the art of precious scars

Простыни мягкие. Холодные и хрустят под спиной Дазая. Над ним кипит Чуя, предлагая поцелуи, которые превращают Дазая в тающую лужицу изнуряющего желания - поцелуи, которые он поглощает с жадностью и голодом, и жгучим желанием навсегда отвлечься от своей проклятой склонности к размышлениям. Это работает безотказно. Он чувствует себя придавленным пристальным вниманием Чуи; испепеляющая энергия его способности, поглощает его, заставляя Дазая чувствовать себя живым и безумным, а все остальное - великолепным. Это беспокойная погоня за фрикциями, когда Чуя прижимается к нему. Настойчиво. Сильно. Он прерывает поцелуй, но остается невероятно близко, скашивая глаза, когда смотрит на Дазая сверху вниз c расширенными зрачками. - Как ты хочешь это сделать? Дазай облизывает губы. - Я уже говорил тебе, - отвечает он, проглатывая чувства, которые крутятся у него в животе, как рыба, плывущая против сильного течения. - Ты не... то есть, ты это сделал... но не совсем. - Чуя качает головой - с такой силой, что по телу пробегает дрожь, заставляя его прижаться к бедру Дазая. Он издает приглушенный вздох, опускает голову и переводит рассеянный взгляд на Дазая. Эти усилия выглядят мило. Напоминает Дазаю обо всех способах, которыми он хочет заставить Чую немного порычать. Охваченный волнением, Дазай берет верх - в его шатких чувствах и рассеянных мыслях - ему нужно еще немного поумничать. Согнув колено, он закидывает ногу Чуе на талию. На лице Накахары проступает понимание, и он выражает свое одобрение плану игры Осаму в кривой улыбке - понимающей и совершенно убийственной улыбке, которая пронзает грудь Дазая и требует всей теплоты, которой у него нет. Осаму сгибает пальцы и толкает Чую в плечо. - Готов к этому? Взъерошивание простыней, быстрое движение, использующее вес тела Чуи в качестве импульса, а затем Дазай переворачивает их. Умело и эффективно. Потянувшись, Дазай садится одним плавным движением. Он наклоняет голову так, что волосы падают на лицо, закрывая глаза достаточно, чтобы придать им таинственность, но не прерывая полностью зрительный контакт. Откатываясь назад, он разводит ноги, ставя их по обе стороны от бедер Чуи. - Хочу тебя, - говорит он, протягивая руку к члену Чуи, потому что он прямо здесь - осязаемый, просящий внимания, твердый и напряженный, упирающийся в его подтянутый живот. Чуя выдыхает со вздохом, опуская глаза, когда Дазай проводит пальцем по его члену. Он с силой прижимается губами к его губам. Его глаза снова открываются, зрачки плавают над глубокими голубыми галактиками. - Я знаю. Мы говорили об этом, и это взаимно, - шепчет он, опуская руку вниз, чтобы обхватить бедро Дазая, сжимая и слегка потирая кожу. - Но не мог бы ты немного конкретнее сказать, чего ты хочешь от меня? Вместо правильного ответа Дазай начинает двигать рукой, своим запястьем, поглаживая вверх и вниз по всей длине члена Чуи. Медленное, грубо, затягивающе. Рот Чуи открывается от изумления, и Дазай мысленно делает снимок - сохраняет эту картину в своей памяти в папку "любимое". - Хорошо? - спрашивает он, хотя в этом нет необходимости - то, как Чуя извивается, само по себе является красноречивым ответом. Дазай мог бы заниматься этим всю ночь. Наслаждаться тяжестью возбуждения под его ладонью, толстой и твердой, играя на Чуе, как на скрипке. Чуя кивает, кудряшки падают на его порозовевшие щеки, когда он поворачивает голову. - Очень... очень хорошо, - его припухшие от поцелуев губы приоткрываются во вздохе. Он выглядит таким удивительно развратным: расширенные зрачки, набухшие соски, само совершенство. Дазай позволяет своей свободной руке блуждать по телу Чуи, исследуя изгибы и впадинки, пощипывая мягкую кожу над твердыми краями мышц. Теплый. Крепкий. Он крепче сжимает член Чуи, ускоряя темп, ведя вверх и вниз, продолжая это гипнотизирующее скольжение. Чуя закрывает глаза. Его дыхание прерывается шипением, сухое прикосновение руки Дазая, вероятно, граничит с болью. Тем не менее, он двигает бедрами, словно хочет большего, смотрит на Осаму затуманенными глазами, его рот приоткрыт в беззвучной мольбе. Дазая охватывает новая волна возбуждения — толчок импульсов, который заставляет его впиться ногтями в талию Чуи. Он опускает руку, чтобы полюбоваться своей работой - маленькие розовые полумесяцы - но они быстро исчезнут, и это ранит больше, чем следовало бы. Дазай хочет оставить неизгладимый след, татуирует Чую по всей коже своими собственными метками. Руку, которая все еще гладит член Накахары, покалывает. Он двигает запястьем вверх, проводит большими пальцами по головке, в то время как другая его рука оставляет талию Чуи и сжимает основание его члена в крепком захвате. Чуя снова шипит. На его лбу выступили капельки пота. - Это слишком для тебя? - спрашивает Дазай самым невинным тоном, какой только возможен. - Нет... просто... - Чуя замолкает - слова потонули в тяжелом дыхании. - Хм. - Еще несколько вздохов, и Осаму решает, что этого достаточно. Несмотря на то, что Чуя выглядит довольным, Дазай не из тех, кто причиняет ненужную боль. Поэтому он ослабляет хватку. Ну что ж, продолжим. Рот Чуи приоткрывается, издавая звук, похожий то ли на хныканье, то ли на стон. Облегчение и разочарование, смешанные с блеском слюны, которая медленно стекает по подбородку. Он именно в том состоянии, в котором хочет его видеть Дазай, и за это Осаму должен вознаградить его. Он наклоняется вперед и одними губами успокаивает Чую. - Дай мне очистить тебя, - шепчет он, стараясь, чтобы это звучало мягко, хотя внутри него все пылает, как ядерный огонь. Облизывая уголки губ Чуи, он наклоняет голову, чтобы превратить то, что он делает, в настоящий поцелуй, проникая языком в рот Накахары. Чуя двигает бедрами, и это заставляет Дазая податься вперед, углубляя поцелуй, Накахара лижет его губы обжигающе нежно. Рука запутывается в волосах Дазая, удерживая его рядом, пока их бедра двигаются вместе, притираясь, искрясь, твердость к твердости. Возбуждение бурлит внутри Дазая, срываясь с его губ, словно всхлипы, которые Чуя выпивает ртом. Есть что-то горячее и настойчивое в том, как Чуя двигается, лихорадочно хаотично, как будто он потерял координацию движений - и это, должно быть, ложь, потому что Чуя в равной степени состоит из грации и ловкости. Тем не менее, он обнимает Дазая так безрассудно и страстно, как будто он не совсем понимает, что делает. Дазаю все равно - он возьмет все, что угодно, что Чуя готов ему дать. Дазай опускается, целует Чую в шею, посасывает и кусает, как отчаявшееся маленькое создание, которым он и является. Его глаза почему-то полуприкрыты, поэтому он скорее слышит, чем видит, как Чуя тянется к чему-то на прикроватной тумбочке - роется там, бросает что-то на кровать, и это приземляется с приглушенным стуком. Дазай не видит этого, но он почти уверен, что это смазка. - Ммммм. Хорошее решение. - Дазай запечатлевает свое одобрение на коже Чуи еще более жгучими поцелуями. - Но еще не время. С некоторой неохотой Дазай прекращает одаривать шею Чуи своей агрессивной преданностью. Это жертва, на которую ему нужно пойти, чтобы осуществить свой план (он намерен как можно скорее вернуться к губам Чуи, поэтому можно просто подождать). Чуя садится. Дазай опускается к нему на колени. Их эрекции трутся друг о друга, разжигая общее пламя. Осаму чувствует каждую точку соприкосновения с чужой пылающей кожей, и все в нем жаждет поглотить этот жар. Он двигает бедрами и опускает голову, чтобы впиться зубами в плечо Чуи, заглушая стоны, вырывающиеся из его рта. - Что же будет сначала, ангел? - спрашивает Чуя, а затем его рука оказывается в волосах Дазая, он запрокидывает его голову, гладит, накручивает пряди на пальцы. Чуя такой сильный. Такой бесстыдный. Что ж, Дазай тоже может быть бесстыдным. - Сначала я хочу попробовать тебя на вкус. Он не сводит глаз с Чуи, когда тот отодвигается назад. Садится на пятки и прогибается в талии. Облизывая губы, он приоткрывает рот, придвигаясь на несколько дюймов ближе, притягиваемый теплом и магнетизмом, а также невидимой цепью, сковывающей его слабое маленькое сердечко. Он чувствует взгляд Чуи, блуждающий по его коже, мягкой, как бархат. Настолько незаслуженно нежно, что это только подстегивает Дазая. Двигая языком, он посасывает головку члена Чуи, его рот дрожит от бессмысленной потребности доставить удовольствие. Он хочет вытянуть из Накахары все возможные для человека варианты удовольствия. Он прижимает язык к кончику, обхватывает его губами, уверенно опускается вниз, плавно и медленно. Он закрывает глаза, чтобы избавиться от посторонних ощущений, оцениваясь лишь на прикосновения. Он заглатывает член Чуи. Впивается ногтями в его бедра когда начинает двигать головой, посасывая и облизываю горячее естество. У Чуи идеальный вкус на языке, неописуемый, пьянящий и захватывающий. - Ты очень хорош в этом. - Чуя тяжело дышит, запуская пальцы в волосы Дазая. - Я уже говорил тебе это? Дазай что-то мычит с набитым ртом. Вибрация голосовых связок заставляет его горло сжаться вокруг члена Чуи. Чуя стонет. Он скручивает пальцы, царапая ногтями голову Дазая, возбуждая тысячи нервных окончаний. Дазай наклоняет голову, одним движением заглатывает Чую так глубоко, как только может, а затем отодвигается. - Да, - говорит он, отмечая, что его голос звучит немного хрипло. Для него самого это кажется странным, но ему нравится, как это царапает горло. - Скажи мне это еще раз. - Мне безумно хорошо. Лучшее, что я когда-либо испытывал, - шепчет Чуя, его голос тоже взволнован, он дрожащий и приторный. Это заставляет Дазая чувствовать себя совершенно невозможным - искрящимся, легким. Он хочет воплотить это во внешнем виде - переложить это на Чую любым доступным способом. Добрым или принудительным. Поэтому, когда Чуя опускает руку на грудь Дазая, нежно поглаживая сосок и улыбаясь так, словно он продался, Осаму воспринимает это как недвусмысленное разрешение. Он убирает руку и опускается ниже - снова обхватывает ртом член Чуи. Отдает ему все, что у него есть, превращает свой голод в благоговение, целуя губами головку. Он дышит через нос, положив руки на бедра Чуи для устойчивости. Его голова кажется приятно тяжелой, набитой ватой и галактиками, когда он спускается, контролируя себя и отключив рвотный рефлекс. Он опускается до тех пор, пока не чувствует, как член Чуи касается задней стенки его горла, пульсируя между его губ - маленькие токи, которые разрушают все ограничения Дазая. Он начинает двигать головой в устойчивом ритме. Его челюсть расслаблена, щеки впалые, слюна течет бешеным потоком. Чуя сдвигается, задевая спиной простыни, когда наклоняется, зарываясь в матрас, руки все еще в волосах Дазая, дергают, ласкают. Дазай тихо стонет вокруг члена Чуи, наклоняя голову, чтобы провести языком по нижней стороне. Нервы соприкасаются с вместе, оголенные и незащищенные, как оборванные линии электропередач, извивающиеся и шипящие от опасности. - Да. - Чуя испускает еще один вздох,.- Ты просто идеален. Я так близко. Дазай смотрит на него сквозь ресницы. Медленно соскальзывает с члена Чуи. - Нет, - говорит он, ущипнув Чую за бедро для пущей убедительности. - Почему? - Голос Чуи нейтрален, хоть и слегка подрагивает. Дазай прочищает горло и повторяет условия, которые он поставил для этого обмена. - Еще не время. Чуя смотрит в ответ с самым замечательным выражением лица, невозможность кончить отразилось на его лице растерянностью и замешательством. - Все еще заставляешь меня ждать? - Да. Чуя запрокидывает голову, грудь его вздымается и опускается волнами. Он поднимает руку и проводит ею по волосам, устремив взгляд в потолок. - Чего ты ждешь? Чего ты хочешь от меня? Дазай облизывает губы. Он много чего хочет, но не скажет об этом. Осаму придвигается ближе, прижимается к Чуе, пока они не оказываются лицом к лицу. - Это очень сложно, - шепчет он, касаясь своим дыханием щеки парня и наблюдая, как у того учащается биение пульса. - Я не смог бы объяснить, даже если бы захотел. Это самое правдивое объяснение, которое может предложить Дазай. Ну, технически, он мог бы также сказать, что ждет, когда Чуя возьмет все, что он хочет, - чтобы он проявил свою искренность в мягкости, такой сладкой, что она жалит и оставляет шрамы. Дазай хочет сохранить то, что они делают, навсегда - и он хочет, чтобы это было передано ему на понятном Осаму языке. Но он не знает, как сказать об этом, поэтому вместо того, чтобы озвучить свои безымянные желания, он приоткрывает рот, чтобы вдохнуть горячий воздух. Смотрит на Чую сквозь завесу челки. А затем подвигается ближе, прижимая их эрекции друг к другу. Это производит очень желаемый эффект. Чуя задыхается, в отчаянии приоткрыв рот. Его челюсть заметно напряжена, а лицо заливает еще более красивый розовый румянец. Орбиты его расширенных зрачков невероятно расширяются, поглощая радужную оболочку, как черная дыра - поглощает Дазая. Руки Чуи внезапно оказываются на подбородке Дазая, поглаживая его с невероятной нежностью. Прикосновение посылает вибрацию по черепу Дазая, и он чувствует себя наэлектризованным. Он смотрит в глаза Чуи, видит отражение своих собственных чувств, которые усиливаются в сто крат. Чуя напряжен до предела - просто вот-вот лопнет. Но в его глазах есть что-то еще - что-то острое. - Знаешь что? - Чуя говорит, и его улыбка растягивается в заразительную ухмылку. - Кажется, я раскусил тебя, чертов загадочник. Дазай заинтригован. Он прекрасно понимает, к чему все идет (а именно к этому он и стремился). Тем не менее, он чувствует, как его охватывает предвкушение, вливая в кровь новый поток дофамина, словно такой поворот событий был совершенно неожиданным. - Что именно ты выяснил? - Ты действительно эмоционально замкнутый. Ты ведь знаешь это, правда? Дазай прищуривается. - Почему ты отвечаешь вопросом на вопрос? - спрашивает он легким и мелодичным голосом, который Чуя должен истолковать как дурное предчувствие. Накахара продолжает, как будто тон Дазая его совсем не пугает. - Это потому, что ты слишком любишь все контролировать? Интересное замечание. Довольно неделикатное. И одновременно проницательное. Дазай подыгрывает, размышляет, продолжая слегка покачивать бедрами. - Я бы не назвал себя контролирующим. Руки Чуи ложатся на спину Дазая, притягивая его ближе, пока они не оказываются рядом, прижавшись друг к другу. - Тогда как бы ты описал себя? Дазая возмущает этот вопрос. Он фыркает и перестает раскачиваться. Поворачивает голову и смотрит на занавески, опускает взгляд и смотрит на лампу на прикроватной тумбочке - смотрит куда угодно, только не в глаза Чуе. - Эй, я не хотел сказать, что это плохо, - говорит Чуя, постукивая своими неправдоподобно теплыми пальцами по изгибу спины Дазая. Он приподнимает бедра, сгибая колени, пока Дазай не падает вперед. Их тела сталкиваются. Дазай ахает и поднимается с того места, где остановился, двигается - трется о Чую несогласованно. Чуя чмокает Дазая в щеку. Влажный и такой же раскоординированый. - Я просто подумал... Это, должно быть, утомительно - всегда быть на высоте положения. Кажется, ты всегда знаешь, что произойдет. - Может и так. - Ты не экстрасенс. - Нет? - Дазай снова присаживается на корточки и обхватывает Чую за шею, чтобы удержать равновесие. - Я ведь прочитал твои мысли тогда, в парке, разве нет? Лицо Чуи вспыхивает, румянец на его скулах становится еще ярче, такой же сладкий, как спелые персики. Он встряхивает головой, стряхивая легкое оцепенение (даже если румянец остается в виде облачка легкой пыли на щеках). - Ты все планируешь, - говорит он, впиваясь взглядом в Дазая. - Ты манипулируешь реальностью, пока все не встанет на свои места, так, как ты себе это представляешь. Ты всегда держишь руку на пульсе. И в этот момент Дазай понимает, что Чуя - единственный, у кого есть экстрасенсорные способности. Он видит гораздо больше, чем большинство других людей. - Да, это драматизированная версия происходящего, - говорит Дазай, и в его голосе снова появляется легкость. Сохраняется та яркость и озорство. - Могу признать, что иногда это немного утомляет. - Иди сюда, - произносит Чуя два простых слова, которые звучат как мелодия - как будто Дазай еще не прижат к его груди. Он крепко обнимает Осаму обеими руками. Они больше не двигаются - просто существуют рядом друг с другом. Дазай сидит очень, очень тихо. Объятие кажется чем-то неправильным - нежность настолько деликатная, что ее следует запретить. Ему это нравится. Тихий вздох срывается с губ Дазая, тихий, но все равно слишком громкий, гармонирующий с его пульсом, который отдается белым шумом в ушах. Он подавляет дрожь внутри себя. Слабые боятся счастья, он знает это слишком хорошо, но он не позволяет слабости встать на пути к тому, чего он хочет, когда это в пределах досягаемости. Он хочет, чтобы Чуя сломался, Чуя хочет, чтобы они объединились. Все получается идеально, потому что Дазай готов полностью сломать себя - он хочет развалиться на части. Разбить, расколоться вдребезги, а затем соединить свои сломанные края с краями Чуи. Терять контроль нехорошо, но добровольно отказываться от него - восхитительно. Это балансирует на тонкой грани между параличом и освобождением, и он хочет пройти по этой грани, даже если подозревает, что сделает это неуклюже или будет на грани падения. - Почему бы тебе не завязать мне глаза? - спрашивает Дазай игриво, но в то же время совершенно серьезно. Чуя шевелится, тепло и уверенно прижимаясь к Дазаю. - Ты этого хочешь? Дазай кивает. - Скажи мне, - шепчет Чуя. Бесконечное повторение этого вечера. Дазай испытывает искушение уйти от ответа, но потом...… - Сделай это, - говорит он, и голос его больше не игривый, а резкий, существенный. Реакция мгновенная. На лице Чуи появляется довольная улыбка. Он спрыгивает с кровати, шлепая по полу, пока не оказывается перед дорожной сумкой Дазая. Он роется в ней, не проявляя особого уважения к ее внутреннему порядку (не то, чтобы у Дазая была аккуратно сложенная сумка, но все же). - Вот наш победитель, - радостно восклицает Чуя и поднимает черный галстук, как выигранную золотую медаль. Осаму вытягивает шею, наблюдая, как Чуя возвращается к кровати с галстуком в руке, а лунный свет окутывает его. Светящаяся тень. Дазай закрывает глаза и приглашающе приподнимает подбородок. Чуя неловко откашливается. - Ты не хочешь надеть его сам? Дазай снова открывает глаза, переключая внимание с вопроса, который он видит на лице Чуи, на галстук, который тот протягивает ему, словно подношение. Осаму качает головой, немного раздраженный тем, что ему приходится объяснять это вслух, когда он так ясно выразил свои желания языком тела. - Ты сделаешь это. Чуя завязывает галстук вокруг головы Дазая, завязывая узел достаточно туго, чтобы он держался, но все же достаточно свободно, чтобы Дазай мог снять его, если захочет. Неудивительно, что за повязкой на глазах мир кажется очень темным. Уютно блеклым и таинственным. - Так нормально? - спрашивает Чуя. Дазай кивает в том направлении, откуда, кажется, доносится голос Чуи, осознавая, насколько тот обычно полагается на зрение и насколько запутался в своем положении в пространстве. Интересно. Голос Чуи прорезает темноту. - На животе? - спрашивает он нейтральным тоном, как будто это не наводящий вопрос. - Конечно. - Дазай переворачивается. Он не очень грациозен, но он чувствует себя живым, поглощенным тьмой и нервами. Он сгибает локти и кладет подбородок на сложенные руки. Дрожь нежности пробегает по его телу, и Чуя только разжигает ее, когда его руки пробегают по бокам Дазая, распространяя простое счастье тепла и мурашек по коже. Скользя дальше, следуя по изгибу вниз, к выпуклости его задницы. - Ты такой великолепный. - Губы Чуи нежно касаются кожи Осаму, слова переходят в поцелуи. Дазай чувствует, как след от губ Накахары скользит по его спине до самого основания позвоночника. Он выгибается навстречу, все еще не вполне осознавая, где находится его тело, но с легким подозрением, что он, возможно, вертит задницей совсем рядом с лицом Чуи, что... может быть сочтено как дурные манеры? Беспокойство улетучивается, когда Чуя сжимает его задницу, нежно поглаживая ее большим пальцем, слегка приподнимая, словно пробуя на вес. Это так нелепо. Дазай прячет смех в ладонях. - Прекрасно, - говорит Чуя как ни в чем не бывало, - я собираюсь прикоснуться к тебе. - Я на это и рассчитывал. Чуя фыркает, и этот звук смешивается со звуком откупориваемой бутылки. Дазай вздрагивает. Пытается расслабить напряженные мышцы. Он готов. Несмотря на предупреждение и психологическую подготовку, ощущение холодной и липкой жидкости, капающей на копчик, автоматически вызывает ответную реакцию в позвоночнике. Резкий озноб, пробегающий по нервам и проникающий в ствол мозга; постоянный шум, выстраивающийся в слова "хочу, хочу, хочу". Все немного успокаивается, когда к этому добавляются теплые руки Чуи - одна обхватывает Дазая за талию, другая размазывает смазку, в то время как один палец порхает по краям чувствительного ободка мышц. Дазай благодарен за повязку на глазах. Это удерживает его от того, чтобы оглянуться и посмотреть на лицо Чуи, чтобы понять, что он чувствует и что должен чувствовать Дазай. Палец прижимается к входу. Скользит внутрь. Осаму сосредотачивает все свое внимание на этом ощущении, на нежном скольжении, которое постепенно раскрывает его. Оно теплое, и становится еще теплее, когда он чувствует, как большой палец трет его вход. Это сводит с ума, слишком много и слишком мало одновременно. Он чувствует, как пульсирует, вздрагивая на шелковых простынях; чувства обострены и настороженны. Его кожа, нежная, словно покрыта ожогами третьей степени. Аромат возбуждения, обжигающий нос. Затяжной вкус Чуи на его языке, такой сладкий. Чуя для пробы тычет пальцем, и это кажется нереально чудесным - так легко он лишает Дазая самообладания. Дазай вытягивает руки. Ищет в темноте... что-то. Кончики его пальцев соприкасаются с мягким шелком и пухом. Подушка. Он хватает и утыкается в нее лицом. - Все в порядке? - спрашивает Чуя, двигаясь и крутя пальцем. Это великолепно, это наполняет Дазая головокружительным восторгом, но также это слегка расстраивает, потому что все еще недостаточно. Дазай кивает, уткнувшись головой в подушку, и просит о большем так достойно, как только может, слегка покачивая бедрами. Чуя подчиняется. Второй палец присоединяется к первому, растягивая Дазая, медленно и обдуманно. Накахара нежен - конечно, он такой и есть - это раздражает, но в то же время... приятно... определенно, это граничит с неловкостью из-за того, насколько он осторожен, но Дазаю это все равно нравится - нравится именно из-за этого. Он чувствует каждый сустав, каждое мучительно медленное касание к приятному участку где-то внутри. Никто никогда раньше не прикасался к нему с такой нежной настойчивостью. Это чувствуется чем-то особенным. Чуя сгибает пальцы, и от этого по телу Дазая проходит внезапный разряд. И снова он чувствует, как большой палец прижимается к его краешку, удерживая его открытым, а пальцы Чуи двигаются туда-сюда с ловкой точностью, задевая все те места, в которые Дазай до сих пор не может поверить, что они у него есть. Что делать со всеми этими ощущениями? Со всеми этими чувствами? Дазай падает во все это, тяжелое, легкое, все возможное сразу. Он вспоминает прикосновение пальцев Чуи к своей коже, всегда замечая что-то новое. Все прикосновения Накахары интуитивны, но в то же время обдуманны и аккуратны, он двигает своим телом с такой же методичностью, с какой Дазай отключил бы сигнализацию. И это работает. Дазай теперь чувствует себя обезоруженным. - Чуя, - вздыхает он, его губы дрожат от смущающих всхлипов и мольбы, которую он еле сдерживает. Что-то мягкое касается внутренней стороны его бедра, и Дазай мурлычет в подушку, выражая свое бесконечное одобрение. Он узнает легкое, как перышко, прикосновение губ парня к своей коже. Поцелуи превращаются из мимолетных прикосновений во влажные и голодные, зубы Чуи впиваются в кожу Осаму, покусывая, дразня. Дазай дрожит. Если судить по информации, которую его нервные окончания посылают в мозг, Чуя сосет достаточно сильно, чтобы остались синяки. Осаму надеется на это. Он будет прижимать свои маленькие холодные пальчики к этим синякам еще несколько дней. - Чуя, - повторяет он и решает перестать сдерживаться. - Пожалуйста. - Скажи мне, чего ты хочешь и я дам тебе это. - Голос Чуи наполнен эмоциями, которые переполняют Дазая, заставляя его чувствовать то, чего он не может до конца понять. - Хочу... - Дазай выдыхает в подушку, невысказанные желания приглушены шелком. Однако Чуя, видимо, понимает, потому что Дазай чувствует, как третий палец прижимается к его входу, медленно погружаясь внутрь. Растяжка граничит с болью, но с каждым шагом, приближающим его к границе боли, это приносит также и двойное удовольствие. Ритм ровный, когда Чуя входит и выходит длинными глубокими толчками. Медленно отстраняясь, пока пустота не становится мучительной, отодвигается, скользит по миллиардам нервов, заставляя Дазая вцепиться в простыни и извиваться, когда каждый толчок в простату подливает масла в огонь в его животе. И снова Дазай благодарен за повязку на глазах. Она не дает его гордости полностью опуститься. Не дает волю слезам от переполняющего его чувства, которое скапливается в уголках его глаз, показывая, насколько легко он отдается Чуе. - У тебя хорошо получается, - хвалит Накахара, почти шепотом. Затем повторяет во второй раз за вечер. - Просто расслабься. Дазай поворачивает голову, чтобы взглянуть на Чую. Повязка на глазах мешает, но Осаму может установить угрожающий зрительный контакт, даже не открывая глаз. - Я расслаблен, - заявляет он, стараясь держать свою трясущуюся верхнюю губу напряженной. - Хорошо, хорошо. Если ты так говоришь, ангел, - говорит Чуя, дыша на бедро Дазая; маленькие потоки воздуха, ощущаются как твердые прикосновения. Он тычет и переплетает пальцы, и в животе у Дазая разливается тепло, такое теплое, что он не может усидеть на месте. Дазай выгибает спину, дыхание вырывается из его легких прерывисто и быстро, словно в его пустом теле внезапно заработала ветряная турбина. - Посмотри на себя, - бормочет Чуя низким переливчатым голосом, словно это какой-то особый секрет. - Ты такой красивый. - Он ускоряет движение пальцев, с каждым толчком попадая в нужное место. Зрение Дазая на секунду затуманилось, а затем превратилось в тюрьму за закрытыми веками, цвета поплыли перед глазами. - Пожалуйста, - повторяет он, надеясь, что это правильное слово. Волшебное слово. Он чувствует отчаяние, влажные волосы прилипают ко лбу, лицо горит, как будто у него лихорадка. Он пытается насадиться на пальцы Чуи, и когда двигает бедрами, то чувствует его руку на своей талии, нежно описывающую круги. - Как думаешь, ты готов? - спрашивает Накахара. Его голос звучит где-то далеко и в то же время близко, жаждующе. Дазай кивает в подушку, шелк шуршит под ним. Он поворачивает голову, слишком остро ощущая легкую влажность в уголках рта. Он с трудом сглатывает, пытаясь выровнять дыхание. - Да</I>. Чуя помогает Дазаю перевернуться, чтобы тот лег на спину. Осаму раскачивается вместе с ним, расправляя плечи и потягиваясь. Зарываясь в простыни, он не смеет думать о том, как он выглядит. Поза компрометирующая, а повязка на глазах мешает ему разглядеть детали ситуации. По какой-то странной причине это заставляет его член дергаться, размазывая немного липкой влаги по животу. Холодный воздух обдувает его сверху. Он не видит и не слышит ничего, кроме шума своего бешеного сердцебиения, контролировать которое у него не хватает ясности ума. - Чуя? - Я прямо здесь. - Руки Накахары снова ложатся на талию Дазая. Раздается серия нечетких звуков: трение, разрывание, царапанье - что бы там ни делал Чуя. Дазай не хочет ныть, но он теряет терпение. Он собирается отпустить что-то ехидное, но тут - наконец-то - Чуя забирается на него сверху, прижимаясь, эрекции трутся друг о друга. Восхитительно, но не там, где нужно Дазаю. - Я сказал, что готов. - Дазай двигает бедрами в качестве поощрения и повторяет предыдущий вопрос Чуи. - Чего ты ждешь? - Просто хотел сказать тебе, что ты потрясающе выглядишь в таком виде, - отвечает Чуя, его слова также красивы, как пропаганда, но звучат почти как истина. Он покусывает мочку уха Дазая, слегка проводя языком по его ушной раковине. Еще больше зарывшись в простыни, липкий и довольный, Дазай тяжело дышит. - Я бы вернул комплимент, но… сам понимаешь, - он неопределенно указывает на повязку на глазах, размахивая рукой, вероятно, даже не указывая в нужном направлении. - На самом деле я не знаю, как ты сейчас выглядишь. Чуя смеется. Так близко, что волосы парня падают Дазаю на лоб. И затем он чувствует, как рука Чуи касается его собственной, как пальцы переплетаются, простираясь над головой Дазая. Без приказа Осаму поднимает и другую руку над головой, скрещивая запястья. Он чувствует, как Чуя прижимается к нему всем телом; его теплое обнаженное тело словно тяжелое одеяло, его рот жадный и изголодавшийся, пока у них обоих не перехватывает дыхание. А затем - рука на шее Дазая, небрежное, нежнейшее из прикосновений, словно колибри, приземлившаяся на лист. Осаму вздрагивает. - Теперь, мы готовы, - говорит Чуя, его голос звучит ужасно самодовольно, легкие, как перышко, прикосновения его пальцев скользят вниз по груди Дазая, поглаживая шрамы, как кисть художника, по каждому ребру, пока рука не ложится на бедро Осаму. И затем, <i>наконец-то, Чуя толкается внутрь - выбивает из Дазая дыхание тем же движением, оставляя его без кислорода, но полным во всех остальных отношениях. Извивающимся. Задыхающимся. Дазай может чувствовать все это - Чую, пульсирующего внутри него, прижатого бедром к бедру. Сводит с ума то, что он не двигается. Охваченный отчаянием настолько сильно, чтобы не думать о вежливости, он обхватывает ногами талию Чуи. Обхватывает его бедра. Разжигает пламя и приводит мир в движение. Он чувствует, как руки Накахары ощупывают его тело, по мере того как поток нарастает. Все так же медленно, плавно, как покачивающиеся волны, Чуя входит в него долгими и глубокими толчками, от которых Дазай вжимается в матрас, погружаясь все глубже и глубже. Дазай смутно осознает, что у него открывается рот. Он снова закрывает его, подавляя волну недифференцированных чувств, которые хотят выплеснуться из его глаз и рта в виде слез и мольбы. Отчаянно желая большего, он быстрее двигает бедрами, пытаясь подстегнуть Чую. Тот глубоко входит в него. Обхватывает внутреннюю поверхность бедра Дазая, мягко надавливая, пока колено Дазая не сгибается, касаясь его тела. Осаму на мгновение ошеломлен теплом собственной кожи. Все вокруг темное, запутанное и восхитительное. Чуя толкается снова, достигая дна, в новом изысканном ракурсе, задевая ту точку внутри Дазая, которая заставляет его пролетать сквозь миллиарды вселенных, заставляет его тяжело дышать и томно произносить чужое имя. - Чуууу-я, - тихо выдыхает, позволяя буквам раствориться у него во рту, сладко и липко, словно ему дали съесть ёкан. Чуя двигает бедрами, медленно, обдуманно. Обсыпая поцелуями кожу Дазая, ощущая каждую клеточку его тела. Покусывая, облизывая и проникая глубже. Удовольствие поднимается от основания позвоночника Дазая, горячим шипением вздымаясь вверх. Растягивание его дырочки, нежной и сверхчувствительной от удовольствия, когда член Чуи входит в него, трение, когда они скользят друг по другу. Это опьяняет - член Осаму, зажатый между их телами, скользящий по пылающей коже, влажный и удовлетворенный давлением пресса Чуи. Он чувствует себя совершенно разбитым; его маленькое сердечко полностью разорвано, а кровь залила его самого и Чую. И тут Дазай понимает, что они... творят... любовь. Осознание этого тяжелым комом скручивает его внутренности, вызывая тошноту, а затем отпускает, и его захлестывает спокойная эйфория. Он чувствует себя таким наполненным, живым и присутствующим, сверхчувствительным и стремящимся к краю; кровь шумит в ушах, белый шум обрушивается на него в бесконечном крещендо. Его разрывают на части и собирают воедино с каждым толчком, и ему нужно больше, больше, еще больше. Чуя снова обхватывает колено с внутренней стороны, сгибая его так, что спина Дазая выгибается дугой, меняя угол наклона. Каким-то невероятным образом это дает войти еще глубже, еще лучше. У Дазая в шоке приоткрывается рот, голова запрокидывается назад. - Чу... - тихо произносит он, опустошенно. - Я держу тебя, - отвечает Чуя и, не теряя времени, выполняет свое обещание - Дазай чувствует, как руки скользят по его спине, притягивая его к более глубокому изгибу. Он потерял связь со своей кинестезией, и из-за отсутствия визуальной информации он действительно не может знать, в каком положении находится его тело, но ему кажется, что он парит, словно невесомый, и только присутствие Чуи удерживает его на земле. - Ты... ах, - выдохнул Чуя, уткнувшись в плечо Дазая. - Это так ....хорошо.. - Это полная неразбериха, в которой Дазай с трудом может разобраться, но страстный стон окутывает его, как мягкий кокон. Он что-то бормочет, не доверяя своим губам, чтобы произнести слова. Если это звучит как хныканье, срываясь с его губ, ему все равно. Горячее, белое пламя обвивается вокруг его шеи - в виде рук Чуи - притягивают ближе, чтобы завладеть его губами. Дазай растворяется в нем, облизывает губы Накахары. - Так хорошо, - вздыхает Чуя в рот Осаму. - Самый... - У него перехватывает дыхание. - Самый лучший. Всегда, всегда. Дазай стискивает зубы, чтобы сдержать сдавленный стон. Кажется, он не может вдохнуть полной грудью, утопая в удовольствии, похвалы Чуи окутывают его, словно якорь, который затягивает его все глубже и глубже. Опустив руку, кто была до этого над головой, он водит ею вокруг, пока не находит то, что ищет. Лицо Чуи. Он прижимает ладонь к щеке Накахары, засовывая большой палец в рот. Чуя облизывает его. В животе Дазая закипает жар, расплавленный и таинственный. Внутри него бурлит лава. Он сходит с ума от желания, его бедра приподнимаются навстречу движениям Чуи, он отчаянно стремится к общей кульминации. Всегда. Его ноги сводит судорога, одно бедро обхватывает талию Чуи, другое опускается в сторону. Твердый, острый всплеск вожделения пронзает его член, пульсирующий, отчаянный. Желание настолько сильно, что его реальность разрывается на мелкие ниточки, лишенные смысла. Он не может отделаться от ощущения, как это приятно. Быть желанным, быть поглощенным. Так близко. Он так, так близко. Это прекрасное чувство. Дазай хочет только одного - держаться за него вечно, впиться в него своими острыми когтями и требовать, чтобы оно оставалось внутри него, наполняло его и никогда-никогда не покидало. С протяжным стоном бедра Чуи задвигались в жарком теле Осаму, и он перевалился через край, изливаясь внутрь Дазая, дрожа в конвульсиях. Тот сразу последовал за ним, погружаясь в бесконечное свободное падение, его член пульсирует между ними. Накаты наслаждения проходят по нему длинными волнами, кажущимися бесконечными, достигая новых высот, снова и снова - и он позволяет себе развалиться на части. Окончательно. Забвение захлестывает сознание, его изуродованное тело обмякает. Очень отдаленно он осознает, как бедра Чуи продолжают двигаться, испытывая кайф, когда он целует Дазая в задыхающийся рот. - Ты...хгхх...всё. Что? Слова плавают в мозгу Дазая, не связываясь с смысловой сетью. --- Нет, это не имеет смысла. --- И тут до него доходят слова: Все, все, все. Ты - это все, что бы это ни значило? Вряд ли это точное представление о ситуации, но Дазай принимает ответственное решение принять это как истину.

***

Руки Дазая начинают покалывать, когда к нему возвращаются чувства. Борясь с усталостью, которая говорит ему пока не поднимать их, он нащупывает маленький узел, завязанный у него на затылке. Развязывает его и позволяет повязке на глазах - обычному старому галстуку - соскользнуть, бесцеремонно бросая ее на пол. Чуя рядом с ним все еще шевелится, практически вибрирует. Это мило. Дазаю нечего на это сказать, но у него есть множество невербальных проявлений признательности, которые он хочет распределить по всему телу Чуи, а затем слизать, как шоколад. Он поворачивается на бок, собирает всю свою храбрость до последней капли и обнимает Чую за талию. Он действительно не знает, как кого-то обнимать. Это странное чувство. Зловещее. И все же это приятно - слишком приятно, чтобы отказывать себе в этом. Бледный лунный свет проникает в комнату, окутывает их. Его простая красота успокаивает. Так легко отключиться, забыть о чувстве уязвимости из-за интимности всего этого и просто... расслабиться, забыть о беспорядке, который они устроили, о липком и объективно отвратительном, и о том, что им отчаянно нужно сменить постельное белье. Дазаю все равно. Беспорядок - это хорошо. Беспорядочность в неком смысле очаровательна. Он проводит пальцем по щеке Чуи, и тот прижимается к нему, приоткрыв рот, чтобы тихонько похрапеть. Он уже на ранней стадии сна, все еще реагирует на прикосновения, но мозг достаточно погружен в альфа-волны, так что мысленно он уже не совсем находится в реальности. Тогда самое время поделиться с ним секретом; он услышит это, обдумает, но не запомнит. Дазай склоняется губами прямо к уху Чуи и шепчет: - Я не уверен, что это значит... но ты тоже для меня - все. Абсурдность этого заявления заставляет Дазая растеряться, прижаться ближе и зарыться лицом в волосы Чуи, улыбаясь в них. Все? Бесконечные множества на самом деле не бывают парами, не так ли? Тем не менее, он переплетает свои пальцы с пальцами Чуи, их руки переплетаются, как символы бесконечности. Он делает глубокий выдох, наконец-то закрывая глаза. Может быть, это и не должно быть так сложно.