агониями

это у своих партнёров эндрю спрашивал «да или нет». это для них он был оплотом уважительного отношения и принятия. с кевином общение строилось только через психологическое насилие и его разновидности. условная месть за состоявшуюся муть в межличностных отношениях без рода и названия. одно для них было ясно - плохо должно быть всем. равноправие достигалось синхронными мувами обидной дрессировки. сначала эндрю говорил «смотри» и водил перед носом куском мяса. вышколевал выдержку и обидно мотал нервы безразличием к вою. потом кричал «фас», но бросал еду исключительно себе под ноги. наверное, он даже через нормотимические трипы мог интуитивно ощущать, чего кевину хочется. и так же, как незаряженные пистолеты постоянно кого-то убивают, эндрю с кевином постоянно ранятся друг об дружку в самых уважительных (скорее даже заботливых) отношениях в мире. условные ножевые заклеиваются пластырями, синяки закрашиваются и полностью затягиваются. близости нет. близости не будет. есть насилие. насилие - раскрывать рот, чтоб отвесить комментарий про алкоголизм, как селфхарм. эндрю делает это очень выдержанно, кевин не обращает внимания и хлопает новую рюмку. насилие - говорить о важном, когда язык связан в проспиртованный узел. насилие - не блевать, пока разговор не окончен. сегодня всему этому не бывать. клубно-студенческая жизнь, в которой эндрю ощущает себя неуютно, так легко растворяет кевина до пыльной дымки. нужна сноровка зацепить его из толпы. не меньше мастерства требуется, чтобы увидеть в нем отречение. — не, дрю, — мяучит дэй на французский манер. он хотел бы скопировать акцент нила, но у нила и не акцент вовсе. это мешанина из звуков в обертке британского флага. он так часто путается в говоре, что звучит нелепо. — сегодня я трезветь не пойду. — не иди, — миньярд отрывает руку от ворота и прячет её в темноте ниже поля зрения кевина. — но туалет там. не блюй посреди танцпола. звучит не обидно, но пьяному видится это жестоким. он чувствует яд. он чувствует дрессировочный удар хлыста и тут же поддаётся на неубедительную попытку уйти в туалет. собачка павлова. сопротивляется, но забывается и демонстрирует сухой инстинкт. в этой истории не будет секса в кабинке. не будет милого бранного воркования или ревнивых приступов ненависти к нилу. кевина толкнут в туалет и он случайно ударится лопаткой. в ответ он пнёт эндрю с дюжим размахом по ноге. потом его закроют в толчке. блевать и мучаться. филлерная рвота, по сути, водой и виски с колой, займет пару минут. молчание окажется самой комфортной частью этого действия. эндрю ударит хлыстом второй раз только через двадцать минут, когда хлопнет по двери, чтоб сообщить, что все еще рядом. — почти всё! — вопль из кабинки и неловкие прихорашивания. кевин вернулся в пристойный вид, выпрямился, расправился. прощупал карманы брюк и выудил шуршащий зип лок. ответный удар хлыста звучит тогда, когда он с искренним удовольствием глотает несколько таблеток ксанакса и выдыхает. — точно всё, — освежевший после рвоты, дэй вырос сантиметров на двадцать. эндрю ничего не отвечает и настороженно смотрит. ищет повод спросить за поведение. хочет ухватить толику ревности. в глазах кевина отражается маскировка седативными. он спрятал всё, что мог и оставил только сжатый в пальцах зип лок. — мне это не нравится, — голос эндрю и его кончик пальца оказываются прямо перед лицом кевина. — нам бы поговорить. — я не люблю говорить. — ты экстраверт. — не люблю говорить о тебе с тобой. онемевшие пальцы шуршат зипом. в нем кевин находит ещё две таблетки и гонит из пакета в ладонь. занятный образ. дрочибельно-деструктивный. долговязый убуханный парень с тату на лице кидает в рот катыши и сглатывает, как влитые. эндрю не видит в таком декадансе красоты. кевин не стремится о нем рассказать, потому что вот-вот трусливо уснет на несколько дней. какая, в конце концов, разница поговорят они обо всём или нет? сейчас у кевина молчание и передоз. а через пару минут, в машине, эндрю заменит сон на кожаном сиденье своими коленями. контакта в этом всё ещё нет. это чистейшая агония. и это прекрасно.