· · • ✤ • · ·
– Се Лянь, – Сань Лан назвал его имя удивительно бережно. Он как будто не был уверен, что может его произносить. – Могу я спросить? Они сидели на земле рядом с крыльцом. Сквозь облака выглянуло солнце, и теплое пятно задержалось на руках и коленях Се Ляня. Он медленно ел маньтоу, нехотя отщипывая крошечные кусочки. Рана горела, от сильного жара к горлу подступала тошнота. Но в то же время ему стоило хоть что-нибудь съесть. – Конечно. Се Лянь ожидал, что его спросят, чем он болен и как попал сюда в полном одиночестве. Но Сань Лан, опустив взгляд, тихо произнес: – Ты разрешил мне позаботиться о тебе. Ты согласишься меня слушаться? Ох. Это было хорошим вопросом. – Не во всем и не сразу, – честно ответил Се Лянь. – О чем ты хочешь попросить? Сань Лан хитро прищурился. – Мне слишком неловко звать тебя по имени. Могу я называть тебя гэгэ? Се Лянь удивленно вскинул брови, но кивнул. Правду сказать, он действительно был старше. Пусть и звучало это несколько… непривычно. Кивнув, он заметил: – Едва ли это единственная просьба, я прав? – Я попрошу тебя лечь, – осторожно начал Сань Лан. – Тебе нужно много спать, чтобы болезнь отступила. Се Лянь мог бы поспорить с тем, что время сможет его вылечить, но он так и думал поступить до прихода Сань Лана. Завернув остаток маньтоу в ткань, Се Лянь кивнул и виновато заметил: – В доме совсем не прибрано. И циновка всего одна. Мне кажется, что ты не привык к такой жизни, Сань Лан. Давай договоримся, что ты волен оставаться до тех пор, пока сам этого хочешь? Сань Лан от этих слов улыбнулся и пружинисто вскочил на ноги, спеша подать ему руку. – Я согласен! – при этом он выглядел так, будто Се Лянь только что выполнил его самую заветную мечту. В доме Сань Лан уперся. Не слушая возражений Се Ляня, он снял собственные верхние одежды и сложил так, чтобы их можно было положить под голову. Старый плащ он попросту выбросил в дальний угол, предложив вместо него свой. И добавил, отводя взгляд: – Циновка в этом доме все равно одна. Ночью я потесню тебя, гэгэ, и попрошу край плаща. Се Лянь уперся в ответ. Он согласился снять только верхние одежды и попросил Сань Лана ничего не спрашивать о повязке на его груди. С благодарностью приняв чашку воды, он лег и прикрыл глаза, надеясь провалиться в забытье. Сон долго не шел. Но до тех пор, пока ему не удалось провалиться в дрему, Се Лянь чувствовал рядом чужое присутствие. Это странным образом успокаивало. Во сне Се Лянь снова спешил без надежды успеть. Лан Цяньцю привычно встретил его за несколько шагов до цели и безжалостно нанес удар, заставивший грудь гореть. Покачнувшись, Се Лянь начал падать назад. И неожиданно удержался, упершись спиной во что-то твердое. Опора оказалась не просто твердой, но еще и приятно теплой. И Се Лянь, удивившись, проснулся. Дом тонул в темноте. Стараясь успокоиться, Се Лянь сделал несколько глубоких вдохов. И где-то между шестым и восьмым он понял, что спит на циновке не один. Се Лянь замер, испугавшись, что так он может разбудить Сань Лана. Но спустя еще десяток вдохов догадался, что тот успел проснуться. Се Лянь прочистил горло и произнес, глядя в черноту: – Прости, я беспокойно сплю. Говоря так, он невольно потянулся к теплу. Се Лянь прижался лопатками к лопаткам и почувствовал, как сбилось дыхание у человека за его спиной. – Тебе не за что извиняться, – голос Сань Лана был чистым, словно он и не думал спать. – Я могу как-то тебе помочь? Се Лянь покачал головой, но затем, опомнившись, ответил: – Нет, благодарю. Я сейчас постараюсь уснуть снова. Сань Лан позади напрягся. Он как будто хотел поспорить, но сдерживался. Лето подходило к концу, ночи становились холоднее, и те крохи тепла, что собрались между их спинами, были особенно желанными. Се Лянь, решив позабыть о приличиях до утра, прижался теснее. – Давай попробуем уснуть оба, – шепнул он. Чужое размеренное дыхание успокаивало. Сосредоточившись на этом нехитром движении, Се Лянь смог провалиться в глубокий сон без сновидений.· · • ✤ • · ·
Так прошло несколько дней. Они жили вдвоем, стараясь без нужды друг друга не беспокоить, но в то же время находиться рядом. Се Лянь старался привыкнуть к боли и однажды даже попробовал сделать несколько простых упражнений. Он потерпел неудачу и был очень разочарован собой. Если подумать, рассуждал он, ничего особенного не изменилось. Просто чувство вины превратилось в физическое увечье. Но разве он не жил с ним на протяжении шести столетий? Он привыкнет. Просто… Не так скоро, как надеялся. Сань Лана совсем не тяготила его компания. Юноша, несмотря на свой утонченный вид, любил работать и постоянно находил себе новые занятия. Он вымел и вычистил дом, починил крышу и заделал щели в окнах. Во дворе он сложил новый очаг, а ещё нашел в дальней кладовке большую щербатую бочку для купания. Се Лянь помогал в меру своих сил, но все валилось из его рук, и чаще он просто сидел неподалеку. На второй день Сань Лан отлучился. Вернувшись к вечеру, он принес целую корзину с рисом и другими простыми, но сытными продуктами. Этого им должно было хватить на пару недель. Се Лянь пообещал в следующий раз набраться смелости и накопить сил, чтобы выйти к людям. Быть может, Сань Лан будет так добр, что разрешит ему пойти вместе с ним. Имел ли Се Лянь право называть Сань Лана другом? Он задумался об этом к третьему дню. Сань Лан был замечательным, гораздо лучше самого Се Ляня. Он совершенно искренне дарил тепло и заботу, делил с ним по ночам одну циновку и старался сделать лучше их незамысловатый быт. Пожалуй, Се Ляню было стыдно отнимать у него время. Такой человек, как Сань Лан, мог бы добиться очень многого, но отчего-то решил застрять в глуши рядом с ним. Но всё-таки Се Лянь находил неожиданно приятным наблюдать за своим новым… другом. Он пока не решался сказать этого вслух, но всякий раз, встречая взгляд черных глаз, испытывал радость. Сань Лан был красив и всегда выглядел очень живым. Во всех его движениях читалось счастье, и Се Лянь только диву давался, что могло быть тому причиной. Быть может, ему просто нравилось жить. Утром четвертого дня Се Лянь проснулся неожиданно рано и услышал в воздухе тонкий аромат благовоний. Запах был едва уловим, но он не мог ошибиться. Очень давно именно такие благовония зажигали для него. Ухватившись за наваждение, Се Лянь сел. Циновка рядом пустовала и успела остыть. Стараясь не шуметь, Се Лянь встал, накинул верхние одежды и босиком прошел в комнату по соседству. Они приспособились здесь готовить, и Сань Лан сколотил невысокий стол, за которым было удобно есть. Но сейчас на тщательно убранном столе стояла курильница тонкой работы с одной-единственной палочкой благовоний. Рассветное солнце заглядывало в окно и отражалось от золотистого металла. Сань Лан, непривычно тихий и строгий, сидел к Се Ляню боком. Он сложил руки в молитвенном жесте и закрыл глаза. Его брови были чуть сведены, а длинные черные ресницы дрожали. Сейчас он был совершенно не здесь. На миг Се Лянь испытал укол грусти. Он не сожалел о том, что больше не получает молитв, несколько веков. Но сейчас, засмотревшись на Сань Лана, он подумал, что завидует тому божеству, которое слышит его слова. Не зная, куда отвести взгляд, Се Лянь взглянул на стол внимательнее и вдруг увидел за курильницей лист белой бумаги. На нем, без сомнения, был запечатлен образ того, кому молился Сань Лан. И Се Лянь, ругая себя за любопытство, подался вперед. Рисунок был написан очень талантливо и тонко. На нем был изображен юноша, держащий в одной руке меч, а в другой – нежный цветок. Он был одет в красное и золотое, а его голову венчала корона из цветов. Се Лянь поперхнулся вдохом, когда узнал свой собственный образ. Он невольно обхватил себя руками и замер на пороге, не зная, как спрятаться, пока его не поймали с поличным. Но именно в этот момент его гнилая удача в который раз от него отвернулась. Сань Лан глубоко вдохнул, совершая поклон. Затем на его губах появилась легкая улыбка. Он кивнул сам себе и медленно открыл глаза. Се Лянь, напротив, позабыл, как дышать. Сань Лан, все с той же нежной улыбкой, повернулся ко входу в комнату, где ему следовало бы спать. И встретился с ним взглядом. Сань Лан моргнул раз, другой, а затем на его лице отразилось понимание, и он сделался таким же красным, как собственные одежды. Его руки сами собой взметнулись к лицу, закрыв рот. Это было просто ужасно. И Се Лянь, надеясь хоть немного исправить ситуацию, упал перед ним на колени. – Прости меня, я не должен был!.. Рана отозвалась болью. Пожалуй, не стоило двигаться так резко, но Се Лянь полагал, что вполне это заслужил. Его голос прозвучал жалко, но почти сразу в тон ему воскликнул и Сань Лан: – Гэгэ, пожалуйста, нет! Только не передо мной! Скорчившись от боли, Се Лянь подумал, что выпрямиться будет не так-то просто. Он собрался действовать медленно и неспешно, но Сань Лан опередил его. Старые доски на полу прогнулись, вверх взлетело облачко пыли, и поверх белых рукавов Се Ляня упал красный подол хуфу. Но после некоторое время ничего не происходило. Се Лянь собирался с силами и старался дышать ровнее. Сань Лан же, невидимый, молча сидел рядом и, похоже, не знал, что ему предпринять. Но потом на спину Се Ляня осторожно, точно мотылек, опустилась теплая ладонь. – Ты не можешь подняться? – неуверенно спросил Сань Лан. Се Лянь, опершись о пол предплечьем, поджал губы. – Как это ни печально, – признался он. Рука Сань Лана после этих слов стала немного тяжелее и переместилась на его плечо, вторая же подхватила под локоть. С его помощью Се Лянь смог выпрямиться. Он тяжело дышал, а его лоб покрылся испариной. – Прости меня, – поспешил сказать Се Лянь, как только их глаза встретились. – Мне правда ужасно стыдно, я… – Не надо. Голос Сань Лана был непривычно глух. Обеими руками он перехватил запястья Се Ляня и зачем-то положил на собственные плечи. Се Лянь, все еще потерянный, не успевший справиться с болью, подчинился – а следом его мир покачнулся снова, уже в который раз за это утро. Сань Лан одной рукой крепко прижал его к собственной груди, а вторую просунул под колени и встал. Се Лянь окаменел от ужаса. – Ты надорвешься! Не надо! – сейчас он боялся даже вдохнуть. – Ничуть, я сильный. Гэгэ, дыши, – Сань Лан развернулся и легко унес его в комнату, прочь от блестящей курильницы и образа наследного принца, радующего богов. Сань Лан положил его обратно на циновку и придержал за плечо, не позволяя подняться. Взглянув в его лицо, Се Лянь прочитал гнев и не сразу понял, что направлен он вовсе не на него, а на повязку на груди, где медленно разрасталось алое пятно. – Гэгэ, – тут голос Сань Лана дрогнул, – я помню, что ты просил меня не смотреть на твою рану, но, пожалуйста, могу я помочь? Се Лянь чувствовал, как по груди словно растекается кипяток. Первым его желанием было попросить Сань Лана выйти и не смотреть. Он вспомнил курильницу и сложенные в молитвенном жесте ладони. Если Сань Лан однажды поймет, кто он на самом деле, наверняка ему станет противно. Се Лянь не знал, что в мире у него еще остались верующие. Из-за проклятых канг он не слышал молитв и не мог на них ответить – оттого эта сцена утром так его поразила. Но с другой стороны, Сань Лан определенно не хотел ему об этом рассказывать. Он молился в то время, когда Се Лянь не мог его увидеть, и оказался разоблачен совершенно случайно. Пожалуй, обнажить перед едва знакомым человеком душу было все-таки страшней, чем какую-то рану. Потому честность за честность, так должно быть справедливо. – Да, – голос едва не подвел Се Ляня. – Правда, это будет ужасно. Он думал так долго, что Сань Лан уже успел опустить взгляд и разочарованно поникнуть. Но, услышав утвердительный ответ, юноша сразу воспрял. – Я принесу теплой воды. Гэгэ, не вставай. В комнате было еще по-предрассветному сумеречно и свежо. Когда шаги Сань Лана стихли и хлопнула дверь на улицу, Се Лянь отчетливо ощутил, что циновка уже успела остыть. Лежать было зябко, и Се Лянь, поморщившись, потянулся за отброшенным в сторону плащом. Побоявшись его испачкать, он накинул плащ лишь на ноги и глубоко задумался. Ему случалось не раз терять лицо и падать очень низко. Он привык быть посмешищем. Но представив вдруг, как именно Сань Лан насмехается над ним, а потом отворачивается, Се Лянь понял, что не готов к этому. Может быть, все дело в том, что он давным-давно не получал доброго расположения безвозмездно. Может быть, его изменила болезнь. А может быть, Сань Лан просто очень ему понравился. Сань Лан вернулся быстро. Он принес большую миску с теплой водой и стопку чистых бинтов, на вид сделанных из шелка. Похоже, он раздобыл их во время похода в деревню, но не решился предложить. Стоило ему вернуться, как Се Лянь удивительным образом позабыл о холоде. Болезнь делает людей неприглядными. Он только теперь подумал, что будет обнажен по пояс, и вспомнил, что так и не вымылся в той бочке. Но… Се Лянь уже согласился принять помощь. Ему оставалось только незаметно вздохнуть и собраться с духом. – Что мне нужно сделать, Сань Лан? – опираясь на локоть, он сел и принялся одной рукой неловко тянуть завязки нижнего одеяния. Почти сразу его пальцы накрыли чужие, сухие и теплые. – Гэгэ, у тебя ледяные руки. Позволь мне, – Сань Лан легко справился с узлами. Он спустил с плеч Се Ляня нижнее ханьфу и помог выпутаться из рукавов. Его щеки горели, но взгляд был серьезным и строгим. Следом пришла очередь бинтов. Сань Лан снимал их бережно и плавно и остановился, только когда остался последний слой, насквозь пропитавшийся кровью. Одежда, расправленная, оказалась на циновке. Се Лянь снова лег. Сань Лан же оторвал край от чистого бинта и, смочив, склонился над раной. – Сань Лан, – попросил Се Лянь, – не бойся сделать мне больно, все хорошо. Руки юноши замерли, а затем он ответил, нахмурившись: – Я бы никогда не хотел сделать тебе больно. Он осторожно потянул, и край бинта, смоченный водой, отошел. Когда это случилось, Сань Лан остановился, глядя на рану совершенно ошеломленным взглядом. Се Лянь же, позабыв дышать, не отрываясь смотрел на его лицо, читая эмоции. Но он не видел того, чего так боялся. Это были не ужас и не отвращение, скорее боль, спрятанная очень глубоко под маской строгости. – Гэгэ себя не бережет, – только и сказал Сань Лан. Се Лянь виновато улыбнулся. – Я совершил ошибку, – неловко рассмеялся он, – и был за нее наказан. Это было справедливо. Но Сань Лан не согласился с ним. Нахмурившись еще сильнее, так, что его брови сошлись на переносице, он отчеканил: – Причинение боли тебе не может быть справедливым. Он принялся медленно протирать кожу вокруг раны, стараясь не смотреть Се Ляню в лицо, а, закончив, вытащил из кармана небольшую коробочку. – Это лекарство. Оно остановит кровь и поможет справиться с болью. Надо будет еще немного так полежать, чтобы оно подействовало – а потом я снова помогу наложить повязку. Сказав так, Сань Лан вытряхнул из коробочки на раскрытую ладонь щепотку мелкого порошка и осторожно подул на нее, следя, чтобы порошок равномерно осел на ране. Затем он убрал лекарство, накрыл Се Ляня плащом до пояса и принялся ждать вместе с ним. Прошло, пожалуй, несколько чи. Они сидели в тишине, а небо за окном сияло все ярче. Се Лянь продолжал всматриваться в лицо Сань Лана, размышляя, отчего тот к нему так добр. Они совершенно точно не встречались раньше, но даже полный дурак догадался бы, что Сань Лан отыскал его неспроста. Всегда почтительный и осторожный, а еще он, несомненно, был очень умен. Но как можно было позабыть такого невероятного человека? Думая так, Се Лянь сам не заметил, как рана, мучившая его последние несколько дней, стала меньше болеть. Сань Лан прервал его размышления, легонько тронув за плечо. – Гэгэ, уже должно было подействовать. Кровь остановилась, и если ты можешь сесть, давай я снова перевяжу тебя. Се Лянь кивнул, не отводя от него взгляда. И только когда Сань Лан закончил с перевязкой и помог ему одеться, он понял, что забыл его поблагодарить. Се Лянь схватил Сань Лана за руку, поднес к груди и крепко сжал. Мир вокруг отчего-то ощущался немного туманным, а голова налилась тяжестью. – Спасибо, что позаботился обо мне. Сань Лан вздрогнул. Его плечи приподнялись вверх, а выражение лица сделалось очень уязвимым. Се Лянь, не понимая причины, крепче сжал его ладонь и переплел их пальцы. Изящная и не слишком большая, с мозолями от пера или кисти, она очень понравилась Се Ляню. Забывшись, он потянул ее выше и прижался щекой. Сань Лан перестал дышать. – Гэгэ, пощади, ты погубишь меня, – взмолился он, но руку не отнял. Се Лянь охнул и разжал пальцы. Он попытался объяснить себе этот порыв. Чужая ладонь ощущалась в руках приятной прохладой, но главной причиной было, кажется, то, что он уже очень давно по собственной воле не дотрагивался до других людей. А дотронувшись, так восхитился, что позабыл о приличиях. – Ох, я не должен был! Просто она такая прохладная, и держать ее было так приятно, что я… – Се Лянь покачнулся и, чтобы не потерять равновесие, вновь вцепился в ладонь Сань Лана обеими руками. Но вместо того, чтобы оттолкнуть, Сань Лан положил другую ладонь ему на лоб. Теперь уже Се Лянь пропустил вдох от удивления, а Сань Лан понимающе и невесело хмыкнул. – Гэгэ, у тебя жар. И, вероятнее всего, он был прав, потому что ничем иным то, что произошло дальше, нельзя было объяснить. Се Ляню непременно захотелось доказать, что он в порядке. Придав голосу очень серьезный тон, он сказал: – Сань Лан, я правда очень благодарен тебе за то, что ты нашел меня и решил мне помочь, несмотря на все беды, которые я принес. Если хочешь, ты можешь называть меня тем именем, под которым знаешь. Сказав так, Се Лянь торжественно и выжидающе замер, рассчитывая услышать имя советника Фан Синя. Он уже поверил в то, что это действительно Лан Цяньцю прислал к нему Сань Лана. Но то, что случилось дальше, оказалось для него совершенно неожиданным. Сань Лан охнул и все-таки отнял обе руки, но только чтобы почтительно сложить их на коленях. Его лицо приобрело сложное выражение, на нем смешались радость и странная тоска. А потом он позвал, и голос его был тих и надломлен: – Ваше Высочество! Время остановилось. Из окна упал солнечный луч и лег между ними сияющим пологом. Се Лянь оказался залит светом, а Сань Лан, напротив, утонул в контрастной тени. Он молчал, но глаза его сияли, а уголки губ подрагивали так, словно он отчаянно хотел улыбнуться. Се Лянь же вздрогнул и закрыл ладонями рот. И время побежало снова. Сань Лан увидел, что назвал не то имя, которое рассчитывал услышать Се Лянь, и улыбка, так и не успевшая расцвести, померкла, сменяясь ужасом. Его брови взлетели вверх, а ладони сжались в кулаки. Он напрягся, явно собираясь сбежать. Промедли Се Лянь еще мгновение, вероятно, так бы и вышло. Но он успел. Быстро дотянувшись – практически упав – вперед, Се Лянь схватил Сань Лана, а потом обнял, так крепко, насколько хватило его сил. – Поймал, – шепнул он. – Прости, прости меня, я просто очень удивился. Сань Лан застыл под его руками. Он молчал, его руки и плечи била мелкая дрожь, а голова тяжело клонилась вперед. Се Лянь встал на коленях, оказавшись выше Сань Лана на целую голову. Его широкие белые рукава накрыли тонкую фигуру юноши, и вся эта ситуация отчего-то показалась Се Ляню смутно знакомой. Он осторожно надавил на затылок Сань Лана, не разрешая тому отстраниться, и принялся уговаривать его тихо и нежно: – Сань Лан, все хорошо. Я просто очень удивился, но если подумать, я сам первый назвал тебе свое настоящее имя. А если подумать ещё, я очень счастлив, что так вышло. Дрожь стала крупнее и охватила все тело Сань Лана. Он всхлипнул раз, другой, и вдруг разрыдался, вцепившись Се Ляню в плечи. – Я недостоин, – выдавил он сквозь судорожные вздохи. – Я опоздал. Не помог тебе, когда… Всегда не успевал! Се Лянь гладил его по спине и легонько покачивался. – Ты такой хороший. У меня очень плохая память, но ты так помог мне в эти дни. Ты меня спас, Сань Лан. – Нет! – Тише, – Се Лянь прижался щекой к его волосам. – Поверь мне, я не знаю, что бы я без тебя делал. И уже не хотел бы узнать, – совсем шепотом закончил он. Сань Лан всхлипнул. Он больше не спорил, но не переставал плакать, и Се Лянь утешал. Начинающийся день согрел воздух в комнате. Се Лянь почувствовал, что его силы закончились. Он стал медленно опускаться на циновку и тянуть Сань Лана, которого ему не хотелось отпускать, за собой. Тот все никак не мог успокоиться, насквозь промочив одежду на его плече, и прятал лицо. Се Лянь видел его черную макушку и чувствовал, что его лоб стал горячим. Как у маленького ребенка, у которого от слез поднялась температура. Трудно сказать, кто из них уснул первым немного погодя. Быть может, Сань Лан, дыхание которого становилось все спокойнее и ровнее, а слезы, наконец, остановились. Или Се Лянь, совершенно позабывший о собственных неприятностях.· · • ✤ • · ·
Се Лянь проснулся первым. Наступили сумерки. За окном медленно темнело сиреневое небо. Сев на циновке, он задумчиво посмотрел на Сань Лана. Прошло некоторое время, прежде чем Сань Лан, вздрогнув, распахнул глаза. Его грудь, до того неподвижная, стала размеренно подниматься и опускаться. – Гэгэ? – его голос был охрипшим после слез и сна. – Долго ты меня ждал? Се Лянь придержал его за плечо, испытывая задорное любопытство. – Я думаю, не дольше, чем ждал меня ты. Сань Лан, прости, но ты ведь не человек? Юноша вздрогнул, и остатки сна разом с него слетели. Его точно окатили ледяной водой. – Как ты?.. – Ты не дышал во сне, – тут Се Лянь еще сильнее надавил на его плечо. – Постой. Мне правда все нравится. Я только хотел сказать, что я понял, чтобы ты не переживал и перестал притворяться. Сань Лан глубоко вдохнул и медленно выдохнул. На Се Ляня с тревогой посмотрели два огромных черных глаза. – Гэгэ, я могу сесть? – Если пообещаешь не убегать. Се Лянь убрал руку, и Сань Лан тотчас взвился, как спущенная пружина. Он внимательно присмотрелся к лицу Се Ляня, а затем дотронулся до его лба и развел на груди одежду, проверяя бинты. Проделав все это, он так же резко отнял руки и сложил на коленях. Улыбнувшись, Се Лянь склонил голову на бок. – Я в порядке благодаря твоей помощи утром. Я думаю, мы могли бы что-нибудь съесть – если ты, конечно, хочешь! – он смущенно почесал кончик носа. – Я о многом хочу тебя расспросить, если ты согласишься рассказать. – Как твоя рана? – вместо ответа строго спросил его Сань Лан. Се Лянь повел плечами и почувствовал, что все осталось по-прежнему. Только боли было немного меньше. – Она не заживет. Но ты очень хорошо позаботился обо мне, и я чувствую себя просто отлично. – Дай мне время, – серьезно ответил ему Сань Лан, – и я смогу ее победить. От его слов Се Лянь не знал, смеяться ему или плакать. Он вспомнил это чувство впервые за очень долгое время. Похоже, он потихоньку возвращался к самому себе, и благодарить за это стоило Сань Лана. – Пойдем во двор. Мне хочется под небо, – попросил он и первым начал подниматься. Сань Лан последовал за ним. Во дворе они разожгли очаг, и Сань Лан пожарил с овощами вчерашний рис. Се Лянь внезапно почувствовал себя ужасно голодным и быстро съел свою порцию. Но Сань Лан только поковырял палочками рис и отставил миску. Он был заметно напряжен. Се Лянь не торопил его, позволяя начать разговор самому. Они так и просидели в молчании до глубоких сумерек, наблюдая, как в темном небе тают оранжевые искры. Когда по ногам потянуло холодом от источника, Сань Лан сходил в дом за плащом. Он накинул его на плечи Се Ляню, но тот, придержав его с одной стороны, приподнял с другой, выжидая. Сань Лан помедлил, но все-таки принял приглашение. Он уместился рядом, прижавшись к Се Ляню плечом и бедром. Потянувшись к огню длинной палкой, Сань Лан спросил: – О чем гэгэ хотел меня расспросить? Се Лянь задумчиво посмотрел на небо. – Если честно, мне интересно о тебе все. Но, наверное, это будет слишком невежливо с моей стороны. – Гэгэ не может быть невежливым, – Сань Лан зажмурился и с силой потер переносицу. – Ох, но… Хорошо. Ладно! Мы впервые встретились за несколько лет до твоего вознесения. Я был гораздо младше, поэтому ты меня не узнал. – Выходит, мы оба из Сяньлэ? – Се Лянь обернулся к нему, пораженный. Он почувствовал щемящую тоску и тихую радость. Получается, что с этого дня он больше не одинок, как прежде? – И ты… молился мне все эти годы? Сань Лан не ответил – кивнул, отводя взгляд, и Се Лянь воскликнул: – Прости! Я не мог ответить. Низвергнутые боги не слышат молитв. Помедлив, он дотянулся до бинтов на шее и, легонько дотронувшись до них пальцами, сказал: – Жое, можно не прятаться. После этих слов белая шелковая лента, которой было неряшливо замотано горло Се Ляня, пошевелилась и поползла вниз. Сань Лан, поднявший взгляд, нахмурился, увидев проклятую кангу. Се Лянь в ответ виновато улыбнулся. – У меня есть еще одна, на ноге. Их две, по числу низвержений. Но если ты расскажешь мне, о чем были твои молитвы, я буду рад попытаться что-нибудь для тебя сделать. Сань Лан нахмурился вновь. – Гэгэ, пожалуйста, не думай так обо мне. Я искал тебя, чтобы просто быть рядом. В день нашей первой встречи ты спас мне жизнь, а когда мы встретились снова, ты подсказал мне, в чем ее смысл. Я молился о том, чтобы ты не причинил себе еще больше бед, – он осторожно дотронулся до тугой повязки и огорченно поджал губы. – Но, кажется, ты не слишком умеешь о себе заботиться. Се Лянь смущенно кашлянул и отвернулся, глядя теперь, как танцует в очаге пламя. Он был сильно расстроен тем, что никак не мог узнать Сань Лана, и попробовал снова спросить: – Но все-таки, от чего я смог тебя спасти? Он догадывался, что ответ ошеломит его, но даже подумать не мог, насколько. Сань Лан ответил прямо, расправив плечи торжественно и немного обреченно: – Однажды Его Высочество наследный принц спас ребенка, упавшего со стены во время праздничного шествия. Этот ребенок был нищим уродцем, но Его Высочество носил его на руках и заботился о нем. Гэгэ, ты не должен помнить кого-то вроде меня, но… – Я помню! – перебил его Се Лянь. Широко раскрыв глаза, он обернулся вновь. – Как же я мог забыть! Тебя звали Хунхун-эром, – Се Лянь порывисто обнял его, уронив плащ на землю. – Я никогда тебя не забывал! Но… Выходит, ты погиб совсем юным? И это было не поветрие ликов? Мысли закружились в его голове невероятно быстро. Се Лянь помнил ребенка, которого утешал, а несколько лет спустя он увидел Сань Лана подростком. Мальчик, который страдал от голода, но не брал подношений с алтаря для божества. Последний верующий, который обещал своему богу не забывать его. Что ж, он действительно справился. Вот только что было с ним потом? Се Лянь отстранился, внимательно вглядываясь в лицо напротив. – Сань Лан, а это ведь не твой истинный облик? – Нет, – он вскинул брови, удивленный переменой темы. – Мой истинный облик уродлив. – Уродлив? – рана отозвалась острой болью, и Се Лянь, не сдержавшись, нахмурился. – Если гэгэ интересно, я как-нибудь покажу тебе, но… Гэгэ? – Сань Лан осекся, заметив перемену. – Тебе нехорошо? Се Лянь чувствовал, что рана снова начинает кровоточить. – Это было поветрие ликов? – прямо спросил он, забывая дышать от ужаса. Столетия назад наследный принц навлек на свой народ страшную беду. В те годы он был слишком самонадеян и верил, что сможет добыть стакан воды там, где его нет. Затяжная засуха в Юнъани вызвала восстание, которое превратилось в гражданскую войну, и династия правителей Сяньлэ была сметена. На полях сражений вспыхнуло страшное поветрие ликов, унесшее тысячи жизней. Выходит, тогда умер и его последний верующий. Но Сань Лан замотал головой. – Нет, все было не так. Я был солдатом и погиб, сражаясь за тебя. Он хотел утешить Се Ляня, но сказав так, не сделал лучше. Се Лянь, прикрыв грудь рукой, убито шепнул: – Значит, ты погиб из-за меня. Сколько лет тебе было? – Около двадцати. Гэгэ, – тут Сань Лан посмотрел ему в глаза и осторожно отстранился. Он присел перед Се Лянем на одно колено и, внимательно посмотрев на него, сказал: – Умереть за тебя в бою было величайшей честью. В очаге громко треснула ветка, выпустив в небо сноп искр. Се Лянь смотрел в лицо Сань Лану, но видел вовсе не знакомые черты, а улыбающуюся белую маску. В ответ на него взглянул давний кошмар, и рана обожгла его грудь болью гораздо более сильной, чем та, что причинил меч Лан Цяньцю. Бинты и одежда пропитались чем-то горячим, в воздухе запахло железом. Се Лянь почувствовал, что падает. Его сознание медленно уплывало, а в голове отчетливо билось: ты его погубил. Ты подвел своего последнего, самого преданного верующего. Призрак, назвавшийся Умином, отыскал его в самые темные дни и оставался рядом. Тогда Се Лянь решил отомстить людям Юнъани и навлечь поветрие ликов на них, но в последний момент одумался. По справедливости, проклятие должно было достаться Се Ляню, вот только Умин не позволил этому случиться. Се Лянь вспомнил черное небо и призрака в белой маске под ним. Умин выхватил из его рук меч, в котором были собраны озлобленные души погибших от поветрия. Он принял их гнев на себя и был уничтожен. Сейчас Се Лянь как будто вернулся в прошлое. Вокруг было темно, и он изо всех сил стремился к Умину – Сань Лану, – который ждал его впереди. Се Лянь снова был ранен, и рана мешала ему двигаться быстро, но он старался из последних сил, несмотря на боль. Он все равно не мог умереть, нужно было просто вынести еще немного боли. И он смог. Его пальцы ухватились за рукав чужой одежды и отчаянно сжались. Что-то горячее потекло уже по его лицу. Он слышал встревоженный голос Сань Лана откуда-то сверху, но никак не мог открыть глаза и ответить. Теперь с ним все точно в порядке, потому что он успел – так почему голос звучит с таким отчаянием? Се Лянь так и не смог ответить, падая все глубже в черноту. Но падение вдруг прекратилось. Чужие руки подхватили его под лопатки и затылок. Он оказался повернут лицом вверх, к небу, которого не видел. А потом его губы встретились с чем-то мягким и теплым, и в его давным-давно пустое тело потекла духовная сила. Она была удивительно горячей и очень быстро заполнила его без остатка. Кровь остановилась, оставив одежду неприятно сырой, а боль прошла. Се Лянь, распахнув глаза, теперь действительно увидел край неба, усыпанного звездами. Но еще он увидел то, что едва не заставило его потерять сознание снова. Сань Лан, склонившись над ним и закрыв глаза, целовал его, передавая духовную силу вместе с поцелуем. Его губы были осторожными и очень нежными, и он явно отчаянно боялся своей смелости. Се Лянь, которого прежде никто не целовал, подумал, что совершенно не против быть спасенным таким образом. Но все-таки духовной силы становилось слишком много. Се Лянь, боясь испугать Сань Лана, осторожно дотронулся до его щеки подушечками пальцев. Поток духовной силы разом иссяк. Сань Лан остановился и резко подался назад, тяжело и загнанно дыша. – Гэгэ, – его голос прозвучал непривычно потеряно, – так ты действительно погубишь меня. Что именно сказал Лан Цяньцю, когда нанес удар? – Он наказал меня за то, что я навлек беду на народы Юнъани и Сяньлэ, – отозвался Се Лянь. И только потом спохватился: – Постой, откуда ты знаешь про Лан Цяньцю? – Я хотел забрать у него этот меч, прежде чем он натворит бед, но не успел, – Сань Лан в задумчивости посмотрел на повязку. – Гэгэ, я надеялся исцелить ее духовной силой. Могу я посмотреть? – Конечно. Воздух возле очага был теплым, и раздеваться оказалось не так плохо. Се Лянь с любопытством взглянул на длинный шрам, показавшийся из-под бинтов. Он был совсем свежим и выглядел так, словно готов разойтись и начать кровоточить при любом неловком движении. – Сань Лан, я очень тебе благодарен, но не думаю, что она заживет вот так просто, – сказал он, дотронувшись до края. Сань Лан в ответ обреченно вздохнул. – Все не слишком хорошо, но и не слишком плохо. Если я правильно понял, то для того, чтобы рана зажила, ты должен простить себя сам. Се Лянь кивнул и развел руками, признавая поражение. Но ответ заставил его замереть на месте и растерянно уронить руки. – Ей просто нужно время. Гэгэ, ты не навлекал никакой беды. Если я правильно понимаю, ты, напротив, смог воспитать достойного правителя для этой страны. И через несколько лет все изменится к лучшему. А пока этого не случится, я буду присматривать за тобой. Очень внимательно присматривать, – закончил он, перехватив руку Се Ляня, которой он начал бездумно расковыривать край раны. Се Лянь виновато улыбнулся. Но прежде, чем Сань Лан вновь начал заботиться о нем, он выпалил: – Я знаю, что ты пока не готов показать твой истинный облик, – и Се Лянь был готов ждать столько, сколько потребуется. – Но что насчет имени? Я знал твое детское имя и когда-то называл Умином. Сейчас ты назвался Сань Ланом, но, думаю, что есть и другие имена. Как бы ты хотел, чтобы я к тебе обращался? Сань Лан пожал плечами. – Сейчас меня называют Хуа Чэном. Но, – тут он лукаво прищурился, – мне больше нравится, когда гэгэ зовет меня Сань Ланом.· · • ✤ • · ·
В тот день они просидели до глубокой ночи, осторожно расспрашивая друг друга о прожитых веках. Огонь уютно потрескивал, а над головой шумели сосновые ветви. В траве проснулись светлячки, и поляна вокруг приобрела совершенно волшебный вид. Се Лянь чувствовал, как горят его губы, и смущенно молчал, полагая, что Сань Лан всего лишь выбрал самый действенный способ передать ему духовной силы, и ничего больше. Точно ничего больше. После того, как Сань Лан исцелил его, Се Лянь смущенно удрал в дом сменить грязную одежду, а вернувшись, не нашел в себе сил начать этот разговор. Кажется, Сань Лан не думал оставлять его слишком скоро? Когда в брешь в сосновых ветках над их головами выглянула желтая луна, Се Лянь почувствовал, что Сань Лан рядом с ним странно изменился. Его плечи сделались выше и шире, а голос стал ниже и глубже. Набравшись смелости и посмотрев, Се Лянь увидел, что он повзрослел, превратившись из юноши в молодого мужчину. Его одежды остались красными, но теперь на его груди появились серебряные украшения, которые звенели в такт движениям. Его правый глаз оказался закрыт повязкой, и Се Лянь вспомнил бинты на лице ребенка, которого когда-то поймал. Глядя на светлячков в высокой траве, Се Лянь сказал: – Знаешь, мне вдруг вспомнился один вечер. Однажды я встретил торговца, который поймал много душ и заточил их в фонарики. Я выкупил их на последние монеты и отпустил, чтобы они обрели покой. Но одна душа пожелала остаться. Поднялся ветер. Травяное море, полное светлячков, поднялось и опало. Се Лянь улыбнулся, чувствуя себя странно счастливым. – И что сказала эта душа? – спросил у него Сань Лан. Се Лянь не стал ему говорить, что заметил перемену в его облике, но опустил голову ему на плечо, которое теперь оказалось немного выше и очень подходящим. – Тот призрачный огонек был очень стойким. Он сказал, что у него остался любимый человек где-то в этом мире и он хотел бы присмотреть за ним. Сань Лан хмыкнул, но нельзя было понять, одобрил он этот поступок или нет. – А ты, – спросил у него Се Лянь, набравшись смелости, – почему ты решил остаться? Если, конечно, я могу спросить. Море светлячков заволновалось вновь, и иные из них вдруг отделились от травинок и стали медленно подниматься в небо. Се Лянь запоздало вспомнил, что сегодня должен быть Праздник голодных духов и сейчас над поляной кружатся настоящие призрачные огоньки. – Я не ушел, потому что человек, которого я любил всем сердцем, остался здесь, – тихо прозвучало у него над головой. – Я не хотел разлучаться с ним и хотел его защитить. Се Лянь почувствовал, как его сердце гулко ударилось о ребра. Раз, другой. Он выдохнул и, не веря самому себе, поднял голову. Их взгляды встретились. Сань Лан молчал и смотрел на него, мягко, но как будто не ожидая ответа. Се Лянь моргнул и почувствовал, как мир вокруг стал размытым. По его щекам прокатились крупные слезы. – Сань Лан. Он, как и немногим ранее, встал на колени, вот только теперь он оказался с Сань Ланом одного роста. Се Лянь всхлипнул, обнял его и прошептал, уткнувшись в ключицу: – Сань Лан, только не говори больше, что я погублю тебя. Могу я не отпускать тебя? Дыхание в груди под ним сбилось, а на висок капнуло что-то горячее. – Да, – прозвучало над ним глухо и растерянно. – Да, не отпускай меня, пожалуйста, Ваше Высочество! Се Лянь закрыл глаза и улыбнулся, чувствуя себя невозможно, просто непозволительно счастливым. – Да!