Ласточка

Холодный ветер бил ей в лицо, срывая слёзы с пропитанного солью лица. Губы дрожали и тихие печальные стоны супротив воли вырывались из рта. Было плевать, что все на неё смотрят. Не имело никакого значения, что она потеряла лицо и утратила всякое достоинство даже в своих глазах. Это был худший день в жизни Кан Джехва. Она медленно ступала по залитым дождём улицам, надеясь выплакать своё горе и снова взять себя в руки — сделать вид, что ничего не случилось. «Нам очень жаль, но компания пришла к выводу, что ты не вписываешься в концепцию группы», — ещё звенело в ушах гнетущим, раскатистым эхом. До сих пор не верилось, что это случилось снова. Третий раз подряд Джехва осталась не у дел. Ей предстояло выйти на сцену ещё в семнадцать, но тогда ничего не срослось — группу распустили до официального дебюта. Тогда Джехва отнеслась к этому спокойно. Она не первая и не последняя — это бизнес и такое бывает. Её оставили в агентстве, и она продолжила оттачивать своё мастерство, дожидаясь нового шанса. Возможность стартовать во второй раз представилась девушке, когда ей исполнился двадцать один год. Она даже смогла дебютировать, но, к сожалению, первые шаги её группы на большой сцене стали полным провалом и проект быстро свернули. В тот момент Джехва уже напряглась. Время шло. С годами она не молодела и только топталась на месте. Карьера айдола складывалась никак. Когда дела снова пошли в гору, её ждал очередной провал. Она собиралась дебютировать буквально через пару месяцев в составе группы Lavender Raf, но в последний момент компания пришла к выводу, что шестая участница будет лишней. Перед самым дебютом из группы выгнали именно Джехва. Ей двадцать четыре года. Большинство девочек, с которыми она пришла стажироваться, либо уже дебютировали, либо покинули агентство. Она слишком стара для дебюта. Только ей некуда и не с чем идти. За разрыв контракта ей придётся заплатить огромную неустойку и вернуть компании все средства, затраченные на её обучение. У Джехва таких денег нет и никогда не было. Её планы на жизнь не предусматривали провала. Она не знала, что теперь делать. Айдолом она не станет. А кем ещё она может стать? Джехва никогда не видела себя кем-то другим. Пока остальные дети учили химию, физику и биологию, она училась петь, танцевать, дефилировать, играть на музыкальных инструментах и постигать азы актёрской игры. Кроме этого она ничего не умеет. Кем она может быть в этом огромном мире, где все навыки, добытые ею огромным трудом, не имели никакой ценности? Что ей делать? Кто она теперь? Внутренний карман пальто грела открытка, подписанная мамой. Джехва понимала: нужно сообщить семье, что дебюта не будет. Точнее, будет, но без неё. Как она это скажет? Больше всего на свете ей хотелось бросить всё — сбежать из пыльного Сеула и, вернувшись к себе в деревню, броситься в объятия матери, разрыдавшись у неё на груди. Она не могла себе этого позволить. Десять лет назад, когда родные отправили Джехва из маленькой рыбацкой деревни в большую столицу, они искренне верили, что дочку ждёт неминуемый успех. Для своей семьи она была главной надеждой: той, что сумеет вытащить их из бедности, обеспечит родителям достойную старость и поможет встать на ноги младшим братьям. Когда она родилась на свет, родители назвали её Джехва — «богатая и преуспевающая». Они хотели, чтобы судьба дочери сложилась в разы лучше, чем у них. Они верили в дочь, ничего для неё не жалели, ведь Джехва была непомерно талантливой — мощный голос, тяга к музыке и танцам, поэтический дар. Родители вложили в неё столько времени, стараний и денег, но всё усилия обернулись ничем. Что теперь она скажет матери? Прости, что всё было напрасно? Извини, но из меня ничего не вышло? Как она может об этом сказать, зная, что мама и папа убили своё здоровье, пытаясь обеспечить для дочки безбедное, светлое будущее? Прошло десять лет с тех пор, как она стала трейни, и она до сих пор трейни. Она старалась не меньше других — училась и классическому вокалу, и речитативу, до изнеможения разучивала самую сложную хореографию, овладела, кроме любимого фортепиано, гитарой и пири, здорово продвинулась в актёрском мастерстве. Она была не хуже других, в чём-то Джехва и вовсе была лучшей, но всё с самого начала не задалось, а потом пошло по накатанной. Всё, чего она добилась за последние десять лет — снялась в парочке посредственных дорам в роли третьей девушки справа. Несколько раз снималась в клипах на подтанцовке. Приняла участие в шоу на выживание, которое устраивало её агентство с партнерским телеканалом, уйдя в одной из первых серий. Больше в её послужном списке не было ничего. Она уже видела засидевшихся трейни, время которых медленно подкрадывалось к тридцати, и все знали, что они никогда не дебютируют. Уйти из компании, расторгнув контракты, у них просто не было возможности, и, мотаясь безо всякой цели, они молчаливо ждали, когда их попросят на выход. Джехва помнила их погасшие глаза, их сгорбленные спины и тихие, словно сломленные голоса. Молодые стажёры их сторонились. Все неосознанно боялись повторить их судьбу, подхватив проклятие вечного трейни. Джехва не думала, что когда-нибудь станет одной из них. Ей казалось, что они просто бездарные неудачники, а она вовсе не такая. Оказалось, что именно такая — неудачливая и проклятая. Ладонь девушки обожгла вибрация телефона. Звонила Ёнхи, её соседка по комнате и самая близкая — наверное, даже единственная — подруга. Она была заметно младше Джехва — ей недавно исполнилось девятнадцать. Девушкам предстояло дебютировать вместе, в составе одной группы. Ещё сегодня они думали, что начнут карьеру плечо к плечу. Они хотели всё делать сообща: выступать, репетировать, сниматься, записывать песни, гастролировать по стране, а если повезёт, то и вовсе по всему миру. Они мечтали ещё вчера, а теперь Ёнхи придётся мечтать в одиночестве. Всё вокруг застилала пелена слёз. Девушку мутило. Тело разламывала слабость. В последнее время она больше обычного изводила себя тренировками и диетой. С неё взяли обязательство скинуть перед дебютом пару лишних килограмм, и Джехва уверенно двигалась к этой цели. Она знала, что результат не заставит себя ждать, и послушное тело следовало чужой воле, но сейчас, когда всё оказалось напрасным, тело начинало её подводить. Остановившись у пешеходного перехода, Джехва, кутаясь в длинный клетчатый шарф, терпеливо дожидалась зелёного сигнала светофора. Заканчивалась осень. Она пристально смотрела на красный светящийся круг. Мимо с бешеной скоростью проносились автомобили, и на мгновение Джехва показалось, что это ответ на все её молитвы. Она решила, что нашла выход. Ничего и никому не придётся объяснять. Не придётся ни за что платить. Она не расстроит Ёнхи и не увидит упрёк в глазах матери, если просто сделает шаг. Её отчаяние было безгранично. Соблазн оказался настолько велик, что противиться ему она не смогла. Желание разом прекратить все свои страдания было настолько велико, что Джехва закрыла глаза и сделала два быстрых шага вперед, застыв на оживлённой дороге. Раздался лязг тормозов и скрежет колёс по мокрому асфальту. Джехва уставилась в серое осеннее небо. У неё над головой пролетела ласточка и, улыбнувшись, девушка протянула ей руку. Она вдруг осознала, что на самом деле очень хочет жить, но жить как-нибудь по-другому и где-нибудь в другом месте. Пусть ей повезёт. Пусть в следующей жизни она родится ласточкой и сможет улететь куда угодно — туда, где всегда тепло, где ласково греет солнце и с моря свежестью дует ветер, где нет боли и разочарований, где она сможет почувствовать счастье… Только она подумала об этом, как сильный удар сбил её с ног, и мир перед глазами померк.