Солнечные вспышки

Влюблённость Гаррета ушла, сменяясь чем-то более глубоким: любовью. Любовью, похожей на чёрную дыру в месте солнечного сплетения. Уизли сидит в кресле, расфокусированным взглядом рассматривая бутылку тёмного пива, сваренного буквально несколькими часами ранее. Вот что значит захмелеть… Сейчас глубокая ночь, и Винсент уже ушёл в свою гостиную, поэтому в Выручай-комнате Гаррет остался один, не в силах добраться до собственной кровати. Нет, любой кровати. Хотя… а зачем она нужна, если есть шикарный диван неподалёку. Гаррет с усилием перекладывает тело на него. Стягивает галстук, бросая его на пол к давно снятой мантии и жилетке, и расстёгивает верхние пуговицы на рубашке, чтобы легче дышать. Похоже, взрослые обманывали, когда говорили, что алкоголь помогает забыться, потому что в мыслях всё равно только Оминис: его шелковистые волосы, спадающие на лицо с запомненным наизусть расположением родинок, стройная фигура с прямой осанкой в безупречно выглаженной форме и… ледяные до озноба слова: «Мне просто было интересно с тобой». Ещё и дня не прошло, а Гаррет уже места себе не находит. Ему то хочется извиниться перед Гонтом за глупые мысли по поводу их совместного будущего, то не видеть слизеринца вовсе. И голова гудит так сильно, что кажется, будто рядом проезжает Хогвартс-экспресс, привозя для неё новых тараканов. И как же саднит грудную клетку. Это последствия неправильно добавленных в пиво ингредиентов? Гаррет не знает, но на всякий случай делает в голове пометки, чтобы в следующий раз поменять рецептуру. Он жмурится и вновь отпивает горький напиток, а потом ставит его на пол и отворачивается к спинке дивана, уткнувшись в своё одиночество, как в старый растянутый свитер: колючий, но такой привычный. Сон не идёт, вернее, он переплетается с отрывочными мыслями в бессвязный клубок. Гаррет, понемногу распутывает его, планируя полностью посвятить себя любимому делу и учёбе. А также напоминает себе не забывать почаще писать семье письма. И больше не пропускать занятия у тётушки. *** Последующие два дня Гаррет старается не замечать Оминиса, хотя всё равно неосознанно выделяет в толпе его светлую макушку. Во всю идёт подготовка к Рождественскому балу, но все усилия перевести фокус внимания на неё идут жмыру под хвост на уроке Зельеварения. Профессор Шарп, просматривая список отстающих студентов, как назло, на дополнительные занятия оставляет Гонта и Уизли. Гриффиндорец в первый раз проклинает себя за то, что всю осень устраивал показные представления и даже превосходно сваренные за последний месяц зелья не принесли нужных баллов. — Вы чем-то недовольны, мистер Уизли? — спрашивает профессор, видя на лице Гаррета недовольную гримасу. — Я рад, что вы исправились за последнее время, но предыдущих неудач это не отменяет. — Как долго продлятся дополнительные занятия? — Вклинивается в разговор Оминис. — Ближайшие три дня. Приходите вечером, в пять часов. Оставаться сколько дней с Оминисом практически наедине. До самого Рождества. Гаррет смотрит на слизеринца и видит на его лице отчётливое раздражение. Как ожидаемо. Внутри появляется щемящее чувство, которое опутывает тело словно дьявольские силки. Всю первую отработку парни стоят далеко друг от друга, и каждый занят своим делом. Со стороны выглядит так, будто они вообще едва знакомы. Профессор Шарп хвалит Гаррета за чудесно сваренное зелье, да так сильно, что плечо гриффиндорца от крепких одобряющих ударов преподавателя буквально начинает болеть. У Оминиса же всё выходит из рук вон плохо, судя по тяжёлым вздохам профессора и тому, что тот почти не отходит от непутёвого ученика, постоянно подсказывая пропорции добавляемых ингредиентов, и сколько времени требуется для того, чтобы те отдали зелью нужные свойства. Гонт выглядит мрачнее тучи, постоянно принюхивается и прислушивается к котлу. Со стороны это выглядит очаровательно. Гаррету немного жаль, что он не лицезрел подобного раньше, потому что на занятиях Оминис всегда стоит к нему спиной. Вечер следующего дня протекает так же, как предыдущий, но в кабинет внезапно вбегает запыхавшаяся заместитель директора школы. — Эзоп! — громко кричит она, а затем, заметив парочку студентов, женщина указательным пальцем поправляет очки и строго произносит: — Профессор Шарп, ваш чемодан прибыл. Он на лодочном причале. Мужчина в спешке срывается с места, звонко хлопая по столу газетой. Уходя, он говорит: — Я вернусь через пятнадцать минут! Нет, мне хватит и десяти. Мистер Уизли, вы же уже почти закончили? Будьте добры, помогите мистеру Гонту. — Но… — хочет было возразить Гаррет, но дверь за профессором закрывается, и парни остаются наедине. Оминис потухшим взглядом смотрит в сторону гриффиндорца. Теребит край мантии, а затем вовсе снимает её и аккуратно кладёт на стул. Гаррет заканчивает со своим зельем и на негнущихся ногах подходит к Гонту. — Привет. На каком моменте остановился? — тихо спрашивает он, почёсывая затылок. — Здравствуй. На тёртых скарабеях, — спокойно отвечает слизеринец, показывая порошок в ступке, а затем высыпая её содержимое в котёл. Гаррет встаёт рядом, смотря как Гонт мешает бурлящую жидкость, и еле слышно рассказывает ему о том, какую она должна приобрести консистенцию, чтобы после добавить новый ингредиент. Уизли поглядывает на Оминиса через плечо, украдкой и вскользь, как будто тот может заметить на себе нежелательный взгляд. Последующие минуты как будто тянутся вечность. Гонт явно нервничает: постоянно зачёсывает волосы и поправляет галстук. Впрочем, как и Гаррет, который места себе не находит, переступая с ноги на ногу. — Листья полыни, — бормочет Оминис, ощупывая свою половину стола, подсвечивая её поверхность красным свечением палочки. — А? — Или они на твоей стороне? Парни одновременно тянутся к связке травы, соприкасаясь пальцами. Гаррет берет её первым и сразу роняет на пол, как будто руки перестают слушаться. До безумия нелепая немая сцена заставляет гриффиндорца ощутить жар даже на ушах. Он быстро поднимает ингредиент и замечает на лице Гонта лёгкий румянец и… поджатые губы. Смущение. Почему? Уизли ведёт хлеще, чем от алкоголя, и он хочет сказать очередную нелепость, вроде: «Я согласен на эти несколько месяцев. Давай продолжим?». Но остатки гордости и самоуважения всё-таки берут верх. Гаррет бросает в котёл полынь. И теперь время снова измеряется количеством вращений черпака. Спустя ровно двенадцать — зелье готово, накрыто крышкой и поставлено на стол, чтобы настояться. Гриффиндорец отходит и садится на свой стул, рассматривая всё, что попадётся на глаза. Хочется сбежать, или, что более вероятно, не хочется. Вот бы остаться здесь с Оминисом навсегда: целоваться и обниматься, забывая о том, что за пределами скромного пространства кабинета есть что-то ещё, кто-то ещё. За окнами воет вьюга, тревожа старые рамы. Оминис отходит к одному из них и проводит по лицу рукой, будто смахивает накопившуюся усталость. Стоит так пару минут, а потом возвращается, чтобы надеть мантию. Уизли снова не замечает, как начинает пялиться. Вспоминает белоснежную мышь и хочет узнать, как у неё дела. Хотя вполне вероятно, что Оминис отдал кому-нибудь нежелательный подарок. — Гретта, — говорит Гонт, заставляя Гаррета вздрогнуть от неожиданности. — Что? — Мышь. Я назвал её Греттой. Оминис всё-таки читает мысли… Другого просто быть не может. Слишком много совпадений. Уизли не знает, что ответить, надо ли вообще отвечать? Неужели сейчас была попытка завязать диалог? Или, о, Мерлин, сблизиться вновь. Гаррет мотает головой, прогоняя очередное желание вернуть былые зыбкие отношения. Дверь отрывается, и наконец появляется профессор Шарп, держа в руке массивный чёрный чемодан. Уизли облегчённо выдыхает, а Оминис хмурится, крепко сжимая палочку. *** Гаррет возвращается в гостиную и видит у окна поникшую Натсай в окружении подруг. Он знает, что Винсент признался ей в своей симпатии к Себастьяну. — Да сразу было ясно, что ему нравится Свитинг с Пуффендуя! — громко утверждает Крессида Блюм. — Думаешь? А мне кажется, что он сохнет по Имельде Рейес, — рассуждает Нелли Оггспайр, потирая подбородок. — Я видела, как они вместе летают вокруг школы. Не просто так же. — А вдруг он сразу с двумя? — хихикает Крессида, прикрывая рот ладонью. — Или ни с одной из них! — Онай жестом останавливает взбудораженных сплетнями гриффиндорок. — Велика ли разница, кто именно ему нравится? Закрыли тему. Девочки, вы уже несколько дней только об этом и говорите. Я в порядке. Сердцу не прикажешь. Винс не виноват, что так вышло. Гаррет встречается взглядом с Блюм, и та быстро направляется к сокурснику. — Ты же друг Моргана. Скажи, кто ему нравится. — Не вопрос, а утверждение. Крессиде явно не достаёт тактичности. — Я, — без раздумий гордо заявляет Уизли, указывая на себя большим пальцем. — Кто ж ещё? — Очень смешно, Гаррет, — кривится Блюм. — У тебя ничего серьёзного спрашивать нельзя, как я могла забыть. Ну, одно мы знаем точно: его типаж — это кареглазые брюнетки. — С веснушками! — добавляет Нелли. — У Свитинг, Рейес и Натти они есть. А вы недалеки от истины, дамы. Гаррет, восхищённый девичьей интуицией, расплывается в улыбке, скрещивая руки на груди. Натсай подходит и прислоняется виском к его плечу. Подруги, перешёптываясь, тихо удаляются в сторону спален. Онай и Уизли дружат с четвёртого курса, хоть и не особо близко, и некоторые считают, что они идеальная пара, вот только сами друзья с этим не согласны. Конечно, Гаррет не рассказывал Натсай о своей неразделённой любви к Оминису, и вообще на вопросы об отношениях всегда отшучивался и говорил, что пиво единственная его страсть в жизни. Хотя, может быть, после выпуска так оно и будет. — Хочешь пойти со мной на бал? — спрашивает Гаррет. — Надеюсь, что это не из жалости? — косится Онай. — Ещё чего, забыла как мы на четвертом и пятом курсе танцевали? А вот в прошлом году ты променяла меня на Эверетта Клоптона. Я неделю не мог прийти в себя. — Уизли театрально накрывает лоб тыльной стороной ладони и закатывает глаза. — Клоптон ужасный танцор, согласиться пойти с ним — фатальная ошибка, я признаю свою вину. — Онай вытирает фальшивые слёзы. — Больше такого не повторится! — Конечно, потому что мы на последнем курсе. — О, ведь точно! А пиво новое принесёшь? — Целый ящик! Называется «Морозная стужа». Уверен, что этот вкус никого не оставит равнодушным. — Звучит многообещающе, — смеётся Натти. *** На последнее дополнительное занятие Гаррет приходит раньше времени, впрочем, как и Оминис, который стоит возле закрытого кабинета, облокотившись о стену. Парни здороваются и ждут профессора, каждый погружённый в свои мысли. Спустя какое-то время тишину нарушает Гонт: — Спасибо за то, что помог вчера, — спокойным тоном благодарит он. Гаррет готов помогать хоть каждый день, но никогда в этом не признается. — Это была не моя инициатива. — Я знаю, но всё равно… спасибо. Ты прекрасно объясняешь. — Оминис улыбается уголками губ и больше ничего не говорит. Гаррет застывает на его мягком выражении лица. Видит надежду… её каплю. Профессор Шарп опаздывает. Небольшой коридор словно постепенно сужается, наполняясь вакуумом. Уизли начинает задыхаться от желания сократить оставшееся расстояние до Гонта и поцеловать его вопросом: «У нас действительно нет будущего?». Ещё раз получить в ответ отказ и повторять этот круг до бесконечности. Гаррет в который раз ругает себя за сентиментальность. Сползает по стене и накрывает лицо ладонями. Поскорее бы каникулы. *** Наступает канун Рождества. Хогвартс каждый год в этот день утопает в праздничной суматохе. В гостиной Гриффиндора девушки демонстрируют подругам наряды и причёски. А парни, стоя неподалёку, глазеют, стараясь не подавать заинтересованный вид. Гаррет встречает Натсай в холле. Сводит брови и прикладывает ладонь к груди, говоря с искренним восхищением: — Потрясающе! Я ослеплён! — Правда? — Девушка крутится вокруг своей оси, как в танце, позволяя со всех сторон разглядеть летящее красное платье, украшенное золотистым орнаментом. В волосах Онай две заколки в виде рогов газели, а на шее несколько рядов разноцветных бус в технике ндебеле, об увлечении которой подруга рассказывала ещё в начале знакомства. — Но не слишком ли глубокий вырез? Уизли задумывается, пристально и изучающе смотря на слегка оголённую грудь: она действительно выглядит непозволительно притягательной. — Мерлин, Гаррет! — Прикрывается гриффиндорка, отходя на шаг назад. — Пойду повяжу атласный платок! — Онай уходит, по пути цепляя за собой смеющихся подруг. Гаррет же одет в классический костюм-тройку, отличительной чертой которого является тёмно-зелёный цвет. Из-под пиджака и жилета виднеется белая рубашка, а на шее красуется красный галстук, придавая образу рождественское настроение. Стоит только выйти из гостиной, и гриффиндорцы натыкаются на парней с других факультетов, ожидающих своих нарядных львиц. Крессиду встречает Клоптон. Гаррет и Натти, видя это, улыбаются друг другу, едва сдерживая смех. Бедняжка Блум сегодня будет с оттоптанными ногами. По дороге в Большой зал студенты снежным комом собираются вместе, поглядывая на ящик с пивом Гаррета, который тот несёт с помощью Левиосо. — Уизли, а в этот раз алкогольное? — спрашивает подошедший Хобхаус, от которого за версту несёт туалетной водой с хвойной отдушкой. Наверняка, вылил сразу полфлакона. — Нет, так что храбрость для поцелуя с девушкой придётся брать в другом месте. — Гаррет подмигивает и косится на кудрявую брюнетку рядом с когтевранцем. Она густо краснеет, отворачивая голову к окну и поправляя пышный лиф. Удивительно, как Данкану удалось отхватить такую красавицу. И как она ещё не задохнулась от въедливого и резкого запаха, щекочущего нос и заставляющего хотеть чихнуть. Спустившись по движущимся лестницам к гостиной Пуффендуя, Гаррет и Натти встречают лучезарную Поппи в жëлтом платье, похожем на цветок тюльпана. Свитинг приветствует и берëт Натти под руку. Девушки познакомились и сдружились ещё в прошлом году и всё благодаря Винсенту, который устраивал в Выручай-комнате посиделки на Хэллоуин и Дни рождения. Придя в Большой зал, большинство студентов сразу направляется к фуршетным столам, расположенным по краям танцпола. Гаррет с Натти не исключение. Коробка с пивом ставится на середину стола и тут же быстро опустошается, как по щелчку пальцев. Уизли вне себя от восторга, когда начинает получать лестные отзывы по поводу освежающего мятного вкуса, который очень кстати, если сегодняшний вечер закончится чем-нибудь пикантным. — Главное правило: после моего пива, как минимум в течении часа, не пить ничего другого! — напутствует Гаррет. Двери распахиваются, и появляются Оминис, Себастьян и Винсент, сразу привлекая к себе всё внимание. Но Уизли, ожидаемо, смотрит только на одного конкретного слизеринца: с зачёсанными назад волосами; одетого в дорогой белый костюм с чёрным галстуком и золотыми пуговицами и запонками. У Гаррета непроизвольно открывается рот, а бокал с лимонадом едва ли не выскальзывает из рук. Гриффиндорец отворачивается к столу преподавателей и глубоко дышит, стараясь унять аномально быстро бьющееся сердце. Завтра. Завтра начнутся каникулы и можно будет наконец-то покинуть Хогвартс. Слышится голос директора Блэка. Его праздничная речь, до жути затянутая и нудная, как и в предыдущие года, навевает скуку. Студенты позевают и ждут, когда появится музыка, а свет от магических свечей сменится с оранжевого на голубой и станет более приглушённым. Гаррет по-прежнему стоит рядом с закусками и одну за другой отправляет их в рот, следя за тем, как Винсент и Себастьян, оглядываясь, покидают Большой зал. Наверняка, у этих двоих будет запоминающаяся ночь. Гриффиндорец вновь переводит взгляд на Гонта, одиноко стоящего у колонны и скрестившего руки на груди. Он без пары, и это немного радует. Невидящие глаза Оминиса устремляются сквозь толпу прямиком на Гаррета. Он цепенеет и чувствует себя насекомым, пригвожденным к бумаге энтомологической острой иглой. Секунда. Две. Голос меняется. Теперь с трибуны вещает заместитель директора. Гонт поворачивает голову в сторону профессора Уизли, а к Гаррету снова возвращается способность двигаться. После короткой речи тётушки, зачарованный оркестр начинает играть весёлую мелодию, а студенты, уже вдоволь нахватавшиеся еды, пускаются в пляс, волоча за собой приглашённую парочку. Так делает и Гаррет, отрывая Натти от разговоров с Поппи. Гриффиндорка улыбается и размахивает платьем, кружась вокруг парня, а он изредка подхватывает или притягивает её за руку. Отвлечься, как же приятно отвлечься. Ноги ритмично двигаются в такт музыке, а голова освобождается от всех мыслей. Гаррет втягивает в танец и стеснительную Поппи, заставляя её раскрепоститься. Расправляет ей плечи и делает до комичного нелепые движения, чтобы девушка засмеялась и чувствовала себя не так зажато. Натсай берёт Свитинг за обе руки и кружит в танце, чуть ли не сталкиваясь спиной с другими учениками. Через несколько проигранных мелодий, Гаррет, запыхавшись, подходит к столу, чтобы выпить воды. Следом за ним прибегают подруги: растрёпанные, но довольные. — Надеюсь, что я ещё раз заставил тебя пожалеть о том, что ты выбрала Клоптона в прошлом году, — посмеивается Уизли, опустошая стакан. — Я пожалела тысячу раз и ещё тысячу раз сверху! — улыбаясь, убеждает Онай, поправляя платок на шее. Друзья ещё какое-то время болтают и обсуждают праздничную еду и предстоящие каникулы. Поппи делится рецептами, которые передавались в её семье поколениями. Гаррет мотает на воображаемый ус идею добавить в следующие пиво орехи и ежевику и назвать сие творение: «Барсучий укус». Начинаются медленные танцы, свечи начинают искриться жемчугом, напоминая ночное небо. Уизли замечает, как Натсай переводит взгляд за его спину и приподнимает в удивлении брови. — Можно пригласить тебя на танец? — Звучит голос позади. Гриффиндорец оборачивается и видит Оминиса, протягивающего руку в малом реверансе. Он недоумевающе переглядывается с Натти и Поппи: вдруг слизеринец приглашает кого-то них, ведь не может быть такого, чтобы он приглашал Гаррета, да ещё и на глазах у всего Хогвартса. — Я приглашаю тебя, Уизли. Жест Гонта не остаëтся без внимания, и остальные студенты начинают поглядывать и шептаться. — Нет, — тихо отвечает гриффиндорец, чтобы не привлечь ещё больше любопытных зевак. Хватает ошеломлённых подруг, хлопающих глазами. — Нет?.. — Оминис как будто спрашивает сам себя. Убирает руку, сжимая её в кулак и прикладывая к своей груди. — Нет, — повторяет Уизли ещё тише. Гонт «зажигает» палочку и уходит из зала, а Гаррет… сам не зная зачем, идёт следом, пока Оминис не останавливается во дворе у каменных перил, покрытых толстым слоем снега. — Что это было? — тихо спрашивает Гаррет, смотря на профиль слизеринца. — Твой отказ, — отвечает Гонт, напрягая спину и сутулясь так, что видно выступающие острые лопатки под пиджаком. — А что ещё я должен был ответить? Неужели ты думал, что я отвечу «да»? Оминис смахивает белоснежные хлопья с перил и обхватывает их одной рукой, а другой всё так же держит, опущенную вниз «горящую» палочку, которая теперь освещает снег под ногами. — Мне не хватает того, что между нами было. — А что между нами было, Гонт? — злится Уизли. — А, точно, как я мог забыть — это был… интерес. — Гаррет… — По имени. — Я бы хотел извиниться перед тобой. Вероятно, стоило обсудить всё сразу, чтобы не было недопонимания. Наши отношения… Я бы хотел их продолжить. И после выпуска тоже. Гаррет не верит в то, что слышит. Это сон? Очередной влажный сон, наверняка, он. — А как же твоя семья? Продолжение рода и всё такое. — Я у родителей, мягко говоря, не самый любимый ребёнок. Мной всегда недовольны по многим причинам, так что я привык к тому, чтобы идти наперекор устоявшимся семейным традициям. По планам отца, я вообще должен был жениться на сестре, которая младше меня на пять лет. Конечно же я отказался, ведь это полнейший абсурд. После были брачные контракты с другими чистокровными семьями, но я по-прежнему отвечал отказом, дожидаясь девушки своей мечты. Думаю, что тебе не стоит знать, как именно отец меня наказывал. Но тогда я был юнцом, который палочку использовал только, чтобы «видеть» хоть что-то и творить простые заклинания из школьной программы, но теперь мои способности… отличаются. И я больше… не боюсь. — Оминис после продолжительной речи ненадолго замолкает, а Гаррет смотрит на заснеженные верхушки деревьев вдалеке, обдумывая то, что только что услышал. — Я не мог ни с чем сравнить своё отношение к тебе, у меня не было ничего подобного ранее. Я встречался с девушками, которые мне нравились, но их больше интересовали моя фамилия, статус, брак, а не я сам. Поначалу я думал, что да, так и должно быть, ведь все живут по такому принципу. Но… встретив тебя… — Оминис прикрывает лицо и как будто собирается с силами, чтобы сказать последующие слова: — Я, похоже, влюбился в тебя, Гаррет. Хотя признаюсь, что всего неделю назад я думал, что это был просто интерес. — И что изменилось за эту неделю? — Я многое понял… Что ты тот человек, который понимает меня с полуслова. С тобой легко и комфортно. Ты умеешь слушать, и мне нравится слушать тебя. Не только слушать, но и касаться. Меня тянет к тебе как магнитом: я всегда улавливаю твой запах, если ты проходишь или проходил рядом, слышу в толпе голос, различаю шаги и даже шорох одежды. Ты часто щёлкаешь пальцами, и громко «хмыкаешь», когда приходит новая мысль, а когда озадачен, то чешешь кудрявую копну волос. А ещё я скучаю по твоим поцелуям, в жизни не испытывал ничего приятнее… Меня бросает в дрожь, когда подумаю о том, что будет, если мы зайдём дальше, но я безумно этого хочу. — Оминис поворачивает голову к Гаррету и печально улыбается. — Вот что я понял за эту неделю. А ещё я понял, что в твоём пиве есть секретный ингредиент, потому что сам бы я никогда не признался в том, что сейчас сказал. Уизли не понимает о каком пиве речь, ведь Гонт точно его не пил. Все бутылки были разобраны ещё до прихода трио слизеринцев. Но мысли об этом тут же выветриваются, когда Гаррет видит, как Оминис облизывает губы и поглаживает шею, словно тлеет в ожидании ответа. Но вместо него слышит вопрос: — Оминис… поцелуемся? — Уизли подходит ближе и гладит чужую щёку и скулу, обводя указательным пальцем родинки. Каждую из них. Гонт трется о ладонь Гаррета и целует её внутреннюю сторону, вызывая лёгкую щекотку, а после приближается вплотную, обвивая его шею и соприкасаясь губами. Поцелуй отличается от тех, что были ранее: он не изучающий, не глубокий, не страстный, а… обволакивающий, мягкий, согревающий, подтверждающий, что больше спешить не надо, ведь теперь время есть. Слышен скрип открывающейся двери, но Гаррету всё равно, если их кто-то увидит, Гонту, судя по всему, тоже. — Я так ждал этого, — шепчет Оминис в губы, а затем снова их целует, прихватывая и облизывая кончиком языка. — Я до сих пор не верю в происходящее, — признаётся Уизли, поглаживая светлый затылок. — Хочешь… уединиться? — О, для чего же? — Гаррет старается скрыть волнение за улыбкой. — Ты знаешь для чего, ведь ты тоже читаешь мои мысли. *** Как только слышится лязг решётки, закрывающий проход в Крипту, Оминис прижимает Гаррета к ближайшей стене и собственнически целует его губы и шею, оставляя влажные следы, которые тут же обдаёт прохладой стылый воздух. Руки Гонта, кажется, повсюду: путаются в волосах, очерчивают лицо, сжимают напряжённые плечи; вот они уже вынимают пуговицы жилета, а затем оказываются на твёрдых от мурашек сосках под расстёгнутой рубашкой. Оминис словно изучает и запоминает очертания мышц Гаррета, а так же каждой его выступающей косточки и вены. Уизли дрожит, сминая ткань пиджака Гонта, не в силах сделать что-то ещё. Сердце колотится как бешеное, а дыхание становится слишком рваным и поверхностным. Все чувства одолевает трепет. Оминис ненадолго отрывается и, склонив голову, прислушивается к Гаррету, поглаживая его обнажённую грудь. — Пойдём на диван, — говорит Гонт, беря парня за руку и волоча за собой. Уизли еле передвигает ватными ногами: в Крипте так темно, что почти ничего не видно, лишь силуэты предметов. Это придаёт интимности, но в тоже время немного пугает. — Зажжём огонь? — спрашивает Оминис, усаживая Гаррета на диван, а сам остаётся стоять рядом. — Ты всегда знаешь, чего я хочу. Гонт машет палочкой, заставляя зачарованные свечи вновь загореться. Отблески, похожие на закатное мерцание, ложатся на стены, пол и колонны. Расфокусированным взглядом кажется, что сейчас начнется пожар, вот только Гаррет даже не думает из него спасаться. — Интересно, что ты захочешь следующим? — Слизеринец лукаво улыбается, ослабляя галстук одним пальцем. Гаррет зачаровывается не хуже свеч, наблюдая за тем, как Оминис раздевается: снимает пиджак и жилет, вешая их на спинку дивана, а после медленно расстёгивает пуговицы и запонки на рубашке. Гонт знает, что у него красивое тело и не стесняется его демонстрировать. Сняв обувь, брюки и нижнее белье, он склоняется к гриффиндорцу, обхватывая его подбородок, и с придыханием говорит: — Гаррет, я хочу тебя. Никого и никогда так сильно не хотел, как тебя. Уизли замирает, поглядывая на то, как подёргивается член Оминиса, увеличиваясь в размере. Гаррет шумно проглатывает слюну и чувствует, как тесная и плотная ткань брюк теснит собственное возбуждение. — Разрешишь мне? — мягко спрашивает Оминис, медленно лаская себя рукой. — Ч-что именно? — решается уточнить Гаррет, хотя понимает на что намекает слизеринец: быть сверху. — Раздеть тебя. — Гонт хищно улыбается, обнажая зубы. — А ты что подумал? Он снимает с Уизли обувь и один элемент одежды за другим, аккуратно и бережно вешая костюм рядом со своим. Оставшись полностью нагим, Гаррет устраивается на половине дивана. Сгибает ноги и не сдерживается: тоже притрагивается к себе, размазывая капельки смазки по изнывающей от ожидания прикосновений головке. Оминис садится на колени рядом с гриффиндорцем, обхватывает его икры и наклоняется к паху. Гаррет издаёт хриплый стон, когда Гонт берёт в рот и начинает двигаться. От приятной влаги и давления плотно сжатыми губами удовольствие разливается тёплой волной по всему телу. Гаррет, пристально наблюдая, сильнее разводит ноги и чувствует, как глубоко скользит член, проходясь по изворотливому языку и утыкаясь в горло. Движения Оминиса слишком быстрые, слишком приятные, слишком страстные. Так много слишком, что оргазм уже стремительно близко, но хочется, чтобы этот волшебный вечер затянулся на подольше. Гаррет нежно хватает Гонта за волосы и заставляет поднять голову. — Что случилось? Тебе не нравится? — беспокоится он, сводя брови. — Нет, как раз таки слишком нравится… Боюсь позорно кончить через минуту, — зачем-то признаётся Уизли, но не чистосердечно, ведь со временем он явно ошибся: хватило бы и десяти секунд. — Давай поменяемся? — Хорошо. — Оминис соглашается, расплываясь в смущённой улыбке, и ложится затылком на изголовье дивана. Гаррет же садится на ноги и рассматривает желанное тело перед собой. Он обхватывает ладонями шею, соприкасаясь большими пальцами в ярёмной впадине; спускается ниже к груди и животу, а затем останавливается на боках, поглаживая выступающие тазобедренные косточки. Наблюдает за приоткрытыми глазами, утопающими в длинных ресницах и за влажными и покрасневшими губами, которые только что вытворяли такое, что Гаррет ещё долго будет вспоминать, ублажая себя перед сном. Впрочем, происходящее сейчас по-прежнему им и кажется. Сном в Рождественскую ночь. — Гаррет? — Оминис приподнимает голову и трогает его кисти рук, подрагивающие на мягкой коже. — Ты невыносимо красивый. И это слово не нуждается в синонимах или дополнительных эпитетах. Оминис застенчиво приподнимает уголки губ, отворачивая лицо. Упирается ступнёй в бедро Гаррета и приподнимает большим пальцем нуждающийся во внимании орган, намекая парню, чтобы тот наконец-то приступил к делу. Уизли обхватывает кольцом головку и оттягивает крайнюю плоть. Собрав побольше слюны, он ведёт языком линию от кончика до основания, наблюдая за тем, как член снова твердеет и наливается, демонстрируя выступающие голубоватые венки. Гаррет, предварительно убрав зубы, аккуратно вбирает его в рот. Оминис шумно дышит, прикрывает глаза предплечьем и облизывает верхнюю губу, застывая на ней языком. Гаррет какое-то время размеренно двигает головой и старается доставить как можно больше удовольствия, вот только Гонт по-прежнему слабо выражает эмоции. Ему приятно? Уизли впускает в себя больше длины, активно помогая ладонью. Оминис приподнимается, надавливая рукой на затылок Гаррета, задерживая его в этом положении и наращивая темп. С губ слизеринца срываются несколько сладостных звучных стонов, которые приятно обволакивают уши. Через пару секунд ладонь покидает голову, а член выскальзывает изо рта, вытягивая за собой белую ниточку слюны. Гаррет размазывает её рукой и переводит дыхание, поглядывая на Оминиса. Тот виновато склоняет голову и тихо шепчет, улыбаясь: — Можешь меня наказать. Сейчас отличный шанс перехватить инициативу. Нельзя его упускать. Уизли приподнимает Гонта за ягодицы: так лучше видно… всё. Гаррет целует бедро, постепенно скользя губами к колечку мышц, оглаживая его языком и проникая кончиком внутрь. Оминис не противиться, и это приятно радует. Он поджимает пальцы на ногах и прерывисто дышит, а на головке выступают новые капельки смазки, которые Уизли тут же размазывает массирующими движениями. Оминис слабо двигает бёдрами навстречу то языку, то ладони, а с его пересохших губ срывается шипение. Парселтанг? Он звучит так мелодично и действует на Гаррета как валериана на кота. Уизли, обильно облизав указательный палец, плавно вводит его внутрь. Стенки внутри такие узкие и мягкие, сложно поверить, что туда может поместиться что-то больше пальца. Гаррет поглаживает их, изучающими движениями: не быстро, но и не медленно. Достаточно, чтобы не чувствовать отторжения, ведь он знает: какого это. Гаррет удовлетворял себя так не раз, представляя, как Оминис насаживает его на свой член. Конечно, Уизли чаще видел себя в другой роли, но он бы никогда не подумал, что фантазии могут станут реальностью. Прямо сейчас. — Оминис, — зовёт Гаррет, придвигаясь и наклоняясь к лицу Гонта, обдавая его горячим дыханием. Прикусывает щеку, языком касается губ, подхватывая их и проникая внутрь рта. Поцелуй успокаивающий и смягчающий возможную боль, потому что Уизли добавляет второй палец, предварительно увлажненный собственной естественной смазкой. — Я хочу зайти дальше, но не уверен, что у меня получится. Ты… ты хочешь этого? — Ты ещё спрашиваешь? — сквозь улыбку шепчет Оминис. — Во внутреннем кармане моего пиджака… Возьми. Гаррет несколько секунд медлит, обрабатывая услышанные слова, а потом тянется и достаёт небольшую баночку и оглядывает: нет ни этикетки, ни каких-либо опознавательных знаков. Откручивает крышку и принюхивается: запах тоже практически отсутствует. — Что это? — спрашивает Уизли, растирая бесцветную субстанцию пальцами. — Смазка, что же ещё. Морган дал мне её сегодня утром со словами: «Вдруг понадобится». Он вообще как будто всё заранее спланировал, чёртов сводник. Гаррет представляет Винсента с ангельскими крыльями за спиной, шлёт ему воображаемое: «Спасибо» и обещает следующее пиво назвать в его честь. Набрав побольше вязкой жидкости на пальцы, Уизли вводит их в Оминиса. Намного лучше слюны. Внутри теперь так скользко и приятно. Гонт непрерывно постанывает низким и бархатным голосом в такт движений руки. Становится невыносимо горячо. Сладкая истома расплывается от места ниже живота. Пожар всё-таки начался, но Гаррет по-прежнему не думает из него спасаться. Он едва ли не задыхается от удушающего дыма желания. Высовывает пальцы и обильно натирает смазкой свой член, а после медленно проникает им внутрь, впиваясь пальцами в бёдра Оминиса и сильнее прижимая их к его груди. Гаррет нависает над парнем, целует в висок и одновременно с этим делает первый пробный толчок. Гонт жмурится и прикусывает губу, но не издаёт ни звука. — Оминис… Ты в порядке? — Дай мне привыкнуть, — тихо отвечает Гонт. — Ты так сильно сжимаешь меня… — почти стонет Гаррет. Он вновь выпрямляется, чтобы лучше контролировать процесс. Выходит из тесного горячего отверстия и вновь погружает в него головку, запрокидывая голову и закрывая глаза от скручивающего удовольствия. Оминис ёрзает на диване, ногой притягивая Гаррета к себе и заставляя его войти глубже. Не в силах больше сдерживаться, тот начинает двигаться, сжимая член Оминиса и пытаясь подстроить движение ладони под ритм собственных толчков. Постепенно они становятся быстрее, резче и звучнее. Всё ближе к грани, чтобы вместе потеряться в ощущениях. Громкие стоны сливаются в унисон, вибрацией проходя вдоль тела и резонируя друг об друга. Гаррет плавится, тает и парит — он во всех состояниях одновременно. И уверен, что Гонт тоже, судя по тому, что его возбуждение во время процесса остаётся таким же твёрдым. Когда на белоснежной коже проступают сверкающие от свечей капельки пота, то Гаррету сразу хочется их растереть, впитать, слизать. Он тянется к влажной шее, кусает и посасывает её, наслаждаясь солоноватым вкусом. В практически непроглядной тьме Крипты нет ничего естественнее, чем тянуться к свету, и сейчас свет — это Оминис, сжимающий плечи Гаррета, облизывающий его ухо и прикусывающий мочку. Уизли протискивает руки за спину Гонта и поднимает его, заставляя поменять позу и сесть на свои бёдра. Кожа опаляется в местах тесного соприкосновения. Гаррет помогает Оминису двигаться: обхватывает его за ягодицы, задавая темп. Утыкается носом в ключицу и чувствует, как Гонт подходит к финалу, всё активнее и сильнее потираясь членом о его живот и шипя на ухо незнакомые слова. Оминис кончает, подрагивая и покрываясь ощутимыми мурашками. Он сдавливает Гаррета так сильно, что тот начинает неконтролируемо вбиваться внутрь, напрочь теряя последние крупицы самообладания. Гонт царапает его шею и выгибается в спине, жмуря глаза и жадно хватая ртом воздух. По телу разливается нега. Уизли выплёскивается внутрь, несколько раз содрогаясь и притягивая Оминиса к себе ещё ближе, обвивая руками. Может ли быть что-то приятнее? Гаррет уверен, что нет. Парни переводят дыхание и наслаждаются объятиями друг друга в лёгких едва осязаемых поглаживаниях. — Оминис… как ты? — украдкой спрашивает Уизли, чувствуя лëгкий укол вины. Гонт падает на спину, утягивая за собой Гаррета. В невидящих глазах, похожих на зеркало, столько нежности, что всё внутри переворачивается от переизбытка эмоций. — Я в порядке, — спокойно отвечает Оминис, поглаживая кудрявые волосы. — Ты до сих пор во мне, Гаррет. Хочешь продолжить? Я чувствую, что у тебя до сих пор стоит и весьма… явно чувствую. Уизли стыдливо вытаскивает член и прячет лицо в изгиб шеи Гонта. — Это был наш первый секс, так что ничего страшного, что он оказался немного неловким, — добавляет слизеринец, заставляя Гаррета покраснеть ещё сильнее. — А сколько… у тебя было… до меня? — Девушек было три, и в задницу меня никто из них не имел, если тебе интересно, — смеётся Гонт, лохматя кудрявую макушку. — Это было необычно… — Необычно «хорошо» или необычно «плохо»? Наступает молчание, сопровождающееся задумчивым долгим: «Хм-м-м». — Хорошо. Гаррет расслабленно выдыхает и прикусывает парня за подбородок. — Ты так долго отвечал, у меня сердце чуть в пятки не ушло. — Я дразню тебя, Гаррет, — Оминис нажимает на кончик его носа указательным пальцем. — Как дразнил на лекции профессора Бинса. И со свитером, ведь на самом деле он мне понравился. Просто… хотелось повредничать. Узнать, действительно ли я тебе симпатичен, или ты сбежишь после глупой ссоры. — Я устроил дуэль с Себастьяном. Спал с тобой, когда ты был в облике змеи. С чего бы мне сбегать из-за какого-то свитера? — М-м-м… Спал со мной, когда я был в облике змеи. — Гонт ухмыляется, смакуя слова. — А ты бы… хотел? — Что? — Гаррет рассматривает его лицо, пытаясь понять, шутит он или нет. — Забудь, я не спрашивал. — Оминис, улыбаясь, накрывает ладонью глаза и покрасневшие щёки. — Мерлин… Я такой идиот. Гаррет тоже вспыхивает, вспоминая свои фантазии на эту тему, но честно отвечает: — Я думал об этом. Но не заходил далеко, конечно. — Ты всегда такой прямолинейный. — А ты можешь превращаться когда угодно? Я слышал, что это сложный процесс. Гаррет не рассказывает, что слышал это от Натсай, потому что та не давала разрешения разглашать свой секрет. — Да, когда угодно, я долго этому учился, мне даже палочка не нужна, но… это зрелище не из приятных. Себастьян как-то раз увидел меня за превращением и потом ещё долго приходил в себя. Говорил, что это похоже на трансгрессию, но только эм… «мерзкую». А что? Хочешь, чтобы я превратился? — Ты только не подумай, что у меня какие-то пошлые мысли… — Конечно нет, Гаррет. Ведь не ты недавно признавался в том, что именно такие мысли тебя и посещали. Уизли опять зарывается лицом в шею Оминиса, а пальцами перебирает его рёбра, вызывая щекотку и звонкий смех. — Задержимся здесь? Не хочу уходить, — просит Гаррет. — Хочешь встретить Рождество в Крипте? Интересный выбор. — Я хочу встретить его с тобой. Завтра я уеду к семье и ты, наверное, тоже. — Это всего лишь на неделю. — Да, знаю… Но… — Встретимся на каникулах? — Да! — громко соглашается Гаррет, а потом тихо добавляет: — Если хочешь, то можешь приехать ко мне… И даже остаться на ночь. Как друг, конечно. Я не буду распространяться о том, что мы вместе. И Гретту тоже бери с собой. Моей младшей сестре она очень понравится. Оминис молчит какое-то время, застыв рукой на спине Уизли, а тот корит себя за нелепое предложение. Кому захочется встретиться с его многочисленной шумной семейкой? — Спасибо за приглашение, я очень рад, — тепло отвечает Гонт, целуя Гаррета в макушку. — Ты даже не представляешь насколько.