на телефон. Отчего-то ей стало совестно. Да и чего скрывать, Уэнсдей почувствовала, что им на самом деле не хватало времени, проведённого вместе, за всей этой навалившейся работой. Где-то под рёбрами кольнуло едкое чувство разочарования в собственной недальновидности и того, что всё это действительно справедливо расстраивало её девушку, в то время как она, поглощённая работой, даже не соизволила обратить и толики внимания. Уэнсдей тихо разочарованно вздохнула, сжимая губы в нить, да досадливо хмурясь. Как бы все дела не не терпели отлагательств, а вся эта ситуация была абсолютно точно её собственным недосмотром. А значит и ответственность она должна нести лично.***
Энид лежала на кровати в своих коротких домашних шортах и разноцветной майке, листая ленту в Instagram, после того как написала последнее сообщение брюнетке. Синклер чувствовала себя крайне отвратительно, ведь ненароком, в порыве чувств высказалась вот так своей девушке, которая в данный момент времени вообще не могла никак повлиять ни на ситуацию, ни на неё, прижав к себе и шёпотом после этого позвав смотреть очередную глупую романтику, от которой, как Синклер знала, Аддамс воротило, но она смотрела, потому что это нравилось Энид. А потом они обе обязательно заканчивали вечер выбранным брюнеткой ужасом, во время которого Синклер дрожала, скрываясь в объятиях любимой девушки. Так было, пока Аддамс не решила сменить преподавание в школе учителем литературы на работу редактором этого издательства, решив в последствии опубликовать свои неизданные ранее рукописи. Энид хорошо помнила этот воодушевлённый взгляд, который Уэнсдей пусть и пыталась скрыть, но блондинка за всё это время вместе, просто научилась чувствовать каждую изменяющуюся эмоцию в поведении Уэнсдей. А особенно явно это было заметно когда та рассказывала, что её рукописи приняли, и первая часть трилогии будет выпущена. Это было так важно и по-особенному, что подобное оставить без надлежащей закладки в памяти просто бы не вышло, при всём желании. Так что да, она всё понимала, радовалась за исполнение потаённой мечты своей девушки, её скупым эмоциями и воодушевлению. Знала бы она к чему это приведёт… Хотя даже в этом случае не стала бы ничего менять. Энид вздохнула, продолжая листать от одного поста к другому, пока не наткнулась на публикацию одной девушки, которая в своём блоге рассказывала про романтическую связь с партнером, интим и прочее в здоровых отношениях, руководствуясь собственным опытом и сотнями прочитанных статей. В этом посте речь шла про самую известную практику получения удовольствия от боли — шлепки по ягодицам, но здесь было рассказано не о стандартной практике, лежа на кровати или коленях партнёра… «Стоя в душе, пусть по ягодицам течёт вода, а ваш партнер шлепает по ним ладонью. Сочетание мокрой кожи, проточной воды и шлепков непременно заведёт вас», — прочитала Энид, после чего щёки вспыхнули, стоило ей подумать о таком, представив себя, стоящую в ванной и ждущую шлепков от Уэнсдей. Дрожь возбуждения волной пробежала от стоп до поясницы, заставив Синклер прикусить губу. Не то чтобы она была поклонницей боли и БДСМ-практик, — они даже не говорили о таком никогда, — но именно сегодня Синклер ощутила прилив к нижней части своего тела, стоило только подобной фантазии закрасться в её мысли. Безнадёжная. Она судорожно встряхнула белокурой головой, заёрзав на кровати, пока приводила свой воспалённый этими идеями мозг в порядок, продолжив листать ленту социальной сети, стараясь избавиться от навязчивого напряжения, которое только распространялось по телу. Мысли Энид ушли куда-то дальше, не обращая внимание на экран, бездумно перелистывая видео, пока она вспоминала взъерошенные волосы Уэнсдей, её напряжённое лицо с очерченной линией скул, часто вздымающуюся оголённую грудь и напряжённый пресс. Ощущение толчков внутри неё, сносящий крышу голос Аддамс с нотками хрипотцы в тоне. Энид не заметила, как прикрыла глаза, а с губ сорвался тихий скулёж — всему виной внутренний женский цикл и воздержание в их с Уэнсдей сексуальной жизни из-за постоянной занятости последней. Она была бесповоротно влюблена в эту невыносимую временами девушку, которая понравилась ей ещё в самый первый вечер, будучи абсолютной противоположностью тех людей, которых Синклер привыкла видеть ранее: молчаливая, с прямым уверенным и отчасти смертоносным взглядом, но такая же обворожительная, в меру строгая и до безумия сексуальная. Энид, подходя к столу, чтобы сделать пару глотков, обращала внимание на её кисти, которыми та скучающе очерчивала ободок бокала, пока все танцевали под современные композиции. В итоге Синклер первая подошла к ней и взяла номер телефона, чтобы встретиться позже, даже не смотря на замешательство удивленной этим фактом брюнетки. Эта девушка казалась загадкой, и Энид уж очень хотелось узнать, что же там прячется за этим бесстрастным взглядом и жестокими угрозами, которые та слышала в сторону официанта. И она узнавала постепенно обо всём. Со временем понимая, что влюбляется не просто в красивую внешность таинственной девушки, а в её натуру, что была спрятана в отдалённой части её сердца. Она знала, что это взаимно, она видела, что Уэнсдей относится к ней совсем не так, как к остальным. Когда они сидели в баре, Аддамс следила за состоянием блондинки, которая в момент опьянения уже не особенно выбирала напитки, а поэтому Уэнсдей в один из вечеров отвезла её домой, (как это вообще-то и делала обычно) после чего помогла дойти до квартиры, где уложила Энид спать, оставив на тумбочке воду и таблетку от головы. Синклер до сих пор помнила это, и всё то, что Аддамс делала для их отношений, когда такого понятия между ними ещё и не было вовсе. Уэнсдей могла бы это скрывать, но Энид всё видела, замечала, фиксировала в памяти и восторгалась, словно маленький ребёнок, которому подарили новую долгожданную игрушку, или абориген, внезапно получивший мешок сверкающих бусин. Она стала той единственной, ради которой Уэнсдей Аддамс послала к дьяволу собственные слова, данные ранее матери: «Я никогда не влюблюсь и не заведу семью…», о чем с удовольствием позже рассказала Мортиша на семейном рождественском вечере. Уэнсдей же тогда лишь нахмурилась, осознав, что лёд её сердца растаял слишком быстро, затапливая собой жгучее чувство одиночества, которым она раньше упивалась. Ныне же она не могла даже представить своё утро без того, чтобы смотреть на ещё спящую или сонно потирающую глаза блондинку, которая улыбалась так, что даже летнее солнце не годилось ей в соперники. Энид в собственных размышлениях ушла так далеко, что пришла к воспоминаниям о дне рождения брюнетки, который сама организовала, не без помощи Бьянки, конечно. Они наконец начали встречаться, а затем провели сумасшедшую ночь в месте, от которой она до сих пор покрывалась мурашками, пока щёки бесконтрольно вспыхивали от прилившей краски. «Не одной же мне страдать», — шумно выдыхая, подумала Энид и открыла камеру своего телефона, переходя в режим видеосъёмки. — «Посмотрим, Уэнс, на твою хвалёную выдержку спустя столько дней воздержания». Блондинка отлично знала, как подобные видео влияли на её девушку, вводя ту в состояние возбуждения напополам с яростью оттого, что она не могла оказаться рядом в тот же самый промежуток времени. Синклер знала, что играет с огнём, но в этот вечер она и так горела изнутри, так что можно считать, что игра не могла стоить ещё бóльших свеч. Устроившись удобнее на тёмно-серых простынях, она начала съёмку, короткими ноготками скользя по бедру, оттягивая тонкую ткань шорт и тем самым оголяя кожу, поднимаясь всё выше и выше. И, будучи довольной своей работой, отправила брюнетке этот небольшой видеоролик без звука, ожидая ответной реакции, предварительно выйдя из их общего чата. Синклер пыталась концентрироваться на постах, сменяющих друг друга, которые просто пролистывала, даже не запоминая, хотя все они рассказывали о том, что нравилось блондинке. Она бездумно просматривала ленту, пока не наткнулась на одно видео, в котором парень, будучи явно профессиональным массажистом, что Энид поняла по названию и атмосфере на видео, подготавливал девушку к тому, чтобы отшлёпать, пока она лежала, упираясь грудью в массажное кресло. Сегодня был её день. Он дал чёткую инструкцию, что с каждым ударом будет увеличивать силу, и если девушка выдержит и захочет продолжения, то должна будет чётко назвать следующую цифру, чтобы вновь получить шлепок. Синклер не заметила, как её бёдра неосознанно сжались от подступившей новой волны возбуждения, пока она продолжала смотреть на экран, и слышала шумные поскуливания на грани стонов, слетающих с губ девушки, чьего лица даже не было видно. Энид сухо сглотнула, поджав губы. А в это время, нокаутирующий удар для оставшейся капли сдержанности Уэнсдей наступил тогда, когда она, просмотрев присланное видео, почувствовала, как во рту пересохло. Свободная от телефона рука неосознанно сжала ткань брюк на бедре, ритм дыхания сбился, а губы приоткрылись от удивления и нескрываемого ничем желания. Благо, что внимание её коллег в это мгновение было направлено на выступающего, который уже наконец-то заканчивал данный бессмысленный вечер, не придя на который Аддамс лишили бы премии (не то чтобы с её достатком это могло волновать, ведь родители даже после слов, что она справляется сама, всё равно ежемесячно пополняли её карту). Но она обещала Юджину, что придёт. Уэнсдей вернула взгляд внезапно потемневших глаз к переписке, собираясь что-то ответить на это откровенно дразнящее видео, к которому ещё и прилагалась подпись: «Мотивация, чтобы прийти вовремя», и красный смайлик поцелуя губ. Слишком красный и яркий смайлик. Слишком медленное и короткое видео. Слишком. Всего слишком… Но не успела Аддамс придумать, что ответить, собравшись с мыслями, перестав ёрзать на несчастном стуле, как получила пересланное видео, от которого её глаза и вовсе округлились, а зрачок казалось слился с темнотой радужки, когда она просмотрела видеоряд, благо, что звук был снижен до минимума. Она прочитала следующее сообщение: «Приди и сделай со мной то же самое». Уэнсдей едва не подавилась резко попавшим в её лёгкие воздухом, кое-как скрыв это сдержанным кашлем в сжатую ладонь, исподлобья подняв глаза на парня, который говорил последнее слово. Его голоса она уже почти не слышала из-за звука собственного сердцебиения в ушах. Аддамс сухо сглотнула, убрав телефон в карман, ведь хорошее воображение быстро предоставило ей картинку того, как бы это выглядело, а в ушах она почти слышала фантомные постанывания своей возлюбленной после каждого шлепка. Ах, это было бы непередаваемо. Её бедра неосознанно сжались вместе, и она, расстегнув верхние пуговицы, отодвинула двумя пальцами ворот своей белой рубашки, давая кислороду больше возможности для поступления в воспалённые внутренним жаром лёгкие. Когда выступающий наконец поблагодарил всех за внимание и попрощался (ей-богу, Уэнсдей уже думала, что если он не закончит своё нудное выступление в течении ближайших десяти минут, то она лично оторвет ему голову за ненадобностью), Аддамс первая вскочила со своего места и тут же скрылась за дверью, даже не попрощавшись с Юджином, не говоря уже об остальных. Был вечер пятницы, а значит уже фактически начались выходные, и брюнетка ещё два дня не увидит все эти лица, что её несомненно радовало. Писательница, торопливо чеканя шаг, спустилась вниз на парковку и, сев на водительское сидение, шумно выдохнула, уложив руки на руль. Она вновь достала телефон и, пока перетягивала ремень безопасности, просмотрела оба видеоролика со звуком. Уэнсдей удивилась такому неожиданному предложению, но ещё больше тому, что Энид, кажется, действительно хотела этого — не то чтобы у них были какие-то табу или они не могли озвучить желаемого, но Синклер ни разу не предлагала подобного. Это, как минимум, подстегивало её интерес. До дома она доехала так быстро, как вообще могла, чтобы не собрать по пути количество штрафов, сумма выплат за которые превысила бы её месячное жалование. Уэнсдей нетерпеливо отстегнула ремень безопасности и покинула автомобиль, с шумом закрывая дверь за собой да выходя с парковки девятиэтажного здания, в котором, на седьмом, находилась их трёхкомнатная квартира, одна из комнат которой была когда-то переделана в рабочий кабинет, за ненадобностью второй спальни. Она поднялась на нужный этаж и открыла дверь собственным ключом, проходя внутрь не сбавляя шага, торопливо скинула с себя туфли, повесила лёгкий клетчатый шарф и пальто на крючок, и прошла в гостиную, где никого не было. Уэнсдей зашла в спальню, в которой блондинки тоже не оказалось, и только звук музыки с её телефона указывал, где могла быть эта несносная девчонка, которая к вечеру устроила ей такую подставу в виде эротических фантазий, окончательно испортивших её собственное чёрное кружевное бельё. Аддамс совсем тихо открыла дверь ванной, зная, что из-за музыки девушка ничего не услышит, а душ принимает всегда лицом к стене. Уэнсдей аккуратно стянула с себя одежду, закидывая всё на свободную на ближайшую свободную поверхность, и открыла стеклянную дверцу, уже запотевшую изнутри. Она ступила на мокрый поддон босыми ногами и закрыла за собой дверь чуть громче, чтобы Энид услышала, что та и сделала, в ужасе подпрыгнув на месте да обернувшись, почти закричав во всё горло — её остановили только глаза, пославшие мозгу блондинки сообщение о том, что перед ней не тот, кого стоило бы бояться. Или всё-таки стоило? Синклер пробежалась глазами по абсолютно нагому телу возлюбленной, закусывая губу, когда ладонь левой руки Уэнсдей потянулась к её подбородку, заставляя встретиться с ней взглядом. Чёрная бездонная пара глаз, на дне зрачков которых горел огонь, слегка переливаясь расплавленным золотом в свете ламп, словно обжигал самые тонкие грани души. От него по спине блондинки прошлись мурашки. — Р-разве у вас ещё не должно было идти собрание? — риторический вопрос был задан вслух слегка дрогнувшим голосом, и у Энид даже на мгновение перехватило дыхание, когда чужие глаза смотрели на неё так, словно могли убить одним только взглядом. Игра стоила свеч. — Ты что со мной творишь, а? — прошипела Уэнсдей, укладывая свободную руку поверх талии да наступая ближе, пока спина девушки не соприкоснулась с холодным камнем, уводя их от прямого потока воды. — Я…? — она сглотнула, прежде чем продолжить что-то говорить до того, как Уэнсдей убьёт её прямо в душе. — Я безумно соскучилась, Уэнс. — И всё-таки Энид понимала девушку временами даже лучше, чем она сама, а потому знала, что это маленькое представление ей понравилось больше, чем разозлило своей неожиданностью и неправильно выбранным для того местом. А может быть как раз таки правильным? Руки блондинки потянулись к чужим намокшим под напором воды волосам, аккуратно заводя ладони за голову, чтобы избавить девушку от кос, которые та плела каждый день, сколько Синклер её знала. Тело Энид подалось чуть ближе, касаясь уже такого же мокрого тела возлюбленной. Она потянулась к ней, шепча на ухо: — Раз уж ты здесь, накажи меня, Уэнс, — и сомкнула зубы на мочке уха, чуть потянув, зная, как это действие вместе с её шепотом влияет на уровень возбуждённости Аддамс, терпение которой и так было давно за любым возможным пределом. — Я читала, что в душе может быть даже лучше. — Ты пожалеешь, что попросила, — больше отчаянно, чем властно ответила Уэнсдей, ведь почувствовала, как чужие свободные руки опустились ей на спину, царапая своими короткими коготками, что, как Энид тоже успела выучить — до безумия нравилось писательнице во время прелюдии. Уэнсдей вжала её в стену ещё сильнее, прижимаясь телом ближе, и накрыла чужие уста, параллельно устанавливая температуру воды чуть ниже, чем привыкла блондинка. Аддамс прикусила нижнюю губу возлюбленной, довольствуясь привкусом металла на собственных, словно вампир. Руки скользнули по талии вверх к груди, сжимая полушария с тихим выдохом блондинки в уста напротив, что только побудило её сделать так ещё раз, а затем спуститься губами на шею, не отводя ладоней и продолжая сминать уверенными движениями, от которых Синклер запрокинула голову, давая больше пространства для губ и зубов Аддамс, которыми та метила каждый доступный участок кожи, разжигая внутри себя и блондинки новый огонёк страсти. Руки отпустили чужую грудь, скользнув ниже по талии, оставаясь на том же уровне, что повлекло за собой неудовлетворённый стон блондинки, одна нога которой, чуть согнутая в колене, поднималась по голени девушки, проводя снизу вверх в лёгком касании, вызывая тихий почти что рык Уэнсдей. Ладони Аддамс скользнули ещё ниже, доходя пальцами до ягодиц девушки, сжимая их с силой, чем вызвала пока самый громкий за это время стон, случайно слетевший с губ блондинки, что явно было хорошим знаком. Она убрала одну руку и скользнула ниже, чтобы коснуться половых губ, которые уже были покрыты слабым слоем смазки девушки, даже учитывая, что вода смывала всё за собой. Уэнсдей саркастично вздёрнула бровью. — Я ещё ничего толком не делала, Эни, — саркастично строгий, смягчившийся только на имени, явно уверенный в себе тон голоса заставил ноги Энид подкоситься, но упасть ей не дала только рука писательницы, крепко удержавшая её за талию. Её губы растянулись чуть шире в хищной усмешке. — Развернись, милая, — полушепотом произнесла она на ухо блондинки, отчего та ощутимо задрожала. Аддамс знала как её голос в этот момент влияет на возлюбленную, заставляя соглашаться на всё, что только та могла предложить. Но сегодня Энид знала, что её ждёт, ведь в этот раз сама была инициатором — и пока ещё не была уверена, пожалеет ли она, или это станет её открытием в их сексуальной жизни. Синклер тут же сдалась, разворачиваясь и упираясь руками в поверхность холодной каменной плитки тёмно-коричневого цвета. — Ты знаешь, Энид, я не нанесу ни одного удара, пока ты чётко не назовёшь мне цифру, и мы остановимся, как только тебе станет неприятно и больно. Это понятно? — Конечно, Уэнсдей по пути домой несколько раз просмотрела то видео со звуком, чтобы вообще понимать, чего хочет её девушка. — Мгм, — смогла только выдавить из себя Энид, внутренне радуясь тому, что душевая в их ванной комнате была явно больше стандартных размеров. — Чётко, Энид. — Да, Уэнс. Просто сделай это! — отчаянно рыкнула Синклер, желая, чтобы к ней просто прикоснулись наконец и перестали мучать, оставив в стороне уже бесполезные прелюдии. — Хорошо-хорошо, — усмехнулась Аддамс, сдерживая собственное возбуждение, и глядя на упирающуюся руками в стену девушку, ягодицы которой были точно в её владении. Её спина слегка прогнулась вперед, подставляясь, и вид открывшийся при этом готовой к эксперименту девушки, казалось, возбуждал ещё больше. Аддамс выдохнула, оглаживая правую ягодицу, ведь именно по ней будут приходиться её удары. Уэнсдей была взбудоражена идеей подобного, хотя и причинение боли Энид как-то неприятно отзывалось в её желудке, зная тонкую и хрупкую натуру своей возлюбленной. Но если она действительно этого хотела, то кем была бы Аддамс, отказав своей девушке в данном маленьком желании эксперимента? — Раздвинь ноги, cara mia, — горячий шёпот коснулся лопатки девушки, которая тут же повиновалась, выполнив слова брюнетки. Ожидание первой цифры длилось недолго. — Раз. Следом прозвучал первый шлепок. Совсем слабый, почти пробный, ведь Уэнсдей не знала, как поведёт себя блондинка. Энид тихо выдохнула, пока Аддамс поглаживала чужую кожу после, в этот раз, и каждый последующий. — Два. Вновь шлепок. На толику сильнее, но всё ещё так, чтобы не чувствовалась резкая разница. Нужно было идти по нарастающей, и Уэнсдей всё рассчитывала, смотря на дёрнувшуюся от движения девушку. — Три. Ещё немного сильнее, отчего с губ Энид слетел несдержанный выдох, который утонул в шуме бегущей прохладной воды. Уэнсдей по пути домой прослушала парочку статей, чтобы понимать, как стоит себя вести, и в каждой говорилось, что будет лучше, если процессом будет руководить тот, кто получает, зная, что ему нужно в тот или иной момент. Поэтому Уэнсдей внегласно была просто тем, кто давал то, чего блондинка хотела, и могла остановится в любой момент. — Четыре. Вновь. Чуть сильнее. Синклер резко вдохнула, жалобно заскулив на выдохе, отчего у Аддамс с каждым новым шлепком ощутимо зажигалось что-то внутри, смотря на эту картину, раскрывшуюся перед ней, что ранее могла ей лишь сниться в самых смелых и сумрачных грёзах, о которых она не смела рассказывать даже. — Пять. Уэнсдей помедлила, собравшись и нанеся ещё один шлепок. Ещё немного сильнее. Энид вздрогнула, шумно выдохнув на грани стона. Её пальцы сжались на мокром кафеле, а дыхание горело в груди напалмом. — Шесть. Следом прозвучал очередной шлепок ещё сильнее, отчего Синклер застонала, удерживаясь, чтобы не упасть, ощущая жжение на собственной коже, которое было сродни её внутреннему огню, которому наконец разрешили выбраться наружу. Энид отчасти даже была удивлена тому, что ей нравилось. В ней загорелся энтузиазм и азарт, чтобы поставить рекорд, до которого они могли бы дойти. Уэнсдей медленно массажировала кожу мягкими движениями, пока ждала следующей цифры, внимательно прислушиваясь к дыханию и голосу блондинки. — Семь. Голос Энид при произношении каждой последующей цифры звучал неожиданно уверенно, хотя и сбивался от ощущения непривычной боли. Очередной шлепок сильнее предыдущего, от которого Синклер прогнулась в пояснице, пытаясь держаться за стену вспотевшими ладонями, в тщетных попытках уцепиться за скользкий кафель пальцами. Уэнсдей уже видела, как порозовела кожа, и остановилась, опустив прохладную руку, оглаживая раскрасневшееся место ладонью, стараясь каждый раз хоть как-то облегчить последствия собственных действий. Вторая же ладонь блуждала по пояснице, линии позвоночника и талии, слегка надавливая короткими ногтями, покрытыми привычным черным маникюром. — Восемь. Уэнсдей выдохнула, отводя руку, чтобы амплитуда замаха позволила ей выполнить удар ещё сильнее. Руки Синклер почти соскользнули со стены, но она вовремя открыла глаза, удерживая себя на месте. Энид почувствовала, как Аддамс провела обеими ладонями по талии, наклоняясь, чтобы оставить несколько успокаивающих поцелуев вдоль спины вверх, доходя до головы, зарываясь во влажные пряди волос носом. — Мы можем остановиться в любой момент, Энид. — Всё хорошо, Уэнс, — сдавленно, но честно ответила Синклер. — Я выдержу ещё. — Хорошая девочка, — прошептала Аддамс, коснувшись губами уха Энид, и спустилась ниже, вскользь потянув зубами перед этим кожу между плечом и шеей. — Девять. Аддамс настроилась, занося ладонь, совершая девятый шлепок, протяжный стон после которого эхом отбился по стенам душевой и барабанным перепонкам Уэнсдей, уголки губ которой дёрнулись вверх. Вот оно что. — Неужели волчонку нравится боль, а? — игривый тон в голосе заставил Синклер переключиться с боли на знакомые нахальные нотки, которые она слышала в голосе Аддамс только в пределах их спальни, что всегда действовало на неё сродни триггеру. Она была одержима девушкой позади неё: в любом из имеющихся смыслов. А волчонком она была, потому что однажды на совместном ужине с родителями блондинки, когда Эстер показывала детский альбом своей дочери, глаза Уэнсдей зацепились за фотографию шестнадцатилетней девушки, которая в школьном театре играла волчонка, в лёгком сером платьице с макияжем, нанесённым специальным аквагримом. Аддамс потом долго ухмылялась той фотографии, и это прозвище стало первым милым словом, которое Уэнсдей проронила по отношению к блондинке. — Мне понравилось бы всё, что ты со мной сделаешь, — твёрдо ответила Синклер, чуть повернув голову, хотя губы её и подрагивали, а в голосе отчетливо слышалась распалённая хрипотца. В ответ она получила лёгкое касание губ между лопаток и тихий шёпот в кожу, который утонул в шуме воды, дойдя лишь обрывками до блондинки, заставив ту улыбнуться неосознанно. Чужие ладони плавно переместились по её ребрам вперёд и вниз, оставляя легкие следы на коже. Уэнсдей мягко отодвинулась чуть назад, убирая ладони, и давая понять, что они готовы продолжить. Энид закусила губу, набрала в легкие воздуха, и как можно твёрже выдохнула: — Десять. Аддамс не заставила себя ждать, замахнувшись сильнее, заставив Энид вскинуть голову и заскулить, чувствуя, как ягодица уже горела огнём, пусть Уэнсдей своими касаниями после и пыталась заглушить боль да прохладным дыханием опускалась, чтобы остудить разгорячённую кожу. — Одиннадцать. Удар. Вскрик Синклер и очередные действия ладоней Аддамс по уже откровенно красной коже с явными следами пальцев брюнетки. — Двенадцать. Уэнсдей сглотнула от всё ещё уверенного голоса девушки. Аддамс не думала, что они с Энид смогут зайти так далеко, учитывая, что это был первый раз для них обеих. Пауза. — Тринадцать. Аддамс стряхнула ладонь, чувствуя, как даже её рука уже начинала болеть, что тогда можно было говорить про кожу ягодицы Синклер. Уэнсдей замахнулась в последний раз, потому что после этого шлепка Энид замычала, оглушительным стоном поразив слух писательницы, и ослабла, убирая руки со стены, прижимаясь лицом к холодному камню. Уэнсдей стала вплотную, обвивая чужую талию ладонями, и прижимаясь губами к вздрагивающей спине. — Хорошее число, — усмехнулась она. — Ты молодец, Эни, — прошептала Уэнсдей в кожу, оставив после этого слабый поцелуй. — Мой неподражаемый волчонок, — она прижалась лбом к лопаткам мокрой девушке. — Я никогда… Н-не чувствовала н-ничего подобного, — зашевелившись, чтобы развернуться в объятиях девушки, довольно ответила дрожавшим голосом Энид, расплываясь в уставшей улыбке да прислоняясь спиной и ягодицами к прохладной стене, закатив глаза от удовольствия. Вода уже не бежала, ведь Аддамс выключила её ещё на десятом шлепке, хотя заметила это блондинка только сейчас. Энид подняла руку, кончиками пальцев касаясь мокрого, вспотевшего лица возлюбленной, после чего просто прижалась к её губам, завлекая девушку в ненавязчивый, отчасти ленивый, поцелуй, пока её ладони блуждали по шее, а потом и ниже по ключицам да плечам. — Я буду ждать тебя в комнате, — отстранилась Уэнсдей, предполагая, что Энид могло понадобиться время, дабы самой осознать произошедшее минутами ранее, прежде чем они могли бы поговорить об этом. Хотя, нужны ли им были слова? Уэнсдей отошла от возлюбленной, делая шаг к двери кабинки, когда её за руку остановила блондинка, разворачивая к себе и впиваясь в губы с новым поцелуем, прижимая её к стеклянной дверце. Она оставила недолгий, но достаточно развязный поцелуй, прежде чем отстраниться. — Теперь буду выводить тебя чаще, — тихо прошептала Энид, а потом пододвинулась чуть ближе, и более откровенным голосом продолжила: — И надеюсь, что это не единственное, что ты сделаешь со мной этой ночью, — она вновь укусила девушку за мочку уха, игриво обведя её кончиком языка, заставляя Уэнсдей судорожно вдохнуть ртом сквозь сжатые челюсти. — Обещаю отплатить тем же, — промурчала она на ухо и отступила, кивая и действительно желая остаться ненадолго одной, чтобы все полученные эмоции встали по местам. — Если сможешь, — напоследок ответила Уэнсдей, прежде чем оставить блондинку в душевой одну, делая над собой неимоверные усилия, чтобы её голос не звучал ниже, чем должно, выдавая ту с потрохами. Аддамс ступила на белоснежный ковёр мокрыми стопами и схватила с крючка своё чёрное полотенце, вытирая волосы и укутываясь, после чего покинула ванную, позволяя своей девушке остаться наедине с собственными мыслями, да ей и самой нужно было прийти в себя после подобного. Дрожь, поселившаяся в теле, когда она слышала тихие выдохи или громкие слетающие стоны с мягких губ, заставляла её саму с усилием переводить дыхание, чтобы не ослабнуть от простой реакции от воздействия на чужое тело. Она подошла к шкафу, скинув с себя полотенце, достала свою чёрную шёлковую ночную рубашку до середины бедра, натягивая её на обсохшее тело, и легла на кровать, беря телефон с тумбочки, на которую по привычке его закинула. Она увидела пару сообщений от Юджина, который интересовался, куда так быстро запропастилась девушка, и от Бьянки, которая приглашала завтра всех вместе посидеть в баре, ведь они давно не виделись. Бьянке Уэнсдей ответила, что они, возможно, придут, но точно она скажет завтра, а Юджину — что ей позвонила Энид, и нужно было срочно поехать домой, на что парень решил не задавать лишних вопросов, довольствуясь тем, что с ней самой и её возлюбленной всё хорошо. Пока она отвечала коллеге по работе, из двери душевой показалась абсолютно обнажённая фигура мокрой девушки. Следы стекающей воды оставались мелкими лужицами по полу, пока она проходила мимо брюнетки, которая, приоткрыв рот в немом удивлении, наблюдала за Энид, рассматривая каждый изгиб уже сотни раз изученного тела, не ставшего от этого менее соблазнительным со временем. — Ты забрала моё полотенце из ванной, — она обернулась, невинно пожав плечами и отвечая на невысказанный вопрос. — Оно было чёрное, — скептично ответила Уэнсдей, убрав телефон на тумбочку, заблокировав его перед этим, и удобнее уселась на кровати, продолжая сверлить взглядом спину стоящей у открытого шкафа девушки. — Ну… — Ну…? — подняв бровь и дёрнув уголком губ, вопросительно уточнила она, зная, что её девушка предпочитает цвета поярче. Да у Энид буквально весь гардероб пестрит разноцветной одеждой! — Да, оно твоё, и что? — выдохнула Энид, услышав тихий смешок брюнетки, наконец вытеревшись да накинув на себя ночную рубашку, что едва прикрывала бёдра. Она медленно подошла ближе к кровати, ложась рядом, после чего переползла на лежащую на спине Уэнсдей, усевшись ей на бёдра да упираясь руками в напряжённый живот. Аддамс со сдавленным выдохом наблюдала, как чужие ладони поползли вверх, останавливаясь у груди, легонько проводя кончиками пальцев по мягким полушариям, плечам, ключицам. Энид уперлась ладонями по обе стороны от головы Уэнсдей, нависая над ней. — И что, выпорешь меня за это? — шёпотом усмехнулась Синклер, прижимаясь к губам Аддамс своими, соединяя их в коротком прикосновении, чувствуя, как ладони брюнетки забирались под хлопковую ткань, пробираясь всё дальше, пока не остановились на талии, с силой сжимая, отчего блондинка нетерпеливо выдохнула в губы своей девушки. Уэнсдей одним выверенным движением поменяла их местами, чувствуя, как чужие ладони вцепились ей в плечи, пока она нависала над ней. — Как ты себя чувствуешь? — Аддамс по отношению к возлюбленной всегда была до жути обходительна, что временами даже её саму крайне раздражало, но Уэнсдей знала, что просто не может не поинтересоваться, всё ли в порядке у Энид, не укрыть её пледом, неожиданно проснувшись ночью, не сделать ей завтрак перед уходом, зная, что Синклер побежит на работу в это своё туристическое агентство, даже не подумав о еде, ведь проснётся дай бог за полчаса до выхода. — Я в порядке, Уэнс, — Синклер улыбнулась, кончиками пальцев одной руки продолжая медленно проводить вверх вниз по чужой шее сзади, слегка царапая, а второй — касаясь лица взволнованной брюнетки, чего, конечно, не выдавал ни один её мускул — а вот глаза… В них Энид могла видеть всё, даже если Уэнсдей каждый раз усердно пыталась утопить любую свою эмоцию в этой тёмной бездне. — Не смотри на меня так, я правда в порядке, — Синклер закатила собственные голубые глаза, после чего расплылась в улыбке, когда увидела, как Аддамс вопросительно подняла бровь. — Ты неосознанно кусаешь щеку, смотря на меня своим «непробиваемым» взглядом, когда волнуешься, Уэнс, — глаза брюнетки слегка расширились, а зубы перестали делать то, что только что озвучила блондинка. — Мне приятно, что ты беспокоишься, — улыбнулась Энид, лежа под нависающим сверху телом, чувствуя, насколько же она одна была важна для девушки над ней. — Я… — Уэнсдей замолкла, собираясь произнести это всего третий раз в их совместной жизни, да и вообще в третий раз какому-либо человеку. — Я просто люблю тебя. — Ты обезоруживаешь меня своими такими неожиданными словами, Уэнс, — девушка, чьи щёки порозовели, увела голову в сторону и перешла на шёпот, чтобы Аддамс не услышала дрожащего голоса, ведь блондинке попросту было непривычно слышать подобное. Обычно брюнетка не говорит, а делает, показывая наглядно свои чувства к ней. Уэнсдей — это не о разговорах, Уэнсдей — это об объятиях во сне, уткнувшись в шею под тихое неразборчивое бормотание на итальянском; это о предложенном зонте под проливным дождём, предпочитая чтобы только её пальто намокло; это оставленный любимый шоколад и яблоко в рюкзаке Энид, которые та заметит, когда придёт на работу; это вкусный ужин на выходных, приготовленный чуткими руками; это совместный просмотр кино под вечные комментарии блондинки, которые Уэнсдей, отвлекаясь от фильма, выслушивает все до одного. Уэнсдей — это о действиях. — Будь ты вооружена, что бы ты сказала? — вот такие неожиданные разговоры всегда были частью их жизни, когда они общались метафорами, что, как была уверена Энид, просто облегчало её девушке возможность в выражении собственных чувств, которые она не могла выговорить ввиду своей эмоциональной зажатости. Энид — это о долгих разговорах по душам, когда всё вокруг не имеет значение. Но не сегодня. Сегодня Энид — это действие, которым она отвечает на заданный вопрос брюнетки, прижимаясь к её шее губами, оставляя след своих зубов, слыша чужой выдох. — Я бы сказала, что хочу тебя, — прошептала она на ухо. — Всегда. Каждую чёртову минуту своей жизни. И Уэнсдей не нужно было повторять дважды. Она сжала пальцы на талии, после чего вынырнула из-под чужой ночной рубашки и резким движением потянула её вверх, а Энид приподнялась, помогая стянуть ткань, которая стала абсолютно ненужной и даже надоедливой в этот момент. Она ощутила, как холод простыней коснулся её спины и повреждённой сегодня области ягодиц, отчего шумно выдохнула. Не теряя времени, Синклер сделала то же самое с чужой одеждой, чему Аддамс только помогла со слабой, но нескрываемой улыбкой на устах, когда увидела восторженный взгляд голубых глаз, которые жадно блуждали по её телу. Уэнсдей припала губами к животу, руками скользя всё дальше, ближе, поднимаясь поцелуями выше к груди и, сжав одно полушарие ладонью, продолжая играться с чужим соском, она опустилась губами на другую половину, принимаясь оставлять по всей поверхности хаотичные касания, где-то легонько прикусывая или проводя языком. Аддамс губами коснулась соска, скользя по набухшей вершине кончиком языка, и получила одобрение в виде тихого резкого выдоха с губ Энид. Уделила внимание и второй половине груди, кружа по ореолу немного шершавым влажным языком, свободной рукой сжимая другое полушарие. Она чувствовала, как нечто приятное, подобное змеям стягивающимся в клубок на Сдвижение, завязывалось в узел на дне живота. — Прости меня, — дрожащим голосом прошептала Уэнсдей над кожей, прежде чем коснулась ложбинки между грудей, спускаясь всё ниже и ниже, а Энид, в голове которой чётко закрепилась эта фраза, предпочла поговорить об этом позже, чтобы не испортить момент. Синклер чуть закатила глаза от распространяющегося по телу возбуждения, которое Аддамс только разжигала ещё сильнее, подкидывая и подкидывая дров своими действиями над её беззащитными, но в то же время защищённым от всего мира телом. Брюнетка давала ей бесконечное множество противоречивых эмоций, в сосуществование которых Энид раньше попросту не верила. Но со временем поняла одну простую истину — с этой невыносимой временами девушкой возможно было всё и даже больше. Тем временем Уэнсдей опустилась ниже, дойдя до крайней линии, переступив которую, они вновь сотрут грани всего, что существует, когда мир сужается только до них двоих, этой комнаты, двух горящих ночников и их распалённых тел, желающих друг друга до дрожи в коленях и тянущей боли в мышцах, душе и сердце. Пальцы Уэнсдей скользнули вниз, касаясь влажных половых губ, испачканных в природных соках блондинки, распределяя и покрывая пальцы вязкой жидкостью для лучшего последующего скольжения. Большой палец ловко нашёл клитор, ненароком его задевая, что отозвалось в теле Энид, словно малый ток, прошедший по кончикам нервов. Аддамс начала плавные движение по клитору, играясь с ним так, как ей только хотелось, а Синклер, сжав руками простынь, прикрыла глаза, запрокинув голову. — Смотри на меня, волчонок, — сексуальная, притягивающая внимание хрипотца заставила Энид, хоть и с трудом, но открыть глаза, опустив их на брюнетку, палец которой продолжал стимулировать клитор, готовя девушку к погружению. Это не первый и не десятый их секс, но Аддамс каждый раз была до невероятного аккуратна, отчего Синклер, честно говоря, полюбила секс больше, чем когда-либо за годы своей жизни раньше: чувство, что тебя любят, оберегают даже в такой момент, не дают и подумать о плохом попросту не могло не подкупать блондинку, которая в ответ вела себя абсолютно так же, всегда прислушиваясь к желаниям и требованиям своей девушки. Отношения — это разговоры и умение договориться, чего бы не касался вопрос. Это желание не просто быть двумя незнакомцами, живущими в одной квартире и делящими одну постель, но и быть партнёрами, друзьями, любовниками, соучастниками — всем. — Уэнс-де-е-ей, п-пожалуйста, — простонала Энид совсем жалобно, что было больше похоже на скулёж, и Аддамс прошлась по девушке взглядом, довольствуясь своей работой, видя как очевидно просило тело, которое просто задыхалось без её ласк. — О чём ты меня просишь, волчонок? — с лёгкой издёвкой в голосе спросила Уэнсдей. — Пож-жалуйста, — чужие пальцы прошлись по промежности, мягко надавливая, отчего голос девушки дрогнул. — Я хочу тебя… — слетело с её губ с громким выдохом. — Сейчас. Уэнсдей, довольно проведя по своей нижней губе языком, медленно вошла средним пальцем в лоно девушки, давая той вновь, как и всегда, привыкнуть к ощущениям, а потом начала медленные движения, к которым в последствии присоединился ещё и безымянный палец, бесцеремонно вторгаясь в девушку по самые костяшки, когда она окончательно привыкла, начиная сама подаваться бёдрами для большего погружения. Энид уже не думала ни о чём, стараясь бёдрами как можно сильнее поддаваться чужим пальцам, задыхаясь в собственных стонах, которые давно уже не скрывала, ведь Уэнсдей всегда поощряла это. — Уэнс, сильнее, — отчаянно выкрикнула она, требуя от Аддамс приложить больше усилий. — Резче, жестче… — с её губ слетел ещё один стон, когда Уэнсдей, услышав, о чём Энид её попросила, начала вводить пальцы быстрее и резче. — Просто трахни меня, Аддамс! Сегодня, по всей видимости, Энид была в полном отрыве, чего не ожидала даже сама Уэнсдей. Нет, блондинка была разной и такое тоже было им свойственно, но сегодня она была особенно возбуждена, на пределе или уже даже, вероятно, далеко за границами своих возможностей. Брюнетка сделала то, что от неё попросила Синклер, заводясь буквально от того, как блондинка произнесла её фамилию — отчаянно, жадно, желая. Мышцы вокруг её пальцев сжимались, а влаги было предостаточно, яро демонстрируя, что девушка готова к большему. Аддамс добавила третий палец, чувствуя, как содрогнулось тело под ней, когда она наконец заполнила её всю. Пальцы задвигались в такт бёдер Энид, подстроившись по-новой, и наращивали темп, входя постепенно всё резче и на всю длину, отчего блондинка прикрывала глаза, продолжая одной рукой сжимать ткань постельного белья, а второй, сжатой в кулак — кусать собственный указательный палец, желая хоть куда-то деть то, что её переполняло и возносило куда-то в неизвестность. Уэнсдей чувствовала, что уставала, но не сбавляла темп, видя какое удовольствие она доставляет, и какое ещё может доставить, что и взращивало в ней новый и новый прилив сил. Аддамс, продолжая двигаться под чуть изменённым углом, поняла, что довести девушку до финала она хотела сама, а потому, опустившись над промежностью девушки, она замедлила ритм движений пальцев, и ослабила влияние на лоно, за что получила недовольное мычание блондинки, которая продолжала кусать свой кулак, опустив взгляд и столкнувшись с голодным взглядом пары карих глаз, обладательница которых хищно облизнулась, что могло значить только одно, и Синклер резко выдохнула остаток воздуха из лёгких с нетерпеливым стоном, сорвавшимся с её губ. Уэнсдей опустилась, оставив несколько беглых поцелуев и укусов по внутренней части бёдер, а затем нависла над промежностью. Кончик языка ловко скользнул по клитору, обведя его по кругу, после чего тот был втянут губами и на некоторое время оставлен в покое. Уэнсдей, не сводя взгляда с Энид, начала движения своим проворным языком, наблюдая и слыша, как та выкрикивала её имя, стонала и подавалась бёдрами, желая быть ещё и ещё ближе. Одна её рука зарылась во всё ещё влажные волосы девушки, прижимая её сильнее к своему паху, и Аддамс довольно выдохнула в промежность, продолжая активно доводить Энид до долгожданного финиша, который наступил спустя считанную минуту, ведь блондинка и так держалась нестерпимо долго в этот раз. Энид прогнулась в пояснице, отрывая ту от тёмных простыней, чувствуя, как сводило подрагивающие стопы от подступающего оргазма, который накрыл с головой, поражая сильным импульсом, заставив всё тело задрожать, когда ощущение жара внутри наконец опустилось вниз, опустошив и принеся после себя невероятную эйфорию и приятную остаточную боль в перенапряженных мышцах. Она в последний раз выкрикнула имя любимой девушки и обессиленно упала на постель, прикрывая глаза, чтобы привести тело и ум в хоть какое-то подобие, присущее разумному человеку, пока Уэнсдей, всё ещё находясь внизу, слизывала оставшиеся соки блондинки, а после отстранилась, облизнувшись, и легла рядом, укрывая их двоих одеялом, пока Энид всё ещё лежала, совершенно не двигаясь, а глаза её так же были закрыты. То, что она жива, Уэнсдей могла понять только по рвано вздымающейся груди. Блондинка, чуть переведя дух, открыла глаза, повернув голову, и встретилась с привычным взглядом тёмных глаз лежавшей на боку слева от неё девушки, которую теперь помогал видеть только свет полной луны из-за приоткрытых штор, ведь светильники Уэнсдей попросту выключила. — Я… — её голос охрип, пока девушка пыталась решить, что сказать первым. Аддамс же слабо улыбнулась и потянулась ладонью к лицу девушки, убирая спавшую на глаза прядь волос, заправляя ту нежным касанием за ухо. Энид чуть привстала, чтобы просто пододвинуться ближе, но Уэнсдей убрала руку, приглашая девушку расположиться на собственном плече — возможность, от которой Синклер никогда не откажется, ведь чувствовать тихое дыхание, слышать ровный такт биения сердца и наслаждаться невероятным ароматом этой девушки она могла бы всю свою жизнь. — Я люблю тебя, Уэнс. — Нет слов, которые описали бы, что я чувствую, смотря на тебя, cara mia, — прошептала в ответ Уэнсдей, положив свою ладонь на оголённую талию девушки, прижимая ближе, и Энид поддалась объятиям, сжимая тело возлюбленной в ответ, блаженно прикрывая глаза от усталости и передозировки спектра полученных за сегодня эмоций. Правда лишь одна мысль не дала девушке отдаться власти сна, ведь она почувствовала, как была напряжена Аддамс под ней, пусть и пыталась это скрыть нежными поглаживаниями по её телу, что, вероятно, ещё больше не давало той расслабиться. — Уэнс? — тихо позвала она, тут же услышав ответное мычание. — Я не сдержала обещание, — чуть усмехнувшись, продолжила блондинка, приподнимаясь с чужого плеча и сталкиваясь с непонимающим взглядом почти чёрных глаз, отчего по лицу Энид расплылась хищная улыбка, а вид девушки под собой будто вновь постепенно зажигал что-то желанное, неизведанное, притягательное. Энид, под всё ещё не совсем понимающий взгляд брюнетки, перекинула ногу через тело Уэнсдей, откинув одеяло на свою половину кровати, и расположила руки на животе, медленно ведя всё выше и выше. — Эни, ты не долж… — голос прервался дрожащим вздохом, когда Синклер сжала ладони на чужой груди, что так идеально ложились в них. — Ты права, — ответила Энид, переместив руки по обе стороны от лица Аддамс, нависая сверху. — Я не должна… — хмыкнув, продолжила блондинка, опираясь лишь одной рукой. Второй она провела по щеке брюнетки, большим пальцем очерчивая каждую веснушку, пока не дошла до губ, смазано проводя по нижней, внимательно следя за своими движениями, лишь изредка посматривая на тёмные глаза выше. Уэнсдей, словно завороженная, задержала дыхание, наслаждаясь действиями этой девушки над собой. Её девушки. — Я не должна, — вновь заговорила Энид. — Но я хочу, — только и добавила она, убрав руку от чужого лица, на котором проступил легкий румянец, и прижалась к губам своими, удобнее усаживаясь на брюнетке. Она целовала страстно, жадно, пока руки Аддамс гуляли по её обнажённому телу. Уэнсдей промычала в поцелуй, когда Энид, чуть набравшись смелости, оттянула нижнюю губу, слегка прикусив. И только Синклер собиралась отстраниться, чтобы извиниться, Аддамс лишь сильнее прижала её к своему телу, спустив руки на ягодицы, но, после того как блондинка чуть шикнула от боли, почти мгновенно скользнула к бёдрам. Дрожащие рваные выдохи намеревались слететь с губ Уэнсдей, но утопали в поцелуях Энид, которая нарочито ёрзала бёдрами по телу под ней. Губы блондинки спустились ниже, и брюнетка тут же предоставила им больше места, запрокинув шею и тихо замычав от удовольствия, когда зубы сомкнулись на слегка смуглой коже между шеей и ключицей. Уэнсдей зарылась одной рукой в блондинистые волосы, чуть сжимая, пока Энид спускалась всё ниже, не отстраняясь от её тела, то и дело целуя и проводя языком по её коже, вызывая табун мурашек. — Восхитительная, — прошептала Энид блаженно, прежде чем накрыть одну из грудей губами. Она кусалась, целовала, проводила языком по горошине набухшего соска, пока одна из рук сжимала другую половинку. Уэнсдей она нужна была ниже, где всё уже горело от нетерпения и жажды ласк одной лишь издевающейся блондинки. Она выгибалась в пояснице, но крепкие руки Энид тут же умещали её вновь на постель — Синклер знала, что делала. Блондинка, вдоволь истязав и себя, и грудь Аддамс, наконец спустилась ниже, не забыв очертить языком неявные, но такие характерные сейчас от напряжения кубики пресса на плоском животе Уэнсдей, отчего та закатила глаза, вжавшись затылком в подушку да сжав вновь ладонь в волосах, вернув до этого руку на место. — Энид, — прорычала она, нуждаясь в большем контакте. Она знала, что Синклер попросту играла с ней, желая насладиться всем, что попало в её власть. А ведь вся Уэнсдей была в её власти, что иногда саму брюнетку даже пугало: насколько она была отдана одной лишь девушке, насколько доверяла и любила её. И если честно, Аддамс никогда не жалела об этом — Энид Синклер была её наградой, её спутником по жизни, она просто была её. — Что родная? — усмехнулась Синклер, подняв голову, встречаясь с раскрасневшимся лицом Аддамс, которое было видно даже в полумраке комнаты, с её растрепанными волосами и пронзительным взглядом чёрных помутневших глаз. Уэнсдей была в крайней степени возбуждена, и если Энид не предпримет попытки это исправить, то… о, она даже не хотела знать последствий. Блондинка протянула правую руку к чужому животу и провела кончиками пальцев по всей линии пресса сверху донизу, отчего Аддамс чуть не задохнулась, собираясь до этого глотнуть немного воздуха. Она не сводила глаз с девушки над ней, хотя желание их закрыть то и дело появлялось, особенно, когда Энид, всё же удобнее расположившись, опустила руку ещё ниже, проведя по складкам, да кинув смешок в сторону возбужденной возлюбленной. И только здравый смысл не позволил ей выпалить какую-то глупость в этот момент, вместо этого занявшись делом, распределив смазку слабыми движениями пальцев. Она лениво касалась её плоти, смотря, как Аддамс изнывала под ней, как были сцеплены её челюсти и расширены крылья носа. Как шумно она вдыхала и сглатывала подступающий к горлу сухой ком, смотря в её глаза и лишь изредка цепляясь за то, что было внизу, чувствуя невыносимый жар между ног. Синклер мягко надавила, прежде чем погрузиться в раскаленное страстью влажное нутро, чем вызвала несдержанное мычание, граничащее со стоном удовольствия, которое для блондинки всегда было желаннее и любимее любой музыки. Как и вся эта девушка, сотканная из темноты и запретных желаний, чтобы являться полной её противоположностью, но при этом став самым нужным человеком в её жизни. Она знала, что все её чувства взаимны, она видела это в каждом действии, в каждой проявленной заботе и тёплом взгляде за ужином. С каждым толчком внутри Синклер ощущала, что всё было правильно — тело Аддамс отвечало, реагировало на каждую ласку, каждое действие. Большой палец стимулировал клитор, пока два пальца то и дело скользили внутри, выбивая из Уэнсдей как можно больше стонов, больше эмоций, которые та имела возможность показать в постели. Пока пальцы Энид продолжали свою работу, не сбавляя ритма, хотя и некая усталость подбиралась к кисти, она губами опустилась на живот брюнетки оставляя слабые хаотичные поцелуи по всей поверхности кожи, спускаясь ниже и ниже — томно, медленно, растягивая момент. Который оборвался, когда Уэнсдей, сжав ладонь в волосах, собрала волосы в кулак, опуская блондинку ниже — туда, где она до безумия хотела почувствовать её губы, которые будут касаться её, язык, которым она будет выводить невозможные узоры внутри. Уэнсдей сглотнула, когда почувствовала чужое дыхание и с огромным усилием опустила глаза вниз, встретившись с довольными почти синими, на дне которых плясали черти. Энид облизнулась, отчего Аддамс закатила глаза и рвано выдохнула, когда Синклер наконец прикоснулась к ней, продолжая медленные, но уверенные движения пальцами. — Э-э-э-н-ни-ид, — на выдохе прошептала Уэнсдей блаженно, бессознательно вторя имя блондинки шёпотом, ведь на большее её уже не хватало. А Синклер тем временем становилась всё более опьяненной желанием доставить своей возлюбленной как можно больше удовольствия. Её жажду сделать приятнее подстёгивали чужие пальцы, что бесконтрольно сжимались в её волосах, этот шепот с низкой прорезающейся хрипотцой, что вторил имя блондинки. Она ещё несколько раз со вкусом толкнулась внутри, вобрав горошину клитора губами, ощутив, что Уэнсдей наконец оказалась на пределе, и замерла внутри, почувствовав, как её девушку поразила долгожданная разрядка, заставив с удовольствием выкрикнуть её имя крайний раз, после чего обессиленно упасть на подушку головой да расслабить пальцы и каждую мышцу в теле, спустя пару ударов сердца. Уэнсдей была повержена и нисколько об этом не жалела, пока рядом была её Энид. Синклер легла рядом, накинув на них обеих одеяло, и с мягкой улыбкой смотрела на то, как её брюнетка пыталась совладать со своим сбитым к черту дыханием, приоткрыв губы да медленно моргая. Энид, опираясь на локоть, чуть приподнялась и придвинулась ближе, накрыв своими устами чужие в слабом, спокойном, чувственном и отчасти ленивом поцелуе, на который ей тут же ответили. Она почувствовала улыбку сквозь поцелуй и отстранилась, желая это увидеть, но лицо Аддамс тут же приобрело привычное бесстрастное выражение. Почти. На самом деле Уэнсдей смотрела тёплым взглядом своих чёрных глаз на девушку перед собой, а на её губах, когда Энид разочарованно выдохнула, вновь не запечатлев улыбку Аддамс, пробежала лёгкая, едва заметная, усмешка. Уэнсдей отодвинула руку в сторону, безмолвно предлагая Энид вернуться обратно на своё плечо, что та и сделала, тут же прижавшись к своей невозможной писательнице всем телом, обнимая её за талию. Энид была готова провалиться в сон, если бы не одна фраза, произнесённая ненароком устами Уэнсдей, которую та сейчас отчётливо вспомнила. — Уэнс, — позвала она, надеясь, что Аддамс ещё не уснула. На что Уэнсдей лишь вопросительно замычала, зарывшись в волосы девушки носом, перебирая блондинистые локоны да пропуская их меж пальцев. — Почему ты попросила у меня прощение? — движение в волосах остановилось. Уэнсдей открыла глаза, услышав вопрос, резко слетевший с губ возлюбленной. Почему? Потому что чувствовала себя виноватой. Почему…? — Волчонок, я… — голос непривычно дрогнул, что Аддамс уже не могла контролировать ввиду усталости и располагающей к тому расслабленной атмосфере. — Из-за выходящей первой книги трилогии, я совсем не заметила, как мы с тобой начали становиться чуть ли не соседками, которых объединяет только общая душевая и постель по ночам, — Уэнсдей прокашлялась, решив быть честной и открытой до конца, ведь её девушка не заслуживала ничего другого. — Энид, я… не хочу, чтобы так было, — продолжила она, когда блондинка на ней слегка приподнялась, поворачивая голову, подбородком упираясь той в плечо. — Я не люблю тебя, — прошептала Аддамс, но увидев испуганное лицо и удивлённый взгляд, поспешила исправиться и продолжить, правой рукой вновь заправляя эту выбившуюся голубоватую прядь за ухо, оставаясь лежать ладонью на щеке. — Я не просто люблю тебя, Энид… я дышу тобой, живу рядом с тобой и моё сердце впервые за все годы жизни начало биться так, как полагается живому человеку, тоже благодаря тебе, — большой палец поглаживал кожу. — Я не просто так говорю, что не могу объяснить своих чувств. Я действительно не могу показать тебе, что я чувствую, если только не вспорю себе грудную клетку, чтобы достать этот несчастный орган и передать его тебе. — Я… — Он и так в твоих руках, Энид Синклер, — Уэнсдей не дала ей сказать, собираясь закончить свою мысль. — Моё сердце с той самой встречи в твоих хрупких ладонях, что бы там не случилось. — Уэнсдей, если я сейчас разрыдаюсь, то тебе же и придётся меня успокаивать, — Синклер закрыла глаза, чтобы сдержать порыв слёз от настолько эмоциональных слов, которые, она знала, давались Аддамс не без труда и множества времени, проведённого за обдумыванием всего этого. — Всегда к твоим услугам, — со смешком прошептала Уэнсдей, не отрывая взгляда от прикрывшей глаза девушки, которая не смогла ничего сказать, решив показать свои чувства, соединяя губы брюнетки со своими, ладонями сжимая ткань одеяла, которым они были накрыты. Её мягкие поцелуи спустились на скулы и ниже на шею, куда в последствии уткнулся нос Энид, прижимаясь ещё ближе к телу любимой девушки, ради которой она могла бы пойти на многое. — Ты смысл моей жизни, — прошептала Энид, находясь где-то на грани между сознанием и бессознательным, проваливаясь в сон, сжимая руками чужое тело под собой, в то время как Уэнсдей всё ещё продолжала пальцами путаться в чужих волосах, прикрыв глаза да улыбаясь, где-то на задворках сознания слыша чужую совсем тихую фразу, дополняющую первую: «Завтра я придумаю, как тебе отомстить». Сегодня брюнетка засыпала с расплывшейся по лицу улыбкой, прижимая к себе самого важного человека в её жизни. Сегодня роли изменились: Энид — это действия, когда не знаешь, что сказать и как ответить, а Уэнсдей — это слова, которые не понимаешь, как срываются с губ. Сегодня и всегда они — единое целое, будучи идеально противоположными, чтобы подходить друг другу, словно кусочки пазла. Любовь — это слишком недостаточное объяснение для того, что они чувствуют. Любовь — это больше, чем слова или поступки. Любовь — это усилие.